Конец второй книги. 26 страница

—Жизнь, подобная избранной вами, сестра Ральда, не мо­жет протекать тихо и безмятежно. Окружающие духи тьмы стерегут вас и создадут на вашем пути множество преград, а душе вашей причинят немало страданий. Ад требует платы за расточаемые им «блага земные».

Мэри побледнела, задрожала и вскочила с места. Со страхом и изумлением глядела она в лицо индусу, а тот смотрел на нее с сожалением и грустью. Его взгляд показал­ся ей удивительно знакомым- Но где она могла его видеть?..

— Брат, вы один из наших, если знаете мое имя, — нере­шительно проговорила она, знаком выражая ему благодар­ность.

Индус отрицательно покачал головой.

— Нет, я не из «ваших». Но я ясновидящий, и ваша жизнь не составляет для меня тайны. Вы спросили, между прочим, каков будет ваш конец. На это я не могу дать вам опреде­ленный ответ: ваше будущее темно. Могу только сказать, что еще раз вы будете стоять перед дилеммой: вернуться ли к свету или остаться приверженницей зла, ада. Я не могу предвидеть вашего выбора.

—Мой выбор сделан и я тверда в своих решениях. Но, так как вы не из наших, то, надеюсь, что могу рассчитывать на вашу скромность? — холодно сказала она, уходя.

— Излишний вопрос. Я только отвечаю на то, о чем меня спрашивают, а прочим не интересуюсь, — так же холодно от­ветил индус.

Мрачная и озабоченная вышла Мэри из пагоды. Веселье базара было испорчено, а вернувшись домой она долго раз­думывала. В первую минуту она хотела предупредить Урие­ля, но затем отбросила эту мысль. Что за беда, наконец, если индус и знает истину? Что он будет молчать — это не­сомненно, подвергать же его злобе Уриеля стало ей вдруг почему-то крайне неприятно.

По истечении нескольких дней она совершенно успокои­лась и случай на базаре перестал тревожить ее. Она охотно приняла приглашение барона Козена на обед и равнодушно отнеслась к предстоящей там встрече с Равана-Веда. Обед был совсем запросто, и Мэри явилась со своим тигром: обыкновенно она не брала его с собой в гости, но Лили по на­ущению князя попросила привести и Пратисуриа, так как гос­ти отца очень хотели видеть столь искусно прирученного зверя.

В гостиной уже находились барон, князь и индус. Мэри любезно пожала руку князя и ответила холодным кивком на глубокий, почтительный поклон индуса. Но едва успела она поцеловать вошедшую Лили, как ее внимание привлек тигр.

Пратисуриа обнаруживал признаки явного беспокойства, вздрагивал и прижимался к ней. Обыкновенно Мэри лично следила за тем, чтобы животное было сыто, и в данную ми­нуту не понимала его волнения, хотя и сама она, дотронув­шись до руки князя, ощутила нервную дрожь и какое-то гнетущее чувство. Но так как Пратисуриа не проявлял ника­кой враждебности, то она успокоилась, и все перешли в сто­ловую.

Недомогание Мэри, почти затихшее во время обеда, сно­ва возобновилось по возвращении в гостиную. Когда же она случайно взглянула в направлении камина, то увидела Кокото, который со страшными гримасами делал ей призывные знаки и указывал на дверь; сзади него копошилась его банда, не ос­меливаясь выступить за пределы камина, на что дерзнул только их отважный командир. Особенно неприятно было Мэ­ри, когда она поймала взгляд князя, с насмешливым выраже­нием тоже смотревшего на камин. В этот миг появилось светлое облачное существо, у которого отчетливо были вид­ны только голова и руки. Над головой этого стража, пре­граждавшего, по-видимому, Кокото вход в комнату, мерцал небольшой голубоватый огонек, а в руке его блестел огнен­ный меч, острие которого было направлено против чертенят.

«Неужели князь видел Кокото и вызвал охрану?» — поду­мала она и вдруг припомнила, что он занимался оккультными науками.

Тревожно оглянулась Мэри на Пратисуриа, но зверь ле­жал, уткнув морду между лап и нервно поводил ушами, что указывало на его волнение. Ей хотелось уехать, но сделать это было неловко, а потому, она постаралась овладеть собой и продолжала разговор, по-видимому, спокойно.

Говорили об Индии, и Мэри рассказала, что молодой рад­жа, подаривший ей тигра, приглашал ее на родину, и она ре­шила вместе с одной приятельницей и ее мужем принять это приглашение и побывать в таинственной стране, где, как гово­рят, можно встретить очень странных людей.

— Вероятно, вы говорите о факирах-чародеях, Мария Ми­хайловна? Эти люди действительно очень любопытны и их пси­хология непонятна европейцу, — ответил князь, несший на себе всю тяжесть разговора, потому что Лили только слуша­ла, а барон с индусом играли в шахматы.

Потом Елецкий предложил Мэри показать ей собрание ин­дийских драгоценностей, древностей, виды индийских храмов и дворцов. Она с удовольствием согласилась и вместе с Лили спустилась за князем в библиотеку, где тоже были размеще­ны предметы древности. Пратисуриа следовал за хозяйкой и пока рассматривали редкости в библиотеке, оставался до­вольно спокоен, но как только они вошли в залу, тигр начал тихо рычать, бить хвостом и нервно вздрагивать.

Князь как-то удивительно напряженно сосредоточился, и это особенное выражение с удивлением заметила Лили.

Вдруг Елецкий спросил Мэри, не желает ли она видеть портрет настоящего Махатмы. Не ожидая ответа, он повел ее в конец комнаты, прямо к нише, и откинул скрывавшую ее тяжелую плюшевую драпировку.

Хотя сентябрьский день был ясен и тепл, но уже наступи­ли сумерки. Князь зажег электричество и ослепительный свет озарил характерный облик Веджага-Синга, от этого портрет приобрел удивительную жизненность и казалось, что белое одеяние его колыхалось, а глаза смотрели, как живые.

В этот миг раздался громовой рев Пратисуриа, которого, видимо, охватил панический ужас. Присев на задние лапы, он таращил глаза на портрет и рыл пол могучими когтями, так что от паркета летели щепки. Узнал ли он того, кто когда-то поразил его? Заметив открытое окно, тигр одним прыжком подскочил к нему, выпрыгнул в сад и, мрачно рыча, исчез в темноте.

Рев тигра сначала сковал страхом Лили, а увидев, что страшный зверь прыгнул вперед, она подумала, что тот бро­сился на князя. Обезумев от ужаса, она вскрикнула и упала без чувств. У Мэри тоже закружилась голова, и она опер­лась о стол.

Князь подошел к ней и взял ее за руку.

— Откуда у вас это опасное животное? Кто дал вам этого адского зверя? — строго спросил он.

Мэри выпрямилась, вырвала руку и смерила его гордым взглядом.

— Вы заманили меня в западню и задаете вопросы, на ко­торые не имеете никакого права. Откуда у меня Пратисуриа - никого не касается, — проговорила она.

— За мной право всякого честного человека, который видя утопающего обязан попытаться спасти его. А вы находитесь в еще большей опасности, потому что рискуете погубить свою душу. Опомнитесь, Мария Михайловна, и разбейте сковавший вас адский круг, поймите же, что Пратисуриа - ваш страж. Здесь, в этом доме, вы в безопасности, и силы зла не могут проникнуть сюда, останьтесь же с нами, а могущество Хри­ста оградит вас. Поверьте, Небо могущественнее Ада. Отре­китесь от захвативших вас демонов, и все, что вы потеряете там — найдете здесь. Обещаю вам это.

Мертвенно-бледное лицо Мэри исказилось и она закрыла глаза, испытывая невыразимые судороги.

Острые когти впивались ей в плечи, стараясь увлечь вон отсюда, потом ей показалось, что ледяные руки сдавили гор­ло и ей не хватало воздуха, она задыхалась и конвульсивно подергивалась. С почти нечеловеческим усилием она выпря­милась, порывисто оттолкнула поддерживающую ее руку и, задыхаясь, крикнула вне себя:

—Не прикасайтесь ко мне! Я запрещаю вам это! И не ста­райтесь насильно обратить меня. Мы принадлежим к двум враждебным лагерям, я свободно выбрала свой и принадле­жу ему, связана с ним, а потому, останусь верна ему.

Она повернулась и выбежала, но в дверях столкнулась с бароном и следовавшим за ним индусом, они услышали страшный рев тигра, испугались и спешили узнать, в чем де­ло. Мэри не обратила внимания на барона, но проходя мимо доктора глухо прошептала, смерив его враждебным, презри­тельным взглядом:

— Шпион! Предатель!

ГЛАВА 4.

Биллис и камеристка Мэри беседовали, лакомясь фрукта­ми, в садике подле дома, как вдруг их внимание привлекли мрачное рычание и глухой шум, словно что-то тяжелое ломи­лось в ограду. Оба они вскочили, а когда Билпис открыл во­рота, они увидели замертво лежащего на панели Пратисуриа; тонкая резная калитка, ведущая в сад, была сломана.

— Клянусь бородой козла, что это значит? — воскликнул Биллис, опускаясь на колени около тигра и осматривая его. — Он не сдох, а, кажется, в обмороке. Глаза закрыты, язык ви­сит из пасти, но он дышит. Что же с ним случилось? И где ба­рыня?

—Не наступил ли он на какой-нибудь священный предмет? Либо его окропили очистительной водой, а не то он наткнулся на какое-нибудь благочестивое лицо, — высказала предполо­жение камеристка, помогая Биллису втащить тигра в прихо­жую.

— И достанется же нам, если Пратисуриа околеет. Госпо­дин Уриель страшно обозлится и обвинит нас в том, что мы не оказали помощи животному. А почем я знаю, что надо де­лать? Хоть бы барыня вернулась, по крайней мере она сказа­ла бы, что надо, — причитал Биллис, вытирая мокрым поло­тенцем голову тигра.

Спустя минут десять мчавшийся во всю прыть автомобиль подлетел к подъезду и в прихожую вошла взволнованная и бледная Мэри. Увидев лежавшего замертво тигра, она, види­мо, огорчилась, опустилась перед ним на колени и приказала тотчас телефонировать Зепару, сообщить о случившемся и просить его немедленно приехать.

Брат Зепар, живший неподалеку, не замедлил явиться, и нашел Мэри с прислугой занятыми оживлением Пратисуриа.

Зепар оказался пожилым человеком со смуглым лицом, но энергичным на вид. Быстро осмотрев тигра, от достал из кармана красный сафьяновый футляр с разными хрустальны­ми флаконами. Из одного он наполнил столовую ложку и влил в пасть тигра, голову которого поддерживал Биллис. Животное тотчас вздрогнуло, а когда Зепар смочил его голо­ву очень ароматной эссенцией, Пратисуриа хрипло вздохнул и открыл глаза.

—Скорее, Биллис, достаньте ему добрую порцию мяса, — распорядился Зепар, лаская тигра, который привстал и, види­мо довольный, потерся головой о колено своего врача, а за­тем стал лизать руки Мэри.

Полакомившись большим блюдом сырой говядины, Прати­суриа совсем оправился и последовал за своей хозяйкой и Зепаром в залу, где Мэри вкратце передала все, что случилось.

— Поздравляю вас, сестра Ральда, вы проявили большое присутствие Духа. Продолжайте быть твердой и энергичной, потому что это подлое, предательское нападение, конечно, было не последним. Нет ничего возмутительнее, как эта страсть непременно обращать людей в свою веру, хотя бы насильно, и навязывать свои убеждения, от которых те отка­зываются, не принимая при этом в соображение, что ставкой в такой борьбе является сама жизнь лица, на которое охотятся.

После отъезда Зепара Мэри легла, но не могла уснуть. Все ее тело болело, голова была точно налита свинцом, а воспоминание о вечерней сцене кошмаром преследовало ее. Наконец, уже поздней ночью, она забылась тревожным сном.

Ощущение обдавшего ее горячего тока сразу разбудило Мэри. Она приподнялась и с удивлением увидела беловатое, осыпанное искрами облако, клубившееся в нескольких шагах от постели. Потом облако быстро расширилось и приняло форму человека, который подошел, протянул в направлении смежной комнаты, где спал тигр, руку, а затем наклонился над кроватью. Мэри вздрогнула, узнав Вадима Викторовича, с любовью и грустью смотревшего на нее.

— Я по-прежнему люблю тебя. Вернись ко мне, не допу­скай, чтобы ад вырыл бездну между нами, — слышался сла­бый, но хорошо знакомый голос.

Ошеломленная Мэри бессильно опустилась на подушки и задрожала, почувствовав прикосновение губ к своим губам и руке. Минуту спустя видение побледнело и исчезло.

Более она уже не могла сомкнуть глаз. Все ее существо трепетало и в памяти вставали яркие воспоминания о мимо­летном счастье. Значит, он любил ее даже за гробом, если явился сказать, что любовь его не угасла, и умолял вернуться к нему. Что он хотел сказать этими словами? Должна ли она умереть, чтобы соединиться с ним, или отречься от ада, не­сомненно разлучившего их, так как Вадим Викторович был ве­рующий? Мгновенно воскресло прежнее чувство, пробужденное любовью смотревшим ей в глаза взором. Ей казалось, что она еще чувствует на губах поцелуй дорогого человека, и вдруг явилось непобедимое желание увидеть хо­тя бы его могилу. Молиться она не смела, но мечтать и пла­кать там, где покоился его прах, не было запрещено.

От Лили она знала, что могила Заторского на Александро- Невском кладбище и на другой же день отправилась в Лавру. После некоторых поисков и расспросов один из сторожей указал ей дорогу к памятнику. Решетка была открыта и са­довник, под наблюдением сторожа, заканчивал убранство мо­гилы цветами. Мэри подождала, когда работа будет закончена и, сунув затем сторожу рубль, сказала, что хочет помолиться на могиле, так как хорошо знала покойного, а благодарный сторож просил только потом запереть калитку и вернуть ему ключ у кладбищенских ворот.

Оставшись одна, она положила у подножия памятника гир­лянду роз с орхидеями и, сев на скамью, глубоко задума­лась.

Барон Козен очень удивился внезапному отъезду Мэри на­кануне, но затем обморок Лили заставил его забыть об этом обстоятельстве, и он помог молодым людям перенести дочь. Только после того, как Лили очнулась, и по совету индусского врача удалилась в свою комнату, чтобы отдохнуть, барон расспросил о случившемся. Елецкий просто объяснил, что, вероятно, портрет Веджега-Синга испугал тигра и привел его в бешенство, что видно по изрытому паркету. К счастью, он не бросился на присутствовавших, а выскочил в открытое ок­но. Мэри, встревоженная его бегством и могущими произой­ти на улице неприятностями, поспешила уехать, чтобы следить за тигром, и, если возможно, усмирить его. Разу- 340 меется, об их разговоре по поводу принадлежности Мэри к сатанинскому братству князь умолчал.

Когда Елецкий остался наедине с доктором, князь сооб­щил о неудачной попытке обратить Мэри на путь истинный.

—Я думаю, что будет трудно, если не вовсе невозможно вырвать ее из бездны, в которую она упала. Она всегда была решительна и энергична, а может быть уже пристрастилась к прелестям зла, — уныло проговорил Вадим Викторович. — А те скорее убьют, но не выпустят из своих когтей.

— Стыдись, Вадим, без боя слагать оружие. Я лучшего мнения о Марии Михайловне и твердо надеюсь, что энергию, с которой ты говоришь, она использует на то, чтобы освобо­диться от пут, — твердо сказал князь. — Эх, если бы можно было как-нибудь дать ей понять, что ты жив, это облегчило бы нам труд. Но как воскресить тебя для нее одной? Вот в чем задача.

— Главная задача в том, чтобы узнать, любит ли еще она меня, — ответил доктор, качая головой. — Пять лет ведь большой срок для того, чтобы забыть умершего.

Он простился с князем и тот, видя его угнетенное состоя­ние и тревогу, не удерживал его. И действительно, у Затор­ского было тяжело на душе. Презрительные слова, брошенные ею мимоходом, болезненно кольнули его: дваж­ды уже говорили они, и голос сердца ничего не подсказал Мэри, которая не заметила, видимо, сходства между Затор- ским и Равана-Веда. А между тем, это сходство сразу пора­зило Лили.

Он опустился на колени и долго молился, прося Бога на­ставить его, руководить им в жизни и помочь спасти молодое создание, которое он знал таким чистым, невинным, жизне­радостным и счастливым. Вдруг у него появилось неодолимое желание повидать Мэри и убедиться, не имело ли для нее ги­бельных последствий вчерашнее происшествие?

Во время прохождения начального посвящения в Тироле он теоретически и практически изучил, между прочим, выде­ление астрала и развил способность выходить, хотя и с неко­торым усилием, из своего физического тела, а затем, по желанию, переноситься в любое место. Теперь он решил применить это на деле, и его попытка удалась как нельзя луч­ше, что видели и мы, по ночному видению Мэри. Из этого своего необыкновенного «путешествия» он вернулся спокой­нее и в нем воскресла новая надежда: в глазах Мэри он про­чел, что память о нем еще жива в ее сердце.

На следующий день приходилась память кончины его тет­ки, и он решил помолиться на ее могиле. Исполнив свой долг, он пошел к памятнику с надписью «Заторский Вадим Викторо­вич», удивительно притягивавшему его к себе. Подойдя бли­же, он вздрогнул и остановился: на скамье около могилы сидела Мэри, закрыв лицо руками, и сквозь ее пальцы струи­лись слезы. Это не была Лили, потому что видневшиеся из- под шляпы волосы были совсем черные, и он узнал Мэри.

Доктор решительно и быстро пошел к памятнику и в ту минуту, когда был уже у решетки, Мэри заметила его. Она вздрогнула и поднялась с места.

— Опять вы, господин Равана! Что значит это преследова­ние? Кажется, я довольно ясно выразила вам вчера свое мне­ние о вас, — презрительно сказала она.

- Вы оскорбили меня, не узнав даже, виновен ли я. Я вас не преследую, и только случай, или воля Божия, привели ме­ня сюда. Но я ясновидящий и знаю, что тот, чье имя стоит на этом памятнике, был дорог вам. Будь он в живых, вы, может быть, перестали бы добровольно называться сестрой Ральдой.

Мэри мрачным и испытующим взглядом смерила его.

— Мертвые не возвращаются и прошедшее непоправимо. Мое счастье погибло в бездне. Но если уж вам все известно, странный вы человек, то скажите, какая смерть ожидает кол­дунью, принявшую наследие Ван-дер-Хольма?

Заторский подошел к ней и взял за руку.

— Мэри, если вы еще любите человека, которому отдали свою первую любовь, то «колдунья» исчезнет в бездне, а возродится снова Мэри Суровцева. Неужели сердце вам ни­чего не говорит или вы утратили способность драться за наше счастье?

Он нагнулся и его взор, полный любви, впился в испуган­ные глаза Мэри, но она вдруг отшатнулась и схватилась рука­ми за голову.

- Кто вы?.. У вас глаза Вадима, ваш голос напоминает его, и вы говорите по-русски. А между тем он ведь умер, вы же по своей внешности человек жаркого климата. Объяс­ните эту загадку. Выходец ли вы с того света или просто агент наших противников и пользуетесь случайным сходством для того, чтобы обратить меня в свою веру? Но в таком слу­чае у вас нет ни стыда, ни страха, если вы смеете прикры­ваться чужим именем, да еще стоя на могиле, где покоится прах этого человека.

Смущение, сомнение, негодование и гнев звучали в голо­се Мэри, в то время, как глаза пытливо оглядывали всю фигу­ру стоявшего перед ней человека. Заторский вздохнул.

- Могила пуста, Мэри. Благодаря поистине чудесной слу­чайности, я жив, хотя для мира я умер. Увы! Ваше сердце ос­талось немо. Дважды уже встречались мы, и вы не узнали меня!..

Невыразимая грусть звучала в голосе и чувствовалась в его взгляде. Бледная, Мэри дрожала, как в лихорадке, и, ши­роко открыв глаза, вдруг подошла вплотную, жадно вгляды­ваясь в взволнованное лицо доктора.

— Это он!.. Мертвые оживают, и он в рядах избранных, потому что на его голове сверкает пламя... А я несчастная, я — проклята!.. — запинаясь бормотала она, закрывая лицо ру­ками и опускаясь на колени.

Мэри вздрагивала от судорожных рыданий, но доктор под­нял ее, усадил на скамью и, крепко сжимая ее руку, прошеп­тал:

— Любишь ли ты еще меня?

—Да, люблю. Но я связана с адом, и пропасть разделяет нас на веки, — отрывисто проговорила она.

В глазах доктора вспыхнуло выражение глубокого счастья.

— Если любишь, то еще ничто не потеряно. Хотя я всего только жаждущий света, а не избранник, каким ты меня счи­таешь, но все же при помощи наставников мне уже неодно­кратно удавалось ограждать тебя от смертельной опасности, и я твердо надеюсь спасти тебя. Теперь я расскажу тебе ис­торию моего чудесного «исцеления», но ты должна обещать мне хранить тайну, потому что для мира я умер навсегда.

Он вкратце передал ей все происшедшее с тех пор, как упал под пулей барона, и закончил так:

—Надейся, Мэри, и будь тверда. Подобно Орфею я сойду в ад и отниму тебя у демонов. Ужасное прошлое сгладится и счастливое, спокойное будущее вознаградит тебя за все пе­режитые муки.

С блестевшими счастьем глазами слушала Мэри и, не ве­ря своим глазам, порою думала с трепетом, что видит все это во сне. Потом сознание, что любимый и долго оплакивае­мый человек — жив, наполнило ее чувством величайшего бла­женства. Забыв обо всем, она вся отдавалась блаженному очарованию, слушая чудный, убаюкивающий ее голос, кото­рый считала умолкшим навеки, не чувствуя при этом ледяно­го прикосновения демонических духов и не обращая внимания на собравшуюся около нее угрожающую толпу. В ней пробу­дились надежда и сила снова бороться за свое счастье. После часовой беседы они расстались, и воспрянувшая духом Мэри с блаженной улыбкой на устах пошла к ожидавшему у ворот кладбища экипажу.

Заторский вернулся домой озабоченным и взволнованным.

Объяснение с Мэри наполнило его счастьем, но вместе с тем и страхом. Он-то понимал, насколько трудна и опасна борьба с адом, которую ему надлежало предпринять, чтобы освобо­дить любимую женщину, и сознавал, что ставкой в предстоя­щей борьбе будет ее жизнь.

Он сел у окна и достал из портфеля портрет Мэри, дан­ный ею в день их объяснения, это было единственное воспо­минание о том вполне счастливом дне. Князь тогда еще нашел его и сохранил для того, которого спасал помимо его воли. Доктор весь ушел в созерцание чарующего образа Мэ­ри, которую знал невинной и веселой, а теперь несчастная была «сестрой Ральдой», служительницей ада... Удастся ли ему спасти ее? Сумеет ли она забыть этот ужасный период своей жизни и очистится ли вполне от грязи, запятнавшей ее душу?

По мере того, как его мысли углублялись в прошлое, пе­ред ним вставал образ баронессы, пробуждая стыд, отчаяние и обвинение в том, что был причиной гибели Мэри. Не под­дайся он постыдному рабству этой распутницы, опутавшей его преступной и грязной страстью, никогда карающая пуля барона не сразила бы его, а нищета не толкнула Мэри в те­нета Ван-дер-Хольма.

Поглощенный своими мыслями и воспоминаниями, он не заметил, как приотворилась дверь. Так же не слышал он при­ближающихся легких шагов, пока, наконец, дрожащий голос не шепнул ему на ухо:

— Вадим Викторович!..

Доктор вздрогнул и у него невольно вырвался подавлен­ный крик: так давно никто не называл этим именем индуса Ра- вана-Веда. Он проворно повернулся и увидел бледную, взволнованную Лили. Глаза ее сияли радостью, по щекам тек­ли слезы, и она, протягивая к нему руки, прошептала:

—Дядя Вадим, это ты? Сердце не обмануло меня. Но не бойся, я буду нема, как могила, украшенная именем доктора Заторского.

— Лили, крошка моя, ты узнала меня несмотря на внеш­нюю перемену, делавшую меня почти неузнаваемым? Отбла­годарю ли я тебя когда-нибудь, дорогое дитя, за привязанность и память, которую ты сохранила к забытому всеми, чужому человеку, — тихим голосом ответил Затор­ский, привлекая к себе молодую девушку.

— Глаз твоих нельзя было изменить, дядя Вадим. Я сразу узнала тот добрый и нежный взгляд, который глядел на меня во время моей болезни в детстве. Конечно, это чудо, неслы­ханная тайна — увидеть тебя живым, после того, как видела в гробу, но я благодарю Бога и Пресвятую Деву за твое спасе­ние и за то, что с моего папы снято такое тяжкое преступле­ние, как убийство. Последние мои сомнения рассеялись, когда сейчас я увидела в твоих руках портрет Мэри.

Лицо доктора омрачилось.

— Над моей бедной Мэри висит большая опасность и не знаю, удастся ли мне спасти ее!

— Да, она очень изменилась, стала странной, а горе сде­лало ее атеисткой. Но твоя любовь спасет ее, дядя Вадим, потому что для истинной любви нет препятствий и могущест­во ее безгранично.

— Разве ты знакома с любовью, что говоришь о ней так уверенно? — с улыбкой спросил Заторский.

Лили подняла на него ясный и чистый взор.

—Да, дядя Вадим, мне знакома любовь. Я люблю солнце, согревающее все, что ищет его лучей, и не знаю, достойна ли я его любви. Ты догадываешься, о ком я говорю?

— Да, ты любишь Елецкого. А почему бы и ему не любить тебя?

Лили покачала головой.

— Могу ли я быть настолько самонадеянной, чтобы рас­считывать на внимание такого высшего существа, принявшего великое посвящение? Но он бесконечно добр и снисходителен к такой ничтожной девчонке, как я. И то уже будет счастье, если он останется, как и теперь, моим наставником и учите­лем в оккультных науках. Замуж я никогда не выйду и отдам­ся исключительно развитию в себе сокровенных сил, особенно врачебного магнетизма. А со временем я устрою на свои средства убежище для женщин и девушек, которые, подобно мне, пожелают посвятить себя уходу за больными.

—Значит, если князь сделает тебе предложение, ты отка­жешь ему? — лукаво спросил доктор.

Яркая краска залила прозрачное личико Лили.

—Что ты говоришь, дядя Вадим? Неужели я смогу сказать «нет», чего бы он от меня не потребовал? Тем более, если он предложит мне такое счастье, при одной мысли о кото­ром у меня кружится голова.

Заторский от души рассмеялся и сказал:

— Послушай, Лили! А может твой папа войти сюда и пой­мать нас на такой интимной беседе? Он тоже не должен ни­чего знать, и для него я остаюсь Равана-Веда.

— Не беспокойся, папа не придет. Он на юбилейном обе­де у одного приятеля-археолога, и будет там ужинать, а князь вышел. Я справилась, прежде чем пойти сюда, но он может вернуться, и потому, мне благоразумнее будет скрыться. Мы еще продолжим этот разговор, и мне надо о многом спросить тебя, ведь ты так изменился, обладаешь громадной силой и совершаешь чудесные исцеления. Ты всег­да был добр, это я знаю, а теперь стал еще добрее и никог­да не бываешь угрюмым или нервным, как бывало прежде.

— Недаром же, милая Лили, трудился я все эти годы, что­бы приобрести душевную гармонию, этот драгоценнейший дар человека.

— Ах, если я не уйду сейчас, так никогда не замолчу! — сказала Лили и, послав воздушный поцелуй, выбежала из комнаты.

Доктор сел на прежнее место и открыл портфель, чтобы спрятать портрет Мэри, но в эту минуту поднялась портьера, и показался веселый и, видимо, взволнованный князь.

— Как?.. Ты был здесь, Алексей, и слышал наш разговор? Лили узнала меня.

—Да она с первого же дня что-то заподозрила: ее любя­щее сердечко ничто не могло сбить с толку. Но не бойся, Лили деликатна и скромна, а потому тебя не выдаст.

—О, с этой стороны я не боюсь! Но если ты слышал наш разговор, то знаешь также, что она призналась в любви к те­бе, и я полагаю, что большое счастье обладать таким любя­щим и чистым сердцем.

—Ты прав, я вполне ценю такое счастье. Я также глубоко, искренне люблю ее и буду бесконечно рад иметь подругой жизни это чистое и любящее существо, чтобы разделить с ним приобретенное знание. Я уже получил разрешение учи­телей на брак, и при первом случае сделаю ей предложение. Но раньше я хотел бы помочь тебе спасти бедную Мэри, по­тому что это потребует всех наших сил. О, если бы она зна­ла, что ты жив, это очень помогло бы нам! — вздохнул князь.

— Она знает! — ответил взволнованный доктор, и передал разговор с Мэри на кладбище.

— Вот это превосходно! — обрадовался, внимательно слу­шавший, князь. — Теперь надо только поддерживать ее, воск­ресить в ней все воспоминания и любовь к тебе. Этой же ночью отправляюсь в дом Ван-дер-Хольма — я сильнее тебя! - и высмотрю, что можно сделать, чтобы потревожить гос­под сатанистов.

Чрезвычайно взволнованной вернулась Мэри домой и за­перлась в своей комнате, запретив беспокоить ее. В продол­жение всего дня радость сменялась у нее отчаянием. Сознание, что любимый человек жив, приводило ее в бла­женное состояние, а мысль о том, что их разделяет почти не­проходимая бездна, повергала ее в глубокое отчаяние.

Тщетно искала она выход из этого положения, и не нахо­дила. Вдруг мелькнула мысль бежать к Заторскому и у него искать защиты. Но лишь только она пожелала привести в ис­полнение свое намерение и бросилась к двери, Пратисуриа зарычал и преградил ей дорогу. Вне себя она попыталась от­крыть окно, но тигр встал на задние лапы, и его когти впер­вые болезненно запечатлелись на ее плечах.

В полном отчаянии, сознавая, что грозный страж растер­зает ее, если она попытается бежать, Мэри опустилась в кресло и залилась слезами, однако ее могучая, упорная нату­ра поборола слабость. Возмущенная насилием она решила молиться, чтобы Небо защитило ее от Ада, но едва попробо­вала она мысленно произнести имя Божие, как почувствовала жесточайшие мучения, лишившие ее способности мыслить: она корчилась, словно на раскаленных угольях, и под конец упала в обморок.

Очнувшись, она чувствовала себя совершенно разбитой и сознавала, что побеждена. Очевидно владыка, которому она отдалась, не выпускает из когтей своих подданных. В мертвой апатии лежала она на диване, затем насильно принудила себя за ужином съесть кусочек дичи и утомленная легла в по­стель, но ей не спалось, и апатия мало-помалу сменилась полным отчаянием.

Пробило полночь, как вдруг она вздрогнула и привстала. В лицо ей пахнул порыв теплого, ароматного воздуха, нежные, гармоничные звуки пронеслись по комнате, которая озари­лась голубоватым, точно лунным светом, и на этом ясном фоне показалось красноватое облако. Кружась, приближа­лось оно к постели, а затем туманная масса быстро расшири­лась, уплотнилась и приняла форму человека высокого роста в белом одеянии. Его голова была окружена фосфоресциру­ющим светом, скрывавшим черты лица, а из солнечного сплетения тянулась огненная лента и терялась вдали. Нагнув­шись к Мэри, в немом ужасе смотревшей на таинственного гостя, он слабым и глухим, но внятным голосом сказал:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: