XVII. Муха и Дорожные

В июле, в самый зной, в полуденную пору,

Сыпучими песками, в гору,

С поклажей и с семьёй дворян,

Четвёркою рыдван[73]

Тащился.

Кони измучились, и кучер как ни бился,

Пришло хоть стать. Слезает с козел он.

И, лошадей мучитель,

С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:

А легче нет. Ползут из колымаги вон

Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.

Но, знать, рыдван был плотно нагружён,

Что лошади, хотя его тронули,

Но в гору по песку едва-едва тянули.

Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?

Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;

Вокруг повозки суетится:

То над носом юлит у коренной,

То лоб укусит пристяжной,

То вместо кучера на козлы вдруг садится

Или, оставя лошадей,

И вдоль и поперёк шныряет меж людей;

Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет

И только плачется на то,

Что ей ни в чём никто

Никак помочь не хочет.

Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;

Учитель с барыней шушукают тишком;

Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,

Ушёл с служанкой в бор искать грибов на ужин;

И Муха всем жужжит, что только лишь она

О всём заботится одна.

Меж тем лошадушки, шаг за шаг, понемногу

Втащилися на ровную дорогу.

«Ну, – Муха говорит, – теперя слава богу!

Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;

А мне уж дайте отдохнуть:

Меня насилу крылья носят».

Куда людей на свете много есть,

Которые везде хотят себя приплесть

И любят хлопотать, где их совсем не просят. [74]

1808

XVIII. Орёл и Паук

За облака Орел

На верх Кавказских гор поднялся;

На кедре там столетнем сел

И зримым под собой пространством любовался.

Казалось, что оттоль он видел край земли:

Там реки по степям излучисто текли;

Здесь рощи и луга цвели

Во всём весеннем их уборе;

А там сердитое Каспийско море,

Как ворона крыло, чернелося вдали.

«Хвала тебе, Зевес, что, управляя светом,

Ты рассудил меня снабдить таким полетом,

Что неприступной я не знаю высоты, —

Орёл к Юпитеру взывает, —

И что смотрю оттоль на мира красоты,

Куда никто не залетает».

«Какой же ты хвастун, как погляжу! —

Паук ему тут с ветки отвечает, —

Да ниже ль я тебя, товарищ, здесь сижу?»

Орёл глядит: и подлинно, Паук,

Над самым им раскинув сеть вокруг,

На веточке хлопочет,

И, кажется, Орлу заткать он солнце хочет.

«Ты как на этой высоте? —

Спросил Орёл, – и те,

Которые полёт отважнейший имеют,

Не все сюда пускаться смеют;

А ты без крыл и слаб; неужли ты дополз?»

«Нет, я б на это не решился».

«Да как же здесь ты очутился?»

«Да я к тебе же прицепился,

И снизу на хвосте ты сам меня занёс:

Но здесь и без тебя умею я держаться;

И так передо мной прошу не величаться;

И знай, что я…» Тут вихрь, отколе ни возьмись,

И сдунул Паука опять на самый низ.

Как вам, а мне так кажутся похожи

На этаких нередко Пауков

Те, кои без ума и даже без трудов,

Тащатся вверх, держась за хвост вельможи;

А надувают грудь,

Как будто б силою их бог снабдил орлиной:

Хоть стоит ветру лишь пахнуть,

Чтоб их унесть и с паутиной. [75]

1811

XIX. Лань и Дервиш

Младая Лань, своих лишась любезных чад,

Ещё сосцы млеком имея отягченны,

Нашла в лесу двух малых волченят

И стала выполнять долг матери священный,

Своим питая их млеком.

В лесу живущий с ней одном,

Дервиш, её поступком изумленный:

«О безрассудная! – сказал, – к кому любовь,

Кому своё млеко ты расточаешь?

Иль благодарности от их ты роду чаешь?

Быть может, некогда (иль злости их не знаешь?)

Они прольют твою же кровь».

«Быть может, – Лань на это отвечала, —

Но я о том не помышляла

И не желаю помышлять:

Мне чувство матери одно теперь лишь мило,

И молоко моё меня бы тяготило,

Когда б не стала я питать».

Так, истинная благость

Без всякой мзды добро творит:

Кто добр, тому избытки в тягость,

Коль он их с ближним не делит. [76]

1813-1814

XX. Собака

У барина была Собака шаловлива.

Хоть нужды не было Собаке той ни в чём:

Иная бы таким житьём

Была довольна и счастлива

И не подумала бы красть!

Но уж у ней была такая страсть:

Что из мясного ни достанет,

В минуту стянет.

Хозяин сладить с ней не мог,

Как он ни бился,

Пока его приятель не вступился

И в том ему советом не помог.

«Послушай, – говорит, – хоть, кажется, ты строг,

Но ты лишь красть Собаку приучаешь

Затем, что краденый кусок

Всегда ей оставляешь.

А ты вперёд её хоть меньше бей,

Да кражу отнимай у ней».

Едва лишь на себе Собака испытала

Совет разумный сей, —

Шалить Собака перестала.

1816

XXI. Орёл и Крот

Не презирай совета ничьего,

Но прежде рассмотри его.

Со стороны прибыв далёкой

В дремучий лес, Орёл с Орлицею вдвоём

Задумали навек остаться в нём

И, выбравши ветвистый дуб высокой,

Гнездо себе в его вершине стали вить,

Надеясь и детей тут вывести на лето.

Услыша Крот про это,

Орлу взял смелость доложить,

Что этот дуб для их жилища не годится,

Что весь почти он в корне сгнил

И скоро, может быть, свалится,

Так чтоб Орёл гнезда на нём не вил.

Но кстати ли Орлу принять совет из норки,

И от Крота! А где же похвала,

Что у Орла

Глаза так зорки?

И что за стать Кротам мешаться сметь в дела

Царь-птицы!

Так многого с Кротом не говоря,

К работе поскорей, советчика презря, —

И новоселье у царя

Поспело скоро для царицы.

Всё счастливо: уж есть и дети у Орлицы.

Но что ж? – Однажды, как зарей,

Орёл из-под небес к семье своей

С богатым завтраком с охоты торопился,

Он видит: дуб его свалился

И подавило им Орлицу и детей.

От горести невзвидя свету:

«Несчастный! – он сказал, —

За гордость рок меня так люто наказал,

Что не послушался я умного совету.

Но можно ль было ожидать,

Чтобы ничтожный Крот совет мог добрый дать?»

«Когда бы ты не презрел мною, —

Из норки Крот сказал, – то вспомнил бы, что рою

Свои я норы под землей

И что, случаясь близ корней,

Здорово ль дерево, я знать могу верней».

1814

Книга четвёртая

I. Квартет

Проказница Мартышка,

Осёл,

Козёл

Да косолапый Мишка

Затеяли сыграть Квартет.

Достали нот, баса, альта, две скрипки

И сели на лужок под липки, —

Пленять своим искусством свет.

Ударили в смычки, дерут, а толку нет.

«Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка. – Погодите!

Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.

Ты с басом, Мишенька, садись против альта,

Я, прима, сяду против вторы;

Тогда пойдёт уж музыка не та:

У нас запляшут лес и горы!»

Расселись, начали Квартет;

Он всё-таки на лад нейдет.

«Постойте ж, я сыскал секрет! —

Кричит Осёл, – мы, верно, уж поладим,

Коль рядом сядем».

Послушались Осла: уселись чинно в ряд;

А всё-таки Квартет нейдёт на лад.

Вот пуще прежнего пошли у них разборы

И споры,

Кому и как сидеть.

Случилось Соловью на шум их прилететь.

Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье.

«Пожалуй, – говорят, – возьми на час терпенье,

Чтобы Квартет в порядок наш привесть:

И ноты есть у нас, и инструменты есть,

Скажи лишь, как нам сесть!»

«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье

И уши ваших понежней, —

Им отвечает Соловей, —

А вы, друзья, как ни садитесь,

Всё в музыканты не годитесь». [77]

1811

II. Листы и Корни

В прекрасный летний день,

Бросая по долине тень,

Листы на дереве с зефирами шептали,

Хвалились густотой, зелёностью своей

И вот как о себе зефирам толковали:

«Не правда ли, что мы краса долины всей?

Что нами дерево так пышно и кудряво,

Раскидисто и величаво?

Что б было в нём без нас? Ну, право,

Хвалить себя мы можем без греха!

Не мы ль от зноя пастуха

И странника в тени прохладной укрываем?

Не мы ль красивостью своей

Плясать сюда пастушек привлекаем?

У нас же раннею и позднею зарей

Насвистывает соловей.

Да вы, зефиры, сами

Почти не расстаётесь с нами».

«Примолвить можно бы спасибо тут и нам», —

Им голос отвечал из-под земли смиренно.

«Кто смеет говорить столь нагло и надменно!

Вы кто такие там,

Что дерзко так считаться с нами стали?» —

Листы, по дереву шумя, залепетали.

«Мы те, —

Им снизу отвечали, —

Которые, здесь роясь в темноте,

Питаем вас. Ужель не узнаёте?

Мы корни дерева, на коем вы цветёте.

Красуйтесь в добрый час!

Да только помните ту разницу меж нас:

Что с новою весной лист новый народится,

А если корень иссушится, —

Не станет дерева, ни вас». [78]

1811

III. Волк и Лисица

Охотно мы дарим,

Что нам не надобно самим.

Мы этой басней поясним,

Затем что истина сноснее вполоткрыта.

Лиса, курятинки накушавшись досыта

И добрый ворошок припрятавши в запас,

Под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час.

Глядит, а в гости к ней голодный Волк тащится.

«Что, кумушка, беды! – он говорит. —

Ни косточкой не мог нигде я поживиться;

Меня так голод и морит;

Собаки злы, пастух не спит,

Пришло хоть удавиться!»

«Неужли?» – «Право, так». – «Бедняжка куманёк?

Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог:

Я куму услужить готова».

А куму не сенца, хотелось бы мяснова —

Да про запас Лиса ни слова.

И серый рыцарь мой,

Обласкан по уши кумой,

Пошёл без ужина домой. [79]

1816

IV. Бумажный Змей

Запущенный под облака,

Бумажный Змей, приметя свысока

В долине мотылька,

«Поверишь ли! – кричит, – чуть-чуть тебя мне видно;

Признайся, что тебе завидно

Смотреть на мой высокий столь полет».

«Завидно? Право, нет!

Напрасно о себе ты много так мечтаешь!

Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.

Такая жизнь, мой свет,

От счастия весьма далёко;

А я, хоть, правда, невысоко,

Зато лечу

Куда хочу;

Да я же так, как ты, в забаву для другого,

Пустого

Век целый не трещу». [80]

1813-1814

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: