ХУДОЖНИК НЕВАЖНЫЙ, ЗАТО УМЕЛЫЙ УБИЙЦА 4 страница

«Какое страшное слово! Разве оно имеет ко мне отношение? Другие женщины могут быть вдовами. Но я…»

Кейт обвела взглядом спальню, словно что-то вспоминая.

На покрывале лежали пижамные штаны Ричарда. Она не снимала их все эти дни, что провела в постели. Запретила Лусилл стирать их. Хотя остальную одежду Ричарда в первый же день отдала в Армию спасения и спрятала подальше от глаз все фотографии. Думала, что это поможет избавиться от воспоминаний. Все существо Кейт восставало против мысли, что того, кого она любила и с кем прожила многие годы, больше нет.

Но теперь, возродившись в новом качестве, Кейт достала из ящика любимую фотографию, много лет стоявшую на ее ночном столике. Пальцы легонько пробежали по изящной серебряной рамке, погладили Ричарда. Он улыбался, заслонившись рукой от солнца. Порывшись в ящике, Кейт вытащила коробочку, где лежали его обручальное кольцо, золотые часы «Ролекс» и зажим для банкнот из монетного серебра с выгравированными инициалами «RR». Это был ее подарок на сороковой день рождения Ричарда. Она смутно помнила, как, придя из морга, засунула коробочку глубоко в ящик.

Кейт потрогала рельефные инициалы. Довольно странный подарок, зажим для банкнот, но Ричард полюбил его. Ему нравилось демонстрировать зажим, когда он расплачивался в ресторане или за такси, давал на чай гардеробщице. Щедрый Ричард тратил деньги легко и весело.

Кейт снова поставила фотографию улыбающегося Ричарда на туалетный столик, рядом положила зажим для банкнот и, надевая обручальное кольцо на тонкую золотую цепочку на шее, прошептала:

— Я отомщу за тебя.

Кольцо скользнуло вниз и остановилось во впадинке между ключицами.

Она посмотрела на фотографию и зажим. Этих двух предметов плюс кольцо достаточно, чтобы возродить его присутствие. Это необходимо для нее, чтобы заниматься расследованием убийства и вообще… жить дальше.

«Дальше? Ну хорошо, мы найдем убийцу, а что дальше?»

Кейт прокрутила эту мысль в голове и отбросила как ненужную. Сейчас не время строить планы на будущее. Все, больше никаких эмоций. «Стоит только встать на эту дорожку, и мне не удастся помочь никому. Ни копам, ни себе. Стисни зубы, Кейт, и вперед».

В ванной комнате она придирчиво осмотрела себя в зеркале. Макияж? Правильно. Нужно, чтобы все было как прежде. Нельзя выходить на улицу в таком виде, чтобы тебя жалели окружающие.

Кейт поработала над лицом, откинула волосы назад и тщательно закрепила заколками. Такая прическа Ричарду не нравилась. И правильно, это простило ее. Но сейчас в самый раз.

Кейт посмотрела в зеркало и удовлетворенно кивнула. От светской дамы почти ничего не осталось.

Забавно. Казалось, что крутая женщина-полицейский из Куинса осталась в далеком прошлом. А она, видно, всегда была рядом, ждала. Как и «глок» за стопкой шарфов.

Кейт пристроила через плечо кобуру и сунула туда пистолет.

Лиз права. Нужно заняться делом.

А горевать потом.

Глава 5

За окнами темнеет. На стенах обозначились тонкие светящиеся линии. Обычному наблюдателю, наверное, было бы трудно при таком тусклом свете разглядеть комнату. Но он все видит прекрасно. Длинный стол, заваленный тюбиками с краской, пастельными мелками и цветными карандашами, потертый диван, пришпиленные к серым стенам холсты без подрамников.

Порой ему чудятся здесь даже мигающие цветные огни, красный, зеленый, синий, которые она подвешивала в своем каждом очередном жилище. Но разумеется, это только иллюзия. Этот сукин сын закрыл для него дорогу в мир цвета.

На пальце у него висят овальные темные очки. Покачивая их, он медленно приближается к холстам.

Ну конечно, это пустая трата времени. Абсолютно ничего нельзя различить. Полосы засохшей серовато-черной крови, посередине приклеен клок бесцветных волос. И все. А ведь там было столько ярких красок. Фиолетовая, пурпурная, земляника, малина.

В голове тут же начинает звучать песенка: «На ней был малиновый берет…»

Он пытается вспомнить краски, но ничего не получается. Мешает песенка. Плохо. Очень плохо.

Песенку перебивает тревожный голос ведущего новостей. «По предварительным данным, погибли сто двадцать три человека. Самолет упал на кукурузное поле в…»

— Заткнись!

Он устало опускается на потрепанный диван. Раздраженно вытирает со щек слезы. Его переполняет жалость к себе. Он шепчет:

— Какой я несчастный…

И следом сразу же слышит: «Я такой несчастный, детка. Зачем ты меня покинула?» Старая песенка, одна из его любимых.

— Хватит!

Мелодия стихает. На время.

Его охватывает дикий голод, как всегда, внезапно. Он перебирает наваленные на диване упаковки. Печенье «Орео», «Претцелы с ароматом горчицы», коробка с надписью «Мистер Арахис — роскошное ассорти для вечеринок». После непродолжительных колебаний срывает крышку с цилиндрической банки картофельных чипсов «Принглс» и начинает совать их пригоршнями в рот. Шумно хрустит, чуть ли не давится. Голод очень жестокий, мучительный и, главное, неутолимый.

Вообще-то если бы его спросили, чем ему хочется заниматься, он ответил бы, что только живописью. А выходить, общаться с внешним миром его заставляет нужда, необходимость. Он предпочел бы не иметь ничего общего с этим серым миром, так не похожим на тот, какой старается создать на своих картинах. Но время от времени приходится бросать работу, потому что постепенно внутри поднимается и растет острая необходимость увидеть, как это все выглядит на самом деле. Наконец он не выдерживает, отбрасывает в сторону кисти, оставляет незаконченными картины и выходит на охоту. Не уйти невозможно, это выше его сил. Им движет жажда получить удовлетворение, в том числе и сексуальное.

Во время охоты голод отступает. Он проводит по несколько дней без еды, обуреваемый лишь этой непреодолимой тягой, не моется и не спит. Затем, настигнув жертву, сделав с ней то, что нужно, чтобы увидеть и почувствовать, он успокаивается. И снова возвращаются банальные потребности в пище, питье и сне.

Это просто процесс, как и любой другой. Только в его случае связанный со смертью.

Он выпрямляется, стряхивает крошки чипсов с колен. Задумывается.

«Я искатель правды».

Затем снова разочарованно оглядывает свои творения. Те, что сделал недавно. Там.

Ну почему это так быстро кончается? Почему он, один из всех, так жестоко наказан?

«Это здор-р-р-рово!»

— Так ты считаешь, Тони? — шепчет он.

«Здор-р-р-рово!»

— Спасибо.

Как хорошо иметь такого друга, как Тони.[11]Который всегда поддержит тебя.

После реплики Тони он чувствует себя гораздо лучше. Поднимается с дивана, принимается за работу.

Выдавливает на палитру краску, берет лупу и, сильно моргая, смотрит на начатую картину. Хватит киснуть. Пора творить.

Голод на время притупляется.

Нола Дэвис с трудом поднялась с постели. Казалось, всего несколько месяцев назад не было ничего проще, а сейчас, с ее огромным животом, похожим на надувной пляжный мяч, на девятом месяце беременности, это напоминало попытку преодолеть земную гравитацию.

«Боже мой, какая неслыханная глупость! Подзалететь в такое время. Когда пришла пора начинать учебу в университете. Идиотка!»

Нола встряхнула головой, длинные до плеч дредлоксы[12]погладили гладкую темно-коричневую кожу на щеках.

«Ладно, теперь уже поздно ругать и жалеть себя. Что случилось, то случилось. Нужно с этим жить. „Я вырос в асфальтовых джунглях и выживу где угодно“ — так поет старый мудрый Боб Марли на моем любимом CD. Это ведь и обо мне тоже».

Нола вздохнула. Эту небольшую квартирку Кейт собиралась оплачивать до тех пор, пока она не кончит колледж. Но теперь, когда до появления ребенка осталось меньше месяца, все откладывалось на год. Жаль, конечно.

«А Кейт, она такая замечательная. Даже бровью не повела, когда я сказала ей, что брюхата, хотя наверняка была разочарована».

Нола медленно побрела на кухню. Достала с полки коробку с чаем «Липтон». Это потребовало невероятных усилий. Пришлось встать на цыпочки, потянуться и так далее.

Может, действительно переехать к Кейт и Ричарду?

Нет, не к Кейт и Ричарду, а теперь уже к одной Кейт.

Нола опустилась на стул и вытерла слезы.

Ричарда нет. Разве такое возможно?

Она не представляла, что сказать Кейт, которую любила больше всех на свете. Просто болтала, лишь бы не заплакать. Потому что, если бы они обе заревели, это продолжалось бы несколько суток.

Нола никогда не видела Кейт такой и даже испугалась. Ее наставница, кумир, женщина, для которой не было ничего невозможного, сейчас стала беспомощной.

Она помрачнела еще сильнее, вспомнив Матта Браунштайна, студента выпускного курса Колумбийского университета. С ним Нола спала почти весь последний семестр. Этот наглый самонадеянный говнюк, видите ли, не любил презервативы. А она, дура, поддалась на уговоры. Узнав, что Нола забеременела, он начал настаивать на аборте, иначе, мол, он с ней не останется.

«Да очень ты мне нужен, идиот. Зачем только я с ним связалась?»

Прежде всего, наверное, потому, что он напоминал Ричарда. Высокий, худощавый, вьющиеся волосы. И тоже еврей.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Нола принялась рассматривать репродукции картин, висящих на стенах. История искусств была ее призванием. И вот теперь с поступлением в Нью-Йоркский университет придется повременить. А тут еще такое несчастье. Оставалось надеяться, что Кейт найдет в себе силы и оправится.

Нола налила в чашку кипяток, опустила туда пакетик с чаем.

«Я должна быть сильной. Это нужно ребенку и Кейт».

Она представила себе, как Кейт, одна-одинешенька, лежит в огромной постели в своей огромной квартире, и снова заплакала. Наверное, все-таки нужно к ней переехать.

— Участвовать в расследовании убийства мужа? Вы с ума сошли?

— Я еще никогда в жизни не чувствовала себя более нормальной.

За минуту до этого две женщины стояли обнявшись посреди кабинета шефа полиции Нью-Йорка. Клэр Тейпелл как могла утешала старую приятельницу и коллегу. Но едва Кейт заговорила о расследовании, она отступила на три шага. А потом вернулась в свое кресло за столом, бросила взгляд на потолок и перевела дух.

— Кейт, позволить вам работать по этому делу было бы с моей стороны крайне безответственно.

— Но всего несколько дней назад вы сами просили меня помочь в этом деле!

— Это было до…

— Какая разница?

— А такая, что теперь это касается вас лично. Нет, Кейт, я была бы плохим администратором и еще худшим другом, если бы пошла на это.

— А год назад? Разве тогда дело не касалось меня лично? Но я справилась.

— Какой ценой!

— Не важно.

— И вы хотите снова пройти этот путь? — Тейпелл покачала головой. — При том, что Ричарда убили всего неделю назад и вы только-только оправились от шока.

— Это моя забота.

— Нет, Кейт, это моя забота. И Брауна, а также всех остальных, с кем вам предстоит работать. Копу нужно иметь холодную голову и… — Голос Тейпелл осекся. — Кейт, я очень хочу найти убийцу Ричарда. Даю вам слово, что приложу все силы, сделаю все возможное и невозможное…

— Клэр, я все равно не отступлюсь. — Кейт почти кричала. — Поймите, это единственное, что дает мне силы пережить потерю. Я буду держать себя в руках, обещаю.

— Ладно, — проговорила Тейпелл после молчания, которое, казалось, никогда не закончится, — я позвоню Брауну.

Глава 6

На одной стене красовались два довольно крупных шелковых панно Энди Уорхола. Мэрилин и Мао, соединенные фантазией художника. Напротив солидных размеров гравюра Дэвида Хокни. Плавательный бассейн, пальмы, сочное голубое небо. Виртуальное окно в Калифорнию. Над небольшим диванчиком в ряд располагались черно-белые фотографии Дайаны Арбус. Ее знаменитые «уроды», загородные сценки и «Еврейский Великан».[13]Этот диванчик Кейт сама выбрала для кабинета Ричарда вместе с письменным столом известной дизайнерши Флоренс Нолл. Очень удобная изящная мебель.

Она не думала, что будет так трудно.

Но это был тест. Кейт собиралась проверить себя. Доказать, что сомнения Тейпелл напрасны и она справится с этим.

Ее глаза еще раз медленно обвели кабинет мужа. Картины на стенах, его стол, кресло. Здесь уже, конечно, поработали детективы, но следов порошка для выявления отпечатков пальцев нигде не видно. Наверное, секретарша Ричарда, Анна-Мария, все после них вытерла. На письменном столе тоже чисто, никаких папок и бумаг. Они скорее всего уже у Энди, помощника Ричарда.

Что делать с мебелью и картинами? «Наверное, я все продам», — подумала Кейт. Во всяком случае, держать это дома немыслимо. Это означало бы ежедневные слезы.

Она посмотрела в окно на величественные небоскребы, огромный рекламный щит Келвина Кляйна на Таймс-сквер. Лет тридцать назад, если бы кто-нибудь рискнул появиться здесь в таком наряде, его бы немедленно арестовали.

Кто-то позади нее откашлялся. Кейт развернулась и увидела Энди Стоукса. Он стоял в дверном проходе, смущенно теребя подтяжки, поддерживающие брюки из дорогой ткани в очень тонкую полоску. Двубортный пиджак расстегнут.

Типичный выпускник частной школы из состоятельной семьи. Красавчик-блондин, «истинный американец». Не во вкусе Кейт, но наверняка многие женщины находят его очень привлекательным.

Эндрю Стоукс появился в офисе Ричарда примерно два года назад, когда практика разрослась настолько, что понадобился помощник. Ричард ожидал, что со временем молодой человек станет его компаньоном, но ошибся. Стоукс работал вяло, без инициативы. Не проявлял никаких амбиций. Но выполнял все указания и умел работать с клиентами. Большинство женщин, независимо от возраста, приходили от него в восторг. В общем, с Эндрю Стоуксом было несколько легче, чем без него.

— Я собирался позвонить вам после похорон, — сказал Стоукс. — Но так и не решился.

Похороны Ричарда. Неужели это было лишь несколько дней назад? Кейт почти ничего не запомнила. Масса людей, среди них много знаменитостей, все в черных костюмах и платьях от известных модельеров, речи, родственники Ричарда из Бруклина. Его мать, прилетевшая из Флориды, не отпускала руку Кейт. Раввин, невероятно похожий на Салмана Рушди, читал кадеш, еврейскую поминальную молитву.

Единственное, что врезалось в память и, наверное, на всю оставшуюся жизнь, — это глухой звук, какой издавали комья земли, ударяясь о крышку гроба. Дядя Ричарда, Луки, подал Кейт лопату и нежно погладил по спине. «Так надо, дорогая». Она зачерпнула лопатой немного красновато-коричневой разрыхленной земли и бросила в темный прямоугольник, впервые по-настоящему осознав, что Ричард там, в этой черной дыре, что она хоронит его.

— Кейт, — подал голос Стоукс.

— Извините. — Она через силу улыбнулась. — Спасибо за цветы, Энди. Они очень красивые.

— Хотите кофе?

— Спасибо, Энди, не нужно. Я вот… — Только сейчас вспомнив, зачем пришла сюда, Кейт порылась в сумочке и достала бумажку с желтой наклейкой. — Ричард, очевидно, намеревался передать это вам.

Энди бегло просмотрел бумажку и недоуменно пожал плечами:

— Справка о банковском балансе? Не знаю, зачем он хотел мне это показать.

— А разве финансовыми делами вы не занимаетесь?

— Конечно, нет.

— Смотрите, вот здесь цифры обведены кружками. — Кейт показала. — Снят со счета почти миллион. А спустя несколько дней еще шестьсот пятьдесят тысяч. — Она посмотрела на Энди. — Довольно крупные суммы, не так ли?

— Ничего не могу сказать. — Стоукс снова пожал плечами. — Возможно, Ричарду пришлось за что-то заплатить.

— И он не советовался с вами?

Стоукс улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой:

— Что вы, ведь Ричард был моим боссом. Чего ради ему советоваться со мной, как поступать со своими деньгами.

— Это, конечно, верно, но… — Кейт замолчала, не зная, что сказать. — Энди, какие у вас сейчас планы?

— Планы? — Он слабо улыбнулся, провел рукой по волосам. — Вы имеете в виду на будущее?

— Да.

— Ну… — Энди замялся, рассматривая свои туфли. — Хм… есть несколько дел, их нужно уладить… но если честно, то я об этом еще не думал. Возможно, на некоторое время возьму тайм-аут, предамся своему хобби. Я ведь большой любитель порисовать на досуге.

— Неужели? Я этого не знала. А ваша работа, адвокатская практика? Естественно, вам выплатят значительное выходное пособие, но…

— С этим у меня будет все в порядке. — Стоукс широко улыбнулся. — Просто здор-р-р-рово!

Кейт удивленно посмотрела на него.

— Это у меня такая привычка передразнивать Тигренка Тони. — Его улыбка растаяла. — Извините. Мне не следовало так дурачиться. Как может быть здорово, если… если… случилось такое.

Кейт поспешила сменить тему:

— Вы, случайно, не знаете, с кем собирался встретиться Ричард в этот… последний день?

— Едва ли у него была назначена какая-то встреча. Он намеревался лететь в Бостон.

— Но только в конце дня.

— Видите ли, я, как назло, весь тот день просидел дома. Немного простудился, насморк. Возможно, Анна-Мария знает. Хотя… — Энди покачал головой. — Она тоже в этот день не была в офисе. Какое-то осложнение с ногой.

— Понимаю. — Кейт выхватила бумажку из пальцев Энди. — Зачем вам забивать этим голову. Я покажу счет Анне-Марии.

— Мне вовсе не трудно. — Он попытался вернуть бумажку, но ухватил только воздух. Кейт уже положила ее в карман.

— Об этом должна знать бухгалтер, Мелани Минтц, — сказала Анна-Мария, невысокая полная женщина с платиновыми волосами. Она работала у Ричарда много лет, и Кейт была рада за мужа, что у него такая чудесная секретарша.

— Вы убирали в кабинете Ричарда? После ухода полицейских…

— Да. — Секретарша хлюпнула носом. — Не надо было?

— Почему же. — Кейт изо всех старалась держаться спокойно.

Анна-Мария промокнула глаза смятым платочком. Она заплакала, как только увидела Кейт, и с тех пор не переставала ни на секунду. Бумажка с номером телефона бухгалтера промокла.

— Не знаю, как жить дальше. — Она схватила платочек и прижала к лицу.

— Если вы насчет денег, то я позабочусь, чтобы вам выплатили крупное выходное пособие, а также…

— О нет, я не это имела в виду. — Анна-Мария всхлипнула. — Найти работу мне будет не трудно.

Кейт погладила мягкое плечо секретарши. Странно выступать в роли утешительницы, но это каким-то образом успокаивало и ее.

— Анна-Мария, в тот день, когда Ричард… вас не было в офисе…

Секретарша подавила рыдание.

— Пришлось поехать к хирургу. Если бы я только была здесь…

— Вам ничего не удалось бы сделать, — сказала Кейт. Конечно, как и всегда при таких обстоятельствах, совпадение отчасти настораживало. В этот день не вышли на работу ни секретарша, ни помощник Ричарда. А с другой стороны, что в этом особенного? Ричард часто засиживался в офисе до позднего вечера. Один.

— Если бы кто-то из нас был здесь, я или мистер Стоукс. — Секретарша промокнула глаза и бросила взгляд на дверь кабинета помощника. — Это ведь не в первый раз… — Она махнула платком. — Ладно, сейчас это не важно.

— Что?

— А то, что в последнее время мистер Стоукс пропустил несколько встреч и не представил вовремя документы. К тому же ленч затягивается у него на несколько часов. — Она многозначительно посмотрела на Кейт и потянулась за новым платочком. — Я знаю, мистер Ричард был этим недоволен. Вообще-то это не мое дело обсуждать такие вещи, но…

Ричард редко рассказывал Кейт о том, что происходит у него на работе, но она знала: его раздражали опоздания Энди. А в последнее время тот действительно стал задерживаться после ленча и уходить раньше из офиса.

— Он что-нибудь говорил вам об этом?

— О, мне ничего. — Анна-Мария наклонилась ближе к Кейт и прошептала: — Но у мистера Ричарда был разговор… со Стоуксом.

Дверь кабинета Энди с шумом распахнулась. Анна-Мария даже негромко ойкнула.

— Извините, сквозняк. — Он посмотрел на Кейт и улыбнулся своей странной мальчишеской улыбкой. — Нужно закрыть окно.

— Я тут заболталась с Анной-Марией, — сказала Кейт. — Но уже ухожу.

— До свиданья, — проговорил Энди. — Берегите себя.

Энди Стоукс осторожно закрыл за собой дверь кабинета. Начинала болеть голова, а встреча с Кейт только усугубила боль.

Кошмар! Какой-то кошмар! Ричарда нет. Что теперь?

Он вдруг вспомнил знаменитую реплику, которую Марлей Дитрих бросила Орсону Уэллсу в фильме «Печать зла»: «Вы свое будущее уже израсходовали».

Сущая правда.

Стоукс открыл ящик стола. Где-то здесь должен быть аспирин, если только Анна-Мария не засунула его куда-то, когда наводила порядок. Она любит это делать.

Не найдя таблеток, он выпрямился и вздохнул. Придется принять что-нибудь посильнее.

Вспомнил о доме, и настроение испортилось окончательно. Там жена, вечно чем-то недовольна, ворчит.

К черту аспирин. Стоукс воодушевился и начал складывать бумаги в кожаный дипломат.

— Я ухожу, — сказал он Анне-Марии. — У меня назначена встреча.

Секретарша посмотрела на него покрасневшими от слез глазами.

— Вы еще вернетесь в офис, мистер Стоукс?

— Возможно. В конце дня.

Кейт попросила таксиста высадить ее за несколько кварталов от Шестого участка. Ей хотелось немного пройтись, подумать.

Небо над головой было таким же серым и тусклым, как и все последние недели. Куда подевалась знаменитая золотая осень Нью-Йорка? Где ясное голубое небо, какое фламандские художники изображали в своих сельских пейзажах?

Она сосредоточилась на разговоре с Анной-Марией. Стоукс — бездельник, это очевидно. Возможно, Ричард собирался его уволить и сообщил ему об этом. Неужели это повод для убийства? Маловероятно.

Кейт бросила взгляд на серое небо. В любом случае посещение офиса Ричарда стало для нее очередным испытанием, и она выдержала его.

В Челси, как всегда, царило оживление. Большинство прохожих были коротко стрижены и одеты в кожу. Как мужчины, так и женщины. Что неудивительно, поскольку этот район с недавних пор стал мировой столицей геев.

Кейт миновала два новых шикарных ресторана и притулившиеся рядом винные погребки, каким-то образом выжившие здесь. Именно это нравилось ей в Нью-Йорке больше всего. Его многообразие и терпимость. В фундамент этого суматошного города замешано многое. Человеческая щедрость и алчность, мечты, разочарования и, как ни странно, большое количество доверия. Хотя после одиннадцатого сентября он стал вести себя осторожнее. Кейт тоже теперь смотрела на городские символы — Эмпайр-стейт-билдинг и статую Свободы — совсем другими глазами.

Она вышла на Восьмую авеню и остановилась, осознав, что именно здесь стояла в тот день, когда ее славный город, доселе казавшийся воплощением защищенности, подвергся атаке террористов.

Кейт заходила в школу неподалеку по делам фонда, когда самолет врезался в первую башню. Выскочила на улицу и с сотнями других, ошеломленная, наблюдала, как черные клубы дыма окутывают горящие монолиты, заволакивая безоблачное голубое небо.

Но больше всего ей запомнился крик, который издали одновременно тысячи людей, когда башни начали рушиться. Она чувствовала легкий озноб даже сейчас, глядя на то место, где прежде они стояли.

В течение нескольких недель после трагедии Кейт не могла удержаться от слез, проходя мимо временных мемориалов погибшим героям у пожарных станций.

Но Нью-Йорк выжил. Должна выжить и она.

Потери для нее начались рано. Вначале мать, а следом отец, у которого обнаружили рак. Кейт ухаживала за ним до самого конца. Готовила еду, хотя он почти не ел, убирала, делала уколы обезболивающего.

Она ускорила шаг. Впереди уже виднелись припаркованные полицейские автомобили. До Шестого участка оставался один квартал.

Эту массивную двойную дверь Кейт впервые открыла больше года назад, после гибели Элены.

И вот теперь погиб Ричард. Так что придется открыть опять.

Шеф Особого манхэттенского отдела по расследованию убийств Флойд Браун-младший откинулся на спинку удобного кресла — хорошая мебель — это одна из льгот, какими пользуется начальство, — и повторил вопрос:

— Макиннон, вы уверены, что выдержите?

Он назвал ее девичью фамилию, потому что Кейт сама попросила его об этом, когда они вместе работали по делу Живописца смерти.

Кейт посмотрела сначала на календарь спортивного клуба «Сьерра», затем на пробковую доску над столом Брауна со страшными фотографиями двух растерзанных женщин в Бронксе. Те, что с Ричардом, он, наверное, убрал перед ее приходом.

Часы на стене были точь-в-точь такие же, как в палате матери тридцать лет назад.

— Чем она больна? — спросила Кейт отца, когда они шли по больничному коридору.

— У твоей матери… расстроена психика, — буркнул он, почти не разжимая губ. Костяшки на руке, сжимавшей букетик цветов, побелели. Потом он оставил цветы на столике рядом с постелью, даже не попросив вазу с водой, чтобы их туда поставить. После их ухода цветы, наверное, выбросили.

Кейт смотрела на свою красавицу мать, такую бледную, слабую и молилась про себя, чтобы она поскорее выздоровела, хотя в глубине души уже знала: они видятся в последний раз.

Украдкой глядя тогда на часы, Кейт прикидывала, сколько времени осталось до ее двенадцатого дня рождения. Получалось, что меньше суток. Большого значения это не имело, потому что отмечать его никто не собирался. Смена у отца в участке длилась сорок восемь часов, а мама лежала в этой специальной клинике «для тех, кто с проблемами», как объяснила тетя Патси.

— Так на чем я остановилась? — спросила мама.

— Мам, ты просила меня что-то запомнить.

— Да, да, конечно.

Из соседней комнаты сквозь неплотно прикрытую дверь были слышны обрывки разговора отца с доктором.

— …постоянный контроль частоты сердечных сокращений, обезболивающее, электрофорез… мы надеемся, мистер Макиннон, что эта терапия ей поможет.

— Я все-таки не понял, — произнес отец, не понижая голоса, — отчего это у нее.

Объяснения доктора тут же вылетели из головы двенадцатилетней Кейт.

— Так вот, Кейт…

— Что, мама?

— Постарайся вырасти сильной, моя девочка. — Она положила на руку дочери холодные тонкие пальцы. — Так что я сказала?

— Чтобы я выросла сильной.

— Вот именно. Сильной. Потому что о тебе никто не позаботится, если ты не позаботишься о себе сама. Понимаешь? — Кейт видела, как трудно матери удерживать нить разговора. — Да, моя милая, надейся только на себя, на свои силы, и ты добьешься очень многого. Ты поняла меня?

Кейт кивнула, хотя смутно представляла себе, о чем идет речь.

И вот теперь, глядя на часы в кабинете Брауна, она вдруг вспомнила эти слова и поняла, что хотела сказать тогда мать. Наверняка будет сделано только то, что ты сделаешь сама.

— Уверена, — ответила Кейт, глядя в глаза Брауну. — Да вы и сами знаете, что я выдержу. И Тейпелл — тоже.

Браун, разумеется, знал о дружбе Кейт с шефом полиции Нью-Йорка, начавшейся, когда Клэр Тейпелл была ее начальницей в полицейском округе Куинс.

— Все равно я сомневаюсь, что вам следует заниматься полицейским расследованием по делу об убийстве супруга.

Кейт в упор посмотрела на Брауна:

— А что бы сделали вы, если бы зверски убили вашу жену?

— Честно говоря, не знаю.

— Знаете! Вы бы ночей не спали, пока не нашли бы этого мерзкого подонка и не вырвали из груди его сраное сердце!

Браун сдержал улыбку. Кейт снова была такой, какой он помнил ее по прошлому делу.

— Ладно, если Тейпелл согласна, то и я тоже. Вы получите статус консультанта и… — он подался вперед, — учтите, играть придется по правилам.

Кейт с облегчением вздохнула.

— А разве в прошлый раз я поступала не так?

— Все, хватит. Я предупредил вас, потому что этим уже занимается Манхэттенское отделение ФБР.

— Так скоро?

Браун отвел глаза.

— Во-первых, ваш муж не был рядовым гражданином. А во-вторых, если все три убийства связаны, значит, мы имеем дело с серийным убийцей. И бюро в стороне не останется. Митча Фримена помните?

— Психоаналитик из ФБР? Прекрасно помню. Очень симпатичный и достойный человек.

— Митч будет с нами работать, хотя, разумеется, беспокоит меня не он, а старший группы Марти Грейндж. Не подарок. — Браун бросил на Кейт хмурый взгляд. — Я работал с ним несколько лет назад. Педант и зануда. Не дай Бог совершить какие-то неформальные действия. Он немедленно все зафиксирует и передаст наверх в ФБР.

— А Лиз Джейкобс мы используем? Как консультанта. Она очень помогла мне в деле Живописца смерти.

— Едва ли. Я уверен, Грейндж знает, что вы подруги. Эти ребята знают все. И он наверняка захочет быть здесь главным.

— Ладно, посмотрим. — Кейт чуть заметно усмехнулась. — А что сейчас у нас есть по делам?

— Очень мало. В Бронксе проведен обычный рутинный обход квартир. Свидетелей нет ни по одному преступлению. — Браун на секунду умолк, обдумывая следующую фразу. — Ночной вахтер в здании, где работал ваш муж… — Он снова умолк.

— Да, — произнесла Кейт ровным голосом. — Я вас слушаю. Продолжайте.

— Так вот, ночной вахтер говорит, что ваш муж расписался в книге ухода. Как обычно, в конце рабочего дня.

Кейт вздохнула:

— Да, понимаю.

Браун кивнул.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: