Часть 6. ПРОБЛЕМЫ РОДИТЕЛЕЙ

Любовь и ненависть

Ребенок приобретает совесть в результате усилий матери, отца, учителя, священника, — в общем, своего окружения. Несчастливость — результат конфликта между совестью и человеческой природой ребенка, или, говоря языком Фрейда, между его сверх-Я и Оно.

Совесть способна одержать столь полную победу, что мальчик станет монахом, полностью отказавшимся от мира и плоти. В большинстве случаев наблюдается компромисс, отчасти выраженный поговоркой «служить дьяволу по будням и богу по воскресеньям».

Любовь и ненависть на самом деле не полярны друг другу, настоящая противоположность любви — безразличие. Ненависть — это любовь, превращенная в свою противоположность препятствиями на ее пути. Ненависть всегда содержит элемент страха. Мы видим это на примере ребенка, который ненавидит младшего брата, — ненависть старшего вызвана страхом потерять любовь матери, а также боязнью собственных мстительных мыслей.

Когда Энеи, строптивая шведская девочка 14 лет, приехала в Саммерхилл, она начала с того, что пнула меня, чтобы разозлить. Я был для нее не слишком удачной заменой отца, которого девочка ненавидела и боялась. Энеи никогда не разрешалось посидеть у отца на коленях, он вообще никак не показывал дочери своей любви. Ее чувство к отцу превратилось в ненависть из-за того, что он никак не откликался на ее любовь. В Саммерхилле она неожиданно нашла нового отца, который не был с ней строг и не вызывал страха. Вот тогда вся ее ненависть и выплеснулась. То, что на следующий день она держалась по отношению ко мне чрезвычайно мило и нежно, доказывает: ее ненависть была просто извращенной любовью.

Для того чтобы вполне осознать смысл выходки Энеи, нужно прежде всего знать и понимать историю ее извращенного отношения к сексу. Она пришла к нам из женской школы, где ученицы грязно обсуждали секс по темным углам. Ненависть к отцу содержала многое от той ненависти, которая сформировалась в ней из-за подавления в сексуальных вопросах. Ненависть к матери, которая часто наказывала Энеи, была не менее сильной.

Мало кто из родителей понимает, что, наказывая ребенка, они превращают его любовь к себе в ненависть. Ненависть в ребенке разглядеть очень трудно. Матери, замечающие, что дети после того, как их отшлепают, становятся нежными, не осознают, что вызванная этим шлепаньем ненависть была тут же подавлена. Но подавленные чувства не умирают, они всего лишь спят.

Есть маленькая книжка Маркуса, которая называется «Нравоучения для юных детей». Я часто провожу эксперименты, читая детям стихи из нее. Вот одно из стихотворений:

Видит Томми — дом его горит,

Видит — мать охвачена огнем,

Кирпичом отец его убит, —

И от смеха чуть не лопнул Том.

Этот стишок нравится детям больше всех остальных. Некоторые дети смеются очень громко, когда слушают, как его читают. Громко смеются даже те дети, которые любят своих родителей. Смех вызван тем, что подавленная ненависть к родителям, вскормленная шлепками, замечаниями, наказаниями, присутствует у всех.

Обычно такого рода ненависть находит выход в фантазиях, которые на первый взгляд не имеют отношения к родителям. Одному из младших учеников, мальчику, который очень любил своего отца, нравилось воображать, что он стреляет в льва. Когда я попросил ребенка описать льва, то быстро обнаружилось, что у зверя было нечто общее с отцом.

Однажды утром я по одному приглашал к себе учеников и рассказывал им историю о моей смерти. Все лица прояснялись, когда дело доходило до похорон. В тот день в группе царило особое веселье. Рассказы об убийстве великанов всегда весьма популярны у детей, потому что великан очень похож на папу.

Нет ничего чрезмерно потрясающего в том, что ребенок ненавидит родителей. Эта ненависть всегда берет начало из того времени, когда ребенок был абсолютным эгоистом. Маленький ребенок ищет любви и могущества. Всякое сердитое слово, каждый шлепок, любая несправедливость — лишение любви и могущества. Каждое неодобрительное слово, сказанное матерью, означает для ребенка: «Мама меня не любит». Любое «Не трогай это!» из уст отца означает: «Он стоит у меня на пути. Если бы только я был такого же роста, как он!»

Да, в ребенке есть ненависть к родителям, но она далеко не так страшна, как страшна ненависть родителей к ребенку. Придирки, вспышки ярости, шлепки и нотации родителей — все это проявления ненависти. У ребенка, чьи мама и папа не любят друг друга, очень мало шансов для нормального развития, потому что такие родители имеют обыкновение вымещать на ребенке свое несчастье.

Когда ребенок не находит любви, он ищет вместо нее ненависть.

«Мама не обращает на меня внимания. Она меня не любит. Она любит мою младшую сестру. Я заставлю ее заметить меня. Заставлю!» И он крушит мебель. Все проблемы, связанные с поведением детей, в основе своей возникают из-за недостатка любви. Все наказания и нравственные поучения только увеличивают ненависть, они никогда не решают проблем.

Другая ситуация, чреватая ненавистью, — родители, считающие, что ребенок принадлежит им душой и телом. В таком случае ребенок ненавидит свои оковы и в то же время желает их. Этот конфликт иногда проявляется в жестокости. Ненависть к властной матери подавляется, но, поскольку чувство всегда должно найти себе выход, ребенок пинает кошку или бьет сестру, поскольку это легче, чем бунтовать против матери.

Стало общим местом говорить, что мы ненавидим в других то, что ненавидим в себе. Банально это или нет, но такова правда. Ненавистью, приобретенной в младенчестве, мы награждаем потом собственных детей, несмотря на все усилия передать им только свою любовь.

Говорят, что если вы не умеете ненавидеть, то не умеете и любить. Возможно. Я нахожу, что ненавидеть трудно. И я никогда не был способен проявлять персональную любовь к кому-то из детей и, уж конечно, не испытывал к ним сентиментальной любви. Понятие сентиментальный определить трудно, я вижу в сентиментальности приписывание гусю свойств лебедя.

Когда я занимался Робертом, поджигателем и вором с характером потенциального убийцы, я, естественно, перевел на себя всю его ненависть и всю любовь к отцу. Однажды после разговора со мной он выскочил на улицу и раздавил каблуком большую улитку. Роберт рассказал мне об этом, я попросил его описать улитку и услышал: «Длинное, отвратительное, скользкое животное».

Я протянул ему лист бумаги и попросил написать слово «улитка». Он написал. «А теперь посмотри на то, что ты написал», — сказал я. Он посмотрел и расхохотался. Потом взял карандаш и написал ниже: «Правильно будет Нилл, а не улитка»[59].

«Ты ведь не понимал, что длинное, отвратительное, скользкое существо, которое тебе так хотелось раздавить, — это я», — заметил я с улыбкой.

С этого момента мальчик стал абсолютно безопасен. Ему было полезно осознать, что он ненавидит меня. Но предположим, я бы пустился в какие-нибудь рассуждения типа: «Конечно, это я был улиткой, но на самом деле ты ненавидишь не меня. Ты ненавидишь ту часть самого себя, которую я собой выражаю. Это ты — то самое скользкое существо, которое надо убить. Ты убивал это свойство в самом себе» — и т. д. Это была бы, на мой взгляд, опасная психиатрия. Дело Роберта— играть в шарики и пускать змеев. Все, что я, любой учитель или врач призваны сделать, — освободить его от конфликтов, которые мешают ему пускать змеев.

Всякий родитель, ожидающий от ребенка благодарности, ничего не понимает в его природе. В моем опыте было очень много таких случаев, когда на меня обижались ученики, которых я содержал в Саммерхилле бесплатно или за значительно сниженную плату. Они проявляли больше ненависти ко мне, чем 20 нормально платящих учеников, вместе взятых. Шоу писал: «Мы не можем принести себя в жертву другим, не начав при этом ненавидеть тех, ради кого мы принесли себя в жертву».

Это правда. И обратное — тоже правда: мы не можем принести себя в жертву другим без того, чтобы нас не возненавидели те, ради кого мы пожертвовали собой. Тот, кто отдает с легким сердцем, не ищет благодарности; родители, ожидающие благодарности от своих детей, всегда обречены на разочарование.

Коротко говоря, любой ребенок чувствует, что наказание выражает ненависть к нему, и это, безусловно, так и есть. И каждое наказание заставляет самого ребенка ненавидеть все больше и больше. Поскребите того твердолобого упрямца, который утверждает, что верит в телесные наказания, и вы обязательно обнаружите в нем ненавистника. Ненависть вскармливается ненавистью, а любовь — любовью: эту истину переоценить нельзя, с какой бы силой и решительностью ни подчеркивал я ее справедливость, это всегда будет слишком слабо. Никогда ни один ребенок не был излечен от ненависти ничем, кроме любви.

Испорченные дети

Испорченный ребенок, какой бы смысл мы ни вкладывали в слово «испорченный», — продукт испорченного общества. В таком обществе испорченный ребенок заполняет собой все пространство жизни. Он получил вседозволенность вместо свободы. Он не понимает, что такое подлинная свобода, которая означает любовь к жизни.

Испорченный ребенок — беда и для него самого, и для общества. Вы видите, как в поезде он шагает, налетая на ноги пассажиров, слышите, как он вопит в коридоре, не обращая никакого внимания на неустанные призывы измученных родителей вести себя потише — просьбы, которые он давным-давно перестал слышать. Позднее, по мере того как испорченный ребенок становится старше, его жизнь оказывается даже более скверной, чем жизнь того ребенка, которого слишком много наказывали. Испорченный ребенок чрезвычайно занят собой. Он вырастает человеком, который расшвыривает свои вещи по всей спальне, ожидая, что кто-то их уберет. И уж конечно, выросший испорченный ребенок получает от окружающих немало ответных тычков.

Часто испорченный ребенок — единственный в семье. У него нет рядом никого, близкого ему по возрасту, с кем можно было бы играть или мериться силами, и он, естественно, идентифицирует себя с родителями, стремясь делать то, что и они. Поскольку родители считают свое дитя чудом света, то поощряют его поведение, явно не соответствующее возрасту, потому что боятся потерять любовь ребенка, если хоть как-то возразят ему.

Иногда я сталкиваюсь с таким отношением к детям у учителей, которые балуют своих учеников. Эти учителя пребывают в постоянном страхе утратить популярность у детей. Подобный страх — прямая дорога к тому, чтобы их испортить. Хороший учитель или родитель должен стараться быть объективным. Он обязан держать свои комплексы при себе и не допускать, чтобы они проявлялись в отношениях с ребенком. Это нелегко, я понимаю, мы ведь так слепы именно в отношении собственных комплексов. Для несчастливой женщины, например, всегда велика опасность испортить сына, потому что она не может не изливать на него свою неудовлетворенную любовь.

В Саммерхилле испорченный мальчик— всегда подлинное наказание. Он изводит мою жену, потому что она — замена матери. Он пристает к ней с вопросами: «Когда кончится этот семестр? Сколько сейчас времени? Можно ли мне получить немного денег?» Все эти вопросы имеют один мотив — довести мать до раздражения. А испорченная девочка всегда пытается добиться, чтобы я откликнулся на ее поведение, потому что я — замена отца. Обычно она стремится вызвать реакцию не любви, а ненависти. Испорченная новенькая может спрятать мою ручку или сказать другой девочке: «Ты нужна Ниллу», а на самом деле ее слова и действия означают, что сама она хочет быть нужной Ниллу.

Испорченные мальчики и девочки пинали мою дверь и крали мои вещи только для того, чтобы заставить меня как-то реагировать на это. Когда испорченный ребенок внезапно оказывается в большой семье, он начинает сопротивляться. Он ожидает от меня и моих сотрудников того же попустительского отношения, какое проявляли к нему любящие родители.

Испорченный ребенок обычно расходует слишком много денег. Я всегда испытываю замешательство, когда вижу, что родители прислали своему ребенку фунт на расходы, в то время как я из-за их трудного экономического положения позволил им платить мало или вовсе ничего не платить за обучение. Ребенку не следует давать все, что он ни попросит. Нынешние дети вообще получают слишком много, настолько, что перестают ценить подарки. Часто те родители, которые перебарщивают с дарами, недостаточно любят своих детей. Такие родители пытаются компенсировать нехватку подлинной привязанности шумными изъявлениями любви и дорогими подарками. Это, в сущности, то же самое, что делает муж, когда, изменив жене, покупает ей дорогую меховую шубу, которая вообще-то им не по карману. Я взял себе за правило не всякий раз привозить дочери подарок из Лондона, и в результате Зоя и не ждет его после каждой поездки.

Испорченный ребенок редко что-нибудь ценит. Получив хромированный трехскоростной новый велосипед, он три недели спустя бросает его под дождем на всю ночь.

Очень часто испорченный ребенок воплощает для родителей новый шанс на успех в жизни. Я мало чего добился в жизни, потому что многие люди мешали мне, но мой сын будет иметь все возможности преуспеть там, где я не смог. Именно этот мотив заставляет отца, не получившего музыкального образования, настаивать на том, чтобы его сын учился играть на фортепиано. И он же толкает мать, отказавшуюся ради брака от карьеры, посылать свою дочь на занятия балетом, не обращая внимания на то, что девочка тяжела на ногу. Именно из-за подобных родителей великое множество мальчиков и девочек вынуждены браться за такие занятия и труды, которые им никогда и не пришли бы в голову, будь они предоставлены самим себе.

Бедный родитель не может справиться со своими чувствами. Человеку, построившему процветающий бизнес по пошиву готового платья, тяжело обнаружить, что сын хочет стать актером или музыкантом. Но такое случается часто. Есть еще испорченные дети, чьи матери не хотят, чтобы они вообще когда-либо вырастали. Материнство, конечно, работа, но не пожизненная. Большинство женщин это понимают, и все же как часто приходится слышать, как мать говорит о своей дочери: «Она слишко быстро растет».

Ребенку нельзя позволять нарушать личные права других. Родители, которые не хотят испортить своих детей, должны различать свободу и вседозволенность.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: