Деревья и кирпичные стены

16 мая 1917 г.

Следите за тем, чтобы мрачные пророчества, предрекающие глобальную катастрофу, мировые катаклизмы, уничтожение половины человеческой расы и прочие, доносящиеся ныне со всех сторон, не поселили в душах людей уныние.

Помните, что надежда в человеке не умирает никогда. И если уж разум человеческий готов примириться с идеей всемирного катаклизма, то перемены более мелкого масштаба он сможет пережить наверняка.

Прочтите Ветхий Завет. Наиболее мрачные предсказания из него до сих пор так и не сбылись, но перемены всё-таки имели место.

Некоторые американские «независимые священники» превзошли в своём неистовстве самого Иеремию. Но косвенным образом они всё же делают полезное дело — приучают людей к мысли о неизбежности перемен.

Если начнётся паника (а это вполне возможно) — не поддавайтесь ей.

Если начнётся разгул насилия (а это тоже возможно) — не присоединяйтесь к нему.

Если начнут распространяться пессимистические настроения (а это неизбежно) — не заражайтесь ими.

А когда ваш мозг ощутит переутомление — отдохните, глядя при этом на деревья. Их вид успокоит вас. Если же поблизости не будет ни одного дерева, что ж, можно посмотреть и на какую-нибудь кирпичную стену. Кирпичная стена — это тоже успокаивающее зрелище. Она стоит незыблемо, пока её не разрушит какая-нибудь внешняя сила.

Письмо 14

Невидимые армии

23 мая 1917 г.

И здесь многие солдаты, уже полностью восстановившие своё самосознание, пытаются осуществить те цели, ради которых они пожертвовали своими жизнями на Земле. Таким образом, солдаты, сражающиеся у вас по обеим враждующим сторонам, продолжают сражаться и здесь, по эту сторону занавеса. Но это бывает, как правило, сразу же после перехода; а затем они приходят к выводу, что пользы от них будет куда больше, если они начнут помогать своим собратьям во плоти. Ведь они могут успокаивать, вдохновлять и наставлять их.

У нас здесь тоже создаются армии. И недостатка в рекрутах для них нет. Но Америка должна быть спасена, и лишь немногие из вас знают, как много опасностей угрожает Америке. Но это знаем мы — те, кто наблюдает за миром в течение последних двух с тремя четвертями лет.

Смерть не так уж страшна. На самом деле, рождение — гораздо страшнее.

Армия, которую мы здесь набираем, состоит из людей самого разного возраста, — я имею в виду их возраст в этом мире. Разумеется, в нашей армии есть и женщины. Есть несколько ветеранов Гражданской войны и ветеранов войны с Испанией. И над всеми полками и дивизиями этой армии поставлены свои командиры — точно так же, как и в земных армиях. В противном случае им не удалось бы достичь согласованности действий. Армия наша, в основном, добровольческая, хотя и воинская повинность здесь тоже существует.

Вы удивлены? Но подумайте сами — в состоянии ли мы оторвать душу от какого-нибудь бесплодного занятия и пристроить её к полезному труду? Конечно же, мы в состоянии это делать, и делаем каждый день.

Мы также рекрутируем в довольно большом количестве старых, коренных американцев, краснокожих воинов и охотников, которых здесь, по соседству с

Землёй всё ещё очень много. Ведь бывает и такая работа, с которой никто, кроме них, не сможет справиться. Здесь есть работа самого разного свойства, но и работники попадаются здесь самые разные.

Я странствую туда и обратно — от одного побережья к другому. Я знаю, что происходит на Тихом океане, в Атлантических штатах и в штатах Мексиканского залива. Центральные штаты и штаты Скалистых гор мне тоже знакомы. В этот период своей деятельности я восстанавливаю свою молодость. Я тружусь на благо своей страны. И конечно же, продолжаю самосовершенствоваться.

Почему вы улыбаетесь? Я совершенствую свой разум и свою волю, а этот процесс гораздо больше даёт положительные результаты, нежели тренировки физического тела, — больше и быстрее. Опять-таки, астральное тело тоже можно тренировать, придавая ему большую работоспособность и эластичность. Да вам, я уверен, и нет нужды объяснять всё это.

Я тренирую также и других. Мы, «старожилы», можем приносить здесь довольно ощутимую пользу. Теперь я даже рад тому, что перешёл сюда раньше, когда на Земле ещё был мир, благодаря чему у меня было вдоволь свободного времени, и я мог позволить себе заняться вещами, на которые сейчас времени у меня уже не хватило бы. Это были превосходные каникулы. Я охотился в дебрях невидимого и ловил рыбу в водах космоса, но теперь я вновь вернулся к работе.

Письмо 15

Самое слабое звено

2 июня 1917 г.

В архивах Учителей Мудрости, помимо всего прочего, хранится информация, касающаяся прошлого и будущего этой страны. Эти сведения привлекли бы к себе большое внимание, будь они опубликованы в газетах в период национального кризиса.

О своей демократической миссии Америка уже знает, но она ещё ничего не знает о другой, не менее важной своей миссии — миссии подготовки мира к восприятию духовной культуры. Я не имею в виду религию — в обычном понимании этого слова, я говорю о культуре духа любви — о той идее любви, которая была заимствована, хотя и в искажённом виде, из учения Иисуса из Назарета, но всё равно утрачена, поскольку была слишком горячей для сердец, охлаждённых эгоистичными трудами, направленными на достижение материального благополучия.

В Мирах, лежащих выше физического, Америка взяла на себя своего рода долг, обязательство; его ни в коей мере не следует рассматривать как «сокровища на небесах», но когда этот долг будет полностью выплачен, он может обернуться настоящим духовным сокровищем. Я говорю о целых армиях душ, когда-то населявших эту страну на правах вольных собственников. Впоследствии они были вытеснены и лишены права наследования этой земли наступавшей на их вигвамы и охотничьи угодья цивилизацией.

Эти души — по крайней мере, многие из них — хотели бы вернуться. Многие уже вернулись, но они так и будут оставаться разрушительной силой до тех пор, пока им не представится возможность каким-то образом жить и далее той вольной жизнью, к которой они привыкли. Теперь, когда они живут в телах белых людей и требуют себе гражданские права наравне со всеми остальными, их уже не так-то просто уничтожить. Они разбросаны на всём протяжении этой огромной страны — от одного побережья до другого. Вы можете распознать их по орлиным глазам, скуластым лицам, свободной походке и любви к свободе. Они с трудом приживаются на фабриках и в конторах. Из них выходят непокорные клерки и мечтательные рабочие. Многие из них смогли проникнуть в ваш освещаемый солнцем мир как дети европейских иммигрантов, поскольку они считают, что для них проще войти в плоть и кровь какой угодно, но только не англосаксонской расы, несмотря на всё свободолюбие англосаксов.

Но вполне возможно, что наступит время, когда эти иностранные телом и всё ещё первобытные душой американцы, повинуясь инстинкту, взбунтуются против давящих на них со всех сторон сдерживающих влияний, когда они вновь захотят жить, как и раньше, на природе, даже если реализация этих планов будет представляться им столь же сложной, как, например, достижение Царства Небесного.

Приближается время, когда этой стране, как никогда раньше, потребуется любовь, когда фраза: «Живите и давайте жить другим» — должна будет стать не просто афоризмом, но законом. И те, кто стремится к свободной жизни на Природе, смогут получить эту свободу. Только в больших городах возникнут сложности с решением этой проблемы.

Я вовсе не пытаюсь вселить страх в сердца американцев. Напротив, я хочу сделать им нечто вроде инъекции против страха.

Колёса локомотива цивилизации до сих пор продолжают вращаться. Хотя Космическому Оку достаточно было бы один раз моргнуть для того, чтобы они остановились.

Америка спасётся. И спасение придёт к ней в тот час, когда над ней нависнет наибольшая опасность. Что это будет за опасность? Над этим вы должны подумать сами.

Научитесь смотреть на всё глазами Планетарного Духа. Ваш кругозор слишком узок. Для вас центр всех вещей — это книги, стоящие на полках в вашей библиотеке; но центр вещей расположен в сердце, а сердце есть у всего. Если вы будете думать не о себе, а обо всей расе, ваше сердце станет больше, вы научитесь видеть глазами сердца, а тот, кто видит глазами сердца, — мудрее, чем все историки и прогнозисты-аналитики.

Мир должен быть подготовлен для любви. В планах на будущее следует учитывать интересы всех людей — всех мужчин, женщин и детей. Нельзя пренебрегать ничьими интересами, поскольку крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена в ней. Крепким должно быть каждое звено.

Письмо 16

Совет в лесу

Однажды ночью, желая дать своей душе отдых от её трудов, я удалился в земной сосновый бор в одном из штатов Новой Англии. Я подыскал себе место, где, как ожидал, мог бы побыть в одиночестве; но едва я погрузился в свои мысли, как услышал какой-то странный звук. Он не походил ни на один из земных звуков, так как был необычайно тонок и пронзителен; и тут я понял, что это песня (если можно назвать это песней), и поют её мои собратья по этому миру, не освещаемому лучами солнца. И вдруг они сами неожиданно выпрыгнули на поляну позади меня, сели в круг и стали ждать. Затем я увидел свет явно неземного происхождения. Это был свет костра; и я догадался, что передо мной — группа индейцев, готовящихся к исполнению какого-то обряда своей древней религии.

Они не приглашали меня присоединиться к их церемонии, да и я тоже не приглашал их присоединиться к моим размышлениям. Поэтому я так и остался в стороне наблюдать за ними.

(Да, в этом мире нет той скрытности, что у вас, поскольку здесь царят гораздо большее понимание и большая терпимость).

Вскоре перед моим взором развернулась панорама какого-то странного танца. По-прежнему оставаясь в кругу, они кружились вокруг яркого огня, пели и подпрыгивали. Я не понимал слов их песни, но я мог читать их мысли по создаваемым ими мыслеобразам и понял, что они отмечают годовщину (отсчитанную бог весть по какому лунному исчислению) какой-то индейской резни, в которой они принимали участие сто или двести лет тому назад.

И сутью этого танца, его движущей силой была ненависть к белым, изгнавшим их с принадлежавших им прежде охотничьих угодий.

Шокированный и в тоже время заворожённый этим видом душ аборигенов Америки, я продолжал наблюдать за ними.

И хотя я не силён в магических ритуалах, вскоре я понял, что у этого танца есть своя цель и метод достижения этой цели, которая была явно агрессивной.

Распаляя себя и концентрируя свои мысли, они тем самым старались распалить и души определённого рода людей в Соединённых Штатах — людей с низким уровнем интеллекта, но наделённых бурным психическим темпераментом — и подтолкнуть их к жестоким, разрушительным действиям.

«Так вот для чего они здесь собрались», — подумал я.

После этого я создал стену вокруг своих мыслей, чтобы их не могли воспринимать индейцы. Да, я способен это делать, и не только я, но многие из тех, кто живёт в мире, расположенном выше земного.

Я ощущал терпкий, свежий запах сосен, я чувствовал, как усиливается ветер, врывающийся на поляну, казалось, что ветер откликнулся на их призыв и теперь предлагает им в помощь свою силу. Вы должны знать, что хотя сами стихии имперсональны[48], они населены полуличностными элементами; и каждое существо, развившее в себе в одной или в нескольких жизнях соответствующие способности, может управлять как стихиями, так и живущими в них полуличностными элементами, направляя их либо на добрые, либо на дурные дела.

Глядя на всё это со стороны, я замечал, как ветер подхватывает и уносит с собой мысли и страсти этих давно умерших людей, этих душ, не сумевших из-за влияния собственных жизненных тенденций освободиться от притяжения материи, от той астральной гравитации, которая привязывает к Земле так много душ.

Итак, глядя на них и мысленно перемещая своё сознание на большие расстояния (этому я здесь тоже научился), я замечал, какое влияние этот ритуал мщения и угрозы оказывал на умы некоторых, находящихся вдали от этого места, людей. Я замечал, как в их мысли прокрадывается ненависть — ненависть к цивилизации: будучи её частью, они так и не смогли разобраться со своими собственными желаниями.

Я знал, что в эту ночь и на следующий день, и в продолжение ещё нескольких дней после этого будут происходить вспышки жестокости, будет разрушаться собственность, а законопослушные люди окажутся в опасности.

Моё сердце наполнилось грустью, ведь раньше я даже не предполагал, насколько реальна нависшая над моей страной в это кризисное время опасность, вызванная кармой, которую создали ещё первые поселенцы. Разумеется, они полагали, что поступают правильно, избавляя себя и избранную ими землю от простодушных и в то же время таких сложных туземцев, чья цивилизация была старше, чем цивилизация Европы, и которые любили эту землю так, как могут любить её только люди, познавшие свободу на её просторах.

Когда магическая пляска закончилась, и её участники начали один за другим исчезать среди лесных теней, я решительным шагом направился прямо к центру круга, желая поговорить с любым, кто выразит желание откликнуться на моё предложение знакомства.

Неожиданно я столкнулся лицом к лицу с величественным вождём, голова которого была украшена тем убором из длинных перьев, где каждое перо символизирует какой-либо смелый поступок или иное достижение его обладателя. (Какая, однако, это была замечательная традиция! Какой стимул к активной деятельности! Каждый краснокожий получал свидетельство о своих достижениях в виде пера к головному убору).

Лицом он походил на ястреба, а его глаза светились внутренним огнём, — такая интенсивность чувства и мысли может проявляться лишь у лидера, у человека, способного повелевать другими людьми.

И я обратился к нему мысленно, поскольку не знал ни слова из его языка:

— Я только что стал невольным свидетелем вашей церемонии. Не могли бы вы немного рассказать мне о ней? Насколько я понял, она была направлена на мир людей, которые ещё не перестали дышать.

Взмахом своей властной руки он приказал удалиться всем оставшимся спутникам, ещё не успевшим покинуть поляну, и вскоре мы остались одни — только он и я.

— Я пришёл как друг, — сказал я, заметив, что он колеблется.

И это было правдой, поскольку, несмотря на всё предпринимавшиеся им по неразумности попытки причинить вред, чувствовалось, что в его душе живёт сознание справедливости — та способность избирать между истинным и ложным, то предчувствие закона, которое, будучи достоянием разума, придаёт ему особое достоинство и вызывает уважение окружающих. Он был похож вовсе не на дилетанта, промышляющего омерзительным первобытным колдовством, но, скорее, на священника, требующего воздаяния, на племенного полубога, который в один прекрасный день может стать не разрушительной, но созидательной силой, орудием великого Духа Америки, о котором я говорил в одном из прошлых писем, — Прядильщика Судеб, отвечающего за нашу страну.

Мы смерили друг друга глазами, и я отбросил занавес, скрывавший до того мои мысли, дабы он смог увидеть мой разум своим разумом и понять, что я уважаю и в некоторой степени даже понимаю его.

— Ты видел то, что ты видел, — сделал вывод вождь.

— А ты не возражаешь против моего присутствия?

— Нет.

Я всё ещё ощущал свежий запах соснового леса, и мой новый знакомый тоже величественно запрокинул голову и, казалось, пил этот запах.

— Свобода прекрасна, — сказал он, — и земля эта раньше была нашей.

Он как будто оправдывал себя и своих спутников, и я понял, что он уловил в моих мыслях осуждение. Я был рад убедиться в том, что могу общаться с ним непосредственно — разум к разуму, так же как рад я бывал каждой возможности расширить горизонты своего знания и завести знакомство с человеком, обладающим сильной волей.

— Но свободная земля должна быть открыта для всего мира, — сказал я, — и для тебя, и для меня, и для всех других людей и моей и твоей расы.

— Мы так не думаем, — последовал ответ.

— Но, — настаивал я, — разве мы оба — и ты и я — не наслаждаемся сейчас этой свободой?

Довольно сложно передать словами те мгновенные вспышки мыслей, которые мы адресовали друг другу, те картинки, которые то и дело возникали между нами, пока я старался деликатно, но настойчиво убеждать его в том, что для благополучия его расы вовсе не требуется уничтожать мою.

Я рассказал ему о том, как душа, на время покидающая Землю, возвращается туда вновь, но уже в другой форме, и эта мысль оказалась для него настолько новой, что мне пришлось за недостатком слов представлять свою мысль во всех мельчайших деталях. Я рассказал ему, что многие сотни его сородичей, и в том числе — наиболее знаменитые из них, уже вернулись в Материальный Мир, в ту Америку, которую они любили раньше, что у них теперь белые тела и распознать их можно только по особой остроте взгляда, по походке да ещё некоторым особенностям речи и поведения.

Он слушал меня в изумлении и даже с каким-то болезненным интересом, поскольку угадывал правду своим внутренним знанием, которое здесь (по эту сторону жизни) обмануть практически невозможно; и он верил моим словам.

— А не обманываешь ли ты сам себя?

(Иного вопроса я и не ожидал).

Тогда я рассказал ему о своих прошлых жизнях, которые помню теперь достаточно ярко, и привёл ещё несколько доказательств того, что мои слова — не самообман.

— Но что за жизнь ждёт моих людей, если они станут белыми? — не то вопросительно, не то утвердительно сказал он.

И он принялся представлять мне картинку за картинкой, рисующие повседневную жизнь рядового белого американца: школу с чадящей печью и спёртым воздухом, дом с закрытыми дверьми и окнами, «молельню», где шепчущий или, наоборот, крикливый проповедник разглагольствует о вещах, о которых не имеет никакого представления, перед теми, кто либо верит ему, либо не верит. Он как бы в насмешку нарисовал передо мной одежду белого человека из самых низких слоёв общества: тесные и неудобные ботинки, вызывающие зуд брюки, отвратительную шляпу, натирающую плешь на голове, и воротник. Он намеренно изобразил бумажный воротник — засаленный и обвисший по краям.

Далее он представил мне — как будто стараясь продемонстрировать широту своих наблюдений — контору в каком-то городе, где сидящие на стульях клерки согнулись в три погибели над бухгалтерскими книгами, в которых были только цифры, цифры — длинные ряды цифр (своего рода вампум[49]бледнолицего). И это занятие действительно казалось чересчур мелким для души краснокожего, наслаждавшейся свободой в своих родных лесах.

— И стоит ли им возвращаться за этим на свою родную землю? — спросил он.

— Но душа должна испытать всё, — ответил я.

Эта мысль тоже оказалась для него новой, и его брови в раздумье сошлись на переносице.

— Для чего душе испытывать всё? — спросил он.

— Чтобы вернуться к своему Богу обогащённой знанием, — сказал я.

— Своему Богу.

При этой мысли в его глазах мелькнул какой-то странный огонёк, однако лицо его осталось неподвижным.

— Да, — сказал я, — ведь и мой Бог, и твой Бог, оба они — Бог.

— Богов много, — ответил он, — есть Великий Дух, есть и другие.

— Но в центре каждого из них, — убеждал я его, — есть место, есть корень сердца, и он одинаковый у всего, что существует; и в каждом сердце есть то единое, что не знает различий; такой центр есть и в твоём сердце, и в моём, и в сердцах почитаемых нами Богов.

— Ты узнал об этом в одной из тех душных школ? — спросил он.

— Нет. Я не знал этого, даже когда уже стал стариком там, на Земле, я узнал об этом уже после того, как попал сюда. На Земле я, скорее, гордился своей обособленностью.

— Значит, здесь можно научиться новым религиям? — спросил он удивлённо.

— Если удастся найти учителя, — сказал я.

— Но для чего здесь нужны новые религии?

— В центре каждой религии, — ответил я, — тоже есть такое место, в котором все они едины. Точно так же у каждой расы, — подчёркнуто продолжил я, так как заметил, что мои слова вызывают в нём сомнение, — у всех рас есть корень единства. Краснокожий человек — брат, а не заклятый враг бледнолицего. Так для чего же тебе вредить потомкам тех людей, которые много лет назад думали, что поступают правильно, расширяя свои владения на этой земле?

— Но я не мстил им ради самой мести.

— Значит, я неправильно понял суть вашей колдовской песни.

— О! — воскликнул он. — Ты уловил чувства моих детей, а они не видят ничего дальше своих чувств. Я хочу лишь уничтожить нынешнюю жизнь, чтобы могла вернуться старая.

— Но ведь настоящее, — сказал я, — это всегда отрезок пути, ведущего в будущее. И те мои и твои люди, которые перевоплотятся — то есть те из них, кто уже готов идти дальше — пойдут рука об руку по этой земле. Вместе с теми, кто ещё приедет к ним из-за океана, они составят Новую Расу. И благодаря трудам тех немногих белых, которые смогли оценить и изучать традиции и цивилизацию краснокожих, стараясь при этом спасти их от полного уничтожения, история старого леса станет достоянием этой Новой Расы, которая возникнет в результате слияния твоей и моей расы и ещё многих других рас. И каждый год на некоторое время, когда жизнь Новой Расы уже наладится, мальчики и девочки, мужчины и женщины этой расы будут уходить на лоно дикой природы и наслаждаться свободной жизнью в палатках и беседами у костра, и тогда мы, наконец, станем братьями, настоящими братьями по крови, и все старые раны затянутся. Можешь ты признать меня своим братом?

Он кивнул.

— Передашь ли ты своим людям добрую весть о Новой Расе, во всех приобретениях которой будет и их доля?

Мы долго стояли, глядя друг другу в глаза, и я рассказал ему о многом, но здесь я не смогу передать всего, о чём мы говорили, иначе мне пришлось бы водить вашей рукой много часов подряд. Но в конце концов он понял меня.

Я верю, что он расскажет своему народу обо всём, что услышал, и дети Новой Расы, таким образом, будут избавлены хотя бы от одной из подстерегающих их опасностей.

Письмо 17

Идеал — успех

23 июня 1917 г.

Удалите страх из ваших сердец. Будущее будет преподносить вам уроки, но не больше, чем вы можете усвоить. А знать будущее до мельчайших подробностей — нежелательно. Если бы мир хотя бы десять лет назад узнал, какие страдания ему придётся пережить за годы этой войны, смог бы он достичь такого прогресса в искусстве, науке и бизнесе, какого достиг? Нет. Каждая мысль должна быть выстрадана.

Вы можете возразить, что в этом случае слабые расы (да и сильные тоже) могли бы лучше подготовиться к этой войне. Но одним из преподанных войной уроков было не откладывать в долгий ящик необходимые приготовления и знать на будущее, что если какая-либо нация идеализирует войну и вооружается, то ни этот её идеал, ни созданную ею армию не следует рассматривать просто как развлечения, которые со временем исчезнут сами собой.

Если хотите понять суть жизни нации или жизни индивида — смотрите на доминирующие у них идеалы. Идеал — это тенденция.

Каков доминирующий идеал Америки? Если сформулировать его кратко, то это — успех, не правда ли? Сейчас Америка участвует в мировой войне, и можете быть уверены, что она не упустит ни одной мелочи, которая могла бы способствовать достижению успеха в этой войне, так же как не она упускала ранее ни одной возможности добиться успеха в бизнесе.

А теперь взгляните на себя. Какие у вас доминирующие идеалы и тенденции? Вы, наверное, не задумываясь, назовёте работу, учёбу, полноценное общение, не так ли? Прекрасно. Что касается работы, то тут вам нечего бояться — в будущем хорошая работа сможет обеспечить вам, по крайней мере, средства к существованию. Учёба? Книг для утоления вашей жажды знаний вам хватит вполне. Общение? В этом мире достаточно одиноких душ для того, чтобы вы никогда не оставались в одиночестве.

Что-нибудь ещё? Вы подняли карандаш и задумались... Почти что всё, ведь так?

Теперь вернёмся опять к Америке. Америка не является да и никогда не была воинственной страной. Её боевой дух просыпался разве что тогда, когда с нею или с кем-нибудь другим обращались несправедливо. Проиграет ли она эту войну? Думаю, что нет.

Но в конце войны могут возникнуть некоторые сложности.

Хочу ещё раз вернуться к тому, о чем я говорил в одном из своих последних писем, а именно: о том, что и по эту сторону невидимой границы мы трудимся ради будущего Америки.

Я говорил и о Духе этой страны, которого вы можете считать составным существом, если уж у вас не хватит фантазии на то, чтобы увидеть, что вы — все вы — являетесь отдельными клетками тела Духа Америки.

Сейчас у Духа этой земли — большие планы, и он использует вас — всех вас — для их реализации точно так же, как вы используете клетки своего тела, так же, как вы используете сейчас скопление клеток, образующее вашу руку, для того, чтобы держать над бумагой карандаш.

Выражая свою готовность откликнуться на призыв своей страны, вы тем самым невольно подтверждаете, что признаёте факт служения всех клеток интересам её огромного, но единого тела. Некоторым из вас даже придётся погибнуть на войне ради общего блага; точно так же клетки ежедневно умирают и вновь рождаются в теле человека — микрокосме.

Распространите это правило на всё человечество, и получите ещё более наглядное его подтверждение. Сейчас Дух расы страдает, но, в конце концов, обретёт ещё более крепкое здоровье.

Вы, возможно, возразите мне на том основании, что многие из тех, кто гибнет, являются настоящим цветом расы — молодыми и вполне жизнеспособными. Но разве вы не помните, что души их продолжают жить? Главная их часть не потеряна, но лишь освобождена для ещё более грандиозной работы. Разве вы не думали о том, что земная жизнь может быть всего лишь сном, а жизнь после смерти — бодрствованием? Мудрецы размышляли над этим ещё задолго до вас и находили это вполне возможным.

Здесь мы никогда не остаёмся без дела и без надежды. Именно в силу своей занятости я прихожу теперь к вам так редко. Так что не торопите меня, ведь я же вас не тороплю.

И у нас здесь тоже есть свои проблемы. Как я уже говорил, одной из наших проблем является большое количество душ индейцев, душ краснокожих, которые ушли из жизни с ненавистью в сердцах и жаждой мщения, вызванных уничтожением их расы в Америке белым человеком.

Иногда нам все-таки удаётся умиротворить их и даже перетянуть на вашу сторону. В противном случае они продолжали бы представлять собой угрозу для будущего. Некоторые из них желают гибели вашей цивилизации, потому что их цивилизация тоже была погублена; и кое-кто из них действительно силён настолько, что может принести ощутимый вред.

Самый лучший способ обезвредить врага — это узнать, какими качествами он обладает, установить причины его враждебности и повернуть затем его ненависть в другом направлении — так, чтобы она не задела вас. Но души индейцев, как правило, очень скрытны. Даже при мне они иногда пытаются скрыть свою неприязнь — глубокую, основательную — за «кражу» (как им это кажется) земли, по которой они когда-то свободно бродили.

Я рекомендую Америке шире практиковать вольную жизнь на природе. В прошлой книге я советовал вам возродить старое знание леса и затем обучать ему детей. Вполне возможно, что наступит время, когда элементы этого знания многим из вас смогут принести пользу.

В мире скоро произойдут великие перемены, и для людей наступит период приспосабливания к новым условиям. Каждый такой период приносит с собой элемент беспокойства, а беспокойство нации подобно беспокойству подростка в период полового созревания, — его следует умерять подвижными играми на свежем воздухе или работой, замаскированной под игру.

Будущее воспримет у настоящего те элементы, которые наиболее необходимы для выживания.

Не бойтесь возврата к Тёмным Временам. Этого не произойдёт. Приближается Светлое Время. А то, что происходит сейчас, — пока лишь предрассветные сумерки.

Письмо 18

Порядок и прогресс

18 июля 1917 г.

Наша задача — проводить в жизнь те изменения, которые неминуемо должны произойти. Мы стараемся не допустить резких перемен.

Вы в своём мире не имеете ни малейшего представления о том, какими способностями и возможностями мы здесь обладаем. Мы можем внушать людям мысли, даже не давая им возможности догадаться, как эти мысли у них появились. Когда в их разуме неожиданно вспыхивает какая-нибудь идея, им кажется, что они сами додумались до неё; но неожиданные идеи, как правило, приходят извне. (Одну из них, например, я внушил вам сегодня утром, а затем быстро удалился, чтобы вы не успели узнать меня. Почему я убежал? Да потому, что я хочу, чтобы вы всегда полагались только на своё собственное суждение).

Как раз сейчас мы стараемся приучить Америку с уверенностью смотреть в будущее — в своё упорядоченное и мирное будущее, которое наступит после заключения мира в Европе.

Вы, возможно, уже догадались, что здесь у нас много таких людей, кто заботится о будущем всего мира. Оставив свои физические тела, люди, однако же, не перестают беспокоиться. Многие здесь считают, что мир приближается к катастрофе. Они всегда боялись этого и при жизни, когда жизнь, по их мнению, начинала меняться к худшему, и сейчас они с такой же готовностью воспринимают каждое затруднение как предзнаменование грядущего краха и хаоса.

Во всей Америке есть много мужчин и женщин, которые предвещают — и многие с высоких трибун и церковных амвонов — скорую гибель общества, которая, якобы, последует после войны. Успокойте свои возбуждённые сердца! Общество не погибнет. С некоторыми элементами общественной жизни после войны, конечно же, постепенно будет покончено, ну и бог с ними! Но общество уже добилось достаточно большого прогресса — ив техническом, и в интеллектуальном плане, и остановить его теперь не так-то просто.

Не тревожьтесь. Будьте бдительны, но не тревожьтесь. Авраам Линкольн однажды предотвратил территориальный раскол, а следовательно — и возможное ослабление этой страны; но сейчас и он сам, и другие точно так же стараются предотвратить духовный раскол, последствия которого могли бы быть ещё более разрушительными.

Нет, мы вовсе не хотим, чтобы все ваши полезные изобретения и сооружения, которые ещё могут пригодиться в будущем, были выброшены на свалку из-за безрассудной жестокости и несдержанности. Всё полезное должно быть сохранено. А всё, что бесполезно для будущего, можно переделать и применить на пользу.

Человечество не привыкло к резким скачкам. Ему привычнее последовательно переставлять ноги одну за другой, уверенно продвигаясь вперёд. В прошлом человек старался больше исправлять и переделывать, а не отказываться в одночасье не только от своих общественных институтов, но даже и от своей одежды. Выбрасывалось только то, что действительно было изношено до крайности. То же самое и с нашей финансовой, и с нашей социальной системами — их следует исправлять, а не отбрасывать. Не думаете же вы, что мы опять вернёмся к вампуму? Конечно же, нет!

И здесь у нас существует довольно сильное течение (представленное в основном, теми, кто раньше населял этот континент), направленное на то, чтобы упростить жизнь в Америке. Но Америка больше не является изолированной страной. У неё есть теперь своё место в республике наций. Некоторые души — как правило, те, что жили раньше в телах американских индейцев — хотели бы вновь сделать Америку страной вигвамов и лагерных костров, потому что они хотят вернуться домой, а сложность современной американской жизни пугает их.

Но здесь есть учителя — и некоторые из них краснокожие, — которые могут научить отсталые души лучшей приспособляемости.

Я уже говорил, что существует сила, стремящаяся повернуть развитие Америки вспять. Но я говорил также, чтобы вы отнеслись к этому факту без всякой паники, ведь и в вашем мире есть реакционеры.

Влияние нашего мира на ваш — своеобразно, но заметно. Однако большинство из тех живущих здесь людей, кому небезразличны судьбы мира, стремятся вести его вперёд, а не назад. Мир будет продолжать идти вперёд.

Да, душам, которые вы называете «отошедшими в мир иной», тоже не чужда организованность. Они понимают, что, имея цель и программу, они будут обладать большим влиянием. Когда началась война, здесь поднялся большой переполох, но теперь всё постепенно приходит в норму. Отдельные умы всё более сплачиваются. Многие из тех, кто обладает здравым смыслом и хоть немного разбирается в политике, читают лекции то тут, то там, везде, где только возможно собрать аудиторию. Это ещё одна причина, по которой мои визиты стали столь редкими. Сейчас я занят, как никогда раньше. Зная, что вскоре наступит время, когда я смогу, наконец, отдохнуть от своих нынешних трудов, я стараюсь использовать свои силы на полную мощность, поскольку те, кого мне удаётся убедить в том, что Америка и другие страны все-таки движутся вперёд (и должны двигаться вперёд к ещё более великим свершениям), в свою очередь стараются убедить в этом и других. В последний месяц я был так занят, как никогда не был загружен ни один земной лектор. Перемещаясь из одного места в другое — из города в город, из штата в штат — я по несколько раз на дню выступал перед сотнями людей. Однажды утром я читал лекцию в Сан-Франциско, ближе к полудню в тот же день — в Нью-Йорке, в два часа пополудни — в Новом Орлеане, а вечером — в Бьютте (штат Монтана). Я, к счастью, не должен подстраиваться под железнодорожное расписание и не должен оплачивать проезд.

Верьте мне, мы спасём Америку и спасём мир. Ведь за нами стоят Учителя, а они никогда не позволят миру погибнуть.

Я бы не хотел, чтобы вы знали, насколько близок к катастрофе был мир (и неоднократно) на протяжении последних трёх лет. Но теперь силы преднамеренного зла, с которыми мы боролись, уже рассеяны; и хотя полностью они не уничтожены, их влияние уже далеко не таково, как раньше. Чего нам следует теперь опасаться, так это безрассудства тех, кто верит, что несёт миру добро, — безрассудства разного рода фанатиков, агитаторов и паникёров, искажающих и извращающих изначально верные замыслы своими бредовыми, а то и явно вредоносными идеями.

Порядок, порядок, и ещё раз порядок! Вот к чему должен стремиться мир в период реакции, которая неизбежно наступит после войны. С реакцией вам придётся считаться, но это будет лишь кратким отдыхом для измученных сердец, которым вскоре вновь придётся перейти к созиданию.

Именно в этот период созидания я более всего рассчитываю на Америку, поскольку она не будет так истощена, как прочие члены великого мирового братства. Но именно в Америке в это время возникнет одна опасность. Я говорю вам об этом сейчас, чтобы опасность эта не застала вас врасплох и чтобы вы не теряли бдительности.

Будьте бдительны, но не перестраховывайтесь.

И верьте в то, что Учителя Жизни так или иначе помогут вам преодолеть и это испытание.

Письмо 19

Федерация наций

9 августа 1917 г.

Настало время и Америке присоединиться к остальному миру и занять своё место в федерации наций. Если она установит прочный союз с Англией, то им удастся уберечь мир от опасности новой войны.

Прошлая изоляция Америки полностью соответствовала её интересам: ей необходимо было развиться до её нынешнего состояния, не подвергаясь никаким вмешательствам извне и не вмешиваясь, в свою очередь, ни в какие международные конфликты. Свободная и одинокая, она так и не стала частью громоздкой, скрипучей машины международной дипломатии и интриг. Но теперь она уже полностью самостоятельна, и, выражаясь языком политиков, её характер уже сформировался. Можно сказать, что Америка уже собрала необходимый кворум и теперь имеет право голоса на всемирных совещаниях и всемирных выборах.

В прошлом многое для неё сделали Англия и Франция, и теперь её очередь постараться для них. Ведь именно они сформировали её культуру и больше всех повлияли на её дух; теперь на их дух будет влиять Америка.

Когда накануне вы читали о том, что наши солдаты не только воюют, но и работают во Франции, стараясь хоть как-то помочь тамошним крестьянам и фермерам, вы испытывали большое удовлетворение; вы помните, вероятно, о том, что я говорил вам ещё до вступления Америки в войну — что наши соотечественники отправятся во Францию, чтобы работать, работать и работать там ради восстановления этой страны.

И это ещё только начало. И во время войны, и после неё наши люди будут всё активнее участвовать в восстановлении Европы.

Скоро там возникнет потребность в работе нового типа — нового для нас.

То, что многие нации объединяются ради общего дела, весьма знаменательно. Отсюда остаётся только один шаг до объединения всех наций ради достижения единой цели.

Сила возмущения в мире должна утихнуть, так же как утихла сила расовой ненависти — а она и в самом деле уже истощилась. Далее война будет продолжаться уже без той ярости, которая имела место в её начале. Мы растём, поскольку таково наше предназначение, и даже в Нью-Йорке уже не чувствуется той ярости, которая кипела там пару лет назад. Она ослабла и в Англии, и во Франции, и в Германии. К войне сейчас относятся как к обычной малоприятной обязанности, от которой все желали бы поскорее отделаться. Когда в ней уже никто не будет видеть никакого смысла, она прекратится.

А сейчас меня интересует, какое место займёт Америка в федерации государств.

Письмо 20

Новый идеал

19 августа 1917 г.

Вследствие того, что Германия чрезмерно увлеклась своими националистическими идеями и попыталась затем всучить их всему остальному миру в имперской форме, в мире сейчас всё более зреет скептическое отношение к национальному фетишу. Мир уже не поверит в добрые намерения ни одной нации, которая щеголяет своими совершенствами перед лицом либо друга, либо врага.

Америке же, которая сейчас становится всё более уверенной в своём высоком предназначении, не мешало бы параллельно с этим развивать в себе ещё и скромность. Ей необходимо осознать, что она является всего лишь одной из стран-сестёр, входящих в великое сообщество наций. А Орлу в связи с этим не мешало бы подучиться искусству общения. Спокойный голос сразу привлекает к себе внимание в мешанине разнородных шумов, где крик наверняка остался бы незамеченным. Потому и голос Америки должен быть уверенным и спокойным.

Сейчас она платит за своё право участвовать во всемирных совещаниях. Так пусть же её голос приобретёт авторитет благодаря своей сдержанности и достоинству.

В Европе сейчас происходит великая перемена — в корне меняются представления европейцев об американском характере. Франция до сих пор знала лишь американских туристов, да тех (оторвавшихся от корней) американцев, которые предпочитали жить в Европе, а не в своей собственной стране. Теперь Франция начинает узнавать, как американцы трудятся, развлекаются, сражаются, любят, живут и умирают. Увидев американцев в таком свете, Франция начала протирать глаза, думая — не сон ли это. Эти американцы были совсем не такими, какими она их себе представляла. Она до сих пор ещё не поняла толком, каков он — истинный американец, но у неё уже появилось желание это понять. В сердце Франции уже появилось новое, волнующее, тёплое чувство к новому брату, который прибыл к ней на помощь из-за океана. В силу своей утончённости и более надуманных стандартов, она замечает его неотёсанность. Но она замечает также и его рыцарство, и благородство, которых она никак не ожидала увидеть в иностранце.

О, Америка и американцы!

Сейчас как никогда мир склонен судить и испытывать вас. Сердце моё наполняется восторгом, когда я вижу, как наши парни, отправляясь в неведомый им доселе мир, приносят с собой бодрящий дух американских лесов и степей. Когда я вижу, как взор гордого и до боли зажатого условностями француза теплеет, останавливаясь на наших мальчиках, — как я горжусь ими! Я забываю даже, что и сам я уже не совсем американец, так как несколько лет назад я покинул свою землю и перебрался в Страну, лежащую по ту сторону смерти.

И когда в конце войны и после неё начнутся многочисленные переговоры, то пусть скромность, продиктованная сознанием собственного величия, удержит Америку от напоминаний Англии и Франции, что именно она спасла их от полного разрушения. Я молитвенно складываю свои ладони (для вас — призрачные ладони) и истово молюсь, чтобы Америка вела себя достойно на предстоящих переговорах.

«Скромность» — пусть это слово станет вашим паролем.

Душа Франции полна благодарности, душа Франции исполнена любви. Сердца французов теплеют, а глаза наполняются влагой, когда они шепчут: «Les Americains! Les Americains!»[50]

Помните, что эта любовь — самое главное ваше завоевание.

Я предпочёл бы хоть тысячу раз ещё умереть, чем увидеть, что мои американцы в этот кризисный для всего мира момент разочаровали своих французских братьев.

Вас удивляет, что я ничего не говорю об Англии? Ах! Англия вас уже знает. И знает уже давно. Англию вы ничем не удивите. Она знает вас, как мать знает своего сына или дочь; а для французов вы — загадка, тайна, пришедшая им на помощь; ангелы в форме цвета хаки, в широкополых шляпах, и к тому же говорящие на непонятном языке.

Теперь понимаете?

Франция молится за вас. Она молилась бы на вас, если бы не была так скромна в своей любви. Она видит перед собой неведомое чудо и ощущает благоговейный трепет.

Восславим же братство наций — никем ранее не постижимый идеал!

Вы ничем не выбьете из головы мальчика, выросшего в свободном мире, мысль о том, что Америка свободна и всегда должна оставаться свободной. Во все года люди этой земли готовы были умереть за свободу — за свою личную свободу, за свободу негров. Теперь они сражаются и умирают за свободу всего мира.

Знаете ли вы, что это означает — быть свободным? Только сдержанный человек может быть свободным, так как беззаконие — не есть свобода. Беззаконие всегда присуще не свободе, но тирании.

В новой Америке, очертания которой я уже вижу на горизонте (ведь мои глаза видят намного дальше ваших), будут созданы все условия для наиболее полного развития индивидуальности, но в то же время её развитие будет уравновешиваться идеей социальной ответственности. До сих пор индивидуальность развивалась стихийно. И результаты этого процесса налицо: у немногих накоплены безмерные запасы пищи, в то время как многие часто остаются совсем без неё; повсюду — столкновения и противоборство интересов, и каждый старается извлечь свою собственную выгоду из этого трагического противостояния.

До конца войны людям необходимо привести во взаимное согласие свои умы и сердца.

Старое поколение уходит — то поколение, которое, подстегиваемое стремлением к личной выгоде, опоясало весь континент железными дорогами. А перед новыми людьми, приходящими на смену старым «капитанам индустрии», откроется уже новый идеал.

Один из Тех, Кто знает больше, чем я, сказал мне однажды, что тех людей, которым удалось, благодаря своей прозорливости и инициативе, построить индустриальную Америку, вдохновляли и направляли Существа, стремившиеся обратить их амбиции на благо мира, хотя сами строители об этом, конечно же, не догадывались.

Письмо 21

Сумбурный рассказ

15 ноября 1917 г.

Сегодня я как-то не настроен на литературную деятельность. Поэтому моя речь, боюсь, окажется несколько бессвязной.

Не знаю, достаточно ли хорошо вы представляете себе всю серьёзность предприятия, в которое ввязалась Америка. Вам кажется, что да. Но до тех пор, пока всё не утрясется, боюсь, вы получите ещё немало сюрпризов.

Не беспокойтесь о своём лондонском имуществе. Лондон — большой город, и чтобы нанести ему какой-либо заметный ущерб, потребовалось бы куда большее количество бомб.

Да, я ещё раз со всей уверенностью могу повторить то, что говорил примерно два с половиной года назад: Германия столкнется с серьезными внутренними трудностями, да и не только Германия. Мир изменится. Но не бойтесь. Вам эта перестройка вреда не принесёт.

Человечество так боится перемен!

Но раса уже не раз переживала перемены (некоторые — ещё в доисторические времена), причём зачастую ещё более драматические, нежели нынешние. У человечества — долгая история, и лишь небольшая её часть описана в ваших книгах.

Да, мир объединится, и в то же время его будут раздирать противоречия. Не спорю, это звучит несколько парадоксально.

Сегодня у меня появилась возможность отдохнуть, поэтому и речь моя несколько сумбурна. Вам следует постоянно жить в маленьком, тихом местечке, наподобие этого, вдали от центра. Суетные и переполненные народом деловые районы — не для вас; вам не подойдёт ни Нью-Йорк, ни другие большие города. Всем тем, чьи внутренние чувства уже достаточно высоко развиты, следует жить в стороне от них. Это не значит, что им обязательно нужно становиться отшельниками, но жить им лучше всего где-нибудь на окраине. А когда вам захочется очутиться в гуще толпы, вы всегда сможете съездить в центр.

Скажите ***, чтобы он не волновался, так как работа над этой книгой продвигается медленно. Время работает не против вас. Мир движется вперёд, и вы движетесь вместе с ним. Так что не стоит заблуждаться на этот счёт. Мир движется очень быстро. Все эти новые «духовные» книги — свидетельство быстрого продвижения мира. Ещё несколько лет назад ни один издатель не стал бы их печатать.

Меня не удивляет то, что у вас голова идёт кругом.

На вас произвела сильное впечатление «потеря» многих личных друзей за годы войны, ведь их смерти, на первый взгляд, никак не были связаны с этой войной. Они просто не смогли приспособиться к новому миру, идущему на смену старому, и таких, как они, — много. Их Молчаливые Наблюдатели просто забрали их оттуда. У каждого из вас есть свой Молчаливый Наблюдатель — нечто, находящееся выше и вне вас, и в то же время абсолютно реальная и неотъемлемая собственная ваша часть.

Наблюдатели вселенной смотрят сейчас за ней намного пристальнее, чем обычно. И ваш собственный Наблюдатель следит как за вами, так и за всем миром. И когда потребуется совершить какое-нибудь важное действие, он даст вам знать.

Похоже, что мир уже свыкся с мыслью о том, что мёртвый может разговаривать так же, как и живой. Но это только прелюдия к знанию.

Когда эта худшая из войн закончится, и люди понемногу привыкнут к мирной жизни, они попытаются узнать самих себя. И тогда они обнаружат, что их тела и души — всего лишь часть их самих, что они существуют на всех имеющихся во вселенной уровнях материи и более тонкого вещества и что каждое из этих тел человека столь же реально, как и то, которое он видит в зеркале. Люди научатся создавать связи между собой, наводить мосты общения. И, в конце концов, станут полностью сознательными существами.

Когда-нибудь в мир вернётся радость — и такая радость, какой мир ещё не знал. И когда-нибудь вы с радостью вновь ощутите себя живыми, я имею в виду всех вас.

Не беспокойтесь, вы пока что останетесь в Америке. В данное время Америка — наиболее подходящее место для жизни. Мир всё более пристально следит за успехами Америки. Она подаёт своим друзьям такой пример, которому им просто стыдно будет не последовать. А в один прекрасный день она станет наивысшим примером для всех.

Письмо 22

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: