Глава Тридцать Четвёртая

В час лошади, в одиннадцать часов утра, десять дней спустя после смерти Дзозена и всех его людей, группа из трех галер огибала мыс у Анджиро. Они были набиты войсками. Торанага сошел на берег. Рядом с ним был Бунтаро.

– Сначала я бы хотел посмотреть на учебную атаку, Ябу-сан, первых пятисот обучаемых, – сказал Торанага. – Не откладывая, сейчас же.

– Может быть, завтра? Мне потребуется время, чтобы подготовиться, – сказал Ябу любезно, в душе он был взбешен внезапностью появления Торанаги и зол на своих шпионов, не сумевших предупредить его. Он едва успел примчаться на берег с почетным караулом. – Вы, наверное, устали…

– Нет, благодарю вас, – сказал Торанага намеренно резко, – мне не нужны защитники или сложные построения, крики или показные смерти. Вы забыли, старина, я играл в пьесах «Но» и достаточно много их поставил, чтобы уметь использовать свое воображение. Я не ронин-крестьянин. Пожалуйста, прикажите сразу же выступать.

Они стояли на берегу около пристани. Торанага был окружен отборными телохранителями, остальные высаживались с причалившей галеры. Еще тысяча самураев с тяжелым вооружением находились на двух галерах, которые ждали на рейде. День был теплый, небо безоблачно, на море была небольшая волна, на горизонте дрожало легкое марево.

– Игураши, посмотри-ка! – Ябу спрятал свой гнев. С тех пор, как было отправлено первое донесение о прибытии Дзозена одиннадцать дней назад, поступило только несколько незначительных сообщений из Эдо от его собственных шпионов и ничего, кроме редких возмутительно бессодержательных ответов Торанаги на его более важные сигналы: «Ваше сообщение получено и внимательно изучается», «Удивлен сообщениями о моем сыне. Пожалуйста, дождитесь дальнейших инструкций». Затем, четыре дня назад: «Виновные в смерти Дзозена будут наказаны. Они должны оставаться на своих постах, но держите их под арестом, пока я не проконсультируюсь с господином Ишидо». И вчера, как бомба: «Сегодня получил официальное приглашение нового Совета регентов из Осаки на цермонию открытия выставки цветов. Когда вы собираетесь выехать? Сообщите немедленно».

– Ведь это не означает, что Торанага действительно поедет? – спросил озадаченный Ябу.

– Он вынужден сделать это, – ответил Игураши, – во всяком случае он испытывает вас.

– Да, вероятно, – сказал Оми.

– Почему нет новостей из Эдо? Что случилось с нашими шпионами?

– Похоже, что Торанага накрыл Кванто одеялом, – сказал ему Оми, – может быть, он знает, кто ваши шпионы!

– Сегодня десятый день, господин, – напомнил Ябу Игураши. – Все готово для вашего отъезда. Вы собираетесь ехать или нет?

Сегодня здесь на берегу Ябу благодарил охранявших его ками, которые убедили его принять совет Оми оставаться до последнего возможного момента, еще три дня.

– Относительно вашего последнего письма, Торанага-сама, того что пришло вчера, – сказал он. – Вы, конечно, не поедете в Осаку?

– А вы?

– Я признаю вас как своего вождя. Конечно, я ждал вашего решения.

– Мне решить легко, Ябу-сама. Но вам трудно. Если вы поедете, регенты наверняка обвинят вас в убийстве Дзозена и его людей. Ишидо действительно очень сердит, и справедливо. Не так ли?

– Я не виноват в этом, господин Торанага. Убийство Дзозена – как ни заслуживал он этого – было совершено вопреки моим приказам.

– Это сделал Нага-сан, да? Иначе, конечно, вы должны были бы сделать это сами. Я поговорю с Нага-саном позднее, но пойдемте, мы можем продолжить разговор в пути. Не нужно тратить время, – Торанага взял быстрый темп, телохранители держались вплотную к нему. – Да, у вас действительно дилемма, старина. Если вы поедете, вы потеряете голову, потеряете Идзу и, конечно, весь ваш род Касиги отправится на казнь. Если вы останетесь, Совет издаст такое же постановление, – он оглянулся на Ябу, – может быть, вам следует сделать то, что вы предлагали, когда я последний раз был в Анджиро, сделать мне. Я буду счастлив быть вашим помощником. Может быть, ваша голова улучшит Ишидо настроение, когда я увижу его.

– Моя голова ничего не значит для Ишидо.

– Я так не думаю.

Их прервал Бунтаро:

– Простите меня, господин. Где вы хотели разместить моих людей?

– На плато. Устройте там свой постоянный лагерь. Двести человек охраны будут стоять со мной у крепости. Когда отдадите все распоряжения, присоединяйтесь к нам. Я хочу, чтобы вы посмотрели на учения. – Бунтаро торопливо ушел.

– Постоянный лагерь? Вы остаетесь здесь? – спросил Ябу.

– Нет, только мои люди. Если атака так хороша, как я слышал, мы сформируем девять штурмовых батальонов по пятьсот самураев в каждом.

– Что?

– Да. Я привез с собой еще тысячу отборных самураев для вас. Вы обеспечите еще одну тысячу.

– Но нет достаточного количества ружей и подготовка…

– Ну, извините, вы не правы. Я привез тысячу мушкетов и вдоволь пороха и пуль. Остальное прибудет в течение недели вместе с еще одной тысячей человек.

– У нас будет девять штурмовых батальонов?

– Да, они составят один полк. Командиром будет Бунтаро.

– Может быть, было бы лучше, если бы командовал полком я. Он будет…

– О, не забывайте, что Совет состоится через несколько дней. Как вы сможете командовать полком, если собираетесь в Осаку? Вы готовы ехать?

Ябу остановился: – Мы союзники. Мы договорились, что вы старший, и помочились в знак договоренности. Я соблюдал и соблюдаю ее. Сейчас я спрашиваю, какой у вас план? Мы воюем или нет?

– Никто не объявлял мне войны. Пока.

Ябу страстно желал выхватить свой меч работы Ёситомо и выпустить кровь из Торанаги прямо здесь на песке, покончив с ним раз и навсегда, чего бы это ни стоило. Он чувствовал дыхание телохранителей вокруг себя, но не заботился сейчас об этом: – Разве Совет не предвещает вашей смерти тоже? Вы сами сказали об этом. Как только они встретятся, вы должны будете повиноваться. Так?

– Конечно, – Торанага сделал знак телохранителям, чтобы они отошли, легонько оперся о свой меч, широко и твердо расставив свои массивные ноги.

– Тогда каково же ваше решение? Что вы предлагаете?

– Сначала посмотреть атаку.

– Потом?

– Потом поехать поохотиться.

– Вы собираетесь в Осаку?

– Конечно.

– Когда?

– Когда мне захочется.

– Вы имеете в виду, не тогда, когда захочется Ишидо.

– Я имею в виду, когда это захочется мне.

– Мы будем изолированы, – сказал Ябу, – мы не можем воевать со всей Японией, даже имея штурмовой полк, и мы, видимо, не сможем подготовить его за десять дней.

– Да.

– Тогда какой у вас план?

– Что на самом деле произошло у Дзозена с Нагой?

Ябу рассказал все как было, опустив только тот факт, что Нага был спровоцирован Оми.

– А мой чужеземец? Как себя вел Анджин-сан?

– Хорошо. Очень хорошо, – Ябу рассказал ему о попытке самоубийства в первый вечер и как он склонил Блэксорна на свою сторону, к их общей выгоде.

– Это было умно, – медленно сказал Торанага. – Я никогда не думал, что он попытается совершить сеппуку. Интересно.

– Повезло, что я приказал Оми быть наготове.

– Да.

Ябу нетерпеливо ждал дальнейшего, но Торанага молчал.

– Эту новость о том, что господин Ито станет регентом, я вам сообщил, – сказал наконец Ябу. – Вы знали об этом до моего письма?

Торанага ответил не сразу:

– До меня доходили слухи. Господин Ито – лучший выбор для Ишидо. Бедный глупец всегда радуется, когда его возносят, а потом снова оказывается носом в чужом анусе. У них собирается хорошая компания.

– Его голос погубит вас тем не менее.

– Если Совет состоится.

– А, так у вас есть план?

– У меня всегда есть план – или планы – разве вы не знаете? Но вот вы, каков у вас план, союзник? Если вы хотите ехать, то поезжайте. Если вы хотите остаться, оставайтесь. Выбирайте! – он пошел дальше.

* * *

Марико протянула Торанаге свиток, тесно исписанный иероглифами.

– Это все? – спросил он.

– Да, господин, – ответила она, недовольная теснотой каюты и вообще тем, что она опять находится на борту, даже если корабль и стоит в гавани. – Здесь повторяется многое из того, что есть в военном руководстве, но я записывала каждый вечер все, что происходило. Это почти как дневник всего, что случилось или было сказано с того времени, как вы уехали.

– Хорошо. Кто-нибудь еще читал его?

– Нет, насколько я знаю, – она стала обмахиваться веером. – Наложница Анджин-сана и слуги видели, как я писала, но я все время держала это под замком.

– И каковы ваши выводы?

Марико заколебалась. Она взглянула на дверь каюты и закрытый иллюминатор.

Торанага сказал:

– На борту только мои люди.

– Да, господин. Я только вспомнила, что Анджин-сан говорил, что на борту корабля нет секретов. Так что простите, – она задумалась на минуту, потом продолжала более уверенно. – Мушкетный полк выиграет одно сражение. Чужеземцы могут победить нас, если они высадятся, силой пушек и ружей. У нас должен быть военно-морской флот, как у них. Все знания, которыми обладает Анджин-сан, имеют для вас огромное значение, так что это должно держаться в секрете, это только для ваших ушей. В чужих руках это знание будет смертельно для нас.

– Кто еще в курсе того, что он рассказывает?

– Ябу-сан знает много, но Оми-сан знает больше – он более догадливый. Игураши-сан, Нага-сан и солдаты, конечно, понимают стратегию, не отдельные мелкие детали, и никто не постиг всего, что знает Анджин-сан о политике и вообще о мире. Ну, я больше всех остальных. Я записывала все, что он говорил, спрашивала, комментировала. Как могла. Конечно, он только рассказывал нам об определенных вещах, но его познания огромны и память почти совершенна. При его терпении он может дать вам точную картину мира, описать его обычаи, опасности… если он говорит правду.

– А он говорит правду?

– Я считаю, что да.

– Каково ваше мнение о Ябу?

– Ябу-сан – очень вспыльчивый человек без каких-либо угрызений совести. Он не ценит ничего, кроме своих собственных интересов. Долг, верность, традиция ничего для него не значат. Его ум вспыхивает до больших озарений, даже гениальности. Он одинаково опасен и как враг, и как союзник.

– Это все исправляемые качества. А что против него?

– Плохой администратор. Его крестьяне устроят бунт, если только получат оружие.

– Почему?

– Грабительские, незаконные налоги. Он берет семьдесят пять из ста частей риса, рыбы, всего остального. Он начал брать налог с головы, с земли, с лодки, с каждой продажи, с каждого барреля саке – в Идзу со всего берутся налоги.

– Может быть, я возьму его или его управляющего к себе в Кванто. Ну, то что он делает здесь, это его дело, у его крестьян никогда не будет оружия, так что нам нечего беспокоиться об этом. Я мог бы все еще использовать Идзу как базу, если будет необходимость.

– Но, господин, шестьдесят частей – официальный предел.

– Это был официальный предел. Тайко сделал его законным, но он мертв. Что еще о Ябу?

– Он умерен в еде, его здоровье, видимо, прекрасное, но Суво, массажист, говорит, что у него проблема с почками. У него есть любопытные привычки.

– Какие?

Она рассказала ему о Ночи Стонов.

– Кто сказал вам об этом?

– Суво. А также жена и мать Оми-сана.

– Отец Ябу тоже варил своих врагов. Трата времени. Но я могу понять, что ему иногда это нужно бывает делать. А его племянник, Оми?

– Очень проницательный. Очень умный. Очень способный. Абсолютно предан своему дяде.

– Семья Оми?

– Его мать соответственно очень плохо относится к Мидори, его жене. Жена – самурай, мягкая, сильная и очень хорошенькая. Все преданные вассалы Ябу-сана. В настоящее время у Оми-сана нет наложницы, хотя Кику, самая известная куртизанка в Идзу, почти стала его наложницей. Если бы он мог выкупить ее контракт, я думаю, он бы ввел ее в свой дом.

– Он поможет мне против Ябу, если мне это потребуется?

Она подумала об этом. Потом покачала головой.

– Нет, господин, я так не думаю. Я думаю, что он вассал своего дяди.

– Нага?

– Как самурай – лучше быть не может. Он сразу понял опасность Дзозен-сана и его людей для вас и блокировал все до тех пор, пока не проконсультировался с вами. При том, что он ненавидит мушкетный батальон, он тренирует свое войско так, что они добьются совершенства.

– Я думаю, он был очень глуп – стал марионеткой Ябу.

Она поправила складку на кимоно, промолчав.

Торанага обмахнулся веером. – Теперь что скажете об Анджин-сане?

Она ожидала этого вопроса, и вот он задан, все умные фразы, которые она подготовила, вылетели у нее из головы.

– Ну?

– Вы должны судить по этому свитку, господин. В некоторых вещах он непостижим. Конечно, его воспитание и происхождение ничего общего не имеют с нашими. Он очень сложный и вне нас – вне моего понимания. Он бывает очень открытым. Но с тех пор, как он попытался сделать сеппуку, он изменился. Он стал более скрытен. – Она рассказала о том, что сказал и сделал в этот вечер Оми. И об обещании Ябу.

– Ах, его остановил Оми – не Ябу-сан?

– Да, Оми.

– И Ябу следовал совету Оми?

– Да, господин.

– Так Оми его советник. Интересно. Но Анджин-сан, конечно, не ожидает, что Ябу сдержит свое обещание?

– Да, абсолютно.

Торанага засмеялся: – Как по-детски!

– Христианская «совесть» очень глубока в его душе, так что, извините, он не может избежать своей кармы, одна часть которой в том, что им в целом управляет ненависть к смерти тех, кого он называет «невинными». Несколько ночей он плохо спал и целыми днями едва разговаривал со всеми.

– Эта «совесть» есть у всех чужеземцев?

– Нет, хотя она должна была бы быть у всех чужеземцев-христиан.

– Он лишится когда-нибудь этой «совести»?

– Я так не думаю. Но до тех пор он будет беззащитен, как ребенок.

– А его наложница?

Она рассказала ему всю историю с Фудзико.

– Хорошо, – он был рад, что его выбор Фудзико и весь план оказались так удачны. – Очень хорошо. Она превосходно себя вела в этой истории с пистолетами. А каково его поведение, какие у него привычки?

– В основном нормальное, за исключением его удивительного смущения в вопросах секса и упорного нежелания обсуждать самые обычные функции человеческого организма, – она также описала его необычную потребность в уединении и его отвратительные привычки в питании. – В остальном он внимательный, рассудительный, живой и способный ученик, очень интересуется нашими обычаями и нами. Я объяснила ему кое-что о нашей жизни, и нашей истории, о Тайко и проблемах, встающих сейчас перед нашим государством.

– Вы рассказали ему о наследнике?

– Да, господин. Что-нибудь неправильно?

– Нет, я говорил вам, чтобы вы учили его. Как его японский?

– Сравнительно неплохо. Временами он говорит на нашем языке совсем хорошо. Он талантливый ученик, господин.

– А в вопросах секса?

– У него одна из наших служанок, – сразу сказала она.

– Он сам ее выбрал?

– Ее послала ему наложница.

– И?

– Я так поняла, что в целом все было нормально.

– Ах! Так у нее не было никаких трудностей?

– Нет, господин.

– Но он пропорционально сложен?

– Девушка сказала: «О, да», она сказала «даже чрезмерно».

– Превосходно. По крайней мере в этом его карма хороша. Это проблема массы людей – Ябу, Кийямы. Маленькие члены. Несчастье родиться с маленьким членом, – он взглянул на свиток, потом с треском закрыл свой веер. – А как вы, Марико-сан?

– Хорошо, благодарю вас, господин. Я очень рада, что вы так хорошо выглядите. Могу я поздравить вас с рождением внука?

– Да, благодарю вас. Я доволен. Мальчик хорошо сложен и кажется здоровым.

– А госпожа Дзендзико?

Торанага хмыкнул: – Она сильна, как всегда, – он поджал губы, задумавшись на минуту. – Может быть, вы могли бы рекомендовать для ребенка приемную мать[8]? Боюсь, будет нелегко найти нужного человека. Госпожа Дзендзико – не самая легкая в общении, правда?

– Я уверена, вы найдете подходящего человека, господин. Я, конечно, подумаю об этом, – ответила Марико, зная, что советовать в таком деле глупо, так как ни одна женщина не могла бы удовлетворить сразу и Торанагу, и его сноху.

– Спасибо. А вы сами, Марико-сан?

– С удовольствием, господин. Благодарю вас.

– А ваша христианская совесть?

– Здесь нет никаких проблем, господин. Я сделаю все, что вы пожелаете. С большим удовольствием.

– Здесь нет никого из священников?

– Нет, господин.

– А вам не нужен священник?

– Было бы хорошо исповедаться и получить благословение. Действительно, мне бы этого хотелось – исповедаться в сделанном и получить благословение.

Торанага внимательно посмотрел на нее. Ее глаза были бесхитростны. – Вы хорошо поработали, Марико-сан. Пожалуйста, продолжайте так же.

– Да, господин, спасибо. Еще одно – Анджин-сану нужна книга по грамматике и словарь.

– Я послал к Тсукку-сану за ними, – он заметил, что она нахмурилась. – Вы не уверены, что он их пришлет?

– Он выполнит вашу просьбу, конечно. Может быть, не так быстро, как вам бы хотелось.

– Я скоро узнаю об этом, – добавил Торанага с угрозой. – Ему осталось только тринадцать дней.

Марико сильно удивилась: «Что?» – спросила она, не понимая

– Тринадцать? Ах, да, – грубо сказал Торанага, пытаясь выправить свою ошибку, – когда мы были на борту португальского судна, он просил разрешения посетить Эдо. Я согласился, поставив условием, чтобы это было в течение сорока дней. Осталось тринадцать. Разве сорок дней – это не то время, которое этот бонза, этот пророк, этот Моисей провел на горе, собирая заповеди «Бога», которые были выбиты на камне?

– Да, господин.

– Вы верите, что это было?

– Да. Но я не понимаю, как и почему.

– Пустая потеря времени – это обсуждение «дел Бога». Не так ли?

– Если вы стремитесь к фактам, да, господин.

– Пока вы ждете этот словарь, вы не пытались сделать свой?

– Да, Торанага-сама. Боюсь, он не так хорош. К сожалению, видимо, для этого было слишком мало времени, столько проблем. Здесь – везде, – добавила она подчеркнуто.

Он согласно кивнул, зная, что ей очень хотелось бы спросить о многих вещах: о новом Совете и назначении господина Ито, что будет с Нагой и скоро ли начнется война. – Мы счастливы, что ваш муж опять с нами. Правда?

Ее веер замер:

– Я не надеялась, что он останется живым. Я каждый день молилась и зажигала курильницу в память о нем.

Бунтаро рассказал ей этим утром, как еще один отряд самураев Торанага прикрывал его отступление от берега и ему удалось без проблем пробраться пригородами Осаки. Потом, собрав по дороге пятьдесят человек и запасных лошадей, под видом бандитов, спешным порядком через холмы и по нехоженым тропинкам они устремились в Эдо. Дважды преследователи настигали его, но сил для окружения у них не хватало, и он пробивался. Один раз он попал в засаду и потерял всех своих людей, кроме четверых, и снова спасся, уйдя глубже в леса, передвигаясь ночью, днем отсыпаясь. Ягоды и вода из ручьев, немного риса, захваченного в уединенных крестьянских домах, потом снова скачка, с преследователями по пятам. У него ушло двадцать дней для того, чтобы добраться до Эдо. С ним пробилось всего двое.

– Это было почти чудо, – сказала она. – Я думала, что мной овладел ками, когда увидела его рядом с вами на берегу.

– Он умен. Очень силен и очень умен.

– Могу я узнать, что известно о господине Хиро-Мацу, господин? Обо всех, оставшихся в Осаке? Госпоже Киритсубо и госпоже Сазуко?

Торанага уклончиво сообщил ей, что Хиро-Мацу прибыл в Эдо за день до его выезда оттуда, хотя его дамы решили остаться в Осаке. Причиной такой задержки было здоровье госпожи Сазуко. Необходимости в таких сложностях не было. Оба – и Марико, и он – знали, что это была только форма для сохранения хорошей мины при плохой игре, так как генерал Ишидо никогда бы не позволил уехать двум таким ценным заложницам после того, как из его рук вырвался Торанага.

– Сигата га най, – сказал он. – Карма, нех? – Ничего нельзя было сделать. Карма, не так ли?

– Да.

Он поднял ее свиток. – Сейчас я должен прочитать это. Благодарю вас, Марико-сан. Вы справились с этим превосходно. Пожалуйста, приведите утром в крепость Анджин-сана.

– Но господин, я должна приготовить дом для моего мужа. Ему нужны дом и слуги.

– Это будет трата времени, денег и вообще все это лишь на очень короткое время. Он будет со своими солдатами или в доме Анджин-сана – где он пожелает, – он заметил вспышку возмущения. – Нан дза?

– Мое место с моим господином. Служить ему.

– Ваше место там, где нужно мне. Не так ли?

– Да, пожалуйста, извините меня. Конечно.

Она ушла.

Он внимательно изучил ее свиток и руководство по военному делу. Потом перечитал отдельные отрывки в свитке Марико. Затем надежно убрал их, поставил часовых у каюты и вышел наверх на палубу.

– Но, господин, теперь, когда мой хозяин здесь, я буду должна…

– Ваш муж уже согласился, что пока я здесь, все останется как раньше и вы будете работать переводчицей. Ваша первая обязанность – несколько следующих дней быть при Анджин-сане.

Было утро. День обещал быть теплым и облачным. Он отменил ранее намеченную встречу с Анджин-саном и поехал на плато с сотней самураев охраны. Там он взял своих соколов и трех ястребов и уехал на охоту за двадцать ри. К полудню он уже добыл трех фазанов, двух больших вальдшнепов, зайца и пару перепелов. Он послал вальдшнепа и зайца Анджин-сану, остальное в крепость. Некоторые из его самураев не были буддистами, и он терпимо относился к их вкусам. Сам он съел чуть-чуть холодного риса с рыбным пюре и немного маринованных водорослей с пучком имбиря. Потом свернулся калачиком на земле и уснул.

* * *

Был уже конец дня, когда Блэксорн, весело насвистывая, устроился в кухне. Вокруг него стояли главный повар, помощник повара, резчик овощей, резчик рыбы и их помощники, все улыбались, но в глубине души были обижены, потому что здесь в кухне был их хозяин со своей хозяйкой, а также потому, что им сказали, что он собирается оказать им честь, показав, как надо разделывать и приготовлять пищу по его способу. И, наконец, из-за зайца.

Он уже повесил фазана снаружи дома под скатом крыши, дав строгие инструкции, чтобы никто его не трогал. – Вы понимаете, Фудзико-сан? Не троганья кроме мне? – спросил он с напускной серьезностью.

– О, да, Авджин-сан. Они все поняли. Только, к сожалению, простите меня, но вам следовало сказать: «Никто не должен трогать, кроме меня».

– Теперь, – сказал он, ни к кому в частности не обращаясь. – Высокое искусство кулинарии. Урок первый.

– Досо гомен насаи? – спросила Фудзико.

– Миру! – Смотри!

Чувствуя себя снова молодым – одной из его первых обязанностей по дому было чистить дичь, которую они с братом с большим риском добывали браконьерством в поместьях вокруг Чэтэма, – он выбрал длинный изогнутый нож. Суси, шеф-повар, побледнел. Это был его любимый нож, со специально отточенным лезвием, позволяющим придавать такое совершенство ломтикам сырой рыбы. Вся прислуга знала это, и все они затаили дыхание, улыбаясь больше для того, чтобы спрятать свое смущение.

Блэксорн разрезал желудок зайца и аккуратно вывалил все Потроха. Одна из молоденьких служанок скривилась в потугах на рвоту и выбежала. Фудзико решила лишить ее месячной зарплаты, желая в то же время быть такой же крестьянской девушкой и иметь возможность так же спокойно убежать из кухни.

Они смотрели остановившимися глазами, как он отрезал передние и задние лапы, потом засунул передние лапы обратно под кожу, в разрез, облегчив себе снятие шкуры с ног. То же самое он проделал с задними ногами и, отделив кругом шкуру, чтобы можно было просунуть голые задние ноги в разрез, ловким рывком натянул ее на заячью голову. Он положил почти ободранного зайца на разделочный стол и отрубил голову с внимательными трогательными глазами. Потом вывернул шкуру на наружную сторону и отложил ее в сторону. По кухне пронесся вздох. Он не слышал его, так как весь сосредоточился на своем занятии. Еще одна служанка выбежала вон.

– Теперь мне нужен котелок, – сказал Блэксорн с довольной улыбкой.

Никто ему не ответил. Они просто смотрели все с теми же застывшими улыбками. Ему попался на глаза большой железный котел. Блэксорн поднял его окровавленными руками, наполнил водой из деревянной бочки, потом повесил над жаровней, устроенной в яме среди земляного пола, окруженной камнями. Положил туда куски мяса.

– Теперь немного овощей и специй, – сказал он.

– Дозо? – хрипло спросила Фудзико.

Он не знал японских слов, поэтому просто оглянулся вокруг. Там в корзинах была морковь, несколько корнеплодов, напоминающих турнепс. Блэксорн их все почистил, порезал и вместе с солью и темным соусом добавил в суп.

– Еще бы сюда несколько луковиц, чеснок и портвейн.

– Дозо? – опять беспомощно спросила Фудзико.

– Котаба сиримасен. – Я не знаю слов.

Она не поправила его, только подняла ложку и предложила ему. Он покачал головой: «Саке». Помощник повара вышел из оцепенения и дал ему маленький деревянный бочонок.

– Домо, – Блэксорн налил полную чашку, потом добавил другую, чтобы не ошибиться. Ему хотелось самому выпить из бочонка, но он знал, что это считается дурным тоном, особенно если пить холодным и без всех церемоний, тем более здесь, в кухне.

– Боже мой, как мне хочется пива, – сказал он.

– Дозо годзиемасита, Анджин-сан?

– Котаба сиримасе, но этот огонь слишком уж разошелся. Исибан, ней? – он указал на свистящий котелок.

– Хай, – сказала она, не поняв.

– Окури тсукаи аригато Торанага-сама, – сказал Блэксорн. – Пошлите кого-нибудь поблагодарить господина Торанагу. – Никто не поправил его плохой японский.

– Хай, – оказавшись на улице, Фудзико поспешила в отдельный маленький домик, который уединенно стоял около центрального выхода в сад. Ей было очень плохо.

– Вы здоровы, хозяйка? – спросила ее служанка, Нигатсу. Это была среднего возраста пухлая женщина, она присматривала за Фудзико всю ее жизнь.

– Убирайся. Но сначала принеси мне немного зеленого чая. Нет, тебе же придется идти через кухню… oх, oх, ох!

– У меня здесь есть чай, хозяйка. Мы подумали, что вам потребуется чай, и вскипятили его на другой жаровне. Вот!

– Ох, ты у меня такая умная! – Фудзико с любовью ущипнула Нигатсу за круглую щеку, другая служанка в это время обмахивала ее веером. Она вытерла рот бумажным полотенцем и с благодарностью устроилась на веранде на подушках: «Ох, уже лучше!» Ей действительно стало лучше на открытом воздухе, в тени. Легкое послеполуденное солнце отбрасывало резкие тени, мелькали бабочки, море было далеко внизу, спокойное и блестящее на солнце.

– Что происходит, хозяйка? Мы даже не осмелились подглядывать.

– Ничего особенного. Хозяин – хозяин… так, ничего особенного. У него непонятные нам обычаи, но это наша карма.

Она взглянула в сторону и увидела, как ее главный повар чинно идет через сад, и ее сердце упало. Он переменно поклонился, строгий, худой, маленький человек с большими ногами и очень неровными зубами. Прежде чем он смог произнести хотя бы слово, Фудзико сказала, вымученно улыбаясь: – Закажите в деревне новые ножи. Новый горшок для риса. Новую разделочную доску, новые бочки для воды – всю кухонную утварь. То, что брал хозяин, держите для его личных целей. Вы отведите ему отдельное место, постройте отдельную кухню, если хотите, где он может готовить по своему вкусу, пока вы не научитесь.

– Благодарю вас, Фудзико-сан, – сказал повар. – Извините меня, что я вас прерываю, но я знаю в соседней деревне прекрасного повара. Он не буддист и даже был с нашей армией в Корее, так что он знает, как готовить для хозяина, намного лучше, чем я.

– Когда мне потребуется другой повар, я вам скажу. До тех пор вы будете здесь главным поваром. Вы приняты на это место на шесть месяцев, – сказала ему Фудзико.

– Да, госпожа, – сказал повар с показным достоинством, хотя внутри у него все бушевало, так как Фудзико-нох-Анджин была не из тех, с кем можно было своевольничать. – Пожалуйста, извините меня, но я был нанят поваром. Я горд тем, что я повар. Но я никогда не нанимался быть мясником. Эта – мясники. Конечно, у нас здесь не может быть эта, но этот другой повар не буддист как я, мой отец, его отец и отец его отца, госпожа, и они никогда, никогда… Извините, но этот новый повар будет…

– Вы будете готовить здесь, как вы всегда готовили. Я нахожу, что вы это делаете превосходно, как подобает мастеру-повару в Эдо. Я даже послала один ваш рецепт госпоже Киритсубо в Осаку.

– О? Благодарю вас. Вы оказали мне слишком большую честь. А какой рецепт, госпожа?

– Мелкие свежие угри и медузы с резаными устрицами с капелькой сои, которых вы так прекрасно приготовляете. Превосходно! Лучшее из всего, что я когда-либо пробовала.

– О, большое спасибо за похвалу, хозяйка, – рассыпался он в благодарностях.

– Но ваши супы оставляют желать много лучшего.

– О, извините!

– Я поговорю об этом с вами позднее. Спасибо, повар, – сказала она, стараясь от него отделаться.

Но маленький повар держался храбро: – Пожалуйста, извините меня, хозяйка, но, ох-ко, при всем моем уважении, если хозяин… когда хозяин…

– Когда хозяин прикажет вам приготовить или разделать или что-то еще, вы постараетесь как можно быстрее все сделать. Тотчас же. Как и подобает всякому верному слуге. Так как вам может потребоваться много времени, чтобы стать в этом профессионалом, вам лучше договориться временно с другим поваром, что он будет посещать вас в тех редких случаях, когда хозяин захочет поесть своей пищи.

Его честь профессионала не пострадала, повар с улыбкой поклонился: – Благодарю вас. Пожалуйста, извините меня за мою назойливую просьбу.

– Конечно, вы платите за второго повара из собственного жалованья.

Когда они остались одни, Нигатсу хихикнула, закрывшись рукой: – Ох, хозяйка-чан, можно мне сделать вам комплимент. Главный повар чуть не пустил ветры, когда вы сказали, что он должен еще и платить!

– Спасибо, Нанни-сан, – Фудзико почувствовала запах почти готового зайца. «Что, если он попросит меня поесть с ним? – спросила она себя и чуть не пала духом. – Даже если он не попросит, я все равно должна буду прислуживать ему. Как мне избежать этого чувства тошноты? Ты не будешь чувствовать тошноту, – приказала она себе. – Это твоя карма. Ты должна полностью сосредоточиться на своей ужасной предыдущей жизни. Да. Но помни, теперь все прекрасно. Еще осталось только пять месяцев и шесть дней. Не думай об этом, думай только о своем хозяине, он смелый, сильный мужчина, хотя у него и отвратительные привычки в еде…»

У ворот процокали копытами лошади. Бунтаро слез с коня и махнул рукой, отпуская своих людей. Потом, взяв с собой только одного своего личного телохранителя, крупными шагами прошел через сад. Он был весь пыльный и потный. В руках нес свой огромный лук, за спиной у него висел колчан. Фудзико и ее служанка приветливо поклонились, хотя и ненавидели его. Ее дядя был известен своими дикими необузданными приступами ярости, во время которых он мог обругать кого-нибудь без всякого повода, почти с любым затеять ссору. В большинстве случаев страдали только его слуги или его женщины. – Пожалуйста, проходите, дядя. Как мило, что вы сразу навестили нас, – сказала Фудзико.

– Здравствуй, Фудзико-сан. Слушай, что это за смрад?

– Мой хозяин готовит себе дичь, которую прислал ему господин Торанага, – он показывает моим несчастным слугам, как ее готовить.

– Если он хочет готовить, я полагаю, что он может, хотя… – Бунтаро брезгливо сморщил нос. – Да, хозяин может делать все, что захочет в своем доме, если он не мешает соседям.

По закону, неприятный залах мог вызвать жалобы, и это могло очень плохо кончиться при несговорчивых соседях. Низшие рангом опасались обеспокоить соседей более высокого ранга. Иначе могли полететь головы. Вот почему по всей стране каждое сословие старалось селиться обособленно, если это было возможно, крестьяне рядом с крестьянами, купцы на своих собственных улицах, а эта изолированно жили в стороне от остальных. Их непосредственным соседом был Оми. «Он выше рангом», – подумала она.

– Я от всей души надеюсь, что мы никому не причинили беспокойства, – с усилием сказала она Бунтаро, гадая, какого дьявола он еще придумал. – Вы хотите видеть хозяина? – Она собралась встать, но он остановил ее.

– Нет, пожалуйста, не мешай ему, я подожду, – сказал он церемонно, и ее сердце упало. Бунтаро не соблюдал никаких правил хорошего тона, и его вежливость была подозрительна.

– Извините, что приехал так вот, запросто, не дожидаясь приглашения, – говорил он, – но господин Торанага сказал мне, что мне, может быть, разрешат пользоваться вашей баней и останавливаться в вашем доме. Время от времени. Вы не спросите потом у Анджин-сана, не разрешит ли он?

– Непременно, – сказала Фудзико выдерживая обычный этикет, недовольная самой идеей пребывания Бунтаро в ее доме. – Я уверена, что он почтет за честь, дядя. Можно мне предложить пока вам зеленого чая или саке?

– Саке, пожалуйста.

Нигатсу поспешно положила на веранде подушку и убежала за саке, как ни хотелось ей остаться.

Бунтаро протянул лук и колчан телохранителю, сбросил свои пыльные сандалии и протопал на веранду, вытащив из-за пояса свой боевой меч, сел, скрестив ноги, и положил меч на колени.

– Где моя жена? С Анджин-саном?

– Нет, Бунтаро-сан, извините, ей было приказано явиться в крепость, где…

– Приказано? Кем приказано? Касиги Ябу?

– Нет, господином Торанагой, когда он вернулся с охоты после обеда.

– Господином Торанагой? – Бунтаро сдержался и сердито посмотрел через бухту на крепость. Рядом со знаменем Ябу развевался флаг Торанаги.

– Может быть, послать кого-нибудь за ней?

Он покачал головой:

– Для нее еще будет время, – он вздохнул, глядя на свою племянницу, дочь младшей сестры. – Мне повезло, что у меня такая образованная жена, не так ли?

– Да, господин. Ее устами говорит Анджин-сан, чьи знания нам так необходимы.

Бунтаро смотрел на крепость, когда ветер опять принес запах из кухни:

– Напоминает Нагасаки или Корею. Они там все время готовят мясо, варят или жарят. Вонь – вы никогда не нюхали ничего подобного. Корейцы животные, как людоеды. Запах чеснока пропитывает вашу одежду и волосы.

– Это должно быть ужасно.

– Война хорошо начиналась. Мы легко могли победить, дойти до Китая и принести цивилизацию в обе страны, – Бунтаро раскраснелся, голос его стал прерывистым. – Но не сумели. Мы проиграли и вернулись с позором, потому что нас предали. Предали грязные изменники, сидящие на высоких должностях.

– Да, как это ни печально, но вы правы, Бунтаро-сама, – сказала она успокаивающе, спокойно произнося эту ложь, зная, что ни один народ на земле не смог бы завоевать, а тем более цивилизовать Китай, который был цивилизованным государством уже с древнейших времен.

Жила на лбу Бунтаро запульсировала, он стал говорить почти для себя одного:

– Они расплатятся. Все эти изменники. Надо только подождать около реки достаточно долго, пока тела ваших врагов не поплывут мимо, не так ли? Я буду ждать, и я скоро плюну на их головы, очень скоро. Я пообещал это себе, – он посмотрел на Фудзико. – Я ненавижу предателей и изменников. И всяких лжецов!

– Да, я с вами согласна. Вы так правильно говорите, Бунтаро-сама, – сказала она, похолодев, зная, что его ярости не бывает предела. Когда Бунтаро было шестнадцать, он убил свою собственную мать, одну из младших наложниц Хиро-Мацу, за ее предполагаемую неверность, пока его отец, Хиро-Мацу, был на войне, воюя против диктатора, господина Городы. Потом, годом позже, он убил своего старшего сына от первой жены за предполагаемые оскорбления и отослал жену к ее семье, где она умерла от своей собственной руки, не вынеся позора. Он делал ужасные вещи со своими наложницами и Марико. Он бурно поссорился с отцом Фудзико и обвинил его в трусости в Корее, дискредитировав перед Тайко, который приказал ему обрить голову и стать монахом, после чего тот вскоре умер от пьянства, снедаемый стыдом.

Фудзико пришлось напрячь всю свою волю, чтобы казаться спокойной.

– Мы были так рады, услышав, что вы спаслись от врага, – сказала она.

Принесли саке. Бунтаро начал усиленно пить. Спустя некоторое время Фудзико встала:

– Пожалуйста, простите меня, я на минуточку. – Она пошла на кухню предупредить Блэксорна, что Бунтаро просит разрешения расположиться в их доме, и сказать ему и слугам, что нужно делать.

– Почему здесь? – раздраженно спросил Блэксорн. – Почему он остановится здесь? Это необходимо?

Фудзико попыталась объяснить ему, что Бунтаро нельзя было отказать. Блэксорн мрачно отвернулся к своей стряпне, а она со стесненным сердцем вернулась к Бунтаро.

– Мой хозяин говорит, что он польщен тем, что может принять вас в этом доме. Его дом – ваш дом.

– Каково быть наложницей чужеземца?

– Я воображала себе что-то ужасное. Но что касается Анджин-сана, то он хатамото и, следовательно, самурай. Я первый раз стала наложницей, я предпочитаю быть женой. Анджин-сан такой же, как все люди, хотя, действительно, некоторые его привычки очень странные.

– Кто бы мог подумать, что представительница нашего дома будет наложницей чужеземца – даже и хатамото.

– У меня не было выбора. Я только повиновалась господину Торанаге и деду, вождю нашего клана. Доля женщины – повиновение.

– Да, – Бунтаро допил чашку саке, и она снова наполнила ее, – послушание важно для женщин. И Марико-сан послушная, не так ли?

– Да, господин. – Она взглянула в его безобразное, как у обезьяны, лицо. – Она не принесла вам ничего, кроме чести, господин. Без госпожи, вашей жены, господин Торанага ничего не смог бы узнать от Анджин-сана.

Он криво усмехнулся:

– Я слышал, вы сунули пистолеты прямо в лицо Оми-сану.

– Я только выполняла свой долг, господин.

– Где же вы научились пользоваться пистолетом?

– Я никогда до этого не имела дела с оружием. Я не знала даже, заряжены ли пистолеты. Но я потянула за курки.

Бунтаро засмеялся:

– Оми-сан тоже так думал. Она снова наполнила его чашку.

– Я не понимала, почему Оми-сан не попытался отнять их у меня. Его господин приказал ему взять их, но он этого не сделал.

– Я бы взял.

– Да, дядя. Я знаю. Но, извините меня, я бы все-таки спустила курки.

– Ты бы промахнулась!

– Да, возможно. С тех пор я научилась стрелять.

– Он научил вас?

– Нет. Один из офицеров господина Наги.

– Почему?

– Мой отец никогда не позволял своим дочерям учиться владеть мечом или пикой. Он думал, и я считаю, что это правильно, что нам следует тратить время на изучение более деликатных вещей. Но иногда женщине требуется защищать своего хозяина и свой дом. Пистолеты очень хорошее оружие для женщины. Они не требуют силы и больших тренировок. Так что теперь я, может быть, буду немного более полезной для моего хозяина, так как наверняка смогу снести голову любому, чтобы защитить его и честь своего дома. Бунтаро осушил свою чашку:

– Я испытал гордость, когда услышал, что вы таким образом выступили против Оми. Вы были правы. Господину Хиро-Мацу понравится ваш поступок.

– Благодарю вас, дядя. Но я только выполняла свой долг, – она церемонно поклонилась. – Мой господин спрашивает, не окажете ли вы ему честь, поговорив с ним сейчас, если вам будет угодно.

Он поддержал ритуал:

– Пожалуйста, поблагодарите его, но сначала нельзя ли мне принять ванну? Если его это устроит, я повидаюсь с ним, когда вернется моя жена.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: