ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
V. АФИНЫ. 480 – 400 гг. до Р. X.Сила Афин после 480 г. Фемистокл. Персам пришлось отказаться от замысла подчинить себе европейских греков. Теперь ободрились и малоазийские греки; они не хотели больше платить дань персам. Они примкнули к афинянам, видя, что это – лучшие моряки в Греции. Между афинянами и греками, жившими на островах и на восточном побережье Эгейского моря, составился союз. Союзники афинян ставили корабли, воинов или платили деньги; афиняне распоряжались общим флотом, войском и казной и не пускали персов к берегам Эгейского моря. Морская сила союза состояла из 300–400 кораблей. Афиняне забрали в свои руки золотые прииски на северном берегу Эгейского моря; оттуда же они добывали лес для стройки своих кораблей. Особенно важно для них было владение проливами, ведущими в Черное море. С северных берегов Черного моря они получали хлеб; иначе и не могло бы прокормиться множество народа в Афинах: в Аттике было мало земли и почва была скудна. Фемистокл был занят все новыми и новыми планами. Он предложил народу выстроить кругом Афин и кругом морской гавани, Пирея, крепостные стены, да еще соединить Афины с Пи-реем двумя рядами стен вдоль дороги. В случае нового нападения на Афины, говорил он, не нужно будет больше покидать город; афиняне теперь стали морским народом; в городе можно будет оставить небольшой гарнизон, а главная сила граждан будет биться на кораблях у гавани. Пока афиняне – господа на море и могут подвозить морем припасы и все нужное для борьбы, они непобедимы. У Фемистокла была еще одна смелая мысль: захватить врасплох спартанцев и дать Афинам господство над всею Грецией. В это время положение господ в Спарте было очень тяжело: против них восстали крепостные в Мессении. По замыслу Фемистокла, надо было помочь мятежным гелотам и в союзе с ними разрушить общину воителей в Пелопоннесе. Но и врагов у Фемистокла было много. Забота его о морском деле была выгодна для торговцев, фабрикантов, ремесленников, судохозяев и моряков; и этим были недовольны землевладельцы и крестьяне. В Афинах сплотились все сторонники старины, которые боялись, что после перемен, введенных Фемистоклом, войдут в силу подвижные и предприимчивые горожане Афин и приморских гаваней и оттеснят сельских владельцев. Главным противником Фемистокла был Кимон, сын победителя при Марафоне, сам отличный предводитель в войне с персами, которая еще продолжалась на море. Богатый землевладелец, Кимон дружил со спартанцами; он держался за них, как за людей старинного обычая. По его словам, Грецию везут два коня, Афины и Спарта, и беда, если великая родина всех греков станет хромать; надо не губить Спарту, а помочь ей. Спартанцы заметили сами, как опасен для них Фемистокл, и внушили афинянам, что он человек ненадежный. Врагам Фемистокла удалось изгнать его, да еще вдобавок обвинить в измене, в сношениях с персами. Фемистоклу не было больше места в Греции; он мог бежать только к самим персам. Царь, услыхав о том, что главный противник персов просит теперь у них приюта, пришел в восторг и богато одарил его поместьями и городами. Но Фемистокл скоро умер. Победа демократии в Афинах. 460 г. Кимон предложил послать спартанцам помощь против мятежных мессенских гелотов и вызвался сам пойти во главе афинского отряда. Но спартанцы недоверчиво отнеслись к поддержке афинян и отослали их назад. Два новых вождя народа, Эфиальт и Перикл, с радостью ухватились за эту неудачу Кимона; они убедили народ отправить его в свою очередь в изгнание. Эфиальт и Перикл решили разбить последнюю опору защитников старины и отнять судебные дела у тайного совета, состоявшего из бывших сановников (этот совет собирался на Ареопаге, т. е. на холме бога войны Арея, где в старину творили месть и расправу над убийцами). Тайный совет судил все еще строго и жестоко; нередко, кроме того, старики, сидевшие на суде, противились решению всего народа, ссылаясь на старый обычай и осуждая граждан за легкомыслие. Эфиальт предложил передать разбор тяжб и обвинений суду всех граждан; по мнению вождей народа, здравый смысл и свободная совесть людей разного положения будут подсказывать решения лучше, чем строгий суд немногих лиц, постоянно занятых одним и тем же делом. Народный суд стал теперь собираться каждый день. Совершено ли было преступление в городе, жаловались ли друг на друга союзники, обвинялся ли кто-нибудь в оскорблении богов или в нарушении закона – дело шло на общий суд граждан. Судьи набирались из всех граждан старше 30 лет и сидели очередями по 200, по 500 и более человек. Они звались "присяжными": в начале каждого года они приносили присягу, что будут решать дела по законам, постановлениям народа и по внушению своей совести, не оказывая ни дружбы, ни вражды; они прибавляли, что если клятва окажется ложной, то гибель да поразит их самих и их род. Присяжные приходили к зданию суда на большой рыночной площади, держа в руках жезлы, старинный знак власти. Судебное заседание начиналось торжественной жертвой. Судьи сидели за оградой, но к решетке мог подходить народ и слушать разбирательство. В наше время на суде обвиняет прокурор, т. е. чиновник, поставленный от правительства. В Афинах на суде кто-либо из граждан по своей воле выступал обвинителем; если обвинение казалось мало похожим на правду и почти никто из судей не принимал стороны обвинителя, его самого подвергали наказанию. Обвиняемый защищался сам или брал себе защитника. Так же, как народ в собрании, и судьи долго и обстоятельно выслушивали обе стороны. Главное дело судей было – решить, виновен или невиновен судимый. В важных делах они подавали мнение тайно: каждый клал раковинку в чашу оправдания или в чашу обвинения; большинством значков в том или другом сосуде и решалось дело. На решение присяжных не могло быть жалобы: это был окончательный приговор народа-государя. Бедные граждане могли участвовать в суде наравне с богатыми; им нечего было бояться потери заработка за день, проведенный в заседаниях: по предложению Перикла, они стали получать дневное содержание из казны. Перикл. 460 – 430 гг. Передача суда народу была тяжелым ударом для защитников старины. В озлоблении они подослали убийц к Эфиальту. Но со смертью одного вождя дело не остановилось; его продолжал Перикл. Он был из старинной знатной семьи и приходился внуком Клисфену; так же, как дед, Перикл решился стоять за выгоды народа. И Фемистокл, и Перикл имели на своей стороне всех, кто был занят или заинтересован в морской торговле и мореходстве. Небогатые граждане, служившие на кораблях во время славной борьбы с персами, вошли теперь в силу. В больших народных собраниях, где решали все дела, они составляли большинство, между тем как крестьяне, особенно более отдаленных деревень, появлялись реже. Афинский народ в это время широко раскинул свои предприятия. В наследство от поколения Мильтиада и Фемистокла осталась война с персами. Афиняне решились на смелый шаг: отправили большой флот в Египет, чтобы поддержать там восстание против царя. Они заняли уже Мемфис, но персам удалось запереть всю афинскую силу на острове среди нильских рукавов и истребить ее. Между тем спартанцы, успевшие оправиться от восстания крепостных, стали угрожать нападением на Аттику. Пришлось помириться с персами на условии, что афиняне перестанут помогать их врагам, а персы откажутся от плавания по Эгейскому морю. Завоевания афинян остановились. Взамен Перикл предложил расширить торговлю Афин: приобрести союзников на Западе в Италии, куда афиняне вывозили свои ремесленные изделия, особенно художественно разрисованную посуду, и установить сношения с колониями Черного моря (по-гречески Понта Эвксинского), откуда афиняне получали главные предметы питания, хлеб, скот, рыбу, соль, а также строительный лес, лен и пеньку для корабельных снастей. У входа в Азовское море (по-гречески Боспор Киммерийский) афиняне заняли укрепленное место и стали распоряжаться подвозом хлеба, шедшего из Скифии. Во главе большого афинского флота Перикл проехал в Понт, чтобы (как он говорил) "поддержать тамошних греков, а варварским царям и князьям показать величие, уверенность и смелость афинян, которые плавают, где им угодно, и властвуют над всем морем". Перикл хотел сделать Афины первым городом в Греции не только по богатству, но и по умственному значению. Он сам был близок с выдающимися учеными, писателями, художниками своего времени, он старался, чтобы Афины привлекали чужих посетителей интересной и разнообразной жизнью, красотой своих построек, богатством театральных развлечений. В Афинах были затеяны обширные работы; особенно изукрасили афиняне свой акрополь и более всего почтили богиню Афину. Все предприятия эти требовали больших средств. Перикл предложил народу взять те сокровища, которые составились из благочестивых взносов и лежали без применения в храме богини-покровительницы города, носившей одно с ним имя: пусть пойдут эти богатства в оборот; в случае успеха граждане могут вдесятеро вернуть божеству, которое помогает им. Он убедил также афинян взять в свои руки деньги, получаемые из взносов союзников, малоазиатских и островных греков: эти деньги принадлежат по праву афинянам за то, что они оберегают греческое море, народ может тратить их на свои нужды, не спрашивая союзников. В знак этой перемены казна, в которую платили союзники, была перевезена с острова Делоса (среди Эгейского моря) в Афины. Вследствие этого союзники из товарищей, каковыми они были вначале, обратились в подданных афинян, в их оброчных людей. Большой союз половины почти греков под начальством афинян стал теперь державой Афины. В этой державе между господами и их подчиненными было крупное неравенство в положении.
Перикл. Античныйбюст
Афинский народ. Число афинских граждан было невелико сравнительно с подданными: первых было в 20 или 30 раз меньше, чем вторых. В самой Аттике настоящими гражданами считались только дети родителей граждан; все другие, как бы долго ни жили в Афинах, оставались "обывателями"; их мнения не спрашивали в делах, касавшихся всего города или всей державы; они не получали никаких выдач из казны. Тем более заметны были выгоды, которыми старались наделить граждан. За участие в суде, за потерю времени на какой-либо службе они получали вознаграждение. Иногда между ними разделяли хлеб, купленный и привезенный на общественный счет. Небогатые граждане, кроме того, постоянно получали даровые билеты на театральные представления, причем цена этих билетов уплачивалась устроителям театра из казны. Эти раздачи и вообще дневное содержание, выдаваемое гражданам за службу, были, правда, невелики. Но и потребности большей части граждан были очень ограничены. Теплый климат позволял греку носить простейший костюм, состоявший из рубашки, плаща в виде четырехугольного куска материи и подвязанных подошв. Часто он выходил из дому босой и без шляпы; большую часть дня он проводил на воздухе. У простого человека дом был тесен, кое-как выстроен, почти без меблировки; в питье и еде народ был крайне умерен. Однако, довольствуясь немногим в своей обстановке, небогатый горожанин с большим интересом следил за предприятиями своего города, жадно ловил новости, любил поговорить о делах и выразить свое мнение; он требовал к ответу выбранных им начальников и слушал охотно споры и доводы людей разных взглядов, выступавших в народном собрании. С граждан не собирали подати. Но народ заставлял богатых людей тратиться на снаряжение кораблей, на устройство праздников. Многие находили в этом удовлетворение своего честолюбия, особенно когда на празднике называли громко имена щедрых дарителей. Но другие роптали, что простонародье взяло себе чрезмерную силу в городе; нигде, говорили они, нет такого господства "корабельной черни"; оттого так своевольны стали в городе и рабы; раб одевается так же, как свободный, не уступает дороги на улице, и его нельзя тронуть, так как он может ответить на удар. Народное собрание при Перикле. Перикл крепко стоял за выгоды горожан, ремесленников, торговцев, моряков, которые создали силу Афин. Противники пытались обвинить его в растрате казны, в притеснении союзников. Дело дошло до большого тайного голосования, в котором народ должен был решить, кто подлежит удалению из города, Перикл, или его главный обвинитель, Фукидид. Большинство написало имя противника Периклова (в 442 г.). После этого остракизма Перикл занял такое положение, что уже никто не решался ему сопротивляться. Из года в год его выбирали одним из военачальников (стратегов), в опасных обстоятельствах назначали неограниченным стратегом всего флота и войска. А главное – все делалось по советам и указаниям Перикла, которые он излагал в народном собрании. В Афинах не было одного главы государства, подобного нынешнему президенту республики; Перикл был первым министром, первым и исключительным советником народа афинского (по-гречески демагогом, т. е. вождем народа). Перикла сравнивали с тиранном Пизистратом и выражались так: в Афинах по виду – правление народа, а на самом деле – власть первого гражданина. Многие не любили и боялись этого замкнутого в себе, гордого, всегда серьезного и погруженного в дела человека. Между людьми набожными ходило обвинение, что Перикл отрицает силу народных богов; указывали на его близость с учеными, выражавшими новые взгляды на мироздание, между прочим с Анаксагором, который решился утверждать, что солнце – не живое божество, а раскаленный громадный камень и что миром управляет великая сила Разума. Со времени Фемистокла Афины были гораздо сильнее и богаче всех греческих городов. Но у Афин было много врагов: старый торговый город Коринф, у которого афиняне перебили рынки; Спарта, которая до нашествия персов считалась первым городом в Греции; большая часть приморских греков, считавшихся в союзе с Афинами, но недовольных тем, что они стали данниками Афин; наконец, персы, потерявшие из-за афинян греческие города Малой Азии. В отдельности никто из противников не мог сладить с Афинами; но вместе они могли сокрушить афинскую державу. Сначала Коринф поднял против Афин Спарту. Повод нетрудно было найти. Спартанцы заступились за соседний с Аттикой небольшой город, которому афиняне запретили возить в Афины товары. Дело было неважное на первый взгляд, и многие понимали, что спартанцы ищут случая с тем, чтобы объявить войну. Только общее собрание народа могло решить, как ответить спартанцам на их требование. Но прежде чем собирать весь народ, дело обсуждалось в Совете пятисот уполномоченных от деревень и от городских участков. Совет входил в разные мелочи и подробности всякого дела, которые нельзя обсудить в большом собрании из нескольких тысяч человек. Он решал, как дела докладывать народу. Совет вел также счет доходам и расходам казны; ему сообщали все важные новости, какие приходили с разных концов государства. Когда Совет решил передать дело всему народу, граждане сошлись в большом помещении, похожем на открытый театр с каменными уступами. Начали, как всегда, с жертвы и произнесли проклятие тому, кто бы вздумал обманывать народ. Только при ясном небе могло состояться собрание. Грозу, затмение и даже простой дождь считали за дурной знак богов; тогда надо было распустить народ. Когда все сели, вестник объявил дело, уже обдуманное Советом, которое предстояло порешить народу. Каждый гражданин, если только за ним не было замечено чего-нибудь дурного, мог сказать, что он думает. Тот, кто хотел говорить, поднимался на возвышение посредине и надевал во время речи венок на голову. Но кто решался говорить в большом собрании, должен был достигнуть большого искусства: нужно было уметь и заинтересовать, и убедить слушателей. Среди них было много необразованных людей; но, посещая собрания, они привыкли долго и внимательно слушать речи и обсуждать приводимые доводы. В нашем случае несколько человек говорили, что лучше уступить требованию спартанцев и не вызывать их на открытую ссору. Спартанцы всегда могут пройти перешеек и опустошить Аттику; афиняне не могут с ними сладить в открытом поле. Другие возражали, что уступить спартанцам обидно для Афин: спартанцы пойдут на новые, более тяжелые требования, и все равно придется воевать с ними. Обе стороны в собрании говорили долго и не переспорили друг друга; большая часть народа осталась в нерешимости и ждала, что скажет Перикл. Уже раньше Перикл обсудил дело со своими друзьями и сторонниками; они в свою очередь говорили между своими знакомыми и настроили многих в пользу того же мнения. Все, кто привык собираться вместе и столковываться заранее, уговорились, за что отдать свои голоса. Но все же Периклу удалось своей речью в собрании убедить многих колебавшихся. Он говорил, что войны со спартанцами нечего бояться: у врагов нет ни кораблей, ни денег; они бессильны на море. Пускай они опустошают Аттику. Ведь не люди земле служат, а земля – людям. Афиняне могут все запереться в стенах главного города и гавани. Своими кораблями они нанесут много вреда неприятельским берегам и заставят противников просить мира. После этой речи никто больше не захотел говорить. Кто был не согласен с Периклом, мог заметить, что уже не удастся перетянуть остальных на свою сторону. Пора было идти на голоса; чтобы не тратить времени на ответы, заставляли поднимать руки в пользу одного и другого мнения. Начальники спросили, кто за уступку спартанцам. Подняли руки большею частью землевладельцы и крестьяне, которые боялись разорения земли, если придут спартанцы; поднятые руки сосчитали. Затем спросили, кто против уступки спартанцам и, следовательно, за войну с ними. Подняли руки промышленники, купцы, моряки, большинство городских жителей. Их также сосчитали, и оказалось, что их гораздо больше, чем первых (приблизительно 4000 против 2000). Согласно мнению, которое взяло верх, народное собрание постановило дать спартанцам суровый ответ и готовиться к войне. Пелопоннесская война и падение Афинской державы. 431–404. Афиняне назвали эту войну Пелопоннесской, так как Спарта могла привести с собою ополчение почти всех областей и городов Пелопоннеса. Перикл задолго подготовил защиту и убедил афинян, что война пойдет успешно: он указывал на денежные запасы, на изобретательность и энергию народа. И действительно, спартанцы, не имевшие флота, не могли нанести афинянам большого вреда; их ополчение каждый год опустошало Аттику; большая часть деревенского населения пряталась в Афины, Пирей и за длинные стены между ними, а с моря подвозили припасы. На море афиняне везде оставались господами. Но торговля их все-таки терпела от войны; нашествия спартанцев мешали обрабатывать землю в Аттике. В городе от скопления множества людей быстро распространилась занесенная кораблями чума. Война подняла сильную вражду между гражданами. Примолкшие противники Перикла заговорили, что на него падает вина за неудачи. Ревнители веры, пользуясь отчаянием простолюдинов, которым несчастия казались гневом божества, напоминали, что Перикл раздражил богов своих неверием. Все эти обвинения подействовали на афинский народ. Первый человек, которого беспрекословно слушались в течение почти 30 лет, был свергнут; его лишили должностей и обвинили на суде за растрату казны. Через год народ опять вернул Периклу прежнее положение, но его уже подкосила смертельная болезнь. В Афинах вообще подняли голову противники правления народа. Они смеялись над тем, что лавочники и мастеровые рассуждают о важных вопросах; по их мнению, это – дело "немногих", "лучших" людей, т. е. состоятельных, обладающих досугом. В то же время положение Афин стало опаснее. Демагог Клеон, заступивший место осторожного Перикла, хотел вести дело решительно, не обороняться только, а нападать на врагов. Для покрытия военных расходов он предложил увеличить сбор денег с союзников, но это грозило вызвать среди них новое раздражение. Афиняне еще могли бы удержать власть, если бы не тянулись дальше своих старых владений. Но народ увлекался новыми морскими планами. Алкивиад, родственник Перикла, представил народу заманчивую картину: завладеть богатой Сицилией, уничтожить торговую силу Карфагена на Западе и тогда захватить все Средиземное море. Афиняне отправили большой флот и лучшее войско под начальством самого Алкивиада против Сицилии (415 г.). Алкивиад почти ничего не успел сделать. Его враги нашли случай обвинить его заочно. В Афинах незадолго до отъезда флота ночью были сломаны старинные изображения богов, стоявшие на перекрестках улиц. Алкивиад известен был за человека неверующего: пользуясь этим, обвинители доказывали, что оскорбление богов – его дело. Алкивиад не поехал на суд и был заочно осужден на смерть. Между тем афиняне осадили большой сицилийский город Сиракузы с моря и с суши. Сиракузяне оказались опасными противниками. После долгой полуторагодовой осады они рассеяли афинский флот, обратили в бегство войско и в горах захватили его: афиняне, оставшиеся в живых от резни, были большею частью отправлены на каторгу в рудники. В несчастном сицилийском походе погибло более 200 кораблей и около 50 000 человек. Это был непоправимый удар. Для Афин это значило потерять половину своей силы. Между тем Алкивиад появился в Спарте: раньше он хотел взять себе первое место в Греции при помощи Афин, теперь его цель была – подняться выше всех в борьбе против Афин. В свои планы Алкивиад втянул и персов. Он умел сходиться с людьми разных стран: в Афинах вел беседы о философии, искусстве, в Спарте жил просто и по-военному, у персов тратился на роскошную дворцовую обстановку. Он устроил союз персов и спартанцев. Персы дали деньги, на которые спартанцы снарядили сильный флот. Большая часть недовольных афинских союзников стала на их сторону. В самих Афинах противники демократии забрали власть, восстановили старинный порядок, бывший до Солона, образовали совет из богатых людей и перестали созывать народное собрание. Они задумали помириться со Спартой, чтобы опрокинуть раз навсегда ненавистную им демократию. Но войско и моряки, стоявшие флотом у острова Самоса, объявили себя против правления "немногих" (олигархии) и позвали Алкивиада, который уже успел поссориться со спартанцами. Самая большая опасность грозила афинянам оттого, что спартанский флот завладел проливами, ведущими к Черному морю. Туда и двинулся Алкивиад; он отвоевал прежние владения Афин у проливов и очистил торговый путь, которым везли в Афины хлеб. После этих побед демагоги в Афинах сбросили господство немногих и восстановили правление народа. Еще семь лет выдерживали Афины борьбу против многочисленных врагов: мужественный народ снаряжал корабли за кораблями. Но средства истощались, из храмов взяты были последние запасы золота, энергия падала. Народ раздражался от неудач, винил своих вождей в измене. Когда Алкивиад потерпел поражение, его вторично осудили, и он бежал к персам. Еще раз в великой морской битве у островов Аргинузских близ берегов Малой Азии афиняне разбили спартанцев. Но следом за сражением разразилась жестокая буря, которая унесла в открытое море несколько кораблей и выкинула беззащитных в волны; начальники флота не могли спасти утопающих и похоронить павших в бою. Из Афин тотчас пришел приказ о смещении их и вызове на суд; их обвиняли в гибели сограждан и оскорблении памяти мертвых. Сильно возбужденный народ не хотел слушать их оправдания и осудил их на смерть. Скоро после казни афиняне стали раскаиваться в своем решении и обратили гнев на тех, кто "обманул народ", поднявши обвинение против победителей. Но уже близок был конец. Спартанский адмирал Лизандр захватил последний флот афинян, стоявший в проливе, без боя в то время, как матросы и солдаты ушли на берег за припасами. Афины были теперь отрезаны от всякого подвоза. Враги окружили город с суши и с моря и после пятимесячной осады взяли его голодом. Лизандр заставил срыть укрепления Пирея и длинные стены, соединявшие порт с Афинами; афиняне должны были выдать все военные корабли и сжечь свои верфи; все владения, кроме Аттики, были у них отняты. Так кончилась афинская держава, простоявшая 73 года (от 477 до 404 г.). Лизандр потребовал также, чтобы афиняне уничтожили у себя демократию и ввели опять правление немногих. Власть захватили 30 человек богатых граждан, прозванные впоследствии тридцатью тираннами. Они не созывали вовсе народного собрания и казнили всех, кто казался им подозрительным. Но уже через год сторонники демократии, бежавшие в Фивы, вернулись в Аттику и под начальством Фрасибула, одного из адмиралов Пелопоннесской войны, захватили Пирей. Глава тридцати, Критий, погиб в стычке; в Афинах опрокинули во второй раз олигархию и восстановили равенство граждан и правление народа. Умственная жизнь Афин. 460–400 гг. В Афинах времени Перикла как будто билось сердце Греции. Лучшие люди греческого народа, первые художники, поэты, ученые, изобретатели этого времени были или афиняне родом, или если это были уроженцы других греческих городов, то они подолгу жили в Афинах, искали случая познакомить афинян со своими мыслями и работами. Многие из греков, приезжавших в Афины, были в восторге от афинского порядка жизни, где все граждане пользовались равенством прав и свободой мнений и речи.
Новые понятия о богах. Понятия более развитых греков в это время стали сильно разниться от тех, какие были во времена Гомера. Многим эти старые взгляды казались детскими или варварскими. Приступая к рассказу о старине, один писатель заявлял: "Я, Гекатей из Милета, пишу только о том, что считаю за истину; из сказаний, которые ходят среди греков, многие, мне кажется, смешны". Он разбирает далее сказание об адском псе, за которым Геракл через пещеру спускался в преисподнюю, и удивляется легковерию и нелепости народа: ведь все эти ужасы подземного мира – пустые призраки; здесь случилось самое естественное происшествие: Геракл схватил в пещере большую ядовитую змею, которую за ее укусы прозвали адским животным, – вот и все. Так же, как новый суд в Афинах был непохож на старую расправу, и понятия о богах стали непохожи на старинную веру. Пролить кровь человека, отнять чужое стали считать дурным делом, виной, грехом. Боги не велят этого делать, так думали теперь люди. Ничто не ускользает от ока Зевса: дочь его Дика (т. е. Правда-мстительница) открывает ему все обиды и несправедливости на земле. Не может избегнуть гнева богов злой и несправедливый человек; если грех велик, боги взыщут с его потомков. Сами боги чисты и святы; высоко поднялись они над людьми, и нет у них человеческих слабостей и недостатков. Прежде Зевса представляли громовиком, который ссорился с другими богами, был капризен и злоупотреблял своей силою. По-новому Зевса считали разумным правителем всего мира; все совершается по мудрым его указаниям. Особенно привлекал людей прекрасный образ молодого бога Аполлона. На земле много зла, и люди сами не могут от него избавиться. Аполлон спускается на землю, чтобы очистить, освободить людей от беды. Он убивает страшного змея, в котором собралось зло земное. Он учит людей благородным мыслям. Все, что настраивает человека на возвышенные чувства, принадлежит Аполлону, особенно искусство, более всего музыка и поэзия. Вдохновение, талант – дар Аполлона. Вдохновенный человек – а это может быть поэт, проповедник, ученый – видит нередко больше, чем обыкновенные люди, как бы предугадывает будущее; Аполлон, говорили тогда, сам вещает его устами. Дельфийский оракул. Греки думали, что есть места на земле, где особенно близок к людям Аполлон, есть чудодейственные источники, которые дают таинственную силу. Таким местом более всего считали горные ущелья в средине Греции у города Дельф. Тут, по преданию, Аполлон убил змея. Среди диких скал, где низвергаются водопадами прозрачные ручьи, после долгой молитвы или во время сна, людям казалось, что пред ними открывается будущее или что они способны принять твердое решение, как будто внушенное самим богом. В Дельфы постоянно направлялись во множестве богомольцы, чтобы очиститься в молитвах, возносимых к Аполлону, или спросить у бога совета, указания будущего. Они приносили дары богу. Спрашивали обо всем: будет ли выгода от такого-то нового занятия, решаться ли на путешествие, мириться ли со своим недругом, как воспитывать ребенка своего; наконец спрашивали от имени городского совета или народного собрания о делах, которые касались целого города или области. На эти вопросы отвечали постоянные служители Аполлона, жрецы его, которые ближе к нему стояли. Грубый обычай старины примешивался к этой подаче советов от имени бога-вдохновителя. По старинному понятию, в несвязной речи безумного или юродивого заключено пророчество. В Дельфах выбиралась жрица, которую приводили в состояние, близкое к безумству. Когда наступало время прорицания, она в сияющей, как бы венчальной одежде поднималась на золотой треножник, стоявший над горной трещиной, из которой выходил удушливый газ. Жрица приходила в тяжелое забытье и говорила, заикаясь, со стоном несколько неясных слов. Стоявший рядом с нею толкователь связывал их в стихи и передавал вопрошателям: это считалось ответом бога, открывшего свою волю в мучительных криках жрицы. Дионисовы праздники и мистерии. Вдохновение, восторг могут, однако, наполнить душу человека и помимо этих мучений. Среди расцветающей природы или в хороший урожай, во время сбора плодов и винограда хороводы, пляски, пение точно окрыляют человека, заставляют его забыть о всяком горе, вселяют в него счастье. Греки верили, что это чудо в человеке совершает веселый и благодушный бог Дионис, особый покровитель виноделия. Миф рассказывал, что Дионис приезжает с Востока в торжестве, увитый венками и гирляндами, окруженный шумной толпой смешных козлоногих плясунов. Никто не может устоять против его смеха, щедрости и доброты; все пристают к его веселому поезду. В память этого появления Диониса в Аттике справлялся шумный народный праздник весною. В толпе вертелись ряженые; слышались задорные шутки, потешались балансированием на надутом натертом маслом мехе. Более горячие почитатели Диониса, особенно женщины, возбуждали себя музыкой, быстрой головокружительной пляской и с громкими криками, распустив волосы по ветру, носились вереницами по холмам и долинам; им казалось, что они сами присоединяются к свите Диониса, что душа их парит над землею. Недолго жить светлому богу. Его подстерегают злые враги. Зимняя стужа, бурные ветры губят цветы и деревья. Так и Диониса одолевают чудовищные великаны; они растерзывают на куски его тело. Светлый бог скрывается в преисподней. Но Зевс снова его воскрешает: он опять возвращается, и опять с ним веселится вся земля. Другой большой праздник в Аттике справлялся в начале осени, ко времени, когда скрываются в преисподнюю благодетельные боги-покровители земного обилия. Боги эти становятся внизу могучими владыками подземного мира. Люди, которые страшились тяжкой участи души за гробом, искали их помощи и принимали особое посвящение. Посвященные в числе нескольких десятков тысяч собирались в Афинах, совершали очистительное омовение в море и отправлялись длинной процессией в священное место Элевзин, где происходило торжество. Главное богослужение, мистерии, совершалось ночью: народ собирался среди благоговейной тишины в большом помещении, имевшем вид театра: перед его глазами воспроизводили судьбу богов, сходящих в подземный мир и возвращающихся оттуда. Таинственная ночная обстановка, музыка, блеск священных представлений сильно действовали на собравшихся. Они уходили с верою, что за гробом подземные боги избавят их от мук, что их ждет трапеза с самими богами на светлой горе, покрытой цветами, в то время как другие, непосвященные, будут тонуть в смрадном болоте. Искусство. Прекрасных благодетельных богов своих греки старались изобразить. В картине, в статуе бога они собирали самые возвышенные черты, какие только могли найти между людьми или какие могли представить себе. По всей Греции получили известность художники, которым заказывали наперерыв большие изображения богов в различных греческих городах. Во времена Перикла особенно выдавался афинянин Фидий. Он сработал для храма в Олимпии огромную статую Зевса. Зевс был представлен мощным царем на престоле. Фидий сделал также большую фигуру богини Афины для главного храма (Парфенона) в своем родном городе. Обе статуи состояли из деревянного остова; лицо, шея и руки были обиты пластинками из слоновой кости, одежда была сделана из листового золота; глаза в статуе Афины были вставлены из самоцветного камня. Чаще делались статуи меньших размеров из бронзы или мрамора; белый камень раскрашивался в разные цвета и покрывался позолотой. Художнику часто заказывали сделать статую борца или бегуна-победителя на играх. Гимнасты и участники военных игр обыкновенно выступали обнаженные. Художники старались представить силу мускулов и стройность человеческого тела, и никто не мог достигнуть такого искусства в изображении человека, как греки. Храмы у греков были не так крупны, как в Египте и Вавилоне. Сначала божий покой был небольшой крытой кладовой для того, чтобы хранить дары богомольцев или священные предметы бога, его копье и щит и т. п. Они имели вид продолговатого четырехугольника вроде нашей избы, только с более отлогой крышей. Позднее здание расширили и разделили на две половины. Меньшую, темную часть позади оставили для сокровищ; большую, переднюю часть, освещенную широким отверстием сверху, отводили для жертв и молитв; здесь ставилось изображение бога. Вход старались сделать красивее: вытягивали вперед навес крыши и подпирали его каменными столбами. От двух наклонов крыши и прямой полосы над столбами получался трехугольник; он разукрашивался обыкновенно выпуклой картиной (рельефом): представляли бой витязей троянской войны, двенадцать подвигов героя Геракла или праздничный ход граждан и т. п. Иногда навес вытягивали во все четыре стороны храма и подпирали его кругом колоннами. Получалась кругом всего храма галерея, где можно было укрыться от солнца. Колонны могли быть низкие, грузные, как будто вросшие прямо в пол, без украшения наверху: весь храм казался тогда тяжеловесным, суровым на вид: это была старинная стройка (стиль, т. е. обычай, дорический). Позднее вкус изменился: стали приподнимать фундамент, вытягивать повыше колонны, делать их более стройными, с подножием внизу и завитком наверху вроде стружки или раскрытого цветка (это были стили ионический и коринфский). Фигуры на храме, украшения, навесы и колонны раскрашивались яркими и светлыми красками. В храме лежало за крепкими стенами и затворами много золота и серебра в вещах и слитках. Это были не только сокровища бога, но и разное имущество или денежные средства людей, отданные на хранение. Городскую казну обыкновенно хранили в храме; например, афиняне держали свое запасное золото в главном храме богини Афины на акрополе. Храм мог укрыть и людей, искавших защиты бога; в священном месте не должно быть ни кровопролития, ни насилия. Поэтому храмы считались убежищем для преследуемых и даже преступника нельзя было оторвать от алтаря или изображения бога. Театр. В храме или на площади люди ставили изображение бога, чтобы постоянно видеть его, чувствовать его близость. Больше того, греки хотели представить бога в живом образе. Это происходило в большой весенний праздник любимого народом бога Диониса.
Несколько человек брали на себя главную часть торжества. Они должны были изобразить самого бога и его веселую козлоногую и хвостатую свиту (силенов). Дионис появлялся в сияющем одеянии на повозке, которой придавали вид корабля (по мифу, он прибыл в Грецию морем). Он доезжал, окруженный силенами, до круглой площадки, около которой толпился народ. Здесь силены, в вывороченных шкурах и с намазанными лицами, плясали и пели хором (площадка называлась орхестра, т. е. место хоровода; от нее – название нашего оркестра). Дионис говорил им стихотворную речь, в которой рассказывал свою судьбу, страдания и торжество; его свита выражала сочувствие. Снова начинался хоровод, а в это время тот, кто изображал Диониса, исчезал в поставленной позади палатке (скене – сцена) и переодевался. Он выходил потом, чтобы изобразить какое-нибудь другое лицо, по мифу связанное с Дионисом, например его врага, опять поднимался на возвышение, на повозку или на широкий каменный помост посреди площадки и говорил за это новое лицо. Хор отвечал ему другими словами, выражением гнева или печали, если слышал речь недруга Дионисова. Эти незатейливые представления и были началом театра, т. е. зрелища. Изображение судьбы Диониса называлось также трагедией (что буквально значит песнь козлов). Народ увлекался театром и постоянно открывалась возможность прибавить к нему что-нибудь новое. Кроме мифа о Дионисе, можно было представить в лицах многие другие мифы. Представления стали чаще. Поэты писали стихотворную речь для главного актера, хороводные песни и разговоры между главным лицом театра и его свитой. Богатые люди, которые хотели выдвинуться на праздник, угодить народу, тратились на обстановку, покупали для действующих лиц богатые костюмы, нанимали искусных певцов и плясунов или готовили к празднику на выучку целый хор. Трагедия. Особенно много нового для театра придумал поэт Эсхил, живший во время греко-персидских войн. В представлениях стали изображать не только мифы, но и события недавнего времени. Эсхил, сам участник саламинского боя, представил в трагедии "Персы" бегство варваров и принижение "великого царя". Для оживления театра Эсхил придумал выводить второго актера. Пока из сцены выходил всего один актер, он мог только рассказать словами о том, что случилось с богом или героем, которого он изображал. Двое актеров, особенно если они представляли противников, могли воспроизвести само происшествие, могли представить действие (по-гречески драма). Чтобы актеры могли свободнее двигаться и все-таки быть выше хора, Эсхил перестал выводить их на помост или на повозке и снабдил их высокими деревянными каблуками или привязными скамеечками. Эсхил устроил и первую декорацию. Актеры у него должны были играть ближе к палатке: ее переднюю стенку стали раскрашивать, придавая ей, смотря по пьесе, вид алтаря, скалы, переднего фасада дома с дверью посредине и т. д. Если в пьесе надо было представить и людей, и богов, то боги входили на плоскую крышу палатки, чтобы казаться выше людей. В трагедиях Эсхила сюжет был возвышенный или грустный. Зрители следили с замиранием сердца, как богини кровавых призраков преследовали несчастного Ореста, убившего мать за то, что она изменнически зарезала своего мужа Агамемнона, отца Орестова, когда он вернулся домой после взятия Трои. Они глубоко волновались, глядя на прикованного к скале героя Прометея, благородного друга людей, наказанного Зевсом за то, что он похитил для людей огонь с неба, научил их труду и поднял над грубой жизнью животных. В театральных представлениях принимали участие множество граждан. Играли на сцене вовсе не актеры по ремеслу, а любители, постоянно сменявшиеся. Еще более смены нужно было для исполнения хоров и танцев. Пьеса давалась обыкновенно только один раз. Публика требовала к каждому большому празднику новые четыре драмы: три трагедии и одну пьесу насмешливого содержания в заключение. Афинские поэты были поэтому очень плодовиты. Современник Перикла, Софокл, написал более 120 пьес. Между немногими, дошедшими до нас, есть три трагедии, связанные между собою по содержанию. Они изображают страдания царя Эдипа и несчастия его детей. Царский сын Эдип, по мнению его родителей погибший, убивает в случайной ссоре отца своего, которого он вовсе не знал. Он правит потом долго и счастливо, пока не наступает среди народа тяжелый мор. Тогда предсказатель объявляет, что это – наказание за великий грех царя. Эдип в ужасе от того, что узнал, отрекается от власти и выкалывает себе глаза, но беда преследует его дом: два его сына убивают друг друга в споре за власть; его дочь погибает потому, что хотела похоронить убитого брата-изгнанника. На всех этих людях нет вины; они ищут лучшего пути в своих действиях; гибнут они потому, что уже заранее решено и предсказано их осуждение. Мысль этой драмы та, что человек, как бы ни строил он жизнь свою, сколько бы ни было в нем высоких порывов, все же бессилен против судьбы. В драмах Софокла действие разнообразилось живыми картинами. В его пьесе "Аякс" представлен герой троянской войны, впавший в дикое безумство, когда доспехи убитого Ахилла присудили не ему, а Одиссею; жена Аякса сообщает хору его товарищей, что Аякс в бешенстве и ослеплении перебил стадо баранов, приняв их за Одиссея и его воинов; во время этих слов широко распахиваются двери сценической палатки: из них выезжает на колесах помост и на нем несчастный, потерявшийся Аякс среди фигур перебитых им животных; через несколько минут эту подвижную сцену укатывают назад, и действие продолжается. Во время Пелопоннесской войны между драматическими писателями выдавался Эврипид*. Он выбирал по обыкновению содержание из мифов, но под видом героев изображал современных ему людей. В драмах Эврипида несчастия и гибель человека представлены, как следствия его характера и ошибок, которые он совершил. В разговорах действующих лиц поднимаются разные вопросы: сила или правда торжествуют на свете, можно ли верить в богов и др. Эти беседы напоминают иногда споры и доказательства в афинском суде. * Еврипид.
Эврипид придумал много нового для театра. У него пьеса обыкновенно начиналась с большой живой картины. Чтобы не готовить ее на глазах у зрителей и не портить впечатления, стали спереди сцены, между вытянутыми боковыми ее стенками, устраивать занавес: так получилось четырехугольное место между задней декорацией, боковыми стенками (кулисами) и занавесом. Это место, которое и стали называть с тех пор сценой, было приподнято над орхестрой; актеры выходили из задней двери, а хор с боков палатки; пройдя кругом орхестры, хор входил по широким ступеням на сцену. В пьесах Эврипида к концу были приготовлены новые эффекты: герой взлетает на воздух на крылатом коне; волшебницу увозят в облака драконы и т. д. Зрители привыкли под конец действия смотреть наверх. Развязку приносил обыкновенно бог или просветленный герой, появлявшийся с небес. Для этого придумана была особая машина (наше слово машина происходит от греческого механе, что значит подъем для полета): кулисы были вытянуты вверх значительно выше палатки; между этими крылами протягивались канаты, по которым можно было двигать корзину, где сидели актеры, изображавшие богов на воздухе; позади канатов широкую стену раскрашивали голубым цветом неба; или к столбам на краях приделаны были крюки, которые держали корзину с актерами и поворачивались к середине. Представления отличались от наших тем, что актеры покрывали лицо маской, менявшейся смотря по характеру изображаемой фигуры. Женские роли исполнялись мужчинами. Греческая трагедия была отчасти похожа на нашу оперу: хор исполнял несколько песен; действующие лица, помимо обыкновенного разговора, еще мерно читали нараспев стихи. В греческом театре только сцена была крытая. Зрители толпились или рассаживались кругом открытой орхестры. Чтобы дать им побольше места, вокруг орхестры строили каменные уступы, поднимавшиеся кверху все более широкими кругами. Внизу, ближе к сцене, помещали главных лиц в городе, начальников, членов совета и почетных гостей из других городов. Театр у греков мог вмещать несравненно больше зрителей, чем у нас: более 20–30 тысяч человек. Он служил не для одних только представлений; в его широкое помещение сходились слушать музыку, слушать чтение стихов и речей. Говоривший речь (ритор) выбирал предмет, который мог воодушевить присутствующих, например о борьбе с персами. Слушатели следили за ним так же внимательно, как в народном собрании, оценивали красивые обороты речи и награждали горячим одобрением. Комедия. Были и другие представления, где через край бил смех и шутка. Они тоже начались на праздниках Диониса. Народ собирался около особого деревянного помоста; в то время как внизу быстро вертелись скоморохи (по-гречески их круговая песнь называлась комедия), на помосте в середке появлялись спутники Диониса с большими животами и хвостами. Они передразнивали всевозможные вещи. Все мифы изображались здесь навыворот, герои и даже боги выходили в смешном виде. Например, великий богатырь Геракл, который, по сказанию, освободил людей от чудовищ и исходил со своей палицей всю землю, представлялся в комедии в виде огромного сонного обжоры и болтуна. На помосте комедии появлялись разные карикатуры на хвастовство, жадность, недогадливость и т. д. Актеры вставляли намеки на недавние события, высмеивали людей, которых знал весь город. Трагедия началась в Афинах. Комедия была прежде в ходу в Сиракузах и в Пелопоннесе; она игралась перехожими актерами на манер нашего Петрушки, в котором прежде вместо кукол были живые фигуры. Во времена Перикла комедия появилась в Афинах. Великим мастером писать комические пьесы был афинянин Аристофан. Он был неистощим на шутовские картины. Когда Алкивиад и другие вожди старались увлечь афинский народ разными планами новых завоеваний и приобретений за морем, Аристофан осмеял жадных искателей и изобразил, как два афинских болтуна и мечтателя основывают совсем по душе себе беспечальное царство птиц между небом и землею. Или Аристофан нападал на афинских граждан за их страсть слушать в суде бесконечные тяжбы и представлял, как сын решает не пускать в судебное заседание старика-отца, запирает его дома и гонит его товарищей-судей, являющихся в виде злых ос с острыми жалами; для развлечения старику позволяется устроить суд над двумя собаками. То Аристофан выводил модных учителей (Сократа в комедии "Облака"), которые берутся обучить своих молодых и взрослых слушателей всей науке и приучают их только дерзко спорить и беззастенчиво доказывать что угодно. То осмеивал слишком самоуверенного демагога (Клеона) или, наконец, представлял весь народ афинский под видом старичка, выжившего из ума, которого водят за нос льстивые говоруны. Аристофан часто брал через край: нападая на новых учителей, он осмеял самый интерес к науке и открытия ученых. Но никто в Афинах и не думал стеснять писателей и актеров комедий. Они могли представлять и высмеивать не только советников и вождей народных. Сам верховный господин в Афинах – народ позволял над собою смеяться. Обучение. В большом городе, как Афины, можно было многому научиться. В народном собрании и суде постоянно рассматривали разнообразные дела, в речах граждане сравнивали свои и чужие порядки, вспоминая о старине, разбирали тонко поступки, мысли и чувства людей. На видных местах в городе красовались стройные здания и статуи, сработанные художниками, и глаз отвыкал от всего грубого, несоразмерного, нескладного, приучался к изящному. В театре выступала вся народная мудрость: представляли старину в мифах и новейшие события; действующие лица на сцене разбирали, какая должна быть правда на земле, живут ли люди рассудком или чувствами и т. д. Много мыслей возбуждали эти зрелища у посетителей, и много разговоров потом поднималось по их поводу. Благодаря всему этому и простолюдин мог развить свой ум, наблюдательность. Перикл был прав, когда сказал однажды в своей речи в народном собрании, что Афины – школа для всей Греции. Но слова Перикла заключали в себе только хорошее сравнение. Он говорил в том смысле, как мы выражаемся, что жизнь есть лучшая школа. Настоящих же школ, учебных заведений для подрастающих, в Афинах и вообще в Греции было мало, и эти школы были плохи. Притом в них могли учиться только дети состоятельных родителей, потому что плата была высока. Вслед за обучением грамоте преподавали три предмета: словесность, музыку и гимнастику. Обучение словесности состояло в том, что учитель читал вслух отрывки из Гомера или лучших писателей, повторяя фразы по нескольку раз вроде диктанта; ученики, однако, не писали, а повторяли вслед за ним отрывок по частям до тех пор, пока не вытверживали всего урока. Цель состояла в том, чтобы они знали много стихов и красивых речей наизусть и могли хорошо декламировать. Ученые и софисты. Этого обучения было мало для любознательного человека. Между тем кругозор греков очень расширился благодаря их дальним предприятиям и сношениям. Геродот, родом из малоазийского города Галикарнаса, современник Перикла, побывал не только во всех почти греческих колониях, но и в Скифии, в Египте и в персидском государстве до Вавилона. Он составил подробное описание стран и народов, которые видел. Это описание оканчивается рассказом о великой борьбе греков с персами. Геродот назвал свое большое сочинение историей (что значит исследование). В сочинении Геродота много народных сказаний, и он кажется как будто продолжателем Гомера в прозе. Но он не ограничивается рассказом и старается объяснить причины событий, найти в человеческих делах общую связь и смысл. Войны греков с персами, по его мнению, – лишь продолжение вековой борьбы между Европой и Азией, которая идет от начала времен. В судьбе людей много чудесных явлений; неожиданно могут сменяться счастие и гибель; эти перемены происходят от вмешательства богов, которые наказывают высокомерие сильных: так они покарали гордыню персидского царя, напавшего на греков. Геродот думает также, что события всегда оправдывают предсказания оракула. Геродот долго жил в Афинах и был большой почитатель Афин; он горячо стоял за равноправие; пример Афин показал, по его мнению, что народ свободный гораздо сильнее, чем подчиненный тиранну. Лет двадцать спустя после Геродота афинянин Фукидид (не имеет ничего общего с противником Перикла) подробно изложил события Пелопоннесской войны, в которой он сам принимал участие. Фукидид близко знал Перикла; в своем сочинении он приводит две речи Перикла, чтобы показать, как велик был ум и талант правителя Афин. У Фукидида совершенно иные взгляды на ход человеческих дел, чем у Геродота. Он нигде не упоминает о вмешательстве богов; он старается отыскать всякому явлению естественную причину, которая лежит в свойствах людей и в обстоятельствах дела. Фукидид не хотел допускать в историю сказаний и поэтического вымысла. История – не собрание сказок, главная цель историка – найти истину. Поэтому Фукидид или сообщает то, чему сам был свидетелем, или если приводит чужие известия, то не иначе, как после строгой проверки. Изложить правду о прошлом он считал важным потому, что в будущем могут повториться события, похожие на те, которые уже переживались людьми. Впереди других в науке были ионийские греки, жившие близко к образованным народам востока. К ним перешли сведения вавилонян о небесных явлениях, но они пошли дальше в своих наблюдениях и суждениях о мире. Много думали греки над существом самого человека: они рассуждали о том, как развивается человеческий ум, как появляются у человека понятия о добре и зле; рассуждали о том, чем держится порядок в обществе: страхом ли людей перед наказанием за проступки, или врожденным человеку чувством правды. Греки называли людей, которые думали об этих вопросах и старались понять, как устроен мир и человеческая жизнь, философами. Мы теперь называем таких людей учеными. Около ученого собирались поучиться не только юноши, но и взрослые люди. Философ мог сделать из своего обучения ремесло: слушатели платили ему взносы и приносили подарки. Таким же преподавателем по ремеслу мог стать ритор, т. е. мастер красноречия: в большом городе, вроде Афин, многие желали научиться говорить в народном собрании и суде. С искусством речи преподавалось также искусство спора, уменье доказывать свою мысль и опровергать чужую. Ученого преподавателя, по-нашему профессора или доктора, в Греции называли обыкновенно софистом. Софисты, которые приобрели славу, нередко переезжали из одного города в другой, гостили в каждом по нескольку месяцев, излагали свою ученость в лекциях и беседах и направлялись дальше. Приезд софиста Протагора вызвал в Афинах сильное волнение. Он остановился в доме богатого Каллия. Ранним утром весть об этом облетела город. Целый день стучались в двери дома Каллия люди всякого возраста, добиваясь послушать знаменитого преподавателя. В прохладной галерее, выходившей на внутренний двор, Протагор прогуливался в сопровождении слушателей и излагал предмет; потом он садился и отвечал на задаваемые ему вопросы. Сократ. Самым известным софистом был афинян Сократ, которому в начале Пелопоннесской войны было около 40 лет. У Сократа были постоянные слушатели среди афинян и были чужие: один приходил за целый день пути в Афины, а когда Афины объявили войну его родному городу, он одевался в женский костюм и все-таки проникал в Афины к Сократу. Но помимо того Сократ любил случайные беседы: он заходил в какую-нибудь лавочку и поднимал разговор с ее владельцем и посетителями. Сократ умел заинтересовать собеседника; он говорил просто о трудных вещах и умел искусно доводить своего противника в споре до сознания в ошибке. В Афинах все знали невысокого человека, с большой лысой головой, некрасивого, с живым взглядом и меткой речью. Его главная цель была в том, чтобы научить своих слушателей не брать на веру никакого мнения, все проверять, все разбирать рассудком. Софисты проверяли старые понятия о богах. Многое в старинной вере не удовлетворяло их. Иной из софистов резко говорил, что мифы – выдумки предков без всякой цены. Многие находили, что о богах ничего нельзя сказать верного; неизвестно даже существуют они или нет; дело темно, а человеческая жизнь слишком коротка, чтобы добраться до истины. Другие старались составить себе более возвышенное понятие о божестве и выражались так: "Один бог поднимается над всеми богами и людьми, он не похож на смертных ни внешним видом, ни духом своим". Нередко было очень опасно говорить подобные вещи. Люди неразвитые думали, что такие слова оскорбляют ближних богов-покровителей города; боги могут прогневаться за то, что их забывают, и погубить весь город. Если случалось несчастие и народ впадал в сильный страх или раздражение, всегда находились люди, которые извлекали выгоду из предрассудка; они обращали внимание народа на тех, кто учил о богах по-новому, и обвиняли кого-либо из философов в безбожии. Когда начались бедствия Пелопоннесской войны, из Афин изгнали Протагора; сочинения его были сожжены на площади. По окончании Пелопоннесской войны, когда Афины потеряли всю свою силу, а народ в отчаянии искал виновников беды, разразившейся над городом, привлекли на суд 70-летнего Сократа. Все помнили, что среди его учеников были Алкивиад и Критий, люди, которые принесли много вреда Афинам. Но на суде Сократа обвинили за его учение о божестве. Сократ был уверен, что человеку врожденно чувство правды; в глубине души каждого начертан "неписаный закон"; этот закон в нас вложила высшая Сила, и он указывает нам, что хорошо, что дурно, что нужно, что не нужно делать. Человек должен внимательно к нему прислушиваться. Точно божок какой-то сидит в нас, говорил Сократ; божок этот безошибочно наставляет, как нам поступать и жить. Вот эти речи Сократа о "божке" правды и поставили ему в вину: он вводит новых богов, говорили обвинители. Простые афинские граждане могли хорошо разбирать разные тяжбы; они привыкли также толково рассуждать о городских делах и о союзниках. Но им не под силу было судить о науке или о новой вере. Для них были страшны слова: "затронул старую веру", "пренебрегает богами, которых чтит весь город". Притом Сократ не старался оправдаться на суде. Он, по обыкновению, резко и упрямо выражал свое мнение, что его надо не судить, а выделить наградой среди граждан за то, что он многих людей сделал лучше. Раздраженные такой речью, судьи осудили Сократа большинством голосов на смерть. Сократ спокойно выпил назначенный ему ядовитый напиток (399 г.). Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|