Первые годы женатой жизни 4 страница

ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 25 сент. 1832 г., из Москвы.

О Пушкине тогда говорили много. Однажды кто-то сообщил, что он приезжает иногда в Грузины слушать цыган, и добавил: "цыгане -- его стихия". (Рассказчик, бывший тогда мальчиком, узнал, что Пушкин приехал в знаменитый тогда "Глазовский" трактир в Грузинах слушать цыганское пение; в 11 час. веч. он отправился к трактиру с двумя другими мальчиками посмотреть на Пушкина.) Изнутри вырывались звуки шумного цыганского пения. Прошел час, другой, и мы, перезябнув, хотели было итти уже домой, как вдруг раздался с лестницы громкий голос полового: "Эй, ямщик, экипаж!" Пока полусонный ямщик взнуздывал тройку, на лестнице показались два господина. Один брюнет невысокого роста, с небольшими баками, в шинели с капюшоном и шляпой на голове, другой высокий с усами, в какой-то длиннополой бекеше, с замотанным на шее шарфом и тоже в шляпе. Наверху, на площадке, стояли еще два господина, окруженные цыганами и прислугой, и громко хохотали... Вышедший прежде других господин в шинели, видя, что экипаж еще не подан, спустился с крыльца и пошел в глубь двора. У перил, окаймлявших берег пруда, на котором стояли бани, он остановился и начал смотреть па отражавшуюся в воде луну, деревья и строения. Другой же стоял на крыльце и перебрасывался словами с оставшимися на верхней площадке товарищами... Затем Пушкин сел в коляску, товарищи за ним. Цыгане, окружая экипаж, просили скорей приезжать опять к ним, прислуга кланялась. Пушкин в ответ кивал им головой. Лошади тронулись.

П. К. МАРТЬЯНОВ. Из записной книжки. Истор. Вестн., 1884, № 9, 558 -- 591.

Здесь я живу смирно и порядочно, хлопочу по делам, слушаю Нащокина и читаю Memoires de Diderot//Мемуары Дидро (фр.) //. Был вечор у Вяземской. Сегодня еду слушать Давыдова профессора; но я ни до каких Давыдовых, кроме Дениса, не охотник -- а в Московском университете я оглашенный. Мое появление произведет шум и соблазн, а это приятно щекотит мое самолюбие.

ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, 27 сент. 1832 г., из Москвы.

Однажды утром (в Московском университете) читал лекцию проф. И. И. Давыдов... Вдруг входит г-н министр, ведя с собою молодого человека невысокого роста, с чрезвычайно оригинальной, выразительной физиономией, осененной густыми, курчавыми, каштанового цвета волосами, одушевленной живым, быстрым, орлиным взглядом. Указывая на вошедшего с ним молодого человека, г-н министр сказал: -- "Здесь преподается теория искусства, а я привел вам само искусство". Не надобно было объяснить нам, что это олицетворенное искусство -- -был Пушкин.

БЫВШИЙ СТУДЕНТ. "За 16 лет" (воспоминания). Ведом. СПб. городской полиции, 1848, № 235.

Когда Пушкин вошел с министром Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии. Перед тем однажды я видел его в церкви, у обедни, -- и не спускал с него, глаз. Черты его лица врезались у меня в памяти. И вдруг. этот гений, эта слава и гордость России -- передо мной в пяти шагах! Читал лекцию Давыдов, профессор истории русской литературы. -- "Вот вам теория искусства", -- сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, -- "а вот и само искусство", -- прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов оканчивал лекцию. Речь шла о "Слове о полку Игоревом". Тут же ожидал своей очереди читать лекцию после Давыдова и Каченовский. Нечаянно между ними завязался, по поводу "Слова о Полку Игоревом", разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор. -- "Подойдите ближе, господа, -- это для вас интересно", -- пригласил нас Уваров, и мы тесной толпой, как стеной, окружили Пушкина, Уварова и обоих профессоров. Не умею выразить, как велико было наше наслаждение -- видеть и слышать нашего кумира.

Я не припомню подробностей их состязания, -- помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож. Его щеки ярко горели алым румянцем, и глаза бросали молнии сквозь очки. Может быть, к этому раздражению много огня прибавлял и известный литературный антагонизм между ним и Пушкиным. Пушкин говорил с увлечением, но, к сожалению, тихо, сдержанным тоном, так что за толпой трудно было расслышать. Впрочем, меня занимал не Игорь, а сам Пушкин.

С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождавших его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека.

Лучше всего, по-моему, напоминает его гравюра Уткина с портрета Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти выпуклыми, нос выдающимся -- это неверно. У него было небольшое лицо и прекрасная, пропорциональная лицу голова, с не густыми, кудрявыми волосами.

И. А. ГОНЧАРОВ. Воспоминания. В университете.

"Помню, -- сказал мне очевидец, тогдашний студент, -- помню, как сквозь седины Каченовского проступал яркий румянец, и как горели глаза Пушкина"... Бой был неравен, судя по впечатлению приятеля: он и теперь еще, кажется, более на стороне профессора, -- и не мудрено! Пушкин угадывал только чутьем то, что уже после него подтвердила новая школа Филологии неопровержимыми данными; но этого оружия она еще не имела в его время, а поэт не мог разорвать хитросплетенной паутины "злого паука".

АП. Н. МАЙКОВ. Предисловие к переводу "Слова о полку Игореве",

(Посещение Пушкиным университета и спор его с Каченовским о "Слове о полку Игореве"). Разговор был крупный, и тогдашний студент-очевидец М. Д. Перемышльский передавал мне, что Пушкин показался студентам очень похожим на обезьяну, и что один из них, по поводу спора, тут же экспромтировал:

Мопса старая вступила
С обезьяной в страшный спор:
Утверждала, говорила,
Что песнь Игорева вздор.
Обезьяна строит рожи,
Просит факты указать;
Мопса рвется вон из кожи,
И не может доказать.

П. А. ЕФРЕМОВ, Соч. Пушкина, изд. 1903 г., т. VII, стр. 475.

Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякий день видимся... На днях был я приглашен Уваровым в Университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на Вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после. На днях был я на бале у кн. Вяз. Тут была графиня Салогуб, гр. Пушкин (Владимир), Aurore (Аврора Карловна Шернваль), ее сестра (графиня Эмилия Карловна Мусина-Пушкина) и Natalie Урусова. Я вел себя прекрасно; любезничал с гр. Салогуб (с теткой, entendons nous//само собой (фр.) //) и уехал ужинать к Яру, как скоро бал разыгрался. Дела мои идут своим чередом. Мне пришел в голову роман (Дубровский), и я, вероятно, за него примусь; но покамест голова моя кругом идет при мысли о Газете. Как-то слажу с нею?

ПУШКИН -- Н. Н. ПУШКИНОЙ, конец сентября 1832 г., из Москвы.

Секретно. Чиновник 10 класса Александр Сергеев Пушкин из С.-Петербурга прибыл ныне сюда в Москву и остановился Тверской части в доме Обера в гостинице "Англия", за коим и учрежден надзор.

Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте и. д. моск. обер.-полицмейстера, 10 окт. 1832 г. Красн. Арх., 37, стр. 244.

Пушкин был недели две в Москве и третьего дня.уехал. Он учится по-еврейски, с намерением переводить Иова, и намерен как можно скорее издавать русские песни, которых у него собрано довольно много.

П. В. КИРЕЕВСКИЙ -- Н. М. ЯЗЫКОВУ, 12 окт. 1832 г. Истор. Вестн., 1883, дек., стр. 535.

Секретно. Состоящий под секретным надзором полиции отставной чиновник 10 кл. Александр Пушкин, квартировавший Тверской части в гостинице "Англия", 16 числа сего месяца выехал в С.-Петербург, за коим во время жительства его в Тверской части ничего предосудительного не замечено.

Полицмейстер МИЛЛЕР в рапорте исправляющему д. об.-полицмейстера, 18 окт. 1832 г. Красн. Арх., 37, стр. 244,

Александр возвратился в Петербург. Он приехал из Москвы с мучительным ревматизмом в правой ноге, но, несмотря на это, возится с переборкой на новую квартиру.

Н. О. ПУШКИНА (мать поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ и Л. С. ПУШКИНУ, 20 окт, 1832 г. Л. Павлищев, 303.

19 октября была лицейская сходка годичная, не людная: Корф, Комовский, Корнилов, Стевен, Пушкин, Яковлев, Илличевский, Данзас, итого восемь человек. Собрание было у Илличевского, в квартире женатого брата его. Пушкин говорил довольно милые стишки. Поминали старину, поминали отсутствующих, умерших.

Е. А. ЭНГЕЛЬГАРДТ -- Ф. Ф. МАТЮШКИНУ, 23 октября 1832 г. П-н и его совр-ки, XIII, 52.

Ревматизм разыгрался у него в ноге еще до выезда из Москвы, и, судя по письму, Александр страдает ужасно. Снаружи нога как нога: ни красноты, ни опухоли, но адская внутренняя боль делает его мучеником, говорит, что боль отражается во всем теле, да и в правой руке, почему и почерк нетвердый и неразборчивый, который насилу изучил, читая более часа довольно длинное, несмотря на болезнь сына, послание. Не может он без ноющей боли ни лечь, ни сесть, ни встать, а ходить тем более; отлучаться же из дома Александр был принужден и ради перемены квартиры, и ради других дел, опираясь на палку, как восьмидесятилетний старец. Жалуется, что Наташа дала, во время его отсутствия, слишком большую волю прислуге, почему и вынужден был по приезде, несмотря на болезнь, поколотить хорошенько известного вам пьяницу Алешку за великие подвиги и отослать его назад в деревню. Алешка всегда пользовался отсутствием барина, чтобы повеселиться по-своему.

С. Л. ПУШКИН (отец поэта) -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ и Л. С. ПУШКИНУ, в окт. -- ноябре 1832 г. Л. Павлищев, 304 (фр.).

Семьдесят два часа я страдала во время первых родов. Весь город был в волнении. Пушкин, Вяземский, Жуковский встречались, чтобы спросить друг у друга: -- "Что, родила ли? Только бы не умерла, наше сокровище!"

А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 131.

(H. Д. Киселев): -- Читали ли вы когда-нибудь "Les historiettes galantes de Tallernant des Reaux"? (Смирнова): -- Конечно. Они мне доставили много удовольствия, особенно "Ответы г-на Комуса", и я знаю "Историю пехотного капитана". Ее дал мне прочесть Пушкин, так же, как сочинения Ривароля, Шамфора и "Сказки" Вольтера.

А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 208.

После своего завтрака Киселев (Николай Дмитриевич, влюбленный в Смирнову) пришел ко мне. Я продолжала чтение, лежа на диване. -- "Но, Киса, я должна приподняться, дайте мне руку! Нет, лучше пропустите руку... Так! Благодарю вас!" Он вспыхнул и строго посмотрел на меня, -- "Боже, как вы любите играть с огнем!" -- "Глупости! Сколько раз Пушкин оказывал мне эту услугу, когда он приходил сидеть со мной с Шамфором, Риваролем или Вольтером. У меня тогда была убийственная тоска после родов".

А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 250.

Пушкин женат и прижил дочку; не знаю, остепенился ли, но по наружности гораздо стал скромнее и -- скучнее.

Е. А. ЭНГЕЛЬГАРДТ -- Ф. Ф. МАТЮШКИНУ, 23 окт. 1832 г., из Петербурга. Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина, II, 89.

Пушкин столь же умен, сколь практичен, он практик, и большой практик; даже всегда писал то, что от него просило время и обстоятельства.

С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 14 ноября 1832 г., из Милана. Рус. Арх., 1909, II, 508.

Греч предлагал Пушкину по 1.000 или по 1.200 руб. в месяц, если он вступит в "Северную Пчелу" и "Сын Отечества" и следовательно введет за собою и всю знаменитую ватагу. Несмотря на то, Пушкин отказался, дабы не есть из одной чашки с Ф. Булгариным. Это в нем похвально.

В. Д. КОМОВСКИЙ -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 16 ноября 1832 г. Истор. Вестн., 1883, т. XIV, 535.

1832 года, декабря 1 дня... нанял я, Пушкин, у Жадимировского в собственном его каменном доме, состоящем 1-й адмиралтейской части 2-го квар. под № 132 Отделением в 3-м этаже, на проспекте Гороховой улицы, состоящее из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы: сарай для экипажей, конюшня на четыре стойла, небольшой сарай для дров, ледник и чердак для вешанья белья... За наем обязан я платить ему по три тысячи триста рублей банковыми ассигнациями в год... В трех комнатах стены оклеены французскими обоями, в пяти комнатах полы штучные, в прочих сосновые,

КОНТРАКТ НА НАЕМ КВАРТИРЫ. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 7.

Приехав сюда, нашел я большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартеру, и следственно употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными. Честь имею тебе объявить, что первый том Островского (Дубровского) кончен, и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение. Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо, и не мог связать две мысли в голове.

ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 2 декабря 1832 г., из Петербурга.

С Фурштатской Пушкин переехал на Б. Морскую, в дом Жадимировского. В переписке Пушкина не указан номер дома Жадимировского, у которого в это время (1832 -- 1833) на Морской улице было два дома, один, как видно из приложенного плана (рис. 4), угловой на Гороховую улицу (ныне № 27, дом Росс. Общ. Страхования), другой наискосок, второй от угла Гороховой, ныне № 22 Тура. Жадимировские принадлежали к именитым купцам Петербурга, владели громадным числом земельных участков, были подрядчиками высочайшего двора и вообще играли заметную роль среди немногочисленного в то время купечества.

П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры Пушкина. Новое Время, 1912, № 12889.

На основании контракта, из двух указанных на плане домов по Морской надо остановиться на доме № 27, выходящем на проспект Гороховой улицы. Собственно к этому заключению следовало бы притти и до ознакомления с контрактом, так как в переписке Пушкина дом показывается различно: "в Морской" и в "Гороховой".

П. Е. ЩЕГОЛЕВ, Квартирная тяжба Пушкина. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 8.

Пушкин больше роется теперь по своему главному труду, т. е. по истории, да кажется, в его голове и роман копышется. Впрочем, редко видаясь с ним, особенно в последнее время, когда ревматизм поразил его в ногу... совсем потерял я из виду нить его занятий.

П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 8 дек. 1832 г. П. Плетнев. Соч. и пeреп., т. III, 521.

Вскоре после выпуска из лицея, изучая английский язык, сошелся я с Пушкиным в английском книжном магазине Диксона. Увидя Пушкина, я весь превратился во внимание: он требовал книг, относящихся к биографии Шекспира, и, говоря по-русски, расспрашивал о них книгопродавца.

Я. К. ГРОТ, 275.

В лавке Лисенкова, на Садовой, были свои завсегдатаи, как в клубе... Заходил Пушкин. Он пробегал тут же книги. Читал предисловия. Сыпались остроты, как искры из кремня. К стихотворцам он прилагал особый прием, -- читал одни кончики стихов, -- одни рифмы. -- "А! Бедные!" -- восклицал он, когда было уже очень плохо. Лисенков стоял за прилавком и хохотал. Хохотали случайные посетители и спрашивали, что это за остроумный чудак. Было что-то заразительно-смешное в шутках этого веселого барина, открытого, простого.

А. А. ИЗМАЙЛОВ со слов И. Т.ЛИСЕНКОВА. Огонек, 1904, № 38, стр. 298.

(1832 -- 1833). Пушкин сообщал этот рассказ за тайну Нащокину и даже не хотел на первый раз сказать имени действующего лица, обещал открыть его после. В Петербурге, при дворе, была одна дама, друг императрицы, стоявшая на высокой степени придворного и светского значения. Муж ее был гораздо старше ее, и, несмотря на то, ее младые лета не были опозорены молвою; она была безукоризненна в общем мнении любящего сплетни и интриги света. Пушкин рассказал Нащокину свои отношения к ней по случаю их разговора о силе воли. Пушкин уверял, что при необходимости можно удержаться от обморока и изнеможения, отложить их до другого времени. Эта блистательная, безукоризненная дама, наконец, поддалась обаяниям поэта и назначила ему свидание в своем доме. Вечером Пушкину удалось пробраться в ее великолепный дворец; по условию, он лег под диваном в гостиной и должен был дожидаться ее приезда домой. Долго лежал он, терял терпение, но оставить дело было уже невозможно, воротиться назад -- опасно. Наконец, после долгих ожиданий, он слышит, подъехала карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канделябры и осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровождении какой-то фрейлины: они возвращались из театра или из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. "Etes-vous lа?" //Вы здесь? (фр.) // и Пушкин был перед нею... Быстро проходило время в наслаждениях. Наконец, Пушкин как-то случайно подошел к окну, отдернул занавес и с ужасом видит, что уже совсем рассвело, уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его к стеклянным дверям выхода, но люди уже встали. У самых дверей они встречают дворецкого, итальянца (печки уже топят). Эта встреча до того поразила хозяйку, что ей сделалось дурно; она готова была лишиться чувств, но Пушкин, сжав ей крепко руку, умолял ее отложить обморок до другого времени, а теперь выпустить его как для него, так и для себя самой.

Женщина преодолела себя. В своем критическом положении они решились прибегнуть к посредству третьего. Хозяйка позвала свою служанку, старую чопорную француженку, уже давно одетую, и ловкую в подобных случаях. К ней-то обратилась с просьбою провести из дому. Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз прямо в комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его кровать была за ширмами. Из-за ширм он спросил: "кто здесь?" "Это -- я", отвечала ловкая наперсница и провела Пушкина в сени, откуда он свободно вышел: если б кто его здесь и встретил, то здесь его появление уже не могло быть предосудительным. На другой же день Пушкин предложил итальянцу дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он молчал, и хотя он отказывался от платы, но Пушкин принудил его взять. -- Таким образом все дело осталось тайною. Но блистательная дама в продолжение четырех месяцев не могла без дурноты вспомнить об этом происшествии. (Внучка Кутузова, урожден. Тизенгаузен, замужем за австр. посланником Фикельмон, Прим. на поляк).

П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 36.

В черновых записях, собранных Анненковым материалов для биографии Пушкина (в Пушкинском Доме), Анненков, с чьих-то слов (П. А. Плетнева?), отметил для памяти "жаркую историю с женой австрийского посланника".

Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Пушкин. Письма, Гос. изд.. т. II, 420.

Однажды отец взял меня с собою в русский театр; мы поместились во втором ряду кресел; перед нами в первом ряду сидел человек с некрасивым, но необыкновенно выразительным лицом и курчавыми темными волосами; он обернулся, когда мы вошли (представление уже началось), дружелюбно кивнул отцу, потом стал слушать пьесу, с тем особенным вниманием, с каким слушают только люди, сами пишущие. -- "Это Пушкин", -- шепнул мне отец. Я весь обомлел... Трудно себе вообразить, что это был за энтузиазм, за обожание толпы к величайшему нашему писателю, это имя волшебное являлось чем-то лучезарным в воображении всех русских, в особенности же в воображении очень молодых людей. Пушкин, хотя и не чужд был той олимпийской недоступности, в какую окутывали, так сказать, себя литераторы того времени, обошелся со мною очень ласково, когда отец после того, как занавес опустили, представил меня ему. Я был в восторге и, чтобы не ударить лицом в грязь, все придумывал, что бы сказать что-нибудь поумнее; надо сказать, что в тот самый день, гуляя часов около трех пополудни с отцом по Невскому проспекту, мы повстречали некоего X., тогдашнего модного писателя. Он был человек чрезвычайно надутый и заносчивый, отец его довольно близко знал и представил меня ему; он отнесся ко мне довольно благосклонно и пригласил меня в тот же вечер к себе. -- "Сегодня середа, у меня каждую середу собираются, -- произнес он с высоты своего величия, -- все люди талантливые, известные, приезжайте, молодой человек, время вы проведете, надеюсь, приятно". Я поблагодарил и, разумеется, тотчас после театра рассчитывал туда отправиться. В продолжение всего второго действия, которое Пушкин слушал с тем же вниманием, я, благоговейно глядя на его сгорбленную в кресле спину, сообразил, что спрошу его во время антракта, "что он, вероятно, тоже едет сегодня к X.". Не может же он, Пушкин, не бывать в доме, где собираются такие известные люди -- писатели, художники, музыканты и т. д. Действие кончилось, занавес опустился, Пушкин опять обернулся к нам. -- "Александр Сергеевич, сегодня середа, я еще, вероятно, буду иметь счастливый случай с вами повстречаться у X.", -- проговорил я почтительно, но вместе с тем стараясь придать своему голосу равнодушный вид, "что вот, дескать, к каким тузам мы ездим". Пушкин посмотрел на меня с той особенной, ему одному свойственной, улыбкой, в которой как-то странно сочеталась самая язвительная насмешка с безмерным добродушием. -- "Нет, -- отрывисто сказал он мне: -- с тех пор, как я женат, я в такие дома не езжу!" Меня точно ушатом холодной воды обдало, я сконфузился, пробормотал что-то очень неловкое и стушевался за спину моего отца, который от души рассмеялся. Нечего и прибавлять, что в тот вечер я к X. не поехал, хотя отец, смеясь, очень на этом настаивал.

На другой день отец повез меня к Пушкину -- он жил в довольно скромной квартире; самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица-жена. Много видел я на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединила бы в себе законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши? Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные даже из самых прелестных женщин меркли как-то при ее появлении. На вид всегда она была сдержанна до холодности и мало вообще говорила. В Петербурге, где она блистала, во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал ее муж, -- она бывала постоянно и в большом свете, и при дворе, но ее женщины находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею незнакомых, но чуть ли никогда собственно ее даже не видевших!

Граф В. А. СОЛОГУБ. Воспоминания. СПб., Изд. А. С. Суворина, 1887, стр. 115 -- 118.

С зимы 1832 г. Пушкин стал посвящать все свое время работе в архивах, куда доступ был ему открыт еще в прошлом году. Из квартиры своей отправлялся он каждый день в разные ведомства, предоставленные ему для исследований. Он предался новой работе своей с жаром, почти со страстью.

П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 350.

С 1831 года Пушкин избрал для себя великий труд, который требовал долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и гениального исполнения. Он приступил к сочинению истории Петра Великого... Преимущественно занимали его исторические разыскания. Он каждое утро отправлялся в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий.

П. Л. ПЛЕТНЕВ. Соч. и переп., I, 384.

Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Так он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай, и более необходимость, не затащут его в деревню.

Н. В. ГОГОЛЬ -- А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ, 8 февр. 1833 г. Письма Гоголя, ред. В. И. Шенрока, I, 241.

Вчерашний маскарад был великолепный, блестящий, разнообразный, жаркий, душный, восхитительный. Много совершенных красавиц: Завадовская, Радзивилова-Урусова... Хороша очень была Пушкина-поэтша, но сама по себе, не в кадрилях, по причине, что Пушкин задал ей стишок свой, который с помощью божией не пропадет также для потомства. (Намек на ее беременность?)

Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ -- А. Я. БУЛГАКОВУ, 9 февр. 1833 г. Собр. соч. кн. П. П. Вяземского, 538.

Жизнь моя в Петербурге ни то, ни се. Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде, -- все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения... Путешествие нужно мне нравственно и физически.

ПУШКИН -- НАЩОКИНУ, вторая половина февраля 1833 г.

Считать Пушкин не умел. Появление денег связывалось у него с представлением неиссякаемого Пактола, и быстро пропустив их сквозь пальцы, он с детской наивностью недоумевал перед совершившимся исчезновением. -- Карты неудержимо влекли его. Он зачастую давал себе зарок больше не играть, подкрепляя это торжественным обещанием жене, но при первом подвернувшемся случае благие намерения разлетались в прах, и до самой зари он не мог оторваться от зеленого поля.

Часто вспоминала Наталья Николаевна крайности, испытанные ею с первых шагов супружеской жизни. Бывали дни, после редкого выигрыша или крупной литературной получки, когда мгновенно являлось в доме изобилие во всем, деньги тратились без удержа и расчета, -- точно всякий стремился наверстать скорее испытанное лишение. Муж старался не только исполнить, но предугадать ее желания. Минуты эти были скоротечны и быстро сменялись полным безденежьем, когда не только речи быть не могло о какой-нибудь прихоти, но требовалось все напряжение ума, чтобы извернуться и достать самое необходимое для ежедневного существования.

Некоторые из друзей Пушкина, посвященные в его денежные затруднения, ставили в упрек Наталии Николаевне ее увлечение светскою жизнью и изысканность нарядов. Первое она не отрицала. Но всегда упорно отвергала обвинение в личных тратах. Все ее выездные туалеты, все, что у нее было роскошного и ценного, оказывалось подарками Екатерины Ивановны (Загряжской, фрейлины, тетки. Нат. Ник-ны). Она гордилась красотою племянницы; ее придворное положение способствовало той благосклонности, которой удостоивала Наталью Николаевну царская чета, а старушку тешило, при ее значительных средствах, что ее племянница могла поспорить изяществом с первыми щеголихами.

А. П. АРАПОВА. Новое Время, 1907, № 11413, иллюстр. прилож., стр. 5.

Вы теперь в праве презирать таких лентяев, как Пушкин, который ничего не делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, а вечером возит жену свою по балам, не столько для ее потехи, сколько для собственной.

П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 17 февраля 1833 г. Соч. и переписка Плетнева, III, 524.

В Петербурге у всех был грипп. Наташа лежала больная первую неделю поста. Ей пускали кровь, но на масленице и всю эту зиму она много развлекалась, на балу в Уделах она явилась в костюме жрицы солнца и имела большой успех. Император и императрица подошли к ней и сделали ей комплимент по поводу ее костюма, а император объявил ее царицей бала.

Н. О. ПУШКИНА -- О. С. ПАВЛИЩЕВОЙ, 16 марта 1833 г. Литературн. Наследство, т. 16 -- 18, стр. 782.

На придворных балах Пушкину бывало просто скучно. Покойная Л. Д. Шевич передавала нам, как, стоя возле нее, полузевая и потягиваясь, он сказал два стиха из старинной песни:

Неволя, неволя, боярской двор.
Стоя наешься, сидя наспишься.

П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1889, III, 124.

Иду я с Пушкиным по Невскому проспекту. Встречается Одоевский. Он только что отпечатал тогда свои "Пестрые сказки" фантастического содержания и разослал экземпляры, в пестрой обертке, своим приятелям. Экземпляр поднесен был и Пушкину. При встрече на Невском Одоевскому очень хотелось узнать, прочитал ли Пушкин книгу и какого он об ней мнения. Но Пушкин отделался общими местами: "Читал... ничего... хорошо" и т. п. Видя, что от него ничего не добьешься, Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно. Затем он поклонился и прошел. Тут Пушкин рассмеялся своим звонким, можно сказать, зубастым смехом, так как он выказывал тогда два ряда белых арабских зубов, и сказал: "Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их не трудно".

Гр. В А. СОЛОГУБ. Пережитые дни. Русский Мир, 1874, № 117.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: