Дэн Миллмэн - Путешествие Сократеса 10 страница

— Я... у меня его нет, — начал Сергей. — Я его подарил.

Анина рука непроизвольно потянулась к шее.

— Ну, известное дело, — кивнул Закольев. — Королёв! — неожиданно рявкнул он и кивнул головой в сторону Ани. Однорукий бородач с черной косичкой спешился и медленно направился к Ане. Не успел он сделать и шага, как его резкий запах буквально ударил в ноздри

Сергея — это был не просто запах пота, от него за версту несло самцом.

— Назад! — крикнул Сергей, встав между своей женой и могучим гигантом. — А ну забери своего цепного пса, Закольев!

Королёв застыл. Словно в ответ на крик Сергея, вожак сделал знак своим людям, и шестеро из них немедленно соскочили с лошадей и в мгновение ока окружили Сергея вместе с Аней.

— Ты что это задумал? — сказал Сергей.

— Так ведь кто-то же должен тебя обыскать, как ты думаешь?

— А остальные?

— Ну, мало ли... кто знает, что у тебя на уме.

Сергей решил, что лучше будет ему не перечить. Пока что никто на них не нападал и даже не угрожал в открытую. И, значит, у него пока оставался шанс. Но в любую секунду ситуация могла взорваться, как пороховая бочка, а он не хотел подносить к ней фитиль сам.

Но он просчитался. Еще мгновение — и шестеро казаков бросились на него, а великан схватил Аню за руку и потащил от Сергея.

В следующие пять секунд Сергей отключил двоих из нападавших, одного ударом в кадык, а другого пинком в колено. Оба повалились как подкошенные, у одного пошла кровь горлом, второй выл от боли, катаясь по земле. Но остальные четверо вцепились ему в руки, в ноги, в шею... Не выдержав веса навалившихся на него тел, Сергей упал. Его обездвижили, вдавив лицом в землю.

Немедленно Сергей расслабил тело, словно решил прекратить борьбу. Он выждет еще мгновение, когда и они тоже расслабятся и... Нет, их было слишком много. Ему удалось лишь поднять голову, выплюнуть грязь и кровь и в бессильной ярости наблюдать за тем, что должно было произойти перед его глазами.

акольев кивнул еще раз. Королёв отпустил Анино запястье, и та же его единственная рука, словно змея, метнулась к ее шее. Одним движением он сорвал с нее медальон и подал его Закольеву. Аня вскрикнула и схватилась руками за горло — багровая полоса появилась на ее нежной шее, которую еще недавно Сергей осыпал поцелуями. Только теперь она по-настоящему испугалась — за своего мужа, за себя, но больше всего — за своего ребенка.

Она не отводила глаз от Сергея, напрасно пытаясь увидеть в его глазах хоть проблеск надежды.

— Спасибо, Сережа, что сберег мой медальон в целости и сохранности... да еще и на такой прекрасной шейке, — снова заговорил Закольев.

Он поднес медальон к носу:

— Ах... надо же, ее запах... вот это запах, братцы, должен вам сказать!

Словно кровавая пелена застелила перед Сергеем белый свет.

— Медальон твой... — прохрипел он, все так же не в силах оторваться от земли. — Чего тебе еще? Я тоже в твоей власти...

— А ты чего ожидал? — на лице Закольева появилась безжалостная улыбка.

— Тогда отпусти мою жену... Если что-то есть между нами, она тут ни при чем... Давай один на один, если ты этого хочешь... но, Богом тебя прошу, Дмитрий, ведь мы же были друзьями, спали на соседних койках...

— Ты меня утомил, — ответил Закольев, скорчив усталую мину. — Мне всегда было утомительно с тобой возиться, добренький ты мой Сережа.

Он обернулся к Ане:

— Интересно, он и в постели такой же добренький и обходительный? Всегда говорит: «Будьте добры, пожалте в постельку»?

Ответом на слова атамана был угодливый хохот его спутников, словно отрывистый лай собак, которым хозяин кинул кость. Было ясно, что Закольев просто играет с Сергеем, прежде чем безжалостно с ним расправиться.

Королёв снова вцепился Ане в руку, и она вскрикнула от боли и от бессильного отчаяния — ведь Сергей, ее Сергей в эту минуту был не в силах прийти ей на помощь! В эту минуту он просто физически ощущал ее боль и страх, как никто другой зная, что сейчас творится в ее душе, — ведь она уже раз едва выскользнула из казачьих лап. И теперь у Сергея сердце рвалось на части, когда он видел ее лицо, такое смелое и спокойное — лишь одни глаза молили его: «Защити ту жизнь, что внутри меня!»

А Сергей не мог даже пошевелиться, оказавшись бессильной марионеткой в заранее продуманной игре Закольева.

Но вот один из казаков склонился над ним и принялся обшаривать его карманы. Остальные на миг ослабили свою хватку, и этого было достаточно, чтобы Сергей молниеносным ударом локтя раздробил челюсть одному из них. Развернувшись, он успел ударить еще одного в пах, но остальные снова навалились на него с такой сокрушительной силой, что он едва не задохнулся. Он снова, как пришпиленный, лежал лицом в землю.

— Вот так-то, Сережа, — снисходительным тоном произнес Закольев. — Как ты заметил... Надеюсь, ты успел заметить? Я стал атаманом, люди меня слушаются...

— Вижу, кем ты стал, — прохрипел Сергей, отплевываясь.

— А вот ты — ты остался тем, кем и был всегда, — слабаком, что трусится, как цуцик, перед своими родителями. А ты их хоть видел? Вот то-то же... — Закольев открыл медальон, который он все это время продолжал держать в руках. — Да-да, ты боготворил своих мамочку и папочку. Ни шагу без этой побрякушки, не отрицай... Мне всегда нравилось это семейное фото, — продолжал он, не отрывая взгляда от раскрытого медальона. — У меня всегда слезы на глаза наворачивались, когда я смотрел на него, — сказал он словно сам себе. — А ты взял его и украл.

Он снова посмотрел в сторону Сергея.

Сергей почувствовал, как у него ком подступил к горлу. Он уже знал, что удача отвернулась от них, что их молитвы не будут услышаны, что их последний миг на этой земле будет мигом смертельной тоски.

Закольев поднял глаза на Аню, неспешно оглядев ее с головы до ног. Сергей, словно безумный, рванулся, чтобы стряхнуть с себя казаков.

— Но на что мне теперь эта игрушка? — Закольев с резким щелчком захлопнул медальон. — Вот что я сделаю — верну-ка я его твоей прелестной женушке... А она меня за это поцелует... как по-твоему? А, Сережа?

Аня затравленным взглядом снова взглянула на Сергея. Даже сейчас она продолжала верить, что у него есть силы, что он знает, как им спастись. Даже сейчас, когда ее муж лежал недвижим под кучей навалившихся на него людей, у нее еще оставалась тень надежды — но Закольев похоронил и эту тень.

— Хорошенько подумав, — сказал он игривым тоном, — учитывая все то, что мне пришлось претерпеть из-за моего медальона, я думаю, что достоин чего-то большего, чем просто поцелуй.

Закольев явно упивался своей властью. Зная, что Аня — уязвимое место Сергея, Закольев обратился к ней, глядя Сергею прямо в глаза:

— Что ж ты так нарядилась, красавица? В такую-то жару? Может, скинешь чего из одежды — заодно и мои люди полюбуются на твою красоту.

Он снова кивнул Королёву, который одним движением разорвал спереди блузку на Ане. Она стояла, напуганная, стараясь прикрыться и защитить дитя в своей утробе.

Сергей сверхчеловеческим усилием скинул с себя пятерых, прижимавших его к земле.

— Беги, Аня, беги! — закричал он, ломая ребра еще одному из бандитов. Тут уже вся банда, кроме самого Закольева и великана Королёва, навалилась на него, и он рухнул наземь под тяжестью этой груды тел, разбив в кровь нос и щеку о каменистую землю.

Сергей не ощущал боли, не ощущал ничего, кроме одного только желания защитить Аню и своей полной неспособности это сделать. Он напрягал все силы до последней капли, все умение и хитрость, но напрасно.

Закольев, презрительно скривив губы, произнес всего три слова:

— Поднять ему голову.

Чья-то рука рванула Сергея за волосы и подняла его голову так, чтобы он мог видеть, как Королёв, отпустив Анино запястье, той же единственной своей рукой грубо схватил ее за полную грудь. Аня в ответ плюнула ему в лицо. Словно дикая самка, защищающая своего детеныша, она кусалась, пинала великана ногами, вцепилась ногтями прямо ему в глаза...

Взбешенный, с расцарапанным в кровь лицом, Королёв обхватил рукой Анину шею, дернул... Раздался ужасающий хруст.

Она умерла всего в двух шагах от Сергея.

Все остальное прошло перед глазами Сергея словно во сне. Он уже не чувствовал себя в своем теле, но словно плыл над головой Королёва, швырнувшего обмякшее Анино тело на землю, как тряпичную куклу. Сергей видел, что ее глаза все еще открыты, словно пытаются что-то рассмотреть в бледно-голубом небе. Его разум отказывался принимать все то, что видели глаза. Это неправда, это просто кошмар, от которог о он никак не может проснуться. Нужно только сделать усилие...

Но на этом кошмар не закончился. Теперь и Закольев слез с коня. Нахмурив брови, он пошел на Королёва. Обнажив сабию, он шел к человеку, который только что убил Сергееву жену.

— Королёв, — сказал он резким голосом. — Сколько раз можно повторять — такие необузданные нам в отряде не нужны. Тьп загубил такой момент, а мне хотелось потянуть его еще не много.

Королёв лишь предусмотрительно попятился и без лишних слов снова влез на своего коня, с явным облегчением услышав следующие слова своего атамана:

— Что эк, еще не все потеряно.

И от того, какая картина предстала перед его глазами в следуюицее мгновение, у Сергея кровь застыла в жилах. Закольев шрисел над Аниным телом и почти нежно провел саблей над ее круглым животом, вспоров нижнюю его часть. Зас унув руку в открывшийся разрез, он вытащил младенца, прикрепленного пуповиной к матери.

Заколыев хмуро покачал головой — и ему, и Сергею, и всем, кто стоял вокруг, было видно, что младенец мертв. Сабля прошла слишком глубоко.

Закольев даже не пробовал скрыть, как он разочарован тем, что его триумф не удался. Повернувшись к Сергею, он лишь процедил: «Мальчик... Был», — швырнув тело мертвого ребенка рядом с Аниным.

Сергей: заревел, как дикий зверь, стараясь сдавить в себе боль, которая рвалась наружу, которую он не мог, не в силах был больше терпеть. Краем заплывшего глаза он заметил занесеннуто над его головой рукоять пистолета. И дальше была темнота.

акольев тем временем сел на коня, а Королёв, напротив,

снова спешился и, вытянув из ножен кинжал, подошел к Сергею, все еще лежавшему в беспамятстве.

— Оставь его, - бросил Закольев- - Пусть себе живет. Я хочу, чтобы он жил и ПОМНИЛ.

— Ты заимел себе врага на всю жизнь, и я тоже, — ответил Королёв. — Человек, которому нечего терять, опасней любого зверя. Проще его сразу убить, пока он не надумал, как с тобой можно поквитаться.

— Да он слабак, и дурень к тому же, — резко оборвал его Закольев, видя, что остальные внимательно наблюдают за самоуправством Королёва. — Таких бояться нечего. Ты и без того достаточно напартачил сегодня, хватит!

Это была не просьба — а атаман даже просьбы никогда не повторял дважды.

Королёв с сомнением покачал головой, но перечить не стал. Вернувшись к своему коню, оН спросил:

— Атаман, а почему он звал тебя Дмитрий Закольев?

— Такое у меня было имя когда-то в молодости, — ответил тот. Затем он обратился ко реем своим людям, и к тем тоже, кто, прихрамывая и стеная от боли, пытался взобраться в седло.

— С этого самого дня Грегора Стаккоса больше нет! И чтоб впредь никто этого имени не произносил. Запомните этот день — теперь я снова Дмитрий Закольев, но для вас я по-прежнему атаман и никто другой. Шашки наголо те, кто со мной!

Все выхватили сабли из ножен И подняли их вверх, над головами. Не сразу, но то же сделал ^и Королёв.

Закольев и его люди развернули лошадей и поскакали прочь с луга. Глянув последний раз на неподвижно лежавшего Сергея Иванова, вслед за остальными поскакал наконец и Королёв.

ергей судорожно вдохнул, и словно мутной волной его выкинуло назад, в мир реальности. В мир, который начался для него с леденящих кровь криков птиц. Медленно подняв тяжелую, словно свинцовую голову, он увидел этих птиц — они слетались к останкам его жены и сына, которые так и лежали на окровавленной траве.

Он с яростным криком бросился на птиц, размахивая руками, погнался за ними — и понял, что он не может, просто не в состоянии сейчас заставить себя смотреть на своих... что просто боится вернуться к тому, что Закольев оставил ему от его семьи.

Нужно похоронить их, сказал он себе. Как безумный, Сергей стал рыть землю руками, стараясь поскорее предать земле дорогие ему тела. Однако твердая, высохшая на солнце почва отказывалась поддаваться, и он все скреб ее окровавленными пальцами, но лишь сорвал ногти.

Он не смог спасти своих близких и не может даже похоронить их по-человечески. В бессильном отчаянии он начал бить землю кулаком, затем без сил прижался к ней грудью.

Он с радостью тоже лег бы с ними рядом в спокойную тихую землю. Но оставалось одно, что удерживало его на этой земле, — найти и убить Закольева и Королёва и потом, если он сам останется жив, сказать матери и брату Ани о том, что случилось.

Он будет идти за ними, чтобы найти и убить их. Или они убьют его — если можно убить человека, который восстал из мертвых. Опустошенный, едва разбирая окружающее за мутной пеленой, что застилала ему взгляд, он, шатаясь, побрел к реке и окунул голову в воду. Когда на воде разошлись круги, он увидел в воде отражение — чужое, незнакомое лицо. Трус. Слабак. Ничтожество.

Аня, любовь всей его жизни, растопила лед его прошлого, чтобы все в его жизни зацвело в теплую пору любви. Теперь все в нем промерзло до костей. Ему оставалось только бесцельно брести в мире теней до своего последнего дня.

Болезненная вспышка ослепила его, от внезапной острой боли у него едва не треснул череп. Сергей упал на колени и стал молиться о том, чтобы память о его прошлом покинула его, а вместе с ней и страдания. Молился, чтобы услышать в ответ суровую правду. Его жена и ребенок мертвы — и это будет навечно вырезано в его памяти. Все, что было в его мире чистого и доброго, умерло вместе с ними. Он больше не видел в этой жизни Бога, справедливости, света.

Снова что-то взорвалось в его голове, земля качнулась под его ногами, и он упал.

чнулся он в темноте, и с ней вернулась пульсирующая боль. Сергей понял, что лежит на чьей-то кровати. Стащив с себя одеяло, он попытался встать, но колени подкосились, и он упал навзничь. В комнату вошла незнакомая старуха и помогла ему сесть на кровати.

— Отдохни, — тихим голосом сказала она. — Потом обо всем тебе расскажу... если захочешь.

— Моя жена, с ребенком... там...

— Т-с-с. Мой муж схоронил их, как полагается. Там же, где они лежали. А сейчас спи.

Когда он снова очнулся, было все еще темно. Он слышал чье-то сонное посапывание в темноте, попытался встать на дрожащие ноги, затем снова без сил опустился на кровать. Предательский шепоток утешал его: «Не иди за ними, оставь. Ведь для тебя она все равно что живая». Он не мог, был не в силах принять эту правду, не в силах был снести эту боль или положить ей конец. Это было бы слишком просто. Карой для него будет жить с ежеминутным осознанием этой истины. Не раз ему еще предстоит умереть самому, прежде чем он сможет присоединиться к своим.

Пока у него есть те, которых нужно выследить, и еще мать, перед глазами которой он должен предстать.

Сергей снова поднялся. Его била дрожь. Рядом с кроватью он нашел свою одежду, выстиранную и выглаженную, которая была аккуратно сложена на стуле. Он протянул руку и поморщился от боли. Его руки были перебинтованы. Кто-то обмыл их и наложил повязки. Неслышно одевшись, Сергей взял в руки сапоги и осторожно двинулся к выходу. Уже стоя в дверях, в предрассветной мгле, он оглянулся и тихо прошептал: «Спасибо вам. Не забуду до могилы».

Вернувшись на луг, Сергей в зыбком утреннем тумане опустился на колени перед холмиком свежей земли — это было все, что осталось от его семьи. Он говорил слова любви и печали — но, когда молил о прощении, слова застревали у него в горле. Ненавидя себя, Сергей дал клятву на могиле своей семьи, что посвятит свою жизнь мести за эту смерть.

Поначалу идти по следу было несложно. Он шел, не останавливаясь, пока держали ноги, пройдя по следу весь день и часть первой ночи. Боль разбитого носа, выбитых зубов и распухшего лица ни на минуту не оставляла его. Но он был только рад этому — боль не давала ему потерять сознание. Ему нужно было еще и поддерживать силы, так что он нашел палку, заточил ее о камень и, пользуясь как острогой, поймал рыбу в ручье. Он съел ее сырой и сразу же бросился вперед, не отводя глаз от земли, от свежих следов копыт. На следующий день он нашел птичье гнездо с яйцами и еще нарвал фруктов. Он не устраивал привалов, не разводил огня, ел через силу, отдыхал столько, чтобы не свалиться с ног. Он заставлял себя есть, чтобы продолжать погоню.

ремя летело лихорадочной сменой дня и ночи, словно в бреду: одна и та же цепочка следов проступала на земле в солнечном свете, чтобы затем проявиться в свете полной луны. Пробираясь вперед и стараясь не сбиться со следа на вытоптанной земле, Сергей думал о своем отце. Теперь-то ему стало ясно, почему человек может допиться до смерти.

Подобно отцу, он тоже потерял жену и сына в один день. Но только смерть пришла к Сергеевой семье не по Божьей воле, а от рук негодяев. Отняв их жизни, Закольев и его люди пресекли и Сергеев род, ибо он знал, что никогда больше не женится, — он знал это так же точно, как и то, что эти люди умрут от его руки. Он не думал о наказании. Искупление было невозможно. Он не хотел их раскаяния, ему нужны были их головы. С этого дня он будет жить для того, чтобы они умерли.

а утро третьего дня грянул неожиданный ливень. Потоки воды с неба в мгновение ока уничтожили все следы. Ему еще удалось найти несколько сломанных веток, затем исчез всякий след. Он потерял их. Когда Сергей окончательно понял это, он повалился на землю, не в силах подняться, чтобы идти дальше или вернуться назад.

Затем он вспомнил о Валерии. Должно быть, она сходит с ума от тревоги. Ему предстояло выполнить еще один ужасающий долг.

Всю дорогу назад в Петербург он прошел, словно слепой, поднимая голову, лишь чтобы не заблудиться. Когда он остановился, чтобы напиться в пруду, он увидел в отражении распухшее, покрытое засохшей кровью лицо. Он также увидел и еще кое-что: он стал совершенно седым.

Шло время, и вот появились городские шпили, знаменовавшие его возвращение в мир людей.

лядя на окна своего дома, Сергей вспомнил тот миг, когда он впервые попросил Аниной руки. Невольный стон сорвался с его губ. Сергей медленно поднялся по ступеням и постучал в дверь. Он услышал торопливые шаги за дверью, голос Валерии, встревоженный и все же исполненный облегчения:

— Бог мой, где вы все это время...

Когда она увидела стоявшего в дверях Сергея, одного, ее голос осекся.

Лицо Валерии было пепельно-серым, седые волосы в беспорядке. Темные круги появились под покрасневшими глазами. Но в Сергее нынешнем почти невозможно было узнать того, кто вышел из этих дверей несколько дней назад. С разбитой скулой, с распухшим носом и губами, пустыми глазами и совершенно седыми волосами, он казался зловещей маской того себя, прежнего.

Но Валерии не надо было объяснять, кто перед ней. До смерти перепуганным взглядом она посмотрела за его плечо, на лестницу.

— Где Аня?

Сергей лишь понуро опустил голову, не в силах выдавить из себя ни слова.

— Где Аня? — повторила она внезапно осипшим шепотом. Затем она взглянула в глаза Сергея, и ее сердце узнало всю правду еще до того, как ум смог постичь всю глубину утраты: Ани с ним нет. И никогда больше не будет с ними.

Ее колени подломились, но Сергей подхватил ее. Он завел Валерию в комнату и мягко опустил на кушетку.

Придя в себя, она сразу же начала искать глазами Сергея:

— Расскажи мне, что случилось, — быстро произнесла она.

— На нас напали. Там же, на лугу.

Сергею понадобились все силы, чтобы сказать это.

— Их было много, и я ничего не мог сделать. Аню убили. Я шел за ними, чтобы отомстить за ее смерть, но потерял след...

Но, казалось, Валерия скорее была готова поверить в то, что Сергей сошел с ума и ему доставляет удовольствие мучить ее такой жестокой ложью, чем в правду этих страшных слов. Поэтому Сергей какое-то время лишь молча сидел рядом с ней, пока правда не проникла в ее сердце. Она прямо на его глазах превратилась в глубокую старуху.

Наконец она заговорила. Голос ее был едва слышен:

— Шесть дней... шесть ночей... ни слуху, ни духу. Сначала я решила, что вы решили сбежать от меня в свою Америку... Потом я молилась, чтоб так и было. Я старалась убедить себя в этом, хотя знала, что Аня никогда бы...

Сергей словно прочитал ее мысли. Валерия умоляла их остаться в Петербурге, чтобы она могла увидеть внука. За этот эгоистичный акт любви она будет проклинать себя до конца своих дней.

Сергей представил себе также, каково сейчас Аниному брату, который, должно быть, пытается забыться работой, молясь, чтобы его сестра вернулась домой целой и невредимой.

Валерия судорожно вздохнула. Следующий вопрос дался ей невероятным трудом:

— Ты хотя бы смог похоронить мою дочь?

Он ответил усталым кивком.

— Она там... на лугу.

Он потянулся, чтобы взять ее ладонь в свою, но она судорожно отдернула руку и сказала слова, которых он боялся больше всего:

— Как же получилось так, что она мертва, а ты жив?

Сергей не знал, что ответить, и молчал. Тогда она спросила его еще раз:

— Здесь в этой комнате, разве не ты клялся, что будешь защищать ее даже ценой своей жизни? Разве не ты это говорил?

Но Сергей молчал — и что он мог сейчас сказать в ответ?

Он с мольбой посмотрел ей в глаза:

— Мама, я...

Валерия с трудом поднялась. Ее тело не слушалось ее.

— Ты допустил, чтобы ее убили. Трус, никакой ты мне не сын. Убирайся прочь из этого дома.

Он медленно встал, зашел в спальню, чтобы взять с собой то немногое, с чем он пришел в этот дом. В последний раз он взглянул на подушки на их кровати. На ее ночную сорочку, аккуратно свернутую в ожидании их возвращения. Он прижал ее к лицу и вдохнул ее запах. Перед его взглядом еще раз пронеслись те мгновения, что они были вместе. И они отозвались в нем такой нестерпимой болью, что в эту минуту он сам готов был разрыдаться.

Задерживаться в этом доме ему было ни к чему. Он сложил в свой рюкзак нож, лопатку, кое-что из одежды и ушел так, как пришел, одиноким скитальцем.

огда закрылась дверь, Валерия медленно подошла к ней, заперла засов, оперлась спиной о дверь и долго стояла, невидящим взглядом уставившись в пустоту. С обреченностью осужденного на казнь она понимала, что сейчас вернется Андрей и теперь уже ей придется сообщить сыну ужасное известие. Конвульсия пробежала по ее телу, она судорожно задышала, и у нее из глаз наконец хлынули слезы, которых она не могла и не хотела сдерживать.

Позже, словно лунатик, Валерия поднялась и стала ходить по комнате, обхватив себя руками, словно старалась укрыться от внезапного холода. Однако вся обстановка в этой квартире словно дышала на нее ледяным холодом. Она подошла к камину, и тут ее настиг второй приступ судорог. Скорбный вопль вырвался из ее уст, когда она окончательно поняла, что никогда больше не увидит свою дочь.

Валерия в отчаянии стала что было сил стучать кулаками о каминную полку — раз, еще раз... Неожиданным движением она столкнула рукой часы, что все это время продолжали стоять на камине. Словно во сне, она смотрела на то, как часы покачнулись и полетели вниз на пол, перевернувшись в полете... часы, сделанные Гершлем Рабиновичем из дерева, которое собственноручно готовил ее Беньямин, ударились об пол...

...Что-то внутри корпуса медным звоном отозвалось на удар. Корпус распался на части, и из него на пол хлынуло его содержимое, сверкавшее на солнце, словно драгоценные камни...

Но ничего этого Валерия не видела. Со стоном она схватилась за голову и провалилась в беспамятство.

сполнив этот тяжкий долг, Сергей возвратился на луг, ставший последним пристанищем для его жены и ребенка, и приготовился сам умереть на их могиле. Он все уже успел обдумать: он не позволит своей крови запятнать то место, где нашла свой последний покой Аня. Он только ляжет рядом с ее могилой, и пусть голод и жажда доделают остальное.

Прошел день... затем еще один, три дня... Голод уже давно перестал его мучить. Боль запекшихся губ казалась слишком малым воздаянием, сама смерть — запоздалая и недостаточная уплата по долгу, который он никогда не сможет возместить.

Он больше не хотел жить.

Поток мыслей, звуков и чувств проносился в его сознании, пока он лежал в забытьи, отрывочные образы прошедших дней причудливо, как в калейдоскопе, сменялись тем, что могло быть: его отец пьет горькую в сумраке одинокой комнаты... Его дед, сгорбившись, бредет по дороге... Аня, кормящая грудью ребенка... Дети, играющие в парке в Америке...

Затем и непостижимо-таинственные видения поднялись из сумрачных областей его ума. Он увидел Харона, перевозчика из страны мертвых, что ждал его на берегу

Стикса, чтобы перевезти через реку в подземное царство. Но у Сергея не было монетки, чтобы заплатить перевозчику, и он был обречен вечно странствовать в сумраке вдоль берегов подземной реки.

Сергей видел эту реку прямо перед собой. Он стоял обнаженным перед потоком, откуда не было возврата, глядел в черные воды этой реки, видя только луну и звезды, отражавшиеся в дрожащей поверхности. Вдруг он понял, что это ему не грезится, что он действительно каким-то образом словно восстал из мертвых и теперь стоял на небольшом пригорке на берегу Невы. Он закрыл глаза, наклонился, и полетел вниз, туда, где были луна и звезды...

С шумным всплеском он оказался в потоке, и шок от холодной воды заставил его сердце забиться быстрее. Он судорожно вдохнул, затем глотнул воды, еще... у речной воды была какая-то удивительная целительная сила. Это мгновение оказалось для него поистине благодатным. Демон самоистязания оставил его, и он повернул вспять с тропы мертвых, по которой ему оставалось сделать всего последний шаг.

Сергей выбрался из реки, словно заново родившись на свет, вода стекала по всему его телу в эту теплую летнюю ночь. Новым пониманием вспыхнули в его уме слова Алексея-Казака: «С человека мерку снимают дважды, один раз при жизни, другой раз по его смерти». Жизнь Сергея сошла на нет, но его смерть еще могла на что-то сгодиться. В этот момент он принял решение. Нет, он не согласен расстаться с жизнью просто так. Аня боролась с ними до последнего. И им предстоит увидеть, что и он на что-то еще способен.

«Почему ты остался жив?» — спросила его тогда Валерия. Тогда у него не было ответа на этот вопрос, но он знал теперь, что выжил не просто так. Стоя обнаженным под звездным небом, он получил ответ на этот вопрос, чтобы быть вынесенным из подземного царства назад в царство живых.

Перед ним появилось лицо деда, затем матери и отца. Его осенило мгновение святости и воспоминание о любви. Но это чувство тут же угасло. Одних воспоминаний недостаточно, чтобы поддерживать его жизнь. Только один человек мог вернуть смысл его жизни — и человек этот был Дмитрий Закольев.

Сергей теперь по-новому видел свою безуспешную попытку выследить и настичь тех людей. Вот он выследил их — и что дальше? С чего он взял, что ему по силам будет эта расправа? На что он рассчитывал: на то, что справедливый гнев придаст ему сил? В таком случае ему понадобятся действительно сверхчеловеческие силы. В молодости его учили выходить против одного, двух, от силы трех необученных людей, но не против целой банды бывалых бойцов. А погибнуть в бою — дело нехитрое.

Сейчас надо было жить, довести до конца то, что он наметил: он будет тренироваться так, как ни один человек до него, он сможет вынести любые трудности, разовьет в себе такую силу и такие умения, чтобы знать наверняка — живыми они от него не уйдут.

И темная цель может заставить человека жить.

В эту ночь, когда в него вселился дух воина, Сергей Иванов стал сыном своего отца. Обретя цель, он получил к ней в придачу терпение и решимость, чтобы понять — сила, которая так необходима ему, придет не сразу, со временем. Он будет искать тех, кто поможет ему получше подготовиться, пока есть еще на это время. И, когда будет готов, он найдет Закольева и Королёва — и он отправит их в ад.

Часть четвертая

путь воина

Было время, когда я не знал, что с поражением можно обрести и силу и что промысел видней всего в трагедии. Теперь я это знаю.

Макс Клиланд

етом 1892 года Сергей, которому уже почти исполнилось двадцать лет, отправился в путь, чтобы в конце этого пути стать непобедимым воином.

Он решил идти на юг, в сторону Дона, к казацким поселениям, где скорее всего он мог найти необходимых учителей. Все это время перед глазами он видел Алексея- Казака, шагающего перед строем кадетов, что завороженно слушали его слова: «Бывалый солдат знает: идти в бой неподготовленному — все едино что пытаться срубить дерево тупым топором. Чтобы победить врага, нужно знать врага. Чтобы знать врага, нужно знать себя. Прежде взгляни в лицо своим демонам, а потом уже будешь бить чужих на поле боя».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: