Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Мир тесен! Доказано экспериментально




 

«Как тесен мир!» – восклицаем мы, с удивлением обнаружив, что имеем общих знакомых, скажем, со случайным попутчиком, встреченным в вагоне поезда. Оказывается, «теснота» нашего мира – не досужее наблюдение, основанное на случайных совпадениях, а строгая социально-психологическая закономерность. Впервые она была обнаружена в конце 60-х, а в наши дни получила новое экспериментальное подтверждение.

Вообще к психологическим закономерностям обыватель относится с оправданным недоверием. Психология, претендуя на статус науки, слишком напоминает собрание смелых гипотез и не подтвержденных догадок, которые при желании можно обосновать, но нетрудно и оспорить. Слишком многое тут основано на субъективном мнении и пристрастии. Скажем, если вы благоговеете перед авторитетом великого мыслителя Зигмунда Фрейда, то легко найдете отголоски «открытого» им Эдипова комплекса в себе и в своих близких. Но если вас лишь забавляют причуды не очень здорового венского фантазера, заставившего миллионы мужчин во всем мире стесняться сыновней любви к своим матерям, то и никакого комплекса в своем внутреннем мире вы и не отыщете. О какой науке тут можно вести речь?

Критерием научной достоверности явления или факта является возможность его экспериментально выявить и подтвердить. А критерием достоверности экспериментальных результатов является их воспроизводимость – любой другой исследователь в тех же (или похожих) условиях должен получить аналогичный результат.

Психологи в самом деле высказали немало сомнительных гипотез, которые к тому же без достаточных оснований поспешили выдать за научные теории. А если факты не подтверждают «теорию»… Что ж, как говорится, тем хуже для фактов!

В то же время в психологии существует и немало закономерностей, открытых в результате остроумных и точных экспериментов. Один из таких опытов задумал и осуществил в 1967 году американский психолог Стэнли Милгрэм. Он захотел с научной точностью проверить достоверность житейской формулы «Мир тесен». И это ему блестяще удалось.

Сам Милгрэм признавал, что проблема «тесного мира» занимала не только его – в ту пору ее активно обсуждали историки, политологи и даже специалисты по градостроительству. А идея эксперимента невольно была почерпнута им из записок некоей Джейн Джекобс, с которыми он ознакомился в начале 60-х. Вот что она писала.

Когда моя сестра и я прибыли в Нью-Йорк из маленького городка, мы часто развлекались игрой, которая у нас называлась Посланиями. Суть ее состояла в том, что нужно было выбрать двух совершенно разных людей (скажем, охотника за головами на Соломоновых островах и сапожника из Рок Айленда, штат Иллинойс) и представить, что один из них должен передать устное сообщение другому; затем каждая из нас должна была молча составить правдоподобную или, по крайней мере, вероятную цепочку посредников, через которых это послание могло проделать свой путь. Тот, кому удавалась придумать наиболее короткую и правдоподобную цепь, выигрывал. Так, охотник за головами мог бы поговорить с деревенским старостой, тот передал бы сообщение торговцу, прибывшему купить копру, торговец рассказал бы о нем австралийскому патрульному офицеру, проезжавшему через этот район, он, в свою очередь, передал бы услышанное человеку, собравшемуся провести отпуск в Мельбурне, и т. д. Если начать с другого конца цепи, то сапожник мог бы услышать сообщение от священника, который мог получить сообщение от мэра, который получил его от сенатора штата, а сенатор от губернатора и т. д. Вскоре поиски этих посредников стали для нас обычным занятием в отношении чуть ли не каждого человека, которого мы только могли вообразить себе.

Подобным образом Милгрэм и организовал свой эксперимент. Его интересовало, сколько посредников образуют цепочку, которая могла бы связать друг с другом двух незнакомых людей в разных концах огромной страны с многомиллионным населением. Предварительно он поинтересовался мнением экспертов. Ими были высказаны разные предположения, но все сходились на том, что звеньев в такой цепочке будет никак не меньше ста, а скорее всего и гораздо больше.

Для участия в эксперименте были наугад отобраны около полутора сотен добровольцев в двух небольших провинциальных городах – Вичита, штат Канзас, и Омаха, штат Небраска. Им предстояло переслать письмо незнакомым адресатам. В одном случае это была молодая женщина, жена одного из студентов Гарвардского университета (там в ту пору работал Милгрэм), в другом – биржевой маклер из Бостона. Отправители письма знали лишь имя адресата, его род занятий и город, в котором он проживает. Вероятность того, что отправитель лично знает адресата, составляла одну двухсоттысячную. В этом исключительном случае его просили вернуть письмо исследователям. В любом ином случае следовало переслать письмо кому-нибудь из своих знакомых, который мог бы знать такую личность. Если следующий в цепи адресат также не знал указанного человека, он должен был на тех же условиях передать письмо другому своему знакомому. Число таких передач и может служить показателем дистанции, разделяющей двух совершенно случайно выбранных людей в большой стране.

Исходя из математических расчетов вероятности, да и простого здравого смысла, можно было бы предположить, что отправленные письма до сих пор кочуют по просторам Америки. Произошло на самом деле совсем иное. Цепочка связи оказалась очень короткой. Подавляющее большинство связей лежало в интервале от 2 до 10 передач, а среднее значение составляло 5 с половиной, округленно – 6.

С легкой руки Милгрэма термин «шесть уровней разделения» прочно вошел в лексикон американцев (стоит отметить, что в Америке яркие психологические эксперименты оказывают весьма заметное влияние на общественное сознание). В 1990 году даже была поставлена пьеса Джона Гуара с таким названием. В 1998 году интерес научного сообщества к «шести уровням разделения» оживил Дункан Уоттс, предложивший математическое описание этого феномена.

А недавно исследовательская группа Уоттса предложила 61168 добровольцам из 166 стран воссоздать эксперимент Милгрэма с помощью электронной почты. На этот раз перед добровольцами поставили цель, пересылая письма знакомым, «добраться» до двух сотрудников одного известного американского университета. Эксперимент и на этот раз продемонстрировал существование пресловутых «шести уровней разделения»: каждое сообщение пересылалось от добровольца к адресату через пятерых-семерых посредников. Впрочем, нынешним добровольцам удалось найти адресата значительно скорее, нежели участникам эксперимента 1967 года, прежде всего, из-за разницы в скорости переправки сообщения по электронной почте и писем с помощью почты обычной. Так что в известном смысле технический прогресс делает мир еще теснее.

Много лет назад Стэнли Милгрэм так резюмировал итоги своего опыта: «В то время как многие исследования в области социальных наук показывают, насколько индивид отчужден и отрезан от общества, результаты нашей работы дают возможность взглянуть на проблему иначе: в некотором отношении мы все тесно связаны друг с другом и вплетены в плотную социальную связь». Правда, оговорка «в некотором отношении» выступает тут отнюдь не лишней. Милгрэм по этому поводу указывал: «Когда мы говорим, что существует только 5,5 промежуточных знакомых, это наводит на мысль о близости в положении инициатора поиска и искомого лица, что является огромным заблуждением, накладкой двух абсолютно независимых систем координат. Если два человека разделены 5,5 ступенями, они на самом деле очень далеки друг от друга. Почти каждого в Соединенных Штатах отделяет от президента или Нельсона Рокфеллера всего несколько ступеней, но это справедливо только с математической точки зрения и ни в коей мере не означает, что наши жизни соприкасаются с жизнью Нельсона Рокфеллера. Таким образом, когда мы говорим о пяти посредниках, мы говорим об огромном психологическом расстоянии между инициатором поиска и искомым лицом – расстоянии, которое только кажется небольшим, поскольку обычно мы воспринимаем 5 как небольшое, легко управляемое количество. Нам следует помнить, что две крайние точки коммуникативной цепочки отделены друг от друга не пятью индивидуумами, а „пятью кругами знакомств“ – пятью самостоятельными структурами. Это позволяет увидеть их действительное соотношение».

Все мы в самом деле настолько связаны в причудливой сети социальных взаимоотношений, что каждый из нас, как недвусмысленно указывают опыты Милгрэма и Уоттса, за пять-шесть шагов может вплотную приблизиться к любому другому. Сие однако не означает, будто все мы близки друг другу в социальном и психологическом отношении. И исследования этих закономерностей вероятно подарят миру еще немало интересных открытий.

 

На первый взгляд

 

На факультете психологии МГУ несколько лет назад был поставлен интересный эксперимент. Предварительно была сделана фотография заурядного мужчины средних лет. Его ничем не примечательное лицо не имело никаких ярких отличительных черт. На таких лицах, которые во множестве встречаются нам каждый день, наш взгляд обычно даже не останавливается. Надо сказать, что в реальной жизни этот человек ничем не выделялся из массы, не демонстрировал ни исключительных способностей, ни ярких поступков – положительных или отрицательных.

Перед фотосъемкой всякий человек обычно прихорашивается – поправляет прическу, проверяет, как сидит костюм. Данная фотография была сделана экспромтом: человек даже не успел пригладить волосы и застегнуть ворот рубашки.

Получившийся портрет был предъявлен двум группам студентов – будущих психологов – якобы для проверки их психологической проницательности. Требовалось составить подробную характеристику человека, опираясь лишь на особенности его внешности.

Изображенный на фотографии человек был представлен двум группам испытуемых по-разному. В одной аудитории экспериментатор предъявил «портрет талантливого ученого», в другой – «портрет преступника», якобы позаимствованный с милицейского стенда «Их разыскивают». Упоминание об этом делалось вскользь, словно не имело большого значения для психологической характеристики. Однако выяснилось, что такая предварительная установка оказала на испытуемых решающее влияние.

В первой группе преобладали такие характеристики: «Его высокий лоб свидетельствует о большом уме, в глубоких глазах светится творческое вдохновение, прямой нос говорит о силе воли, высокой работоспособности, легкая улыбка подчеркивает доброту…»

Вторая группа характеризовала портрет примерно так: «Его плоский лоб свидетельствует об ограниченности, невысоком интеллекте; глубоко посаженные глаза – злые, кажется, что он готов убить кого угодно; прямой, резкий нос подчеркивает готовность идти к цели по трупам; ехидная ухмылка выражает озлобленность на весь мир…»

Даже невольная небрежность одежды и прически была расценена по-разному. В первом случае подчеркивалось, что одаренный человек одержим творческими замыслами и не придает значения внешности. Во втором то же самое якобы свидетельствовало о презрении к общественным нормам.

Трудно поверить, что эти психологические портреты относятся к одному и тому же человеку, и составлены они будущими психологами – знатоками человеческих душ. А виной тому – оброненная вскользь реплика, которая и определила тональность восприятия.

Подобным иллюзиям бывают подвержены не только неопытные студенты. В XVIII веке величайшим знатоком человеческой натуры считался цюрихский пастор Иоганн Лафатер. О его интересной, но спорной теории еще пойдет речь. Взгляды Лафатера на проявления личности в строении лица весьма уязвимы для критики, хотя история свидетельствует, что ему удавалось составлять удивительно точные и глубокие характеристики по одному лишь портрету незнакомца. Популярность Лафатера затмевала даже известность королей. Со всей Европы к нему привозили детей, возлюбленных, больных, присылали портреты, маски, слепки. Его боготворили, но и побаивались. Сам знаменитый граф Калиостро, с которым Лафатер мечтал встретиться, уклонялся от этой встречи, опасаясь разоблачения.

Естественно, у знаменитости нашлись и недоброжелатели. Они однажды сумели жестоко подшутить над проницательным пастором. Зная, что Лафатер преклоняется перед гением Руссо, ему прислали портрет французского философа. Рассказывают, что глядя на этот портрет, Лафатер с воодушевлением и трепетом произнес: «Это гений, его глаза, нос – свидетельство сниспосланного природой чуда…» Позже выяснилось, что это был портрет убийцы, незадолго до того повешенного в Парижской тюрьме.

Таким образом, внутренние установки, с которыми мы подходим к оценке другого человека, оказывают решающее влияние на наше суждение. Впрочем, существует еще много разнообразных факторов, влияющих на межличностное восприятие. Это, в частности, – степень эмоционального возбуждения, которое сопутствует оценке. Данный феномен исследовал польский психолог Я. Рейковский. Источником эмоционального возбуждения в его опытах была обстановка, предшествующая экзамену. Испытуемые-студенты перед самым экзаменом встречались с незнакомым человеком, который вел с ними короткую беседу, касающуюся некоторых формальных анкетных данных. После сдачи экзамена студентов просили с помощью вопросника оценить внешний и внутренний облик недавно встреченного ими незнакомца. На следующий день их просили аналогичным образом оценить еще одного незнакомого человека. Испытуемые были разделены на две группы. Одна встречалась с личностью А перед экзаменом, а с Б – на следующий день; другая – наоборот. Оказалось, что оба эти человека получали более высокую оценку за привлекательность и дружеское расположение, когда встречались со студентами после экзамена и соответственно – после спада эмоционального напряжения. Нетрудно понять, что состояние хронического стресса заставляет нас глядеть на окружающих исподлобья, без симпатии, и в каждом видеть больше недоброжелательности и отрицательных черт. В известной мере, оценки, которые мы даем другим людям, характеризуют не столько этих людей, сколько нас самих, наши настроения и пристрастия. Уверенные в себе люди часто оценивают других как доброжелательных и уравновешенных. В то же время неуверенные в себе имеют обыкновение видеть других как неотзывчивых и настроенных враждебно. Более тревожные и другим приписывают повышенную тревожность.

Склонность приписывать собственные качества или собственные состояния другим людям особенно сильно выражена у лиц, отличающихся малой критичностью и плохим пониманием своих личностных особенностей. В очень большой степени она характерна для «авторитарных» личностей и почти не обнаруживается у «демократичных». В экспериментальных ситуациях представители «авторитарного» типа, говоря о возможных реакциях «не авторитарных» личностей, приписывали им авторитарную манеру высказывания и свои суждения.

Каждый человек в чем-то уступает другому, но в чем-то и превосходит. Это может быть превосходство по разным параметрам: по социальному статусу, по личному статусу в группе, по интеллекту, по профессиональным достижениям, физической силе и т. д. Человеку, вызывающему у нас восхищение своим превосходством по какому-либо весьма значимому для нас показателю, мы приписываем целый ряд хороших качеств. Действует и обратный эффект: склонность недооценивать человека, у которого важное для нас положительное качество выражено слабо.

В ситуации общения часто применяется схема восприятия, которая запускается в случае неравенства партнеров в той или иной сфере – социальной (различный социальный статус), интеллектуальной, неравенство позиций в группе и т. п. Ошибки неравенства проявляются в том, что люди склонны систематически переоценивать различные психологические качества тех людей, которые превосходят их по какому-то параметру, существенному для них. Эта схема начинает работать не при всяком, а только при действительно важном, значимом для нас неравенстве. Если я, болезненный и слабый, хочу быть здоровым и сильным и встречаю пышущего здоровьем и силой человека, то я переоцениваю его по всем параметрам – он в моих глазах одновременно будет и красив, и умен, и добр. Если же для меня главное – эрудиция, образованность, то при встрече с сильным человеком ничего не произойдет, зато при встрече с интеллектуально превосходящим – ошибка будет иметь место.

Еще одна схема восприятия также широко распространена и довольно хорошо известна. Наверное, все согласятся, что те люди, которые нас любят или, по крайней мере, хорошо к нам относятся, кажутся нам значительно лучше тех, кто нас ненавидит или хотя бы недолюбливает. Это проявление действия фактора отношения к нам, который приводит к изменению оценки качеств людей в зависимости от знака этого отношения.

Показателен в этом плане результат исследования Р. Нисбета и Т. Вильсона. Студенты в течение получаса общались с новым преподавателем, который с одними испытуемыми вел себя доброжелательно, с другими отстраненно, подчеркивая социальную дистанцию. После этого студентов просили оценить ряд характеристик преподавателя. Результаты оказались однозначными. Оценки преподавателя доброжелательного оказались значительно выше, чем оценки «холодного».

Знаком отношения к нам, запускающим соответствующую схему формирования впечатления, является, в частности, все то, что свидетельствует о согласии или несогласии партнера с нами.

Психологи Карри и Кени, выявив мнение испытуемых по ряду вопросов, знакомили их с мнениями по тем же вопросам, принадлежащими другим людям, и просили оценить этих людей. Предъявляемые мнения варьировались от полного совпадения до совершенного несовпадения с позицией испытуемых. Оказалось, что чем ближе чужое мнение к собственному, тем выше оценка высказавшего это мнение человека. Это правило имело и обратную силу: чем выше оценивался некто, тем большее сходство его взглядов с собственными от него ожидали. Убежденность в этом предполагаемом «родстве душ» настолько велика, что разногласий с позицией привлекательного лица испытуемые попросту не склонны замечать.

В принципе, ошибки восприятия, вызванные фактором отношения к нам, можно скорректировать. Мысленно представим человека, относящегося к нам хорошо, спорящим с нами по важному для нас вопросу: как он насмехается над нами, крутит пальцем у виска, демонстрирует нам нашу тупость и т. п. Несколько трудней вообразить человека, относящегося к нам плохо, согласным с нами во всех важных для нас вопросах. Но если это нам удается, то можем получить неожиданный эффект, понять вдруг, что этот человек не таков, каким мы его привыкли представлять.

Важно помнить, что в условиях ограниченной информации о человеке отдельная значимая для нас положительная или отрицательная характеристика создает благоприятное или неблагоприятное представление о воспринимаемом человеке в целом. Одна существенная для нас черта окрашивает в свой тон и другие.

Особенно большое влияние на целостное впечатление о человеке оказывает его внешняя привлекательность. (Подробнее об этом речь пойдет в следующей главе) Молодым людям было предложено оценить очерк, написанный женщиной, причем к тексту прилагался ее портрет. В одних группах испытуемых использовался портрет женщины с привлекательной внешностью, в других – портрет «дурнушки». Нетрудно догадаться, что более высокие оценки получил очерк красивой женщины.

В другом эксперименте молодых мужчин и женщин просили охарактеризовать внутренний мир людей, изображенных на фотографиях. Фотографии были разделены экспертами по степени привлекательности лиц. Людей с красивыми лицами чаще оценивали как уверенных в себе, счастливых, искренних, уравновешенных, любезных, находчивых, утонченных и более развитых духовно. Кроме того, мужчины оценивали красивых мужчин и женщин как более заботливых и внимательных к другим людям. Ореол физической привлекательности вызывает сдвиг не только в оценках черт личности, но и в оценках результатов деятельности или отдельных поступков человека.

Студенткам университета, которые готовились стать педагогами, были даны описания проступков, совершенных семилетними мальчиками и девочками. Прилагались фотографии, сделанные крупным планом. Студентки должны были высказать свое отношение к каждому из детей и к их поведению. Студентки оказались более снисходительны к тем, у кого, по оценкам экспертов, была более привлекательная внешность.

К преувеличению положительной оценки приводит не только собственная привлекательность человека. Недаром говорят, что короля играет свита. В одном опыте мужчину с неброской наружностью представляли двум группам людей. В одной группе он появлялся вместе с женщиной, имеющей яркую привлекательную внешность, в другой его сопровождала женщина некрасивая и неаккуратно одетая. Первая группа нашла больше положительных качеств в мужчине, отношение к нему было более благоприятным. Этот и аналогичные опыты доказали, что впечатление о человеке определяется, в частности, и тем, в каком окружении мы его видим. Не потому ли наши нувориши, часто невзрачные на вид, так любят появляться на публике в сопровождении специально нанятого эскорта из хорошеньких девушек?

Американский психолог Гордон Олпорт исследовал «житейские обобщения», на которые, часто не осознавая этого, опираются в повседневном общении люди, вынося оценку новому для себя человеку. Олпорт предлагал большим группам испытуемых по первому впечатлению оценивать качества личности незнакомых им людей и обнаружил тенденцию воспринимать людей, носящих очки или с высоким лбом как более умных, заслуживающих доверия, прилежных; видеть в пожилых и полных мужчинах людей надежных, уверенных в себе, ответственно относящихся к своему слову; воспринимать улыбающиеся лица более умными, а владельцев их – дружелюбнее настроенными по отношению к другим людям. Исследователь считает, что у большинства людей такие оценки образуются как следствие легкой ассоциации идей: люди, носящие очки, могли повредить свои глаза в учении, люди с высоким лбом имеют большое пространство для мозга, и т. п.

Исследование, проведенное американским психологом Майклом Вогалтером, обнаружило, что бородатые мужчины представляются людям менее привлекательными, менее дружелюбными и, кроме того, кажутся старше, чем их гладко выбритые сверстники. Правда, Вогалтеру не удалось выяснить, отчего люди так неблагосклонно воспринимают растительность на лице мужчины.

В этом же исследовании Вогалтер, предъявляя испытуемым портреты, сделанные методом фоторобота, и прося их поделиться своими впечатлениями о человеке, обнаружил, что лысым мужчинам приписываются более высокий интеллект и зрелость, чем обладателям пышных шевелюр. Лысых может порадовать и тот факт, что само по себе наличие или отсутствие волос на голове мужчины не влияет на оценку окружающими его привлекательности. Кэрол Китинг из Колгейтского университета считает, что отдельные мужские черты, например, редеющие волосы, могут особенно привлекать женщин. В наше время, говорит она, лысина придает мужчине внушительность, поскольку подразумевает зрелый возраст, а следовательно, достаточно высокое общественное положение.

Похожий эффект возникает и при восприятии противоположного признака – длинных волос у мужчины. При прочих равных условиях, если исключается версия социального протеста (характерного, например, для безалаберных хиппи), то фиксируется интеллектуальное превосходство. Мужчин с длинными волосами склонны считать более духовными, умными, интеллигентными, с более широким кругом интересов (вероятно, здесь срабатывает тот факт, что длинноволосые часто встречаются в среде творческой интеллигенции).

В возникающем представлении о каком-либо человеке его физические и психологические характеристики объединены в устойчивые пары: тучность и добродушие, стройность и интеллектуальность, закругленные линии тела и уживчивость, крупные размеры тела и уверенность в себе, и т. п. Например, полного мужчину часто характеризуют как несколько старомодного, разговорчивого, сердечного, добродушного, доверчивого, эмоционального, искреннего, любящего комфорт. О мускулистом, атлетического сложения мужчине часто говорят, что он сильный, мужественный и смелый, уверенный в себе, энергичный, дерзкий, инициативный. О высоком, худощавом и хрупком мужчине опрашиваемые чаще всего говорят, что он честолюбивый, подозрительный, скрытный, чувствительный к боли, нервный, любящий уединение. И хотя основания для таких характеристик существуют (об этом речь пойдет ниже), в приложении к конкретному человеку они могут оказаться довольно спорны.

Помимо названных найдены и другие оценочные тенденции, которые, хотя они довольно часто проявляются в практике общения людей, заключают в себе лишь небольшую долю достоверности.

Значит, правильно говорят, что первое впечатление всегда ложно, и чтобы узнать человека, надо вместе с ним «съесть пуд соли»? Разумеется, все названные факторы способны сильно исказить наше восприятие. Но, так или иначе, впечатление о человеке складывается у нас в весьма непродолжительный отрезок времени и, как утверждают психологи, лишь 8-10 % информации мы черпаем из слов собеседника. Большую часть информации, которой мы обмениваемся в момент знакомства, передают отнюдь не слова. Положение тела, жесты, выражение лица, тон и темп речи – эти несловесные сигналы нами постоянно «считываются» и интерпретируются. Умение отвлечься от собственной предвзятости и сосредоточиться на чертах, по-настоящему важных, и составляет искусство «разбираться в людях».

 

Не родись красивым…

 

Хотим мы того или нет, но красота выступает одним из самых важных критериев, по которым мы оцениваем других людей. Поэтому так важно разобраться, из чего складывается наше представление о красоте. Как соотносится внешняя привлекательность с психологическими качествами человека? Как она влияет на наше суждение о нем? И, что не менее важно, – как нам, людям в большинстве своем весьма заурядным, далеким от эталонов кинозвезд и топ-моделей, относиться к своей собственной внешности?

Эксперименты, позволяющие проследить зависимость поведения от внешности людей, стали проводиться сравнительно недавно. Несмотря на то, что интерес к проблеме был велик, долгое время исследователей сдерживали соображения этического порядка. Казалось, мы сталкиваемся с очевидной несправедливостью природы: кто-то, на обладая высокими человеческими качествами, оказывается в более выигрышной житейской ситуации лишь благодаря привлекательной внешности.

Ведь на самом деле, как бы ни ратовали за духовную красоту, каждого из нас волнует и собственная внешняя привлекательность.

Мы тратим много денег на одежду не оттого, что нам не в чем ходить. Кажется, что новая, модная вещь сделает нас красивее. Мы проводим массу времени в парикмахерских, перед зеркалом, готовы разориться на дорогую парфюмерию и косметику – единственно с этой целью.

Здесь не просто желание модно, к лицу одеться, причесаться – мы думаем, что «улучшив» с помощью всего этого свою внешность, мы улучшим и свою жизнь, и дорогие духи не просто подорвут семейный бюджет – они помогут жить. Нам кажется, что отношения с людьми у нас станут счастливее, что в решении самых разных повседневных вопросов мы будем «на высоте». Потому что, сознательно или бессознательно, мы уверены – удачная внешность способствует удаче во всём, в первую очередь – в общении. Мы стараемся быть красивыми не для себя – для тех, с кем предстоит общаться.

Исследователи, приступившие к экспериментам, решили проверить бытующие представления о красоте, проанализировать явление в деталях, исходя из того, что человеческий разум в силах усовершенствовать мир. Ведь если нам под силу разогнать грозовые тучи или предсказать землетрясение – не исключено, что и с некоторыми особенностями человеческого восприятия, если обнаружится, что они приводят к незаслуженной оценке, удастся совладать.

Оказалось, внешность действительно влияет на человеческие отношения. Вот что показал эксперимент, получивший название компьютерных танцев. Партнеров, мужчин и женщин, друг для друга выбирала ЭВМ, в которую были заложены данные о всех участниках эксперимента. Выбирала произвольно. После танцев при помощи специальных методик были замерены показатели удовлетворенности партнеров общением – выше они оказались у тех, кто танцевал с красивым партнером. Внешняя привлекательность была в данном случае единственным критерием оценки.

Может быть, красота – некая абсолютная величина, гарантирующая успех в общении? Не заложена ли она самой природой?

Казалось бы, для этого вывода есть основания. Уже в два года девять месяцев, то есть в том возрасте, когда опыт общения со сверстниками у детей минимален, а многие вообще сидят дома в обществе старших, – уже в этом возрасте малыши предпочитают внешне красивого ровесника.

Группу детей посадили перед тахистоскопом – специальным прибором с экраном, на котором возникали в определенной последовательности фотоизображения детей того же возраста, что и испытуемые. Одни лица были симпатичные, другие – нет.

Детям показали, как, нажав на кнопку, расположенную на приборе рядом с экраном, можно повторно вызвать изображение того или иного лица. Нажимать кнопку можно было сколько угодно раз.

Значительно чаще малыши хотели вновь увидеть на экране изображение симпатичного ребенка.

Что это значит? То, что в яслях, в детском саду малыш захочет играть и делиться игрушками с тем сверстником, который красивее, а к некрасивому не подойдет. И некоторые дети совершенно незаслуженно оказываются «аутсайдерами», а другие так же незаслуженно, не прилагая никаких усилий, получат то, к чему многие из нас стремятся долго и упорно, – станут лидерами, окажутся в центре внимания коллектива. Вся интересная жизнь будет концентрироваться вокруг них, а некрасивые окажутся на периферии общения и будут страдать.

Так уже в детском саду произойдет некая дифференциация на красивых и некрасивых, которая в дальнейшем, в школе, лишь усилит дискриминацию некрасивых, заставит их искать разнообразные способы привлечь к себе внимание, в то время как некоторым счастливчикам для этого ничего делать не придется.

Но если мы имеем дело с некой биологической особенностью человека – должны быть определенные каноны, нормативы, которые бы оказывали одинаковые действия на жителей всех стран и во все времена.

Однако, несмотря на всё вышесказанное, обнаружить такие универсальные каноны не удается. Межкультурные исследования не выявили единого понятия о красоте. Наоборот, обнаружилось бесчисленное множество «канонов» – разных эпох, разных цивилизаций. Пожалуй, единственным более или менее постоянным признаком было признание положительными качествами мужчины высокий рост (подробнее об этом см. главу «Большие и маленькие») и развитую мускулатуру. О женщинах что-либо определенное сказать трудно. Разве то, что в большом числе культур (включая древнейшие) привлекательной считалась тучная женщина. Здесь понятие красоты, очевидно, было связано со способностью поддерживать род и переносить трудные времена, а худой, как мы знаем по пословице, менее жизнестоек. Так что сегодняшняя стройная современница – в некотором роде «продукт цивилизации».

Значит, красота все-таки не есть некая биологическая, заложенная раз и навсегда особенность. Но красивым, каков бы ни был в их эпохе и культуре эталон красоты, все равно по большей части жилось лучше!

Может быть, у них просто лучше развиты навыки общения, им от этого легче с людьми?

Эту гипотезу окончательно подтвердить или опровергнуть очень трудно: красивые дети с первых дней в коллективе оказываются, как мы уже выяснили, в привилегированных условиях. Чтобы дать точный ответ, надо проводить эксперименты с совсем маленькими детьми, а такие эксперименты очень трудны, проверить их тоже нелегко, так что гипотеза пока так и остается открытой.

Следующее предположение – а что, если общение с красивым сулит какие-то выгоды?

Один и тот же мужчина был сфотографирован сначала с красивой женщиной, потом с некрасивой. Участникам эксперимента раздали фотографии и попросили оценить внешность мужчины. Выше оценили его внешность те, кто видел его рядом с красавицей. Особенно разительна была разница оценок в том случае, когда испытуемым говорилось, что женщина – близкая подруга мужчины. Если же «арбитрам» сообщали, что на фотографии рядом – случайные люди, такого контраста не возникало. Значит, мы стремимся общаться с привлекательным человеком, чтобы стать привлекательнее самим? Тут действует феномен, известный под названием иррадиации красоты, – перенесение свойств человека на того, с кем он общается.

А, кстати, все ли стремятся быть очень красивыми?

Большую группу людей попросили ответить, какую оценку по красоте они хотели бы получить по семибалльной шкале. Только 75 % мечтало об оценке «7». Четверть опрошенных не хотела быть очень красивыми, довольствовалась оценками ниже. Как выяснилось, даже в мыслях далеко не все связывают удачное течение жизни с исключительными внешними данными. И очень хорошо: это означает, что не все мечтают о недостижимом (ведь невозможно, чтобы каждый стал красавцем, даже если очень захочет) и, стало быть, не все будут расстраиваться от несоответствия желаемого и реального. Ведь когда человек стремится к недосягаемому идеалу, он едва ли бывает счастлив.

Следующая гипотеза, объясняющая наше восприятие красоты, представляется наиболее обоснованной. Она объясняет взаимосвязь внешности и общения наличием устойчивых стереотипов, согласно которым красивый – значит хороший.

Группе мужчин показали фотографии женщин, среди которых были красивые и некрасивые женщины, и попросили оценить женщин по двадцати семи параметрам – ум, интеллигентность, доброта, способность быть товарищем, сексуальным партнером и так далее. По двадцати шести пунктам красивых женщин участники эксперимента оценили выше некрасивых. За некрасивыми в подавляющем большинстве была оставлена возможность быть хорошей матерью. Но, очевидно, и этот параметр расценивался как некая компенсация: уж если женщина неинтересна внешне, лишена высокого интеллекта, широких интересов и поклонников, то все силы будет отдавать дому и детям.

Некрасивый ребенок дискриминируется с самой ранней поры. Не случайно именно некрасивым или страдающим каким-то физическим недостатком детям нередко приписывают дурные мысли и поступки.

Предположим, мальчик в детстве повредил ногу, слегка хромает. По логике вещей жизнь его от этого обстоятельства едва ли изменится – разве только профессиональным спортсменом или танцором не станет. Но на самом деле недостаток может серьезно осложнить его существование, другие дети могут не только дразнить его, но и на самом деле плохо о нем думать. Опытным педагогам не раз приходилось сталкиваться с такими случаями.

Мало того, внешность может порой влиять не только на некое общее представление о человеке, но и на оценку его поведения в конкретном случае.

Опытным воспитательницам детских садов рассказали о проступке ребенка. Воспитательницы не знали, что они участвуют в эксперименте, экспериментаторы просили их просто дать квалифицированный совет недавней выпускнице педучилища. Но одним воспитательницам показали симпатичного малыша, а другим – некрасивого. Результат оказался поразительный: те, кто видел симпатичного, были более снисходительны. Они вспоминали, что в их собственной практике такое бывало, говорили, что все дети шалят, что это случайность и заслуживает минимального наказания. В другом же случае воспитательницы били тревогу. Они говорили о педагогической запущенности, о злостном нарушении дисциплины, советовали вызвать для беседы родителей (то есть фактически удвоить наказание), некоторые даже рекомендовали показать ребенка психиатру.

Как же так? Получается, опытные воспитатели один и тот же поступок квалифицируют то как невинную шалость, то как злостное нарушение. Они даже готовы признать ребенка психически больным только потому, что он им не понравился.

Аналогичные эксперименты были проведены в школе. Среди старшеклассников «судьями» наряду с педагогами были сверстники.

Также был проведен эксперимент в студенческой среде.

Результаты оказались те же: суд был неправым! Суд готов был усугубить вину некрасивого и оправдать красивого. То есть поступал так, как не должен поступать никогда ни один суд – представьте на минуту, если бы, скажем, для брюнетов был один закон, для блондинов другой, а рыжим вообще прибавляли ни за что ни про что дополнительный срок на всякий случай.

Что же делать? Как не допустить несправедливости?

В одном из департаментов Франции, как рассказано в известном романе, существовало поверье, согласно которому преступник рождается в определенный день недели – среду. Образованное население местности смеялось над суеверием неграмотных крестьян до тех пор, пока в голову кому-то не пришло проверить, в какой день недели родились заключенные местной тюрьмы (мы обычно знаем дату, но не помним, в какой день недели родились). И оказалось: большинство заключенных родились… в среду!

Дело в том, что ребенок, родившийся в среду, уже был в отличие от тех, кто родился в четверг или понедельник, согласно поверью, несчастьем для семьи. Родителей жалели соседи. В доме царило безрадостное настроение. И если о том, когда родились все остальные дети, вскоре никто не помнил, того, кто родился в среду, не забывали. Если кто-то из мальчишек в округе набедокурил, подозрение чаще всего падало на него. Если компания школьников прогуляла урок – зачинщиком, естественно, был он. И так далее. Не удивительно, что само общественное мнение подталкивало его к противоправным действиям, как бы предсказывая всю будущую судьбу.

Не оказываемся ли мы сами порой в той же ситуации, что и французские крестьяне? Не надо ли и нам избавиться от собственных предрассудков, в частности от такого вредного, как «красивый – значит хороший»?

Хотя всё сказанное до сих пор как бы подтверждает предположение, что красивому живется все-таки легче и приятнее, а стало быть, нужно не жалеть времени и сил, чтобы приблизить свой облик к некоему идеалу.

Кстати, об идеале. Что это такое? Многие, когда речь заходит о красоте, говорят, что канонов красоты столько же, сколько людей, что идеала как такового нет.

Оказывается, есть.

Группе людей показали несколько фотографий и попросили поставить оценки по красоте тем, кто изображен на них, по десятибалльной системе. Люди, участвовавшие в эксперименте, были очень разные, но оценки их были тем не менее очень близки. Высший балл получили несколько фотографий – изображенные на них лица совсем не походили друг на друга, но все признали их красивыми.

Нам нравятся разные лица – это так, но нам нравятся разные типы красоты. Мы их отличаем безошибочно. Так же, как в современной моде мы различаем спортивное, молодежное или, скажем, фольклорное направление, и точно отличим модную вещь от немодной.

Как же мы определяем эти несколько типов красоты?

Думается, выработке определенных «нормативов» внешности способствует современная культура, в которой значительное место занимает кинематограф. Несколько десятков ведущих киноактеров мирового экрана представляют не только героев наших дней, которых они играют, но и несколько типов внешности, которые мы с готовностью принимаем за эталон. Скажем, Депардье и Бельмондо (кстати весьма далекие от классических канонов красоты) не очень похожи, но каждый из них кажется зрителям достойным высокой оценки.

Кинематограф способствует универсализации типов эталонной внешности – вместе с кинолентами из страны в страну, с континента на континент кочуют одни и те же лица.

Мало того, нетрудно выяснить, что и эти типы не вечны.

Если мы посмотрим кинофильм, скажем, сорокалетней давности, его герои и героини могут нам показаться не такими интересными внешне, как современные киноактеры (как произошло после сильно запоздавшего выхода на отечественные киноэкраны американского фильма «В джазе только девушки» – внешность Мерилин Монро в оценках многих зрителей оказалась менее привлекательна, чем у звезд сегодняшнего экрана). Мало того, даже людям старшего поколения, чья юность пришлась на те годы, когда создавался фильм, сегодняшние герои могут показаться красивее.

Конечно, дело не в том, что сорок лет назад красивых лиц было меньше. Кинозвезды той поры вполне справедливо считались самыми красивыми мужчинами и женщинами своего времени. Просто время изменилось. И вместе с ним, с прическами, фасоном платьев изменились лица героев.

Это можно заметить не только по кинематографу – зайдите в музей изобразительных искусств, вглядитесь в портреты женщин прошлых веков, признанных красавиц. Всегда ли мы разделяем восхищение их современников? Да и статуя Венеры, изваянная древним мастером как символ любви и красоты, сегодня многим покажется немного тяжеловесной. Сегодня девушки хотели бы быть повыше, постройнее.

Значит, понятие красоты в культуре не вечно – то, что красиво сегодня, не было красивым вчера, стало быть и завтра красивым будет считаться то, что будет соответствовать завтрашнему эталону.

Кинематограф, между прочим, нередко служит нам дурную службу. Фильмы всех стран, как правило, рассказывают об успехах красивых людей. Например, как мы, пропустив первую серию какого-то сериала, во второй безошибочно угадываем главного героя? Конечно же, он – самый мужественный внешне, самый обаятельный, самый красивый!

Зритель воспринимает такие «правила игры» и невольно уверяется, что яркая внешность – необходимое качество героя и на экране, и в действительности. Но если у киноэкрана свои законы, то как же обстоит дело в реальной жизни?

Вспомним о том, на чем базировались эксперименты, позволившие говорить об успехах красивых. Они основывались на фотографиях. Но все мы знаем: фотоизображение всегда бледнее истинного представления о человеке. До сих пор точно не установлено, подчиняется ли восприятие фотоизображения таким же закономерностям, что и восприятие живого собеседника. Фотография не в состоянии воспроизвести личного обаяния, мимики, пластики, чувства юмора и много другого, не отделимого в реальной жизни от нашего представления о человеке. Не фиксирует она смены настроений, живости ума и той изюминки, которая, согласно поговорке, присутствует в каждой женщине и часто определяет отношение к ней.

Кроме того, было установлено, что мужчины и женщины неодинаково относятся к внешности партнера. Оказалось, большинство женщин хотели бы продолжить знакомство с красивым мужчиной, независимо от других его характеристик, в то время как для большинства мужчин внешность женщины с течением времени становилась менее важной для продолжения общения.

Вообще наше поведение по отношению к красивым и некрасивым в значительной мере зависит от нашего внутреннего состояния. Группу мужчин попросили ответить на вопросы анкеты и затем сообщили результаты. Одним сообщили, что с задачей они справились великолепно, другим – что от них ожидали большего. Информация – это входило в задачу эксперимента – могла быть и необъективной, важно было, чтобы у одной части испытуемых сформировалась завышенная самооценка (их похвалили), у другой – заниженная. После этого испытуемые в сопровождении экспериментатора шли в буфет, где экспериментатор будто бы случайно встречал девушку, знакомил испытуемого с ней и, вспомнив внезапно о важном деле, оставлял их вдвоем. На самом деле девушка помогала экспериментаторам и играла свою роль.

Точнее, даже две роли. Одним она являлась очень симпатичной, к лицу одетой, с красивой прической, оптимистически настроенной. Потом она переодевалась и выходила одетой небрежно, с неудачно наложенным гримом, неловкая. Вообще-то девушка была очень симпатичной. Наблюдая метаморфозы ее внешности, один из авторов эксперимента заметил, что если сотворить красоту может лишь Господь, лишить себя привлекательности по силам каждому.

Но те, кто участвовал в эксперименте, этого не знали. И после разговора с девушкой были проведены замеры симпатии мужчин к своей собеседнице. Впечатление, которое она произвела на них, было неодинаковым.

Те, кто был уверен, что отлично справился с заданием, были рады встретиться с «красивой» девушкой; та же самая девушка, неудачно подкрашенная, неловкая, плохо одетая, – одним словом «некрасивая», им не понравилась. Казалось бы, по логике вещей так и должно быть. Но в то же время оказалось, что тем, кто обладал заниженной самооценкой (думал, что не справился с заданием), больше понравилась «некрасивая». Очевидно, подсознательно человек с заниженной самооценкой опасается потерпеть фиаско при знакомстве, опасается быть отвергнутым с первой же минуты.

Но ведь в жизни нам важно, чтобы нас выбирали! А выбирают не всегда самых красивых, и не так уж редко такое случается.

Представьте те же танцы. Психологам просто грех не воспользоваться такой естественной ситуацией для анализа проблемы выбора. На танцах «расстановка сил» известна: часть юношей стоит в углу, делая вид, что происходящее здесь им глубоко безразлично, несколько пар танцует, часть девушек стоит у стенки. Не оттого, что, как в песне поется, «на десять девчонок по статистике девять ребят». Статистика как раз не подтверждает такого счета. Дело в том, что часть молодых людей всегда будет уклоняться от своих обязанностей на танцах и ни за что не пригласит никого. Не потому что танцы им кажутся недостойным занятием – многие не покидают свой «мальчишеский» угол от тайного страха, от застенчивости, сознания своей неловкости, несовременности, боязни быть осмеянным. Неуверенность в собственных достоинствах нередко делает их поведение вызывающим, подчеркнуто независимым, боязнь показать свой страх спрятана под насмешливым выражением лица, глубокомысленными репликами в адрес танцующих и т. п. Поэтому для того, чтобы все девушки имели кавалеров, нужно не равное соотношение полов на танцах – нужно, чтобы мужчин было несколько больше.

Но пока этого нет, некоторым так и придется стоять у стенки. Вообще, стоять у стенки – не самое приятное занятие. Здесь, на танцах, мы сталкиваемся, пожалуй, с уникальной ситуацией, когда мужчина открыто может рассматривать женщину. И не просто рассматривать – сравнивать ее с соседкой, думая, кого лучше пригласить. В общем, если выбор пал на вас, можно простить такую нескромность. А если выбрали соседку?

Теперь посмотрим, кто же стоит у стенки. Конечно, здесь есть девушки не слишком красивые, немодно одетые и плохо накрашенные. Но наверное среди них мы обнаружим и несколько очень симпатичных. Симпатичнее даже тех, кто танцует. Понятно, что им стоять «невостребованными» вдвойне неприятно.

Почему же их не выбирают?

Для этого посмотрим на ситуацию глазами молодого человека. Он ясно понимает, что прочность его положения непостоянна. Да, пока он стоит в углу и думает, кого бы выбрать, он хозяин положения. Хочет – эту пригласит, хочет – ту. Но стоит ему выйти из своего угла и сделать выбор, неважно в какой форме, подав руку, раскланявшись или просто кивнув, – и ситуация резко меняется. Он-то сказал, что она ему нравится, а она-то еще не ответила! И неизвестно, что ответит. Она сейчас может ему отомстить. За то, что долго стояла у стенки, пока он решался. За то, что подошел не тот, кого она ждала. За то, что у нее сегодня плохое настроение – мало ли на свете причин, по которым иногда хочется сорвать зло на другом?

Первое, что может сейчас сделать девушка, – отказать. Это уже серьезное оскорбление: танцы во все времена символизируют отношения полов, и если вам отказали в танце – значит, вас низко оценивают как мужчину. И не просто низко оценивают – делают это у всех на виду, чтобы каждый мог видеть вашу неудачу!

Но, даже не отказывая, девушка может вести себя таким образом, что всякому станет очевидно плачевное положение юноши. Она может танцевать со скучным видом. Может снисходительно посматривать на партнера – каждым своим движением как бы демонстрируя несерьезное, неуважительное к нему отношение – так, чтобы это было видно окружающим, в частности тем, не осмелившимся, которые остались в углу и теперь с интересом наблюдают за незадачливым кавалером.

Таким образом, выбранная женщина сразу же получает высокую власть над партнером. Она может не только радовать, она может и оскорбить, и принести боль. От этого часто выбор неосознанно останавливается не столько на такой, которой можно похвастаться, сколько на той, которая не оскорбит.

Может быть, такая «техника безопасности» и есть причина одиночества иных симпатичных девушек на танцах? Может быть, в лицах их, во взгляде молодые люди видят что-то отпугивающее, недоброжелательное? Может быть, предчувствуют сложность общения, высокомерие? Современные танцы, где не обязательно танцевать парами и отсутствует почти начисто традиционный ритуал «приглашения дамы», открывают широкие возможности для общения. Здесь каждый волен в любой момент включиться в танец, показать себя, и в такой ситуации важнее не столько внешние данные, сколько пластика и чувство ритма, артистичность. Естественно, что и в современных дискотеках есть молодые люди обоего пола, которые не пользуются большим успехом, стоят в стороне от дискотечной жизни. И, если приглядеться, тоже окажется, что среди «аутсайдеров», как и во время обычных танцев, есть как некрасивые, так и вполне привлекательные внешне люди. Загадка их одиночества скрывается в чем-то другом. В чем же?

Вспомним ситуацию, в которой многие из нас оказывались не раз: надо спросить дорогу в незнакомом районе. Разве к каждому прохожему мы кидаемся на людной улице? Нет, мы сперва напряженно всматриваемся в лица, пытаемся угадать – кто будет с нами приветлив, подскажет обстоятельно. И хотя дело пустяковое. Мы тратим на это время, стараясь спрогнозировать поведение незнакомого человека. К некоторым мы не подойдем никогда. Даже если ясно, что они живут именно в этом районе и всё знают. Непонятно?

В дачных поселках часто можно увидеть на заборах таблички «Осторожно, злая собака» – чтобы не беспокоили хозяев. Что-то похожее мы читаем и на некоторых лицах. И отчетливо понимаем, что нас ждет, рискни мы остановить такую личность.

Понаблюдайте за собой – если к вам редко подходят с просьбой объяснить дорогу, наверное, стоит проследить за выражением своего лица!

Так что очевидно: красота не гарантирует успеха в отношениях с людьми. Вообще, для успеха в общении исключительная красота вовсе не обязательна. Не обязательно самая красивая женщина в группе пользуется наибольшей популярностью у мужчин, и не обязательно самый популярный мужчина – первый красавец. Это показали многочисленные эксперименты.

Кафедра социальной психологии МГУ провела исследование, пытаясь определить, существует ли связь между внешними данными супругов и устойчивостью семьи. Закономерностей таких обнаружено не было. В семейных отношениях красивым везет или не везет так же, как и людям заурядной внешности.

Быть красивым в ряде случаев вообще плохо: ему не прощают, например, проступок, который он не в состоянии оправдать. Не прощают, когда подозревают использование личного обаяния в корыстных целях. От красивой женщины оскорбление для мужчины большее, за это ей тоже достается. Если расхожий стереотип, как уже говорилось, утверждает, что красивый – значит хороший, другой не менее живучий штамп декларирует: «очень красивый – значит плохой». Столь же несправедливо, как приписывать красивому человеку несуществующие добродетели, так и готовность счесть очень красивого злым, эгоистичным, бесчувственным, надменным.

Да, красивым чаще «везет» при кратковременном знакомстве, при возникновении отношений. При длительном же контакте внешность уходит на второй план, гарантий на успех в любви, дружбе внешность не дает.

Кстати, даже при поверхностном знакомстве мы склонны выбирать не столько самых красивых, сколько тех, кто в такой же степени красив, как и мы. Группа исследователей долгое время наблюдала за посетителями одного бара, оценивая внешность юношей и девушек, а также удовлетворенность общением в каждой паре. Оказалось, подавляющее большинство пар, наиболее стабильных, состояло из молодых людей и девушек, у которых «отметки» по красоте были близки. Конечно, это не значит, что каждый из них думал: ага, я красивая, значит, и спутник у меня должен быть лучше других, и наоборот. Выбор близких по красоте партнеров происходит подсознательно, мы как правило даже не отдает себе в этом отчета.

Таким образом, знание объективных законов межличностного восприятия может стать в наших руках серьезной силой. Мы знаем, что не вполне удачная внешность может несколько осложнить жизнь. Однако не настолько, что стоит опускать руки! Ведь всё главное в собственной судьбе, все важные события, развитие отношений – дело наших собственных усилий.

Мы редко сетуем на то, что слишком красивы. Обычно нам не дают покоя изъяны собственной внешности. Но когда речь идет о выборе, стоит знать и то, что даже самых некрасивых в группе, сколько бы исследований ни проводилось, обязательно хотя бы раз выбирают. Всегда найдется кто-то, кто сочтет самого некрасивого лучшим.

На самом деле – у каждого есть свой шанс. Дело за тем, как не упустить его, как им воспользоваться.

 

По одежке встречают…

 

«Ты – это то, что ты носишь», – гласит рекламный лозунг фирмы «Леви-Страус». Конечно, в этой формуле содержится изрядная доля преувеличения. Тем не менее, впечатление о человеке в значительной мере складывается у нас в зависимости от того, как он одет. По фасону, цвету и состоянию костюма многое можно сказать о социальном статусе его обладателя, а его взглядах и склонностях, чертах характера и других индивидуальных качествах. Но бывает, что такого рода суждения слишком поспешны, поверхностны и неточны. Поэтому так важно разобраться, насколько можно судить о человеке, исходя из особенностей его костюма.

Костюм – вовсе не такая неотъемлемая характеристика человека, как, скажем, телосложение или рост. Костюм человек волен выбрать себе сам, в частности – с той не вполне осознаваемой целью, чтобы подчеркнуть, сделать более выразительными определенные черты своей личности, свои психологические и социальные качества. В первую очередь, элементы одежды служат знаками групповой принадлежности и для самого «носителя» костюма, и для окружающих его людей. А понимание своего места в той или иной иерархии, группе, во всей системе общественных отношений, особенно в сравнении с положением других людей во многом определяет характер общения и взаимодействия. Поэтому выделение социальной роли какими-то внешними, видимыми чертами всегда очень существенно.

В прежние времена это было настолько важно, что определенная одежда не только могла носиться людьми определенного статуса и общественного положения, но и должна была носиться ими. Существовали не просто определенные неписаные нормы, но и строго регламентированные правила, что и кому можно и нельзя надевать. И нарушение этих правил не просто осуждалось, но порою жестоко каралось. Так, в древнем Китае одежду желтого цвета мог носить только император, а любой из его подданных, рискнувший примерить желтый халат, мог поплатиться за это головой. В средневековой Европе церковь диктовала в одежде практически все, до деталей – длину и ширину платьев, длину носка обуви, количество о характер украшений для каждого сословия. Это закреплялось специальными эдиктами, которые высекались на камне, устанавливавшемся посреди города. Понятно, что любой житель средневековой Европы, едва взглянув на человека, сразу понимал, кто (в социальном плане) перед ним.

Если внимательно присмотреться, то можно заметить, что всегда вместе с увеличением степени «иерархичности», «формализованности» общества или его частей и отдельных институтов растет роль костюма как опознавательного знака. Например, в армиях всего мира статус всегда фиксируется в мундире однозначно, и трудно представить себе армию без формы.

Вместе с демократизацией общества официальная роль одежды меняется. Сейчас, например, здесь нет запрещений и правил, каждый может надеть все, что захочет (на гребне демократических реформ поспешили отказаться даже от школьной формы). Тем не менее связь костюма и социальной роли остается достаточно сильной. Исследования показывают, что почти все взрослые могут по одежде определить статус человека, примерно указать род его занятий. Даже дети успешно используют этот признак. В одном из исследований испытуемым – десятилетним девочкам – предъявлялись фотографии наборов женской одежды. Результаты исследования продемонстрировали большую согласованность оценок испытуемых не только в вопросе социального слоя, к которому может относиться девушка, носящая такую одежду, но и в оценках ее личностных характеристик.

На какие же признаки мы опираемся, делая такие выводы? В первую очередь мы на глазок определяем цену костюма – чем она выше, тем выше статус человека. Цену мы непроизвольно «вычисляем», видя качество одежды, прямо связанное с ее стоимостью. Зная частоту встречаемости данной модели (дефицитность, элитарность) и ее соотношение с модой (модность), мы также можем судить о цене одежды. Затем оценка бессознательно переносится на личность. Впрочем, тут суждение выносится сугубо индивидуально – в зависимости от того, какие психологические свойства в нашем представлении характерны для того или иного социального слоя. Один и тот же костюм может повлечь разные оценки: например, дорогие туалеты у одних вызовут восхищение «преуспевшей личностью», у других – неприязнь в «богатею». Соответствующие качества личности будут носителю одежды просто приписаны. Слишком уж легко мы доверяем одежде как подсказке. Оценивая человека в костюме, мы фактически оцениваем только костюм.

В одном эксперименте нескольким группам испытуемых представляли незнакомца, которого потом просили охарактеризовать. Суть опыта состояла в том, что перед разными группами представал один и тот же мужчина весьма заурядной наружности, который, однако, каждый раз был одет по-новому: то в белый халат, то в армейский мундир, то в одеяние священника… Показательно, что и психологические характеристики, данные ему в разных группах, существенно различались. «Врача» восприняли как интеллигентного и гуманного, хотя, возможно, и чуточку циничного, «офицера» как прямолинейного, может быть даже чуть грубоватого, но дисциплинированного и серьезного, «священника» – как душевного, искреннего и бескорыстного. Каждый раз костюм побуждал испытуемых приписывать совершенно незнакомому человеку те качества, которых он никак не проявил, но которые ассоциируются с соответствующей ролью.

Психологи определяют это явление как эффект ореола. Зачастую он помогает нам быстро и довольно точно оценить человека. Ведь не секрет, что индивидуальные особенности и склонности побуждают к выбору определенной профессии, да и профессиональные занятия в свою очередь накладывают сильный отпечаток на личность. Но всякое обобщение, примененное к отдельному человеку, может быть и ошибочным. Ведь, к сожалению, встречаются и недобрые врачи, и безвольные офицеры, и неискренние священники. Поэтому, вынося кому-то оценку, зададимся вопросом: не продиктована ли она эффектом ореола? Если так, то эта оценка, скорее всего, верна, но не исключена и ошибка. Поэтому не будем торопиться в суждении, которое слишком явно подсказано «ролевым» одеянием.

На эффект ореола люди и сами неосознанно рассчитывают, надевая ту или иную одежду. Хлипкий подросток кожаной курткой с заклепками и косынкой, разукрашенной черепами, желает показать свою принадлежность в братству рокеров или «металлистов» – крепких, лихих парней. Тем самым он как бы заявляет: «Я такой же сильный и мужественный». И не оттого ли распространилась ныне мода на одежду из камуфляжной ткани, что ее носителям хочется показать себя хотя бы косвенно причастными к силе тех, кто носит камуфляж по долгу службы?

Самый сильный эффект ореола оказывает даже не китель с погонами и не сутана, а традиционный строгий костюм, при виде которого мы неосознанно заключаем: перед нами серьезный человек, занятый серьезным делом. Такие костюмы носят министры и предприниматели, профессора и президенты – люди основательные и внушающие доверие. Причем доверие порой чрезмерное.

Исследование, проведенное в середине 50-х годов в Техасе, состояло в том, что тридцатилетний мужчина должен был переходить улицу на красный свет (а в США это считается грубейшим нарушением) в присутствии других людей. Психологи скрыто наблюдали за поведением этих людей и фиксировали число тех, кто последует его примеру. В половине случае «нарушитель» был одет в новенький строгий костюм, белую рубашку и галстук, а в остальных случаях – в рабочий комбинезон. Результат не был неожиданным – в три с половиной раза большей людей пересекли улицу на красный свет вслед за человеком в строгом костюме и при галстуке.

Обратите внимание: коммивояжер, который пристает к вам на улице с предложением купить по несусветной цене какую-то ерунду, наверняка одет в отутюженный костюм и светлую рубашку с галстуком. При такой встрече помните про эффект ореола и не распространяйте оценку высокостатусного костюма на качество предложенного вам товара.

Строгий костюм на партнере по общению может загнать нас и в другую ловушку. Вот еще один показательный эксперимент.

Университет штата Мичиган объявил конкурс на хорошо оплачиваемую летнюю работу. Каждому из претендентов была вручена анкета, которая заполняется при приеме на работу. Кроме того, каждому предложили составить на себя максимально честную характеристику. Претендентов усаживали во главе длинного стола в пустом помещении, и они начинали заполнять анкету. Примерно через 10 минут в комнату входил еще один человек, который молча садился за противоположный край стола, выдавая себя также за желающего получить работу. Эти подставные лица, подготовленные руководителем эксперимента, представляли собой два различных типа. Один из них был «господин чистюля» в сшитом на заказ костюме, в начищенных ботинках и с портфелем «дипломат». Второй «подсадной уткой», с которой сталкивался претендент на рабочее место, был «господин грязнуля» в мятой рубашке, протертых брюках и с двухдневной щетиной на лице. Результат: «господин чистюля» вызывал характерное снижение чувства самооценки. В его присутствии претенденты чувствовали себя неопрятными, глуповатыми. Совсем иначе было в случае с «господином грязнулей». Его присутствие вызывало значительное повышение самооценки. После его появления в комнате претенденты начинали ощущать себя статными, более оптимистичными, у них неожиданно появлялось больше уверенности в себе.

Вывод: не следует ни преувеличивать, ни преуменьшать собственную значимость в связи с тем, как одет ваш партнер по общению. В конце концов, если его костюм кого-то характеризует, так его, а не вас.

 

Дистанция комфорта

 

30 августа 1965 г. в авторитетном журнале «Социометрия» появилась оригинальная статья об особенностях невербального общения, написанная английским психологом Майклом Аргайлом.

Эта давняя статья Аргайла «Контакт взглядов, дистанция и взаимное принятие» сегодня по праву считается классической. Таковой, оценив частоту цитирования, ее еще в 1979 г. признал журнал Current Contents. Фактически она положила началу целому направлению научных исследований, которое активно разрабатывается по сей день. В статье описывались чрезвычайно простые, но очень показательные опыты. В чем же их суть?

В большой, почти пустой комнате стоит человек. Он знает, что за ним наблюдают, что он служит «приманкой» для другого человека, который сейчас войдет в дверь. Впрочем, ничего страшного не происходит – просто двое людей поговорят друг с другом на любую тему, а психологи, придумавшие этот эксперимент, измерят расстояние, на котором находились собеседники. Вот и все.

Но такой простейший эксперимент дал неожиданные результаты. Выяснилось, что существует четкая связь между «дистанцией разговора» и ростом собеседников. А именно: чем выше мужчина, тем ближе он подходит к «приманке» и наоборот, чем меньше его рост, тем дальше предпочитает он находиться от своего собеседника. А вот у женщин наблюдалась прямо противоположная зависимость.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных