Некоторые МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ уроки ДЛЯ VCCAEAOVATEAEU-APAKTUKffV И ИХ KAUEHTOV

Квалификация дипломированных социальных психологов про­является не только в том, как они проводят свои собственные исследования, но и в том, как они реагируют на комментарии относительно социальных проблем и способов их решения, пред­лагаемые средствами массовой коммуникации. Что особенно при­мечательно, социально-психологическое образование прививает глубочайший скептицизм в отношении заявлений, которые дела­ются исключительно на основании теоретического анализа или “клинического опыта” и не опираются при этом на надежные ис­следовательские данные. До некоторой степени этот скептицизм проистекает из знания о тех последствиях, которые влекут за со­бой подобные заявления.

Мы уже видели ранее, насколько часто предсказания “экспер­тов” о социальных тенденциях и их последствиях бьют мимо цели. Мы видели также, насколько часто программы социальных воз­действий, казавшиеся разумными с точки зрения как теории, так и здравого смысла, оказывались в конце концов неэффективными или же имели обратный эффект. Наш скептицизм может быть так­же связан с теми общими теоретическими принципами, о кото­рых мы писали выше, касающимися тонкого и скрытого характера ситуационных влияний, превратностей субъективной интерпрета­ции и сложной динамики когнитивных и социальных систем. О ка­кой бы проблеме не шла речь — будь то долговременные соци­альные последствия эпидемии СПИДа, издержки и преимущества легализации кокаина, наилучшее решение проблемы бездомных, сравнительные преимущества различных вариантов ухода за деть­ми или даже преимущества высшего образования, даваемого в Стэнфорде, по сравнению с образованием, даваемым в Мичига­не, присущие нашей дисциплине указанные фундаментальные принципы обязывают нас признать, что при отсутствии прямых эмпирических доказательств любые предлагаемые ответы имеют ограниченную ценность.

Одновременно с этим исследования обыденных умозаключе­ний (Dawes, 1988b; Kahnemann, Slovic & Tversky, 1981; Kunda, 1990; Nisbett & Ross, 1980) предостерегают нас против разнооб­разных когнитивных, мотивационных и даже перцептивных тен-

330 Глава 8

денциозностей, заставляющих людей ощущать огромную, но ничем не подкрепленную уверенность в своих убеждениях и предска- i заниях, — тенденциозностей, создающих как у экспертов, так и у \ обычных людей иллюзию того, что им вполне понятен смысл про- j исшедших событий (Fischhoff & Beyth, 1975; Fischhoff, Slovic & Lichtenstein, 1977) и они в состоянии предсказать будущее (Dunning' et al., 1990; Vallone et al., 1990). Мы многое узнали о методологических ловушках и артефактах, способных сбить нас с толку во, время проведения прикладных исследований, но еще больше нш стало известно о недостатках суждений и решений, принимаемых;

вообще без исследований — на основании одной лишь интуиции или идеологических соображений. ^:

Когда речь заходит о вопросах социальной политики, уроки нашей науки побуждают нас отстаивать ценность и экономичес­кую оправданность вдумчиво разработанных и тщательно выпол- ' ненных эмпирических исследований. Мы имели возможность убе-:

диться в том, что лабораторные и “полевые” исследования дей-' ствительно могут представлять ценность при обращении к темам,;

составляющим ядро нашей правовой системы (Ellsworth, 1985;

Hastie, Penrod & Pennington, 1983), равно как и при проверке эффективности образовательных программ, разработанных с це­лью улучшения здоровья и повышения безопасности населения! (Evans, 1982; Meyer, Maccoby & Farquahar, 1980; Robertson et al., 1984). В результате мы выступаем поборниками формальных экспе­риментальных проектов в тех случаях, когда их реально можно при­менить, и сторонниками необходимых методологических, статис­тических и интерпретационных предосторожностей в случаях (ко- • торых гораздо больше), когда применение строгих экспериментов не представляется возможным (Campbell, 1969; Campbell & Stanley, 1963, 1966; Cook & Campbell, 1979; Cronbach, 1982).

О пользе “чистых зЬсперцитпоб”

Некоторые наиболее важные и драматические иллюстрации цен­ности формального (выполненного по всем правилам) экспери- ' ментирования и тех угроз, которые таят в себе “клинические” ме­тоды исследования, получены в медицине. Классическим приме­ром служит история исследования эффективности “портокавального шунтирования”. Прибегнув к нечасто применяемому методу метаанализа, Грейс, Мюнх и Шальмер (Grace, Muench & Chalmers, 1966) сопоставили выводы, к которым пришли исследователи,

Применение социальной психологии на практике 331

Таблица

Анализ исследований

Примечание. Выводы 51 исследования эффективности портокавального шун­тирования зависели от схем организации исследований. Корректно проведенные сопоставления показывают, что операция имеет незначительный эффект либо она вообще неэффективна. Некорректно спланированные исследования преувели­чивают эффективность хирургического вмешательства. (В таблице обобщены дан­ные, приводимые в следующих работах: Grace, Muench & Chalmers, 1966, р. 685;

Freedman, Pisoni & Purves, 1978, p. 8.)

использовавшие различные методологические схемы для оценки эффективности популярного некогда метода хирургического лече­ния цирроза печени. Метод заключался в соединении воротной вены пациента непосредственно с его полой веной*. Результаты произведенного сопоставления приводятся в таблице.

Мы видим, что в 32 случаях, составляющих большую часть общего числа опубликованных отчетов (51), исследователи пола­гались на стандартные для клинической практики процедуры оценки.

Иными словами, в своих заключениях исследователи исходили из количества случаев улучшения или случаев отсутствия улучше-

* Воротная вена — один из наиболее крупных сосудов человеческого организ­ма, доставляющий венозную (насыщенную продуктами обмена и лишенную кис­лорода) кровь от органов брюшной полости непосредственно к печени. Полая вена — самая крупная вена человеческого организма, доставляющая кровь к пра­вому предсердию. Портокавальное шунтирование состоит, таким образом, в со­здании искусственного канала (шунта) от воротной вены к полой вене в обход печени. (Примеч. пер.)

332 Глава 8

ния, имевших место у совокупности пациентов, которым былаЦ сделана операция (хотя, предположительно, исследователи каким-! то образом учитывали информацию и о тех больных, которым опе-i рация сделана не была). Как явствует из таблицы, практически вс исследователи пришли к положительному заключению об эффек тивности портокавального шунтирования.

Во второй по численности группе исследований (15 иссле-д дований во второй строке таблицы) ученые прямо сравнивали состояние пациентов, перенесших операцию, с состоянием па­циентов, которые операции не подвергались, хотя больные цир­розом печени не были распределены по этим двум группам слу-;

чайным образом. Подобный метод сравнения вновь привел боль шинство исследователей к положительным выводам. Только четырс исследования были основаны на методе случайного распределения испытуемых по разным экспериментальным условиям, ис-, пользование которого необходимо, чтобы подобный эксперимент мог быть признан “чистым”. Именно они позволили медикам прий­ти к правильному заключению. Оно сводилось к тому, что порто-! кавальное шунтирование не приносило пациентам вообще ника­кой пользы и, следовательно, на получение положительных ре­зультатов при использовании менее корректных методов сравнение оказали влияние либо “эффекты плацебо” (которые мы еще бу- дем обсуждать ниже), либо тенденциозности, возникающие из-зги, неслучайного отбора пациентов в группу, которая подвергалась хирургическому вмешательству.

Некоторые из возможных тенденциозностей становятся впол­не очевидными, стоит лишь обратить на них внимание. Если ка- кой-либо новой лечебной процедуре должна подвергнуться лишь часть пациентов, то вероятность того, что отобранные для нее люди окажутся “хорошими кандидатами”, будет весьма высока. То еств, эти пациенты не будут страдать другими заболеваниями, способ­ными осложнить лечение или повлиять на оценку его результатов;;

им будут свойственны позитивные аттитюды и они с большей ве­роятностью будут следовать предписаниям врачей. Возможно даже,, что этими пациентами окажутся люди, чьи семьи будут оказывать им всестороннюю поддержку, желая, чтобы их родственники по­лучили новейшее и наилучшее на данный момент лечение. И когда окажется, что все эти “хорошие кандидаты” продемонстрировали лучшее послеоперационное состояние по сравнению с больными, получающими стандартное лечение (либо не получающими вовсе никакого), различия между ними могут иметь лишь очень неболь­

Применение социальной психологии на практике 333

шое отношение (а может быть, и вообще никакого) к терапевти­ческим преимуществам нового метода лечения. Вместо этого упо­мянутые различия станут попросту отражать преимущества “хоро­ших кандидатов” в плане изначального состояния их здоровья, степени их готовности следовать врачебным предписаниям или наличия поддержки со стороны родственников. Влияние тенден­циозностей, похожих на вышеупомянутые, ощущается в соци­альных экспериментах, когда, например, уровень рецидивизма сре­ди “подходящих” или “заслуживающих этого” заключенных, кото­рые были включены в специальную программу социальной реабилитации, сравнивается с уровнем рецидивизма среди тех, с кем обращались стандартным образом.

Хотя у исследований конкретных случаев (case studies) и плохо организованных сравнений есть свои недостатки, они по крайней мере оберегают нас от опасности иллюзорного представления о том, что можно обойтись вообще без исследовательских данных. Трагическая история социальной программы, не имеющей под собой ничего, кроме здравого смысла и добрых намерений, хоро­шо прослеживается на примере строительства многочисленных “башен посреди парка”, которые были очень популярны в 50-е и 60-е годы как способ “расчистки трущоб”. Положенная в их основу логика казалась очевидной. Берем городской квартал, застроенный осыпающимися трех- и четырехэтажными многоквартирными дома­ми, и переселяем живущих в них людей в одну двадцатиэтажную башню, которую строим в центре квартала, превратив освободив­шееся место в детские площадки и парки. После этого садимся отды­хать, пожиная социальные плоды, которые обязательно должно принести подобное “усовершенствование” среды обитания.

Однако планировщики в своем благонамеренном, но неиску­шенном ситуационизме не смогли учесть тонко сбалансированной экологии старомодных кварталов многоквартирных домов. Объек­тивные физические условия существования в таких домах могли быть ужасающими, но при этом каждый из живущих в них людей был знаком со всеми остальными, поддерживая отношения с ними в ходе ежедневного общения. Для жителей этих домов имело зна­чение доброе мнение соседей, социальные же нормы распростра­нялись и насаждались в них так, как это происходит в любом нор­мально функционирующем сообществе людей. Более того, каж­дый очень хорошо знал, что происходит и перед домом, и в его закоулках, а матери могли, выглянув в окно, видеть, что их дети спокойно играют на тротуаре либо сидят на крыльце.

334 Глава 8

Будучи помещенной в стерильную башню, вся эта напряжен ноя система оказалась разрушенной. Уровень неформальных соци?“' альных влияний и групповой сплоченности резко снизился, по-Я скольку люди имели теперь минимум возможностей развивать nwiff ные отношения и наблюдать за повседневным поведением друй друга. Неугодных пришельцев и преступников уже нельзя было! вынудить убраться из дома, потому что их было уже трудно отлиЦ чить от других членов сообщества, а также потому, что социальнв изолированные жители не склонны были чувствовать себя ответа ственными за решение коллективных проблем. Молодежь бьиц' вынуждена сидеть заточенной в своих квартирах либо-безнадзорн слоняться по зданию или укромным уголкам парка. Вскоре ано мия, страх и отчаяние, не говоря уже о вандализме, довершг"""' социальную и физическую деградацию и так уже нищего сообц ства, представлявшего собой до этого, несмотря ни на что, ж неспособную социальную систему.

По прошествии 20 лет после этого смелого, но злополучной вмешательства в жизнь бедняков правительство приступило к сно су разрушенных башен. Финансовые издержки этого безумия ис числяются сотнями миллиардов долларов. С точки же зрения чело! веческого страдания, издержки подсчету не поддаются. Думаете"* что уплаты этой страшной дани можно было бы избежать, вые роив полдюжины подобных башен в разных городах и оценив з тем, насколько успешным оказался эксперимент, т.е. пронабл! дав за благополучием их жителей и обитателей ближайшей окру на протяжении по крайней мере двух лет, прежде чем принима решение об осуществлении какого-либо крупномасштабного пр екта по искоренению трущоб.

Мы никоим образом не утверждаем, что использование ме комасштабных оценочных исследований всегда будет приноси ясные ответы, помогающие выстраивать последующую социальна политику. Напротив, многие из наиболее известных социальн] экспериментов и оценочных исследований, проведенных в после ние десятилетия, стали причиной горячих дебатов о том, как щ вильно интерпретировать полученные в них результаты. Однако” полагаем, что в каждом из подобных случаев соответствующе научные результаты служили важной цели умерения риторическ< го пыла и заострения внимания на вопросах, подлежащих дал! нейшему обсуждению и изучению. Извлеченные же из этих иссла дований уроки стоят гораздо больше, чем было на них затрачен (Kiesler, 1980).

Применение социальной психологии на практике 335

Обратимся для примера к многообещающим экспериментам с негативным подоходным налогом, или “гарантированным уров­нем дохода”, проводившимся в период с 1968 по 1978 г. (Moffitt, 1981). Мы обнаружили, что, как этого и можно было ожидать, участники экспериментальных групп, которым доплачивали, если их доход падал ниже оговоренного “порогового” уровня, работали в среднем меньше часов в неделю по сравнению с членами конт­рольных групп (отчасти потому, что чаще и более длительное вре­мя были безработными). Эта разница обусловливается главным образом резким сокращением количества часов, проработанных не главами семей. Например, в наиболее обширных и лучше всего исследованных выборках Сиеттла и Денвера среди замужних жен­щин наблюдалось уменьшение данного показателя на 20% (среди молодых неженатых мужчин оно было еще более значительным) в сравнении с тем, что среди женатых мужчин уменьшение соста­вило лишь 9% (Robins & West, 1980). Мы видим также, что вопре­ки надеждам и прогнозам многих сторонников упомянутой про­граммы, уровень разводов среди семей, получавших гарантиро­ванный доход, оказался не менее, а более высоким (по данным о Денвере и Сиеттле, на 35—40%) (Hannan, Tuma & Groeneveld, 1977).

Подобные результаты ставят перед нами ряд трудных вопросов. Желательно или нежелательно, чтобы замужние женщины, осо­бенно имеющие на своем иждивении детей, работали в неделю меньшее количество часов (точнее, желательно ли, чтобы боль­шее число этих женщин не работало вообще)? Действительно ли гарантированный доход обострял семейные проблемы скорее, чем сглаживал их, или же его наличие попросту делало развод не ла­дящих друг с другом супругов экономически приемлемым шагом?

Однако несмотря на свою трудноразрешимость, подобные воп­росы свидетельствуют о весьма ценной тенденции к сужению кру­га обсуждаемых параметров. Критики программы уже не могут про­должать утверждать, что “никто” или “вряд ли кто-то” будет рабо­тать при наличии гарантированного дохода. Сторонники программы также не могут продолжать утверждать, что сократившееся число разводов послужит оправданием произведенных на нее затрат. Ис­следователи же и организаторы программы приобретают более от­четливое понимание того, что они хотели бы измерить или изме­нить в ходе последующих социальных экспериментов.

По той же самой причине проводившиеся в начале 60-х годов исследования практики “освобождения под залог” (Ares, Rankin &

336 Глава 8

Sturz, 1963; Riecken & Boruch, 1974; Wholey, 1979) оставили вош рос о том, стоит ли освобождать ответчиков по уголовным дела до суда, не требуя внесения залога, открытым для обсужденш Тем не менее исследователям удалось установить, что подобна политика не ведет к появлению недопустимо большого числа w ветчиков, не являющихся на судебное разбирательство. Среди оз ветчиков, воспользовавшихся возможностью не вносить зало уровень неявки составил менее 2%, что ниже среднего уровня д ответчиков вообще. Аналогичным образом, о чем мы еще будец говорить ниже, несколько тщательно подготовленных исследова ний по изучению программ раннего обучения детей (програм) “Хедстарт”, разработанных в 60-е годы) не смогли положить ко нец спорам об их “рентабельности”. Тем не менее двадцать лет сщ стя эти исследования послужили сдерживанию потока нереалис тических обещаний либеральных сторонников этих программ и нео боснованных опровержений, исходивших от их консервативны критиков.

Х0ут0рш1сая сага

По мере того как социальные психологи убеждались в цен ности формальных экспериментальных схем, росло их понимани и социальной психологии самого экспериментирования. Одна V значительных начальных глав этой длинной истории была напис< на в 1924 г. на Хоуторнском заводе компании “Вестерн Электрик в Чикаго. Исследования были начаты по инициативе первых энти зиастов “научного управления производством”. Это были так н зываемые специалисты по производительности труда с их пресл<! вутым и часто высмеиваемым изучением различных движений ^:

времени их выполнения.

К своему удивлению и разочарованию, эти специалисты веке ре обнаружили, что не могут быстро поднять производительное! труда за счет изобретения более эффективных методов и предпй сывания рабочим действовать в соответствии с ними. Подобно вмешательство вызывало недовольство и недоверие со стороны р. бочих, считавших, что к ним предъявляются слишком высок! требования, и подозревавших, что эти методы созданы с цели превратить их в роботов. Вследствие этого рабочие проявляли d противление, что уже не покажется чересчур неожиданным дз наших читателей, знакомых с важной ролью субъективного во приятия и механизмов, действующих в напряженных системах.

Применение социальной психологии на практике 337

Одно небольшое исследование, посвященное влиянию осве­щенности рабочих мест на производительность труда, стало от­правной точкой для совершенно иного подхода к проблеме про­изводительности, хотя по сути и принесло отрицательные резуль­таты. Хоуторнские исследователи обнаружили, в частности, что хотя повышение уровня освещенности и сказывалось поначалу на повышении производительности труда, однако при систематичес­ком манипулировании освещением на протяжении длительного периода исследований никакой зависимости между производитель­ностью труда и условиями освещенности зафиксировано не было. Это навело исследователей на мысль, что решающую роль здесь могли играть факторы, имеющие мало общего с физическими ха­рактеристиками среды, а относящиеся всецело к сфере восприя­тия и чувств испытуемых.

Серия дальнейших исследований, проводившихся с 1927 по 1932 г. при содействии ученых из Гарвардской школы делового администрирования, дала дополнительные аргументы в пользу по­добной интерпретации. Наиболее известным из этих исследова­ний был эксперимент, предметом которого была производитель­ность труда пяти женщин-сборщиц, размещенных в отдельной комнате для исследований и получавших сдельную плату в зави­симости от их совместной производительности. Измерение произ­водительности труда группы испытуемых проводилось в течение двадцати трех периодов, продолжительность которых варьирова­лась от трех-четырех до тридцати недель. При этом число и режим перерывов для отдыха и приема пищи систематически подверга­лись изменению. Результаты этого эксперимента, а точнее интер­претация его в терминах “человеческих отношений”, данная ис­следователями, обобщившими его результаты (Мауо, 1933, 1945;

Roethlisberger, 1941; Roethlisberger & Dickson, 1939), стала вскоре Евангелием для авторов вводных курсов как по психологии, так и по менеджменту.

Предание гласит, что испытуемые реагировали практически на каждое изменение условий эксперимента (касалось ли оно уве­личения частоты и продолжительности перерывов для отдыха и приема пищи, либо их, наоборот, сокращения вплоть да полного упразднения) неизменным повышением производительности труда. Суммарный результат эксперимента сводился к тому, что на про­тяжении первых (и наиболее часто фигурирующих в литературе) 13 периодов производительность труда рабочих неуклонно повы­шалась, будучи более или менее независимой от действующего

22-658

338 Глава 8

графика перерывов, пока не сделалась на 30—40% выше исходного уровня, зафиксированного до начала эксперимента. Так, напрнк.! мер, с началом 12-го периода рабочие лишились укороченного”;;

дня в субботу, а также двух плановых перерывов, которыми могли! пользоваться во время 11-го периода. Тем не менее результатом* было увеличение производительности труда на 11%. Далее в тече­ние 13-го периода количество перерывов было восстановлено щ рабочие стали также получать на обед бесплатные напитки за счет! компании. Все это привело к дальнейшему увеличению произвол дительности труда на 4%.

Комментируя эти результаты, защитники концепции человек ческих отношений утверждали, что конкретные особенности гра­фика перерывов и вносившиеся в него на протяжении 13 периодов! экспериментальные изменения не имели никакого значения, в производительность труда увеличилась исключительно по причин не изменения социальных отношений внутри рабочей группы, Г также улучшения отношений между рабочими и непосредствен ным начальником. Мэйо (Мауо) и его коллеги указывали на те что группа из пяти сборщиц, размещенная отдельно от осталь ных, получила тем самым особый статус, что укрепило сплочен ность группы и ее корпоративный дух. Не менее важно и то, чт члены этой микрогруппы неожиданно почувствовали, что началь ник проявляет к ним больше внимания и делает это в более щ>у желюбной форме, впервые стремясь получить от них обратную связ и интересуясь конкретными предложениями. Все эти факторы на ряду с новой системой оплаты, привязывавшей их личный заг' боток к производительности труда их собственной группы, а фабрики в целом, привели к тому, что испытуемые выработа новые групповые нормы, поощрявшие повышение производите.” ности труда, взаимопомощь и более позитивное отношение к р5 ководству. Кроме того, как отмечали позже последователи К. Л< вина, подобные условия освободили пятерых работниц от сдержг вающего влияния общефабричных норм, препятствовав!!!! повышению производительности труда — норм, процесс навяз! вания которых в форме вербальных и невербальных упреков на блюдали авторы другого исследования, проводившегося на том зй Хоуторнском заводе с 1931 по 1932 г. (Romans, 1952).

В последние годы Хоуторнские исследования не раз подверг” лись обоснованной критике за ряд методологических недостатка (включая отсутствие контрольной группы, в которой условия р< боты оставались бы неизменными на протяжении того же пери<1

да), а также за неоспоримую идеологическую тенденциозность, руководившую составителями первых отчетов и авторами дальней­ших интерпретаций (Bramel & Friend, 1981; Franke & Kaul, 1978;

Parsons, 1974). Постепенно выяснилось, например, что хоуторнс-кие рабочие лучше осознавали ситуацию, были менее инфантиль­ны и менее подвержены манипуляциям посредством доброго от­ношения и внимания со стороны руководства, чем это пытаются внушить студентам приводимые в учебниках описания. Обнаружи­вается, например, что рабочие подвергались неявному, а иногда и явному, социальному давлению, побуждавшему их продолжать уве­личивать производительность труда как для того, чтобы сохранить свои “привилегии”, связанные с участием в эксперименте на срав­нительно привлекательных для себя условиях, так и в надежде на то, что успех эксперимента приведет к улучшению условий труда на всей фабрике. В последнее время выяснилось также, что когда посреди длительной серии экспериментальных манипуляций две работницы начали проявлять враждебное и неконструктивное от­ношение, они были заменены двумя другими, проявлявшими большую готовность внести свой вклад в успех исследования. Кро­ме того, оказывается, что на протяжении всех 23 периодов наблю­дения один из двух наиболее значительных скачков производи­тельности труда последовал сразу же за упомянутыми кадровыми перестановками, а другой — значительно позднее, уже после на­чала Великой депрессии (явившейся событием, безусловно повы­сившим ценность и привлекательность любой работы).

Однако подобная критика не преуменьшает важности Хоуторн-ской саги, а скорее указывает на ее значимость в более широком плане. На протяжении истекших десятилетий Хоуторнские иссле­дования показали себя как нечто большее, чем наглядный урок о важности социальных отношений и морального духа на произ­водстве и чем простое напоминание о том, что испытуемые в контрольной и экспериментальной группах не должны отличать­ся друг от друга в отношении того, насколько они ощущают себя объектами особого внимания и наблюдения. Сегодня эти исследо­вания напоминают нам об уроке более общего характера, состоя­щем в том, что мы всегда должны учитывать социальную динами­ку взаимодействия между исследователем и испытуемым. Они обя­зывают нас признать, что участники исследований (как в лаборатории, так и в реальных условиях) являются не пассивны­ми объектами манипуляций, но сознательными людьми, озабо­ченными последствиями выводов, которые могут повлечь за со-

Глава 8

бой их действия. И, возможно, наиболее важным является то, что ] Хоуторнская сага напоминает вдумчивым потребителям результат, тов исследований о необходимости внимательно разбираться в ме" S тодологии эксперимента, равно как и в возможном влиянии раз" нообразных мотивов его участников, прежде чем соглашаться е какими-либо из предлагаемых выводов.

югда “КРУПНЫЕ” СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЕКТЫ ТЕРПЯТ КРАХ

Методологические уроки Хоуторнских экспериментов застав-j ляют нас проявлять осторожность при интерпретации результатов успешных прикладных исследований. Однако даже если не считать-j Хоуторна, есть много других тщательно спланированных приклад-j ных инициатив, окончившихся неудачей. В связи с этим научны уроки и социальные следствия, которые можно извлечь из подоб­ных провалов, вполне заслуживают отдельного рассмотрения.

Сшпуациониз, либерализм и nonumuka социальных Воздействий

И доктрина, определенная нами как ситуационизм, и тради ция прикладной социальной психологии тесно связаны в ума многих людей с политической философией либерализма. Эта свя;

вполне объяснима. На протяжении последних трех десятилети либеральные призывы к десегрегации среднего образования, а такя требования введения талонов на питание для малоимущих, бес платной медицинской помощи, системы пренатального здравоох ранения, профессиональной переподготовки, пропаганды проти наркотиков и компенсаторного образования были определенн ситуационистскими как по лежащим в их основе посылкам, так;

по предлагаемым вариантам решения. Было бы, однако, упроще нием ставить между этими двумя понятиями знак равенства. Кон сервативные предложения о более суровых наказаниях для пр ступников, усилении контроля со стороны полиции, повышен” дисциплины в школах и даже о налоговом стимулировании най” на работу наиболее закоренелых безработных также являются с” туационистскими в своей основе (хотя большинство стороннике подобных мер скорее всего отвергло бы ситуационистские объя“ нения соответствующих проблем). И конечно же, многие ситуащ

Применение социальной психологии на практике 341

онистские социальные проекты, включая программы, разработан­ные для популяризации использования автомобильных ремней безопасности, для борьбы с курением или улучшения диеты, не могут быть однозначно охарактеризованы как либеральные либо как консервативные.

Однако мы занимались бы самообманом, если бы не отмети­ли, что политический климат последнего десятилетия вовсе не благоприятствовал аналитическим изысканиям и практическим ре­комендациям вроде тех, что наиболее часто предлагают социальные исследователи. Подобные анализы и рекомендации оправданно вы­зывают в сознании широкой публики ассоциации с социальными инициативами эпохи Кеннеди—Джонсона, оказавшимися не в со­стоянии оправдать экстравагантные надежды и обещания тех, кто добивался выделения средств под эти инициативы.

Аналогичным образом (по крайней мере в устах критиков, выступающих с позиций неоконсерватизма), они ассоциируются с точкой зрения, согласно которой малолетних преступников, хронических тунеядцев, мошенников, получающих социальные пособия, наркоманов и сексуальных маньяков необходимо “опе­кать” (т.е. оказывать помощь или предоставлять лечение), не тре­буя от них полной ответственности за собственное поведение. Прак­тические идеи социальных исследователей ассоциируются также с неуютной мыслью о том, что обращение к наиболее настоятель­ным социальным проблемам требует увеличения расходов феде­рального бюджета, а следовательно, и повышения налогов. И дей­ствительно, часто можно услышать, как многие думающие и про­грессивно настроенные люди говорят (скорее с сожалением, чем с возмущением) о том, что программы социальных воздействий, в защиту которых выступали “благонамеренные, но наивные” со­циальные исследователи, были опробованы и не выдержали ис­пытания практикой.

Было бы бессмысленно отрицать, что с размахом задуманные ситуационистские программы зачастую терпят крах или по край­ней мере не дают результатов, соответствующих обещаниям или ожиданиям (Abt, 1976). Иногда подобные провалы не слишком по­учительны, во всяком случае если смотреть с выгодной позиции теоретика. Программы, выглядящие очень многообещающими на бумаге, могут быть реализованы столь нелепым и половинчатым образом, что исходя из самого факта их провала нельзя по суще­ству ничего сказать о положенном в их основу ситуационном ана­лизе. Точно так же ни о чем не говорят и результаты неудачного

Глава 8

лабораторного эксперимента, если обнаруживается, что соответству­ющие экспериментальные манипуляции были выполнены небрежно.

Прочие провалы просто свидетельствуют о недооценке нами ситуационных факторов, влияние которых предполагалось преодо-:

леть. Однако некоторые неудачи приводят к выводам, которые да-';

леко не столь очевидны и имеют гораздо больше отношения к;

теоретическому ядру нашей дисциплины. Действительно, как мы:

увидим далее, неудачная, но тщательно продуманная, добросове*" стно спланированная и аккуратно осуществленная программа со-Й циального воздействия может преподать столь же глубокие уроюй и поставить столь же стимулирующие вопросы, что и любой из успешных лабораторных экспериментов, о которых рассказывает'! ся в наших учебниках.

История одного skcnepujewna:

K36pugjkcko-CoJWЈ'p6uJiJibckoe исследование Jafl.b4ukoB

В 1935 г. Ричард Кларк Кэбот (R. Cl. Cabot) разработал одну i самых многообещающих и блестящих из когда-либо задумыва! шихся программ социального воздействия. Программа была при звана пойти навстречу потребностям молодых людей, данные ~ предшествующем поведении которых заставляли считать их пер вейшими кандидатами на роль правонарушителей и преступнике (Powers & Whitmer, 1951). Для участия в программе было отобран около 250 мальчиков из рабочих семей, проживавших в густонасй ленном районе на востоке штата Массачусетс, многие из которы были отнесены к “группе риска” на основании оценок преподана телей, полицейских или сотрудников службы социального обеспе чения. Будучи включенными в программу в возрасте от 5 до 13 лет" мальчики участвовали в ней на протяжении в среднем пяти леп В течение этого времени были испробованы все средства, име1 шиеся в арсенале социальных исследователей либерального толю Дважды в месяц социальные работники навещали каждого ребеи ка, оказывая ему любую представлявшуюся им оправданной по мощь, включая активное вмешательство в семейные конфликте" имевшие место в одной трети всех случаев. Для 50% мальчике сотрудники программы организовали репетиторство по учебнг предметам. Более 100 мальчиков, т.е. приблизительно 40% всей ' вокупности, получили возможность находиться под медицине” и психиатрическим наблюдением. Потребности мальчиков в o6i

Применение социальной психологии на практике 343

нии и отдыхе тоже не остались без внимания. Большинству из них была предоставлена возможность общаться с бойскаутами, с чле­нами Христианской ассоциации молодых людей (YMCA) и других молодежных организаций, а около 25% мальчиков направлялись в летние лагеря.

Таким образом, программа представляла собой такое много­факторное и продолжительное воздействие на поведение, что в наши дни многие социальные исследователи не отказались бы стать свидетелями ее реализации, будучи, однако, вынужденными при­знать ее слишком дорогостоящей и амбициозной для того, чтобы в условиях современного политического климата ее осуществле­ние можно было бы рассматривать как реальную возможность.

Однако наиболее достойные упоминания особенности Кэмб-риджско-Сомервилльского исследования не имеют никакого от­ношения к существу программы как таковой. Они связаны с об­разцово-показательным качеством планирования данного иссле­дования. Во-первых, в нем был использован действительно случайный способ выборки. Это было сделано для того, чтобы даль­нейшую судьбу 250 участвовавших в программе мальчиков можно было бы сопоставить с судьбой того же количества их товарищей, отобранных в контрольную группу по тем же параметрам. Во-вто­рых, что еще более нетипично, в течение 40 лет проводились до­полнительные исследования с целью изучения долговременных эф­фектов программы, и в ходе этих “исследований-продолжений” были собраны по меньшей мере основные данные о жизненных результатах 95% испытуемых Long & Vaillant, 1984; J. McCord, 1978;

J. McCord & W. McCord, 1959; W. McCord & J. McCord, 1959).

Таким образом, масштаб программы, равно как и качество ме­тодики проведения оценки, использованной в Кэмбриджско-Со-мервилльском проекте, обязывают нас относиться к его результа­там со всей серьезностью. Однако эти результаты, бесспорно, сле­дует признать разочаровывающими. Несмотря на положительное впечатление, сформировавшееся у. сотрудников программы, и не менее положительные последующие отзывы многих ее участни­ков, результаты холодного и жесткого статистического сопостав­ления однозначно свидетельствовали о ее провале.

Между экспериментальной и контрольной группами не было обнаружено никаких различий в отношении уровня преступности несовершеннолетних (около одной трети членов каждой группы имели “официально зафиксированные” правонарушения и еще одна пятая часть — “официально не зафиксированные”). В отношении

344 Глава 8

правонарушений, совершенных в более зрелом возрасте, участни­ки экспериментальной группы также проявили себя не лучше пред­ставителей контрольной группы (от 15 до 20% представителей каж-. дои из групп совершили серьезные преступления против личности или собственности). На самом же деле та небольшая разница меж­ду ними, которая в зрелом возрасте все-таки наличествовала, сви­детельствовала в пользу контрольной группы. А по меньшей мере по одному очень тревожному показателю, а именно повторным правонарушениям, эта разница достигала общепризнанного уров­ня статистической значимости. Остальные показатели, отражавшие состояние здоровья и смертность, профессиональный успех и i удовлетворенность жизнью, давали ту же картину. Рассматривая fl показатель за показателем, исследователи не смогли обнаружить и.Ц здесь никаких свидетельств того, что экспериментальная группа:

проявила себя лучше контрольной. По некоторым же немногочис­ленным показателям, где статистически значимая разница все-таки' была обнаружена (например, по количеству случаев алкоголизмаД или по процентной доле испытуемых, добившихся статуса служа-* щих или специалистов), сравнение было как раз в пользу конт­рольной группы.

Результаты, подобные тем, что были получены в ходе Кэмб-риджско-Сомервилльского исследования, побуждают некоторых еп политически консервативных интерпретаторов оправдывать сокра щение расходов на социальные программы по работе с неблагопа лучными детьми и настаивать на том, что именно личные ценно сти, способности и диспозиции определяют, кто станет преступим ком, а кто — честным гражданином. Интерпретаторы, настроенный более либерально или более радикально, склонны реагировать Hi подобные результаты в терминах непреклонного ситуационизмг настаивая на том, что влияние факторов социальной среды, довс дящих многих детей до серьезных проявлений антисоциальног поведения, просто-напросто слишком значительно, чтобы с ни можно было бороться при помощи чего-то меньшего, чем заме! ное повышение социально-экономического статуса детей и каче ства их социальной среды. Могут быть и интерпретаторы, настаг вающие на том, что на путь криминального поведения детей по;

талкивает ни что иное, как игра случая.

Однако подобная риторика не должна заслонять от нас зап:

танный, но критически важный вопрос, поставленный Кэмбри;

жско-Сомервилльским исследованием: каким образом предоста] ленная в разнообразной форме помощь не смогла принести поль:

Применение социальной психологии на практике 345

хотя бы некоторым детям, вызвав тем самым хоть сколь-нибудь заметное уменьшение соответствующих показателей отклоняюще­гося поведения?

В ответ на этот вопрос мы не можем привести неоспоримых экспериментальных свидетельств. Однако мы можем обратиться к рассуждениям, увязывающим результаты Кэмбриджско-Сомервил-льского исследования с тремя основными темами, на которых де­лаем акцент на протяжении всей книги. То, что первая из этих тем — тезис о силе ситуационного влияния имеет прямое отноше­ние к результатам исследования, не требует подробных пояснений. Ситуационные факторы, подвергавшиеся изменению в ходе Кэм-бриджско-Сомервилльской программы, могли быть малозначитель­ными, например, с точки зрения “масштабности эффекта”, на­ступавшего в результате этого изменения, — малозначительными по крайней мере в сравнении с влиянием других ситуационных факторов, воздействию не поддававшихся. Хотя подобный простой ответ и может быть частично верен, он все же не объясняет карти­ну полностью, особенно в свете свидетельств столь многих участ­ников программы, говорящих о том, что предпринятые меры воз­действия были действенными и очень им помогли.

Чтобы найти более удовлетворительный ответ, необходимо, как мы считаем, исходить из предположения, что данная про­грамма все-таки помогла некоторым из тех, на кого она была на­правлена, и поэтому отсутствие суммарной пользы от нее (что заставляет вспомнить о некоторых показателях, свидетельствую­щих даже о суммарном отрицательном результате) означает, что некоторым детям она все-таки нанесла каким-то образом вред. В на­шем дальнейшем поиске причин подобного разрушительного воз­действия мы будем руководствоваться двумя другими, уже знако­мыми нам темами, которые мы столь часто до этого рассматрива­ли: тезисом о важности субъективной интерпретации и представлением о динамической природе сил и ограничений, дей­ствующих в повседневных социальных контекстах.

Навешивание ярлычков и феномен атрибуции. Рассматривая Кэм-бриджско-Сомервилльскую программу, равно как и любой другой социальный проект, мы должны быть готовы к возможности того, что смысл и цель этого вмешательства могли представляться не вполне благонамеренными как представителям целевой выборки, так и тем, кто с ними общался. Сам факт социального вмешатель­ства подразумевает наличие потребности в нем. Визит социального

346 Глава 8

работника предполагает существование недостатков, нуждающихся-.] в устранении. Сам его факт говорит всему миру о том, что происхо­дит нечто негативное, что это, возможно, будет происходить и в будущем. Подобная информация может навесить ярлык, или стигма­тизировать, адресата социальной помощи и это изменит поведение окружающих по отношению к нему. (“Не буду-ка я лучше рекомен­довать Джона на работу посыльного в продовольственном магазине, а то он в какой-то там программе для преступников участвует”. “ЭтотГ Джон Рокко, который приходил наниматься сегодня на работу, ка<Д жется, неплохой парень, но не было ли у него недавно неприятнодд стей? Я знаю, что несколько лет подряд к ним домой ходит какой-тоД социальный работник”.) Однако еще более важным представляется,! то, что подобная информация может изменить у самого получателяД помощи восприятие собственных диспозиций и своей способности! действовать от своего имени и нести за это ответственность.

Процессы сравнения. По иронии судьбы социальные вмеша­тельства, призванные решать проблемы, могут усиливать, а н< ослаблять присутствующее у их адресата ощущение депривации, оставляя его в состоянии, субъективно еще худшем, чем то, кото­рое у него было ранее. По крайней мере некоторые из Кэмбридж! ско-Сомервилльских мальчиков могли быть разочарованы оказан;

ной им помощью либо достигнутыми результатами, сопоставлю их не со своим первоначальным состоянием, а с представлением (помощи и ее результатах, на которые надеялись и которых ожила- ли. Общение с принадлежащими к среднему классу социальным! работниками, репетиторами и консультантами в летнем лагер< могло обострить у них чувство относительной депривации и фрус' трации по поводу реалий и перспектив собственной жизни. Ей важнее, возможно, то, что окончание программы могло вызвать них ощущение потери, оставляя их в состоянии неуверенности собственных силах и в собственной способности справляться будущими проблемами.

Непреднамеренные динамические последствия проекта. В резул! тате социальных вмешательств изменяются не только восприятв и интерпретации людей, но также и сама динамика социальнь систем и отношений. Помимо приведения в действие мощных о] раничивающих факторов (направленных, например, против да1 ления сверстников, утверждающих и навязывающих антисоциал) ные нормы), социальные воздействия могут служить ослаблен, некоторых сил, которые в противном случае оказывали бы кож

Применение социальной психологии на практике 347

руктивное влияние. В контексте Кэмбриджско-Сомервилльского исследования вмешательство посторонних организаций могло удер­живать членов семей мальчиков от обращения к священнослужи­телям, учителям или даже ближайшим соседям, что в противном случае могло бы им помочь. Аналогичным образом при явном на­личии помощи “извне” члены локального социального сообще­ства могли испытывать меньшую склонность предлагать мальчи­кам помощь со своей стороны. Подобный отказ в помощи со сто­роны окружающих может иметь самые плачевные последствия в случаях, когда (как и в примере с Кэмбриджско-Сомервилльским исследованием) помощь извне не может оказываться постоянно.

Количественное сопоставление выгод и издержек. Отвечая кри­тикам, сомневающимся в том, что описанные нами неявные от­рицательные последствия действительно могут перевесить очевид­ные выгоды от предоставления обездоленным детям так необходи­мых им советов, ободрения и участия, мы вынуждены обратиться к количественному сопоставлению предполагаемых при этом вы­год и издержек. Допустим, что при отсутствии какой-либо про­граммы воздействия у 10% интересующей нас совокупности лю­дей проявится некая проблема или патология (например, серьез­ное преступление, содеянное в совершеннолетнем возрасте). Предположим далее, что применяемая терапия или социальное воздействие имеют высокую эффективность, т.е. “спасают” 50% тех, кто в противном случае проявил бы признаки этой проблемы. Предположим далее, что ущерб, наносимый таким воздействием тем, кто в противном случае не проявил бы признаков данной проблемы, сравнительно невелик, скажем 8%. В результате про­стых вычислений обнаруживается, что чистый эффект от программы воздействия оказывается отрицательным, т.е. общее число преступ­ников составит приблизительно 12% вместо 10%. Вот эти вычисле­ния: 0,50 х ю% + 0,08 х 90% = 12,2%.

Целью данного упражнения, конечно же, не является доказа­тельство того, что социальные проекты попросту обречены при­носить больше вреда, чем пользы (напротив, непредвиденные выгоды могут быть более многочисленными и ярко выраженны­ми, чем непредвиденные издержки). Мы лишь хотели вновь заост­рить внимание читателя на затруднительности предсказания дол­говременных последствий социальных воздействий, а соответствен­но и на необходимости более тщательных и хорошо спланированных оценочных исследований.

348 Глава 8

Надеемся, что наши рассуждения о конкретных причинах про"” вала Кэмбриджско-Сомервилльской программы не заслонили собоЯб преподанного данным исследованием более общего урока, суть ко-:

Ч

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: