Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Город Афров-Алтынцев

СВаны

***

Эй! Радобор! Открой окошко! Ты там что в такое время – то, спишь что –ли! Эй – за стеной, какого шума вам еще надо, что бы меня услышали! Клянусь Одином и Валькирией премудрой, что я не для того привез сюда навий, что бы меня игнорировали те, кого я раньше считал своими друзьями! Клянусь своим мечом и фьордом, в котором родились мои предки, что наши красные щиты не просто так утыканы металлическими иглами навий! Неужели ваши волхвы не держат свое слово, пустили по ветру клич о поимке этих тварей, а теперь их стражник не может другу открыть ворота?

Белобородый и беловолосый, светлоглазый молодой витязь, опоясанный мечом, в просторной светлой рубахе, поверх которой были надеты легкие доспехи, в темнозелёных шелковых шароварах и кожаных красных потертых сапогах стоял на палубе большой ладьи, причалившей к пристани Тагинского городища, обнесенного крепосным частоколом деревянных остроконечных бревен.

- Ты что-ли, Ингвард? - густым басом отозвался голос из – за крепостной стены;

- Ну вы подумайте, ты не только не открываешь, но и отказываешься узнавать мой голос, хотя и времени – то прошло не более полугода. Как так можно, Радобор? Да я Ингвард, сын Эсконранда из Скандии которого не узнает и пытается в такую темную и опасную ночь не пустить в венский город его лучший, и даже, можно сказать, боевой друг!

- Ты все такое же трепло, но я тебя уважаю не за это, а за красные сапоги, которые ты мне отказываешься обменять на что – нибудь! Щаз, наши ребятишки откроют воротину - заходите, мы вас ждем давным-давно, и навий тащите, Велимудру они во – как позарез нужны!

Витязь подал знак своим воям, кивнув им головой и те, расторопно и по-хозяйски, стали вытаскивать из недр ладьи клети, сквозь деревянные прутья которых просматривались какие – то копошащиеся и не то мяукающие, не то скрипящие зубами существа. Клети поднесли к отворяемым городищенским воротам, вспыхнули факелы и в клетях засветились отраженным светом разноцветные огоньки огромных глаз.

- А что они нас в транс свой тут не введут? Спросил Радобор

(Ингвард) - Неа, клети заговорены русалками и лешаками, пока здоровья на них хватат, но их становится все больше, лезут из всех щелей, на нас напали, пришлось отстреливаться; представляешь, уже и до Скандии добрались, а это уже Борея, можно сказать;

(Радобор) - Да-а-а не было печали, так черти накачали! Как же вы их поймали – то? Это ж невозможно почти.

(Ингвард) Вот именно, почти. Их подлодка под утро была придавлена упавшим ясенем. Пока они ее выковыривали наступил рассвет, они на свету силы не совсем, но теряют и тут мы, решили взять. Взяли. Пока везли ихние по ночам ладью обстреливали, транс насылали, но мы устояли, довезли, так что добыча ценная; - Так вот, Велимудр сможет понять, чего им надо на этой старой Земле – Матушке какого щура они наши души травят?;

(Радобор) - Сказал что попробует. Эти твари стали людей красть и переделывать под себя, под свой смысл, поведение там и вообще. Одного из них поймали, с такими же как и он бабами – бестиями по лесам бродил, призывал к покорности этим … я уж и не знаю как их назвать, отродясь никто из нас с таким дерьмом не встречался, кожа как у головастика, глаза чёрные что тот ворон, воняет как от свиньи после пьянки и … типа так и надо у них!

(Ингвард) - Но не у нас!

(Радобор) - Да не у нас, поэтому тут разобраться с местами в подвселенной надобно. Давай, это, понесли к Велимудру! «Даль тянется, а ждать не решается», ребята взяли!

И ребята, крепкие мужики ванны - сканды в светлых одеждах и вены в светло серых конопляных зипунах, с шишаками на голове, опоясанные топорами и ножами, перебрасывая задорными дружескими короткими фразами, потащили клети в глубины высокого продолговатого городища.

***

отст.

Пристани у городища делались на нескольких высотных уровнях, это было связано с приливами и отливами в течение суток поднимавшими и опускавшими воду на 15 – 20 ручных саженей[1]. Само оно было вытянутым по какой – либо особенной направленной линии. Либо с запада на восток, либо с востока на запад, либо по косой. Линии эти, как правило, проходили через другие городища которые в ясную погоду хорошо просматривались. Таким образом, пространство древнего индоевропейского, да и других тоже, континента, было увязано линейными связями городищ так, что посредством разведения костров и направленной подачи световых знаков, сигнал можно было передать с побережья Восточного океана до побережья Западного океана за 12 часов, а то и того меньше. Специалисты того времени, пользуясь разными горючими материалами естественного происхождения, меняли цвет пламени, и система цветовых знаков позволяла передать если не длинный текст, то смысловую суть той или иной, действительно важной потребности. Городище играло не только функцию приема передачи информации, но так же оно несло функцию храма, собора, культурного и защитного центра. Рядом с городищем, как правило, возводился круглый курган, в котором были похоронены герои, и на котором стоял большой терем с жившими в нем магами рода. Магов было три разнополых пары, но они не были супругами. Одна пара колдунов, другая чародеев, третья волхвов. Они представляли собою светоч ведизма, науки и социального знания того времени. Они не гордились этим и все время занимались самопостижением самыми различными способами, какие только их разумению были доступны. Важен был сам факт знания, обладая которым люди могли помогать себе и окружающему их Вселенскому миру.

 

Город Афров-Алтынцев

Хвощи да папоротники, ромашки и васильки, лютики и купальники, травы многие, березы да ели, дубы и тополя, ракиты и лещина. Все в этих местах стало своим, привычным и родным. Но так было не всегда. Каких – то пятьдесят лет назад их народ, после длительного, утомительного и опасного перехода пришел в эти места с далекого юга и вены, местные жители в лице их волхвов пустили их жить, сказав на вече, живите своим двором, помогать друг другу будем, а века все разольют как должно. И они поселились в пустоши. Пространство их нового жития, окруженное реками Литобеж, Ока, Черемоша располагалось поближе к Литобеж, у радостно бегущего ручья в древней лощине, который, у устья, был запружен и обустроен их мужчинами. И лощина превратилась в место разведения золотистой рыбы, катаний на лодочках, гуляний в сумеречное и ночное время, праздников и свадеб. Там же над звенящей струей чистой родниковой воды, упругим стволом бившей из склона и ниспадавшей в обустроенное маленькое озерцо, родовую чару, происходили собрания рода, на которых люди делились новостями и старейшины указывали на старые и новые необходимости. Маленькое родовое, искусственно сооруженное озеро Чара. Отражая в себе тугие небесные облака, стремительно и низко несшиеся над землею, вершины деревьев, сквозь которые эти облака были видны, хранило новой памятью своей и историю этой земли, и историю их бронзовокожего народа, передавшего Чаре ее с темно-золотистым камнем, посверкивавшем на керамическом дне озерца. Этот камень пятьдесят лет назад возложил в центр чары колдун Ахара, тогда еще совсем молодой. Теперь ему уже наверное за семьдесят, но глаза по прежнему горят мощным светом молодости и Силы, сквозь все на свете. К озеру вела, мощеная сосновыми и кедровыми досками дорога. От самого верха лощины до низа. В городе больше глины, а здесь дерева. Настил тщательно выскребался скребками и посыпался белым песочком, перильца с резными балясинами обнимали деревянную лесенную дорогу, уступами ниспадавшую к Чаре. У самого озерца, дощатый настил делался круглым, большим, и вплотную подходил к воде, в которую можно было смотреть, с которой можно было разговаривать, которую можно было набирать в кувшин.

Она это сейчас и делала. Набирала воду в кувшин из чары. Вода, пузырясь и булькая, заполняла пространство глиняного сосуда, а ее глаза глядели в воду, в направлении камня алтына, там над ним, над водою шел пар, словно камень раскалился и выпаривал воду со дна, туман заворачивался в плотный мясистый комок и изображал лица. Лиц было много, они были человеческие и не человеческие, некоторые были еще совсем юными, некоторые старыми и не одно не улыбалось, вот появилось лицо как две капли воды похожее на нее, на такую, какой она видела свое отражение в зеркалах вод и бронзы.

Ее звали Саванна, ее матушка сказала, что Саванной на их старой родине называли пространства, в которых жили полосатые лошади, белые носороги, веселые обезьяны, а в водах водились глупые бегемоты и опасные крокодилы. Она мечтала о том, что бы посмотреть на саванну когда – нибудь, хотя знала, что пешком до их старой родины нужно идти не меньше чем три долгих года. Хотя бы вот на вертолете долететь можно за пять дней с остановками. Но вертолеты на планете, как транспортное средство не использовались уже давно, а лишь в военных целях. Сейчас они использовались в войне между навьими и явьими, случившейся два века назад как раз в районе их старой родины. Война шла в тех местах до сих пор, от этой войны они и ушли на север, что бы спасти людей. На военного вертолетчика, где-то на Западе, в школе древних и новых Вед, очень далеко учится ее жених, Абул, может быть упросить его свозить туда однажды. Но, наверное, это неосуществимо, нельзя военному летчику использовать летательный аппарат в личных целях, за такое преступление в военное время могут наказать рудниками или принудительным поселением на элладийской границе в качестве дополнения живого щита, не пускающего навий на север. Хотя, поговаривают, щит прорван и навьи наступают на север под землею.

В этот самый момент один из туманных образов превратился в лицо ее жениха Абула, оно было одето в шлем, напряжено и сосредоточено, словно он, находясь в вертолете давил на рычаги его управления и от точности его действий зависела его жизнь, и что-то за этим образом словно бы еще стояло. Образ Абула сменился на огромные глаза, глядящие из этого тумана, это были не человеческие глаза. Она никогда и ничего не боялась, страх для алтынцев (так назывался их народ) как и для венов был неведом, но тревогою наполнилось ее сердце и забилось сильнее в груди бросив в лицо раскаленный жар, подобный жару углей домашнего очага, раздуваемого деревянным опахалом.

- Надо сказать мужчинам о том, что алтын заговорил опять, - подумалось ей. Пусть Ахара придет, посмотрит, может что происходит за рубежами этих мест такое, чего вновь опасаться стоит. Ей говорили, что последний раз алтын разговаривал туманом лет пятнадцать назад, тогда ей было пять лет и их помолвили с Абулом на берегу Чары, и после этого его отдали в школу вертолетчиков. Он каждый год, откуда – то с севера, приплывал на венских кораблях в отпуск, гостил дома с месяц, они виделись и он уплывал на север опять. В этом году, теперь уже скоро он должен вновь приплыть и у них должна состояться долгожданная свадьба. Она вздохнула глубоко, сосредоточила свое внимание на кувшине, налила в него воды по край удлиненного широкого глиняного горлышка, подняла, поставила на правое плечо, и плавно, красивая, и крепкая, в расшитой узорами безрукавке, браслетами и бусами на руках, ногах и шее, бусинками разноцветных камушков аккуратно зажатых палочками и вплетенных в темное волокно множества ее косичек, глазами темно-золотистого цвета, подобными цвету камня алтына, сафари сплетенном на ткацком станке из крапивы и ниспадающем до ее стоп, в сандалиях на берестяной подошве, пошла грациозно и уверенно по дощатой уступчатой дорожке вверх, из лощины в город. Так получилось, что она в момент начала туманного говора алтына у чары оказалась одна. И теперь ее задачей было сказать об этом мужчинам, а уж они доведут информацию до мага рода.

На лощинной вершине дощатый настил сменился каменно-глинянной тропой, нырявшей в городские строения, тесно лепившиеся друг к другу до в одном, то в другом месте. Глинобитные домики, в каждом их которых был очаг, место для треб и трапез, лежанки и сиденья ютились, прилепливались друг к другу группами из двух, трех пяти, десяти домиков, где то были одиночные, они то скучивались вместе, вдоль улиц дорог, то разбредались, и тогда дороги бежали за ними вдогонку. Кругом доминировали: глина и камни, камни и глина. Глина была насыпана кучами у домов, из глины делались не только дома, дороги, кувшины, корыта и чашки, но также украшения, гребни и ложки. Гончарное ремесло для их народа было основным. За счет него они и жили, обменивая керамику на зерно и скот, на лодки и шерсть, на лен, пеньку и масло, да и на многое другое из того, что нужно для жизни. К каждому из домов пристраивалась гончарная печь. Конечно, и металл плавили, и ковали, и даже оружие, но на то были специальные дома-кузни, и они располагались, преимущественно, в центре города. Там же в центре, на площади возвышались огромные, из бревен и глины, сооружения. Дом для собраний и молитв, конюшня и коровник, овчарня и свинарник, там на площали, тоже как и у озера - Чары, праздновались праздники и совершались обряды. Там жил Ахара в окружении своих детей и внуков. Жена Ахары погибла во время большого перехода, успев родить троих детей. Эти трое оказались весьма плодовиты, и Ахара был доволен. Вываренную в кедровых с травами смолах мумию головы жены, Ахара хранил в своем жилище, ухаживал за ней, советовался с ней и считал, что она с того света продолжает общаться с ним и их супружеские отношения продолжаются. Под лучами, то и дело выглядывающего из одежд плотных облаков яркого солнца, тут и там, между домами, перемещались люди, собаки и кошки. Лошади и коровы, прочая живность, была в общественном пользовании и на улицу не выпускалась. Мусор сносился к южной стене и выбрасывался в вырытый за нею большой котлован. Органические отходы от людей и животных в глиняных срамниках, закрытых крышками, сносились к северной стене где постоянно дежурила подвода с бочкой, которую вывозили на восточные пригородные поля, сады и луга и пастбища и там разливали, удабривая таким образом землю. Воду брали из чары. Продукты питания, недостающий инвентарь, хозяйственные средства, лес, какую технику и прочее обменивали на гончарные и металлические изделия. Сам город, выделенные венами для пользования, луга, поля и сады, рощи и лощины были обнесены длинным предлинным большим и толстым деревянным, просмоленным и проконопаченным стеновидным забором. То тут, то там имевшем в себе ворота и большие двери. За стеной ухаживала специальная служба. Она же исполняла и дозорные функции. Женщины, дети и старики, в основном находились в пределах этой крепи, мужчины работали внутри, а так же активно взаимодействовали с венами и с другими народами, бойко перемещавшимися по судоходным руслам многочисленных рек и вершивших самые разнообразные свои дела.

Не пройдя и половины своего пути до жилища, девушка встретилась со странной конной процессией, бронзовокожие мужчины их племени, на лошадях везли повозку, в повозке стояла клеть, в клеть было набито что-то темное, копошащееся, кожистое. Это что- то они постоянно поливали водой из ковшиков, которыми черпали из бочки, прикрученной пеньковыми веревками к той же повозке. Девушка приостановилась на дороге и стала разглядывать то, что было в этой клети, ей показалось, что там содержатся какие – то черные не то сомы, не то люди, голая кожа которых походила на кожу гольца или угря. Одно из этих существ глянуло в ее сторону. И ее поразили глаза, огромные меняющие цвет от оранжевого до голубого, от чёрного – до белого, но еще больше ее поразило то, что именно эти глаза она видела в тумане алтына.

- Эй, Саванна, что ты, солнце, смотришь, - закричал ей один из мужчин, которого звали Фарук, - Тут ничего интересного нет

(Саванна) - Кто это? - Так же громко произнесла девушка;

(Фарук) - Вот это и есть та самая нечисть, которую так называют вены, мы везем их к колдуну, что бы он с ними попытался поговорить,

(Саванна) - А зачем, Фарук?;

(Фарук) - Информация от языков нужна местным народам, вот и возят их по урочищам может кто чего разберет, язык-то ихний навий, не наш; говорят это их родичи напали на наш народ там, на родине предков; а вот и сюда эти твари добрались теперь; что будет дальше никому неизвестно;

(Саванна) - А как их поймали, ведь до этого никому не доводилось?

(Фарук) - Да случай такой представился, ихняя подводная лодка, не смогла нырнуть под утро под землю, застряла между корней дерева, а вода к утру схлынула, вот они и оказались на солнцепеке, видно солнце их высушило, а на свету они бессильны, поэтому подойти позволили; Взяли тепленькими, только поливать все время приходится, что б не сдохли; да и воняет от них гнилью и тиной я тебе скажу, всех мутит едва держимся;

(Саванна) - Слушай, Фарук, я только – что из чары воду брала, там алтын туманом заговорил, ты это можешь передать Ахару, а то ведь мне нельзя туда без особого позволенья;

(Фарук) - Ишь ты, да это серьезно, поди, лет пятнадцать молчал, да, тотчас передам – и Фарук, хлестнув плеткой коня, обогнав процессию, везущую на допрос нечисть поскакал к дому Ахара, в сторону центральной городской площади;

Девушка еще немного посмотрела в след процессии, и пошла дальше, в направлении своего дома. Тревожные времена настали. Теперь женщинам и детям, а то и взрослым мужчинам, запрещается выходить за крепостные стены даже днем, участились случаи пропажи людей. Поговаривают, что навьи стали сверлить в земле дыры и строить каменные темные башенки, наполненные водой. Если человек, или зверь какой, или птица, и даже кузнечики попадают в поле влияния такой башни, то сразу сходят с ума, теряют память и разум. А иные, если остаются в тех местах до ночи, пропадают, словно навьи, ночью утаскивают их через эти башни – колодцы в воду и под землю и с концами. Еще говорят, что встретили бродившего по дорогам человека, который пропал года три назад около одной из таких башен. Возрастом еще молодой, волосами седой как лунь, а глаза из голубых, черными-черными стали. Пахло от него нежитью и мыслил и говорил как нежить, смеялся над людьми, обзывал их грязными словами и уговаривал всех уйти к навьям, предсказывая, что будущее будет за ними, что на землю придет ночь, землю зальет черная вода и навий мир на земле восторжествует.

- Фу, бред какой, неужели люди не смогут это остановить, еще ведь северяне есть, и их войска, они вот уже двести лет сдерживают натиск этой нечисти на планете; неужели ничего нельзя сделать. Говорят, что эти навьи плодятся как головастики, обучаются языку и всем своим наукам за один год и вот они уже взрослые и умелые и им там под землей тесно стало, вот они наружу то и полезли и воевать с людьми стали. Еще говорят, что такой скачок в развитии навий бывает раз в пять тысяч лет. В периоды между такими скачками они не размножаются вообще, многие гибнут, а какие выживают живут пять тысяч лет. Они могут и дольше жить, ходят слухи о Навьях, возраст которых насчитывает миллионы лет. Они совсем другого уже вида и они царствуют в их мире.

С такими мыслями Саванна подошла к небольшой хатке на окраине города. В центре крыши из веток и соломы была дыра, оттуда струился дымок, очаг еще горел. Их дом, в котором жила она и ее мама. Их отец погиб во время перехода, защищая переселяющийся человечий род от нападения злых разбойных людей, заповедовав жене беречь дочь и выдать ее замуж за достойного человека. Теперь вот мама заболела и слегла. Это ей она несла воду. Воду можно было не приносить, ее бы, как и другие продукты питания, приносили носильщики продуктов и каждый брал продуктов столько, сколько ему нужно, таким образом, можно было сосредоточить свое время на основном занятии, тот кто работал с глиной, работал с глиной, тот кто плавил и ковал – плавил и ковал, тот, кто пас, доил, подстригал и свежевал скот – пас, доил, подстригал и свежевал скот, тот кто сторожил – сторожил, тот кто исцелял - исцелял, тот кто учил и советовал, учил и советовал и так далее. Дело было не в этом, сходить за водою самой, зачерпнув ее из чары было в ситуации особенной необходимости лучше, потому что тогда такая вода наполнялась особенной силой человеческого участия и исцеляла лучше.

- Мама, я воду принесла – сказала Саванна;

- Умница, доченька, - послышался голос матери, какая ты у меня умница; давай умоемся водицей, может, полегчает, да и я к делу вернусь, а то что-то расклеилась вся;

Голос матери был слабым, но таким же нежным, спокойным, и исполненном любви; Дочь для нее была больше, чем ее собственная жизнь и видеть ее в здравии для пожилой женщины было прежде всего. Остальное, в том числе и смертельно опасная болезнь, имели куда гораздо меньшее значение; все мысли были о дочери и о ее будущем;

- Как ты себя чувствуешь? Знахарь приходил? – спрашивала Саванна, наливая воду в глиняную чашу и приготавливая тряпицы;

- Да, приходил;

- Что сказал?

- Да все то же самое – Дух Унгур вселил в меня одного из своих сыновей, вот он и пьет мои силы, и что бы он ушел его нужно заинтересовать чем нибудь другим, каким - нибудь другим источником жизни, а это значит что это кто – нибудь другой, а просто так он выходить из меня не желает, а я не хочу, что бы сын Унгура вселился в кого – нибудь из наших, пусть уж лучше я;

- Так и что же делать в этом случае?

- Помолодеть, чуток, доченька, испив кровь юноши и открыв в себе дополнительную силу жизни, при этом не выгоняя унгурского духа и сжившись с ним со временем; превратившись в одно – целое. А я причинять боль и проблему другим не хочу даже в малом, ты же знаешь. Еще вот Ахай сушеный одолень – цветок принес, пить, что бы дух этот чужой засыпал на какое – то время, но только на время

- Мы обязательно что- нибудь придумаем, мама я пойду на площадь добьюсь личной встречи с Ахаром, выпрошу у него порошок, изгоняющий любого духа;

- Доченька моя любимая, да разве ж он даст, такой порошок в очень ограниченном количестве есть, его только на нашей старой родине готовят; его мало, он нужен в очень особенных случаях. Вот ты рядом со мною и мне уже легче, вот сейчас водичкой живою умоемся и глядишь, сил прибавится, на ноги встану, горшочек долеплю, а то вот неделю назад отложила, никак не продолжу.

- Я долеплю, матушка!;

- Нет, нет это сделаю я, пока горшок не долеплен, он меня к себе, работать, жить тянет, а то слепишь и мне делать нечего станет, с унгурским сыном труднее бороться будет;

- Почему же этот дух не хочет уходить из человека, и вообще если он там живет, то почему бы ему о самом человеке и не позаботиться, ведь пока жив человек то и ему пища есть?

- В том то и дело что злые духи и рады и не рады в человеке жить; с одной стороны ему надоедает на одном месте, а с другой стороны у них обязательство, жить только в одном, вот он и старается все выпить, что бы дальше путешествовать можно было продолжить, поэтому и лютует, пока возможность есть;

- Понятно;

- И еще, знахарь Ахай добрую весть принес для тебя;

- Девушка опустила глаза, щеки ее зарделись – Абул едет?;

мама кивнула – Абул едет; с голубем в Тагинский город к венам почта пришла; там, в тканном письме Абул просил передать тому, кому сподручно, что едет в отпуск и что свадьба будет;

- Мама, едва смогла выдохнуть Саванна;

- Доченька, произнесла мать, ласково гладя ее по волосам.

В этот миг снаружи послышался топот лошадиных копыт и голос Фарука поизнес – Саванна, Ахара тебя призывает, нужна ты ему для беседы, говорит, что ты в каком то вопросе помочь можешь всем нам это связано с алтыном и с навьями. И еще он передает маленький мешочек с порошком здоровья твоей матери, сказал что особенный случай, так что вам радость;

Мать все поняла, она погладила дочь по волосам, и спокойно поглядев в глаза ей, произнесла – Иди, ты там нужнее, а я справлюсь, за меня не беспокойся!

Девушка кивнула. Встала, произнесла, - иду, Фарук, и вышла из хижины.

 

Дерево Венов.

 

Два человека, одетые в просторную конопляную одежду венов, маленький, коренастый, шустрый и высокий, корявый, с плавными неторопливыми движениями, оба русоволосые и с голубыми глазами, спешившись с лошадей, щипавших зеленую траву неподалеку, наклонились над придорожным песком и о чем-то бойко разговаривали. Вернее разговаривал больше шустрый, медлительный слушал и задавал вопросы.

- Медлительный. - Ты мне объясни, как они достигают такого состояния, в котором человеком овладевает только одно плотское наваждение и больше ничего?

- Вот смотри, и в руках у второго собеседника появилась сухая ракитовая хворостинка, которой он что – то быстро стал рисовать на песке одновременно с этим приговаривая – Вот так, очень условно можно нарисовать позвоночник человека – и он нарисовал на песке три линии, одну прямую и две изогнутые. Все три линии соединялись в двух местах. Вот силы человеческие текут во все стороны вдоль у вот этих вот линий, туды-суды, туды суды ага?

(Медлительный). Выдержав паузу - … ага..

(Шустрый). Вот, а теперь я стираю одну линию, а силы оставляю столько сколь ее и было, и она устремляется, ну, например от копчика до головы вся, не успевая до разумения дойтить, не понятая, а такай та, какая в самом начале и была и человек начинает мыслить не мозгами а тем, чем обычно детей делают. Ради этого, ради такого состояния он готов мать родную продать, лишь бы еще раз и еще и еще. Такой постоянный клин у яво? Понимаешь?

(Медленный) … ну вроде бы понятно, а что раскрыть обратно нельзя что – ли

(Шустрый), да этих то стервозен можна, а вот ихнева херова господина не так та проста.

(Медленный) – А это еще почему?

(Шустрый). Да потому что у него разум не на такое, как у ентих баб повернут, а на темень, и так сильна, что аж и глаза черные.

(Медленный) - А как же они яво так изменили то? Ведь раньше то он наш был. Я его помню, с ахарскими когда стену из бревен клали.

(Шустрый), да он с Кургана Соборного и кличка у него – тетерник.

А они понимашь, яво умыкнули и куда – то там так макнули, что душа покривела и наизнанку вывернулась и стала не то что бы черной или темной, это еще ладно, а стала гнилой и трухлявой что вон тот вон пень.

И оба собеседника молча уставились на трухлявый пень, который торчал в небольшом отдалении от дороги, которая вела от Гремячево до Тагино, при этом, как по команде, их кони, не переставая жевать траву подняли головы и посмотрели на этот пень тоже, картина на несколько мгновений замерла, продемонстрировав в определенном смысле отсутствие разницы между процессом постижения реальности животными и людьми.

Шустрого звали Колояром, а кликали за его быструю сообразительность и расторопность, лисьим хвостом, его собеседника звали Стривом и кликали мазяней, вероятно это было связано с качествами медлительного и долго принимающего самостоятельные решения человека.

- Вот оно как? – выдохнул первым Стрив, переводя взгляд с пня на нарисованный Колояром рисунок на песке. И что Велимудр его и их обратно вернет? А получится?

- Получится, изрек, не моргнув Колояр, если Велимудр сказал, то так тому и быть, если бы система не позволяла бы, тогда нет, а так позволяет, знать усе у полном порядке;

- Завтра?, спросил Стрив.

(Колояр) - Да завтра, в полнолуние, потому как навьей силы побольше при луне и в явью она на рассвете превращается и тада, их всех сразу и вернем и умыкнем от навьей нечисти;

- А вертолеты?

- А что вертолеты, огни - то уж разожгли, за день до севера дошло, но прилетят они токма на той недели, через одиннадцать суток; так пока они прилетят мы с ими сами справимси, а они пусть их башни колодизныи все эти поуничтожают, а то не прой ти не подойти.

- Да, во дела, выдохнул из себя Стрив и по хозяйски, нахмурив лохматые брови, заложил два больших пальца рук за опояс, обхватывающий его крепкое тело. – А что же русалки – то?

(Колояр). - А что русалки. Им досталось первыми. Как только эти чернокожие твари полезли из всех подземных щелей они попытались собираться группами и очаровывать их своим пением, а тем хоть бы хны. Покачаются - покачаются в такт русальичьей музыки, а потом начинают темень из своих кожистых тел пускать, конечно речные и лесные народы более устойчивы, чем мы к этому воздействию, но им от него не сладко. Теперь вон все из прибрежных нор своих в лес ушли. Были русалки, стали лесовки, на ветвях дубов себе хижины плетут, спец одежду – рыбью чешую с хвостами, развесили по лесу, что наши бабы свои платья после постирушки и к воде их теперь не загонишь. По лесу - то ходить стало не по себе. Посрать под дерево сядешь и бошку вверх задираешь, как бы это под русаличьим взглядом не случилось.

(Стрив). – А они красивые.

(Колояр) – Абалдеть какие красивые. Вот тут я с тобой согласен, только замуж за нас не ходят, только мальчиков отдают, а девочек себе забирают. Вон, Чароврат десять лет к одной из них на побережье кажный светлый день ходил и что, она днем спит а ночью, свой хвост акулий надела, в воду прыг и до утра. А потом их русаличий хор берег поменял и Чароват один с пацаном остался. А двух дочек она с собой забрала. Я с ним говорил. Он рассказал, что она ему на прощанье, мол, люблю, но типа жизнь у нас с тобой разная, ты к своим, а я к своим, и уплыла с дочками Мужика аж жалко было. Страдал очень, поседел весь, а ей как с гуся вода, такая же юная и полнотелая.

(Стрив). Так теперь же они не в воде, а в лесу на ветвях.

(Колояр) – Ну так что ж, уклад то ихний осталси такой какой был, они теперь вместо воды и рыбалки, по лесу по ночам ходят, зверей пугают и косуль ловят, и так же своим женским русальичьим хором поля чарами наполняют.

(Стрив). Во бабы, а!

(Колояр). (засмеявшись) бабы, да не совсем, русалки, это совсем другой стиль жизни.

(Стрив) – стиль?

(Колояр) – да, друг мой дорогой, стиль, манера поведения другая, это тебе не наша баба, «все у хате, да у печи, детям жамки калачи, ну а мужу как всегда, для ево она одна».

Стрив выдохнул из себя печально и очарованно – Да-а-а!

***

СВены и СВаны

Солнце клонилось к закату, это было видно по бликам света, освещавшим сквозь куст прибрежную пену воды, нагоняемую волнами Храмового озера, это проявлялось в уставшем за долгий летний день щебетании птиц, готовившихся укрыться в зарослях густого леса, свешивавшего волосы ив, подобно русальичьим, чьи обладатели вынуждены были скрываться до времени в лесу от навьего, обморачивающего русальичье сознание, воздействия.

Свены и Сваны жили на воде и на побережье неведомое количество веков, то есть очень долго. Суша, одетая, одеждами полноводных рек и озер, представляла из себя огромное количество кочек, островков, островов и мини материков, где располагались селища, курганы, храмы и капища, поля и рощи венов. Их хаты и крепости, деревянные, вросшие в землю и покрытые корой и мхом располагались на побережье всюду. Иногда они строили жилища на сваях и располагали их прямо посреди рек, болот и озер, организуя, таким образом, искусственные островки. Суша для них была основой, но без воды они своей жизни не мыслили. Они прекрасно владели верховой ездой и перемещались между поместьями на небольших лодочках. Другое дело Сваны, они жили в воде и ходили по ней на своих кочах, ладьях и корапях как по суху. Сван рождался на корабле, жил на корабле и умирал на корабле, лишь выходя на сушу по мере необходимости в делах торговых и ремесленных, духовных и семейных. По сути и по первоистоку Сваны и Свены были одним народом, они лишь отдавали предпочтение разным способам жить. Одни стационарному, но с непременным условием использования водной коммуникации, а другие странники, возившие товары от пристани к пристани по всему континенту от Балтии до Китая и Индии, от Средиземья и моря Южного до Северного Борейского окияна. Храмовые озера, так их называли сами Сваны и Свены располагались в центре страны, называвшейся Араса, и распростершейся от Рипейских гор до Карпатских в одном направлении и от Чернобожьих гор до Белобожьих в другом. По причине своего центрального положения именно они, больше похожее на бесчисленное количество островов, залитых водой, являлрись местом пересечения всесветных водных путей, расходившимися во все стороны реками: Ока, Свапа, Снова, Брусовец, Рарека, Смородина река, Волхов река, Днестр – река, Днепр- река, Ловать – река, Великая река, Дон, Дунай и многие другие. Территория эта огромна и знаема подробно только Сванами, одной из задач жизни которых было знать карту страны СваСвении или Арасы до мельчайших подробностей, до хутора, до человека, проживающего в нем. Знали они это на память, накапливая информацию о населении в течение времени своего векового путешествия от одной веси до другой.

 

Земля, почитаемая живущими на ней народами за явьего родителя, дышала своими водами вверх и вниз. Ночью вода поднималась, и воды подземных глубин смешивались с водами поверхности. Особенно сильно вода поднималась в полнолуние, на Купалу ее уровень достигал своих критических отметок, так что вены удили рыбу прямо из домов, свешивая ноги с деревянных настилов и полоская их в воде. Днем вода отступала метров на десять или пятнадцать по вертикали и воды поверхности смешивались с водами подземных рек, озер и морей. Горячие Земные недра местами нагревали воду до состояния кипятка и тогда она, с паром и с шипением вырывалась на поверхность огромными фонтанными столпами. Те же земные недра могли и остужать воду и она, местами, такая же сильная, холодная и прозрачная фонтанировала на высоту до тридцати, пятидесяти косых саженей (это что – то около 30 – ти метров), а потом с шумным грохотом обрушивалась на побережье и в воды озера. Были и обратные процессы, когда на поверхности воды, вдруг образовывалась воронка и втягивала в себя кубометры воды и все то, что в ней в этот момент находилось – рыб и водоросли, а так же неосторожных путешественников или русалок. Но что до людей и разных чудесных народов, перемещавшихся по водной стихии то и дело, то такое случалось крайне редко, потому как, и умели предвидеть и знали, в каком месте вода пульсирует так активно. Активность такой пульсации наблюдалась близь Гремячьих селищ в районе большого земного как бы куполообразного земного образования, называемого горою, на которой в далекой древности, согласно легендам стояли грандиозные сооружения, которые строили Белые боги, неожиданно несколько тысячелетия назад покинувшие эту Землю. Эти фонтаны-водопады били из под воды устойчиво, две – три минуты фонтан, минут десять пауза, и так целые сутки, их было два и назывались они Большое Око, и Малое Око. Зимой пульсация как бы замирала, и уровень воды уменьшался, минимальным он был в период Коляды. Большое и малое Око продолжали пульсировать и никогда не замерзали, но зимой они уже не фонтанировали, лишь словно вздыхая, изливались мощным потоком, вспучивая воду над уровнем окружающих пульсирующие озерца, льдов каждые 15 двадцать минут. В этом районе Арасы больших фонтанов было два и во множестве, мощные исходы потоков из-под земли и под землю, в разных местах, только пульсирующие гораздо реже. Вот по этим умеренно мощным каналам, ночью на подводных лодках, подобных сомам разных размеров с темной кожистой элластичной шкурой, из неведомых земных недр на поверхность вот уже пять лет, выплывали навьи. Эти существа были удивительны своей необычностью. Огромные разноцветные два глаза с пульсирующими разрезами вертикальных зрачков в них, огромная голова похожая на совиную или на кошачью, длинные руки – шланги, больше похожие на щупальца с многочисленными отростками – пальцами, коротенькие толстые ножки, на которых они могли ходить по суше, медленно переваливаясь с ноги на ногу, словно гибкие куклы, запах гнилостный и сероводородный от них шел мерзкий. Но не это было главным. Они ночью высаживались из своих субмарин на берег, входили в деревни, подходили к стенам домов и оплетали эти стены своими лапищами. Люди, находящиеся в домах в такой момент терпели помрачение рассудка, словно бы под воздействием неведомой воли, собирали вещи в дорогу, выходили из домов и в сопровождении навий сначала исчезали в недрах их субмарин, а потом исчезали из явленной жизни навсегда. Но с некоторых пор эти люди стали появляться на поверхности вновь, только это были уже другие люди. То есть тела – то у них были те же, но что то произошло с их сознанием, они омрачены были настолько, что их волосы, глаза, кожа, все в том числе и мысли и сама душа становились черными. Они возвращались в свои прежние жилища или скитались по дорогам и лесам и ничего хорошего не предвещали людям, потому что в их присутствии тем становилось откровенно плохо. Тошнило, мысли становились вялыми, однообразными, а страсти разрывали их души на части. И в этом состоянии они могли натворить много беды как для самих себя, так и для окружающих. Более того, навьи стали рыть в суше колодцы, наполнять их водой до краев и обкладывать камнями. То тут, то там появлялись темные небольшие башенки, вокруг которых природа как бы замирала, ни птица, ни зверь, ни человек, ни леший, ни русалка, ни касекомое какое, там уже находиться не могли, всем становилось плохо и правильным в этой ситуации было отойти подальше. Количество таких башенок неизменно росло.

Сначала навий просто убивали. Так как омрачающее воздействие их срабатывало не сразу, то люди, начиная чувствовать общее послабление и спутаннось мыслей, начиная видеть кошмарные видения во сне и наяву, если спали, то просыпались, если не спали, то бысрее, выходили на улицу, брали вилы и протыкали этим тварям бок, выпуская их кишки и прочее вонючее содержимое наружу. Но толку от такого воздействия было мало. На следующую ночь все повторялось и новые полчища нечисти выходили из вод храмового озера и разбредаясь по деревням, занимались своим человеколовческим промыслом. Тогда совет магов: волхвов, чародеев, колдунов, облакогонителей, ремесленников, купцов, путешественников, сторожевых людей и прочих родовых сословий, организованный хранителем центрального храмового капища Велимудром, принял решение изучить навий и если результат такого изучения не привел бы к нахождению способа избавления от такой напасти, то, тогда через цепочку сигнальных костров, разводимых на городищах, стоящих на возвышенностях следовало бы призвать на помощь борейский корпус, располагавшийся на базе северных приполярных старых святилищ, обладавших и учеными людьми, и соответствующими технологиями и воинами.

Навий и заново созданных ими людей стали отлавливать и свозить в клетях к тагинскому капищу, дабы там под воздействием стихиалий, управляемых советом, координируемым Велимудром, испросить истину и получив, ответ принять решение единственно верное и в согласии с ним произвести должное воздействие на ситуацию.

Первые такие пробы дали магам совета понимание о том, что нечисти, происходящей с южного далекого Афранского острова пришло под землею и под платформу Арасанской возвышенности великое множество, что плодятся они и размножаются подобно головастикам, каждый из которых, к трем годам становится взрослой особью и за этот период походит обучение, позволяющее ей не только мыслить на навьем языке, но так же мыслить на языке других народов. Энергию, навевающую эти мыслеформы, они могут концентрировать в себе и выделять за пределы своего тела, рождая поля, при попадании в которое, разум любого живого существа, не имеющего опыта противостояния этому, как бы изменяя самому себе, начинает мыслить по навьи, носитель такого разума начинает чувствовать себя по навьи и вести себя, соответственно, по навьи. Если несколько десятков особей объединяют свои мысле-поля в одно и направляют его на того же человека, то при прошествии небольшого времени, каких – нибудь двадцать восемь суток (лунный цикл) человек меняется физически, как бы подстраиваясь под специфичность нового течения физиологических процессов, одним из продуктов которых является, сероводород, насыщающий кровь человека. Чувтства и мысли его становятся навьими, он не может более долго находиться на солнце, но лишь в ночной тени и в сырой гнилости. Но самое главное, меняется сама душа, более не ищущая радости солнечной производящей разумный ясный свет из всей совокупности веществ природы, но стремящаяся обрести смысл в достижении состояния экзальтации, в котором каждая клеточка организма, будучи пресыщенная веществами, начинает заботиться только о сохранении их и дальнейшем накоплении их. То есть в одном случае это смысл преобразования материи в ясный свет разума, а во втором – дальнейшее материальное воспроизводство. Об этом Велимудру и совету рассказал колдун Ахара, представитель магического сословия народа, который жил на Афранском острове долго-долго и первым встретился с неудержимой экспансией навий. Оттого – то они и ушли с родного острова, что невозможно стало жить там. И вот, опять, уже здесь, в Арасии, вновь полезла эта нечисть, прорыв под землею туннели, дотянув их и подземные поселения свои до мест, где их отродясь не видывали. Некоторые старейшины родов были недовольны, роптали, обвиняя Ахару и его род в том, что, де, пришли и притащили с собой заразу. Велимудр решительно пресекал подобные мысли, провозглашая момент истины, наступающей в ситуации, когда бежать становится некуда и люди должны объединить свой опыт в борьбе с великой трудностью. В этом смысле род Ахары имел большой опыт взаимодействия с навьями и поведал о их действительных намерениях. Ничего хорошего они человечеству не сулили. Велимудр высказал на совете мысль о том, что остановить вторжение Навий на Земную поверхность можно только путем создания такого сверхмощного преобразователя, который успевал бы преобразовывать исходящий из – под земли поток навьего намерения каким бы он ни был по мере его поступления. Тогда бы Навьи просто перестали бы видеть наш мир и возможность прихода в него, и оставались там, где, по сути им и место – в недрах подземных, глубоких, влажных и жарких. Тогда возник вопрос о том, что же будет являться таким преобразователем. Маги долго чесали бороды и затылки, не решаясь выдвинуть какое – либо действенное предложение. И тогда это предложение выдвинул молодой волхв Мирослав – сын Велимудра. Он предложил такое, от чего волосы у бывалых магов встали дыбом, он предложил в ближайшее полнолуние провести обряд переглядывания. Буквально это выглядело так. На обряд собираются молодые ученики волхвов, колдунов и чародеев региона храмового озера, столько, сколько удастся собрать. Собираются парами от каждого рода по шесть человек. Выстраиваются такими сотами, соты соединяются друг с другом руками. Вся совокупность сотового соединения располагается треугольником, острием которого является Мирослав. Перед Мирославом располагается бывший тетерник, за ним его бабы, за бабами навьи. Мирослав и тетерник начнут смотреть друг другу прямо в глаза. И если здоровья и силы хватит, то как раз и произойдет то, о чем мечтается, вся эта группа магов, да и другие люди, связанные с ними узами родства, усилятся в своем самом главном свойстве – светоносном. И этот световой импульс окажется достаточным для того, что бы на должный уровень поднять преобразовательное качество и людей, и всех тварей живых и самой земли и тогда выстроится щит и навьи исчезнут. Видавшие виды маги указали на момент возможности взаимного исчезновения. А именно, что светоносное свойство людей может усилиться до такой степени, что они из этого мира совсем исчезнут и, став и не плотью вовсе, а светом, растворятся в оном, перестав существовать здесь, став держателями там и оттуда уже удерживать напор навий опять – же здесь. И в этом смысле непредсказуемо могут исчезнуть все, до последнего человека люди. Но это одно, другое, что если с исчезновением последнего человека в районе храмового озера силы не хватит, тогда возобладают навьи и тогда они, практически мгновенно превращаясь в человекоподобных существ, выскочат наружу и заселят места здешние вместо людей, наполнив их своими гнилыми полями. Не лучше ли в этом случае дождаться прилета эскадры хранителей из северных святилищ, которые на своих вертолетах и колодцы навьи разбомбят построят какие – нибудь курганы – якоря, которые опустят навий куда надо. На это Ахара сказал, что хранители терпят в этом неудачу в Афране и глупо предполагать, что их здесь в этом ждет существенный успех. Да они хранители знаний и технологий древних богов. Они частично реконструировали многие вещи и вернули их в рабочее состояние, но они не довели до совершенства самое главное, они все еще не смогли достичь ни состояния тех богов, ни сопряжения этого состояния с каждым элементов их технических устройств, являющихся как бы продолжением их мыслей, их воли, их сердец.

На это никому возразить было нечего. Все понимали, что можно разбомбить навьи колодцы и глубинными бомбами разрушить их подводные каналы. Можно поставить энергетические щиты и преобразователи, но человечество все еще не вернуло, себе после исхода белых богов с Земли их главное свойство – свойство всепреображающего света, причем не этого света, а того, ДУХОВНОГО. И тут Мирослав предлагает сделать такой светоносный скачок, который, в случае удачи пусть не вернет, пусть приблизит людей к обретению утерянного ими божественного вдохновенного творческого огня, а в случае неудачи ввергнет не только все человечество, но и планету в матерь воспроизводящее навье безумие и беспредел тьмы. Земля, будучи исключенной из звездосветного сообщества может потерять возможность участия в делах вселенской эволюции став на позиции питательной базы таковой, и это еще не самое худшее, в худшем случае она может стать угрозой для звездоствета, который может попросту уничтожить ее. Далее развивать мысль в этом направлении не имеет смысла, итак понятно, что для человечества нет иного пути как принять вызов навий и ответить им волей на волю, силой на силу, взглядом на взгляд.

И тогда волхвы сняли шапки со своих голов и бросили к стопам молодого волхва.

- Сделай это, сынок, а мы пособим, давай поможем земле Арасской! – изрек в тишине совета Велимудр и слезы человеческой души наполнили глаза его.

 

***

Полнолунье приходило медленно. Пока рассылались с голубями послания, Мирослав, и еще пять молодых магов готовились к обряду. С утра до вечера, с вечера до утра их тела наполнялись мудрой глубинной силой, приходившей к ним и через таинства воспоминания, и через танцы, и через яснопения, и через продолжительные дремучие, молчаливые созерцания, через хожения по сильным местам земель и водам Храмовым. Ко дню полной луны их состояние приблизилось к тому, что они перестали различать разницу между отношением к смерти и отношением к рождению, между плохим и хорошим, между темным и светлым, между прошлым и будущим, между мгновением и вечностью.

 

***

И была великолепная звездная ночь, и искорки падающих метеоритов казались летящими в небе кораблями богов. Луна была огромной и воды было много. Шелест ее волн наполнял окрестности звуками, похожими на шептание. Вода шепталась с курганами и Капищами, с листвою деревьев и с глубиною человеческих сердец. Навий в этой ночи вылезло на берег столько, что их, разноцветные светящиеся глаза, словно гирлянды огней волнами пытались приблизиться к месту проведения обряда – капищу венов. Они не могли двигаться скрыто по земле и быстро получали вилами в бок, стрелою в грудь и мечом по голове, люди, гигантским много – много верстовым кольцом выстроившиеся вокруг священной рощи разили их наповал испытывая при этом состояния тоски и печали, горя и бессилья, рискуя уснуть стоя и потерять разум. Эти состояния навевали на них навьи. То там, то здесь в цепочке падал человек, его оттаскивали внутрь круга, поближе к роще где к ним подбегали дети и своими детскими, чистыми и светлыми ладошками развеивали и обморок и усталость и сон. И люди поднимались и опять становились в строй. Не всех удавалось вызволить, некоторые падали и уже не вставали и было неясно умерли – ли они или отключились. Некоторые становились безумны, останавливались, ходили и бегали, молчали, говорили или кричали, но все бессмысленно. С такими уже ничего нельзя было сделать такие просто выбывали из строя и относительно них оставалось надеяться на успешность венского обряда. Так или иначе цепь сдерживала навий натиск. А за рощей, на высоком куполообразном лысом холме, вокруг высокого родового щура горели двенадцать костров и около каждого костра пели гимны славы тысячи и тысячи людей.

- Ты взойди, ты взойди, сонце яснаае

- Ты взойди обогрей, землю арасскую,

Разносились окрест звуки песни, от которых пространство само становилось густым тягучим, туманным, живым, чувствительным.

Следующий круг состоял из родовых магов различных родовых сословий. Старухи и старики, зрелые мужи и жены, молчаливо и спокойно, удерживая, кто в левой, а кто в правой руке посохи, воткнутые своими остриями в землю, а своими кореньями устремленные в небо. И Ахара и Велимудр были среди них. На ахаре посверкивало, украшенное алмазами ожерелье из мумий голов его ближних родственников, среди них золотым обручем был выделен мумифицированный череп его жены. На Велимудре было, изукрашенное символами земли и неба льняное рубище, голова опоясана берестяным оберегом, подобная одежда была и на других венских магах обоего пола. Посохи вибрировали в их руках а свободные руки были простерты в направлении центра круга, к щуру. Между щуром и простертыми руками магов на земле копошились плененные навьи и очерненные ими женщины, усиленно поливаемые водою молодыми учениками и ученицами магов. Магическая молодежь держалась шестерками и черпая воду из больших деревянных бочек каждая шестерка поливала нечисть водой не позволяя ей сгореть в огне храмового капища раньше времени. У щура, высокого смоленного столба с четырьмя ликами, направленными в соответствии со сторонами света, были разведены еще четыре огня, таким образом ствол щура был как бы пятой единицей. Эти четыре огня поддерживали пять человек – молодые маги Селища Тагино, а в самом центре вокруг да около щурового ствола, прохаживались кружились вкруг него двое – Мирослав и навий аватар – бывший тетерник, их глаза были устремлены друг на друга. Черные – навьего ученика и синие – волхва рода людей. Кто кого. Тетернику, сразу после вече магов, на котором было предложено произвести обряд переглядывания, предложили эту форму вызова. Он попросил привести его к побережью, что бы посоветоваться с водой и тьмой. Привели ночью, посоветовался, попробовал прыгнуть в воду и убежать – не дали, и тогда он согласился, сказав, что приходится принять вызов, потому что здесь драться все равно заставят, поэтому лучше не тратить силу на напрасное сопротивление, к тому же чего ему опасаться, ведь он не сомневается что будущее за навьями.

- Посмотрим, ответили ему.

Так или иначе, души людей получили возможность войти в мир душ навий через портал глаз тетерника. Но и они получили такую же возможность, используя глаза Мирослава. Кто кого, навьи или люди, третье последует после.

***

Битва магов

Маги, кто помнил, что происходило там тогда рассказали, что сначала вспыхнули глаза у всех и у магов и у навий, тела засветились сердца заколотились … и замерли. Замерло все … небо … земля … воздух… вода и даже огонь. И надвинулась тьма на лысую гору и щур в восприятии многих оборотился огромной навьей пытающейся опустить огромную свою поднятую ступню на Мирослава и с людьми было бы покончено если, произошло непредвиденное. Откуда – то из леса, из – за спин волхвов с жутким воплем выбежала хрупкая девушка по имени Саванна с хрустальным каменным шаром в руках и кинула его в голову чудовища. Алтын вспыхнул золотым светом над головой чудища и та запылала жарким красным пламенем. После этого все пространство вокруг до самого окоема осветилось ослепительным белым светом и он, словно белое молоко поглотил все и никому не было понятно, сколько это продолжалось дальше и где кто в этот момент находился, как себя чувствовал и что делал. Потом вздрогнула Земля, внезапно заставив почувствовать людей, где находятся их ноги, а за ощущением ног, стоящих на земле пришло ощущение и тела и белый свет обернулся белым днем и в этом дне летали синие вертолеты и поливали залповым ракетным огнем навьи башни во всем пространстве храмового озера от курапа на одной его стороне и до курапа на другой. Щур выгорел до тла. Его головешки рассыпались. Прогорели четыре костра, а двенадцать все еще тлели. На остывших углях, в центре капища лежали недвижно шесть мертвых тел. Молодые маги и Мирослав погибли. Над телом Мирослава сидел и плакал навзрыд седовласый моложавый человек. Из синих глаз его катились слезы, он плакал и кричал громким голосом. - Не тетерник я, а Яросвет гусляр сказитель, ясно вам люди, Яросвет я с центрального Кургана, с Кургана соборного, Вашу мать! Мирослав, друг детства маво и кАк же я яво тяперча хоронить буду! Плененные Навьи исчезли. Женщины, плененные навьи прислужницы тоже превратились в девушек, и они тоже плакали. Маги, и молодые и старые подошли к телам погибших и молча стояли над ними, прощались. Велимудр подошел к телам ребят гладил их по волосам, шептал им на уши слова, закрыл открытые синие глаза Мирослава, сел рядом с его телом и стал что – то шептать, покачиваясь из стороны в сторону, к нему подбежали десятилетний сын и четырнадцатилетняя дочь, подошла жена. Тихо было на лысой поляне, только люди шептали что – то и плакали, тихо плакали.

***

Вертолет сел на опушку лесной рощи, из него выпрыгнул бронзовокожий Абул и устремился к бросившейся к нему из рощи девушке, они обнялись.

- Здравствуй Саванна! Здравствуй будущая жена моя!

- Здравствуй, любимый! Как долго тебя не было! Скажи, навьи ушли?

- Они ушли на века, может быть на тысячелетия, но не навсегда.

Нам с тобою хватит любви в этом мире, ее хватит всем людям, милая!

Она прижалась к нему всем своим телом. Они постояли так еще какое то время, а потом пошли в сторону дома ее матери. Скажи, что с алтыном произошло. Я его, и она достала камень из конопляной котомки, которую несла через плечо, бросила в голову чудища, и тогда он вспыхнул золотым, а потом включился белый свет и дальше я отключилась. Пришла в себя, лежу на поляне, ребята погибли, алтын в руках Ахара держит, пока приду в себя дожидается, потом я пришла в себя, он мне его дал и наказал обратно в чару положить. А так он сказал, что у меня редкий дар – я одна в роду кто может алтын включить и обеспечить не только канал дальнейшего восприятия для рода, но и связь с древними белыми, только не с самими ими, а с памятью о них, которую Земля в себе хранит.

(Абул) - Понятно, наша эскадрилья вылетела вчера поздним вечером, потом этот белый свет и потом мы уже на куполе литобеж утром и всем ясно что делать, как так я не понял, словом. Если это Земля ожила, пробудилась, то она сама себя поправила, только вот ваших жалко.

(Саванна) -Да Мирослава и его ребят больше нет с нами.

(Абул) -Дети есть, зарастет со временем, и славу запомним.

(Саванна) -Да сохраним, мы наверное станем, со временем ими, а они нами, мы соединимся. Волхвы сказали, что века разнесут все как надо, как ты думаешь?

(Абул) -Думаю, все идет во Вселенной путем ее Прави! Не сомневаюсь!

***

Они пришли к родовому ручью, возложили алтын обратно, в центр чары и наблюдали, как стремительный синий зимородок охотится за мелкой рыбешкой, как бирюзовые стрекозы щекочут желтые и белые кувшинки, а лягушки звонко шлепаются в воду, как вода чары, чистая и юная, устремляется потоком вниз по ручью, наполняя то, что на планете именуется жизнью.

- Как хорошо!

Они оглянулись. На дощатых досках площадки перед родником стояла мать Саванны с кувшином в руках.

(мать)- Вот, стало лучше, решила за водою сходить и вас тут нашла. Как хорошо! Повторила она еще раз.

***

 

Алеслав Орловский – миф – сказка - легенда составлена на базе информации, полученной в процессе группового когнитивного сканирования сильных мест среднерусской возвышенности в районе городища Тагино летом 2010 года.

*

 


[1] Саженей было несколько – Ручная – от центра до центра ладоней растворенных в две стороны рук; Косая длинная – от бедра до плеча по спине; косая плечевая – от плечевого сустава до плечевого сустава по спине; ростовая сажень – полный рост разутого человека; телесная задняя - от промежности до темени по спине; телесная передняя – от промежности до темени на голове; локтевая – длина локтя; стопная – длина стопы … и другие «смерки», которые относились к индивидуальным телесным размерам.

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
 | Первое поколение ЭВМ 1950-1960-е годы


Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных