Методологические основания картографирования географических образов в контексте развития процессов Постмодерна

Постмодерн предлагает совершенно иное отношение к земному пространству, нежели то, что зародилось в недрах Возрождения. Он отвергает ньютонианское и картезианское представления о пространстве, использовавшие научные и культурные достижения Возрождения. Открытия Пуанкаре и Эйнштейна начала XX в.[314], по сути, не изменили принципиальное отношение к пространству: ньютоновская механика была вписана в более широкую космологическую картину мира. Эпоха Модерна эффективно эксплуатировала географические образы, «заряженные» на бесконечное расширение и освоение мира, и понятие Запада стало естественным следствием такого развития[315]. Проект Постмодерна предлагает и экстенсивное, и интенсивное понимание географических образов мирового развития: «Был космос, мир распределенных местоположений, мест, данных богами и богам. Была res extensa, естественная картография бесконечных пространств и их распорядителя, инженера-конкистадора, наместника исчезнувших богов. Ныне же наступает mundus corpus, мир как вселюдность – ширящееся заселение мест тел(а)»[316]. Пространство управляет само собой, видя себя со стороны местами и странами, локализуя и топологизируя себя политическими, социальными и экономическими событиями, воспринимаемыми в исторических перспективе и ретроспективе. Пространство самоуправляется; время «располагается» в пространстве как возможность его самоуправления.

Мир Постмодерна – это «мир без Субъекта своего предназначения», мир тел, обретающих и обретших свои места. Происходит интенсивное опространствление мира, мир есть плотность места[317]. Идеология Постмодерна – это геоидеология мира, мир «…есть собственное место реальных протяжений, опространствления наших тел, их раздельных существований, их разделенных сопротивлений»[318]. Мировое развитие есть само по себе глобальный географический образ. Что это означает?

В истоках понимания мирового развития как глобального географического образа – изменения в области картографии, в восприятии путешествий и политики, заложенные эпохой Модерна.

Изменения в области картографии: Великие географические открытия, появление современных картографических проекций, создание первых глобусов, метафизика шарообразной формы Николая Кузанского[319]означали возможность метагеографии, в рамках которой мир становится предельно географическим образом.

Изменения в восприятии путешествий: путешествия стали основой идеи единства мира; благодаря им мир, пожалуй, впервые стал восприниматься как тотально связная география. Став, по сути, идеологией пути[320], путешествия теперь содержательно насыщали мировое развитие как глобальный географический образ. Тотальное, непрерывное путешествие в пределе и есть мировое развитие; частные, локальные путешествия – это приближения к глобальному географическому образу.

Изменения в восприятии политики: политика теперь обеспечивала форму мирового развития как глобального географического образа[321]. Глобальность означала политичность, и эта геополитическая «формула» вела к определенной политической экономии образа (образов) мира. По принципу дополнительности, политика уравновешивала изменения в восприятии путешествий, упрощая, выравнивая, преобразуя непрерывный ряд подробных операций содержательного насыщения мирового развития.

Эти изменения стали причиной радикальных преобразований и в содержании репрезентаций мирового развития.

Первое преобразование: мировое развитие, понимаемое как глобальный географический образ, поставило проблему географической идентичности самого мира. Географические образы теперь параметризировали мировое развитие, создавая новые пространства, в которых получали признание определенные «брэнды» мирового развития. Такова, например, концепция «устойчивого развития» (sustainable development).

Второе преобразование: мир стал восприниматься как череда географий; получился своего рода «Декарт в квадрате». Мир в целом стал не чем иным, как мировым развитием; рельеф мирового развития определял глобальность самого мира.

Изменились и формы интерпретаций мирового развития, понимаемого как глобальный географический образ.

Первая форма интерпретации: кинематографическая форма («видео»), обеспечивающая симультанность самого восприятия мирового развития[322]. Мир предельно хорологичен, события как бы наплывают друг на друга, заслоняя друг друга и одновременно «просвечивая» друг сквозь друга. Мир представляет собой как бы стеклянный дом.

Вторая форма интерпретации: использование традиционного нарратива, развивающего мотив экспансии, расширения. Происходит максимальное наращивание образности и предельное дистанцирование по отношению к любому событию. Здесь возможны разрывы в языковой ткани, интерпретирующей мировое развитие, подобно языковым разрывам в художественных произведениях Андрея Платонова. Эта форма предполагает наличие, или потенциальное существование некоего «мирового синтаксиса», а сама география предстает как синтаксис мира.

Пространство Постмодерна поглощает время, время можно помыслить как тело, оно «. есть опространствование»[323]. Не существует до и после, а то, что между-телами – образы как их местоимение. «Образы – это не подобия и уж тем более не фантомы и не фантазмы. Это то, каким способом тела поднесены друг другу, это значит – произвести на свет, сместить на край, восславить границу и осколок»[324]. Географический образ есть представление тела, телесность самого места. Уже ранний Модерн предлагает огромное количество утопий, при этом ряд их был рассчитан на реализацию[325]. В мире Постмодерна уже невозможны утопии, это «география приумножающихся эктопий»[326]. Географические образы в своей размещенной телесности являют мировое развитие. Мир – постоянно разворачиваемая и переворачиваемая образно-географическая карта. Это постоянно изменяемые геоиконические конвенции, в результате которых мир предстает как сетевая поверхность анимационных изображений[327].

Географическое пространство Постмодерна – это семиотическое пространство, воспринимаемое по преимуществу топологически. Топика образно-географического пространства определяет семиозис мирового развития. Географические образы приравнены к иконическим знакам. Знаковый иконизм географических образов заключается в их необходимой визуальности, фреймовости, сценарности; отсюда представление о мире как «колоде» образно-географических карт. Мир Постмодерна не центрирован, однако любое место есть граница, прежде всего телесная. Геосфера Постмодерна целиком самоописывается и саморегулируется, подобно центру классического культурного пространства Модерна[328]. Мир Постмодерна повсеместно пограничен и эксцентричен. Постмодерн использует здесь достижения Модерна – возникновение самой идеи и практики границы, разделение внешнего и внутреннего, однако использует их по-своему. В мире Постмодерна пограничность и эксцентричность означают максимальную подвижность, текучесть, постоянный дрейф границ; внешнее постоянно перетекает во внутреннее и наоборот. Пространство и время в нем практически не разделимы. Центры и границы совмещаются, сосуществуют, соединяя принципиально различные пространственные характеристики. Постмодерн осуществляет повсеместность в буквальном смысле.

Географические образы Посмодерна могут «тасоваться», как колода карт; ход «тасования» определяет контуры его мира. Предтеча постмодернизма аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в рассказе «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» описал процесс создания энциклопедии вымышленной страны, который постепенно должен оказать влияние на конфигурацию и содержание реального мира. Задача состояла в том, чтобы «… изобразить мир, который бы не был слишком уж несовместим с миром реальным. Рассеивание предметов из Тлёна по разным странам, видимо, должно было завершить этот план…»[329]. Мир вымышленного Тлёна – это мир Постмодерна. Основой его геометрии является не точка, а поверхность; перемещаясь, человек меняет окружающие его формы автоматически. Утеря предметов ведет к появлению вторичных, уже найденных, предметов («хрёниров»), формы которых более соответствуют ожиданиям их нашедшего. Образуется череда «хрёниров», меняющих своими постоянно совершенствующимися очертаниями прошлое[330]. Развитие мира предстает как текучее пространство, меняющее формы времени. Рассказ «Алеф» – воплощенная иллюстрация другой особенности мира Постмодерна. Географические образы Постмодерна, размножаясь с огромной скоростью (можно говорить уже не о геометрической, а географической прогрессии), полностью равнозначны. Каждый из этих образов должен восприниматься в контекстах других существующих образов. В рассказе Борхеса в подвале дома находится таинственное место, Алеф – точка пространства, в которой собраны все остальные точки пространства[331]. Выполнив все требования, герой рассказа увидел Алеф: «.миллионы явлений – радующих глаз и ужасающих, – ни одно из них не удивило меня так, как тот факт, что все они происходили в одном месте, не накладываясь одно на другое и не будучи прозрачными. То, что видели мои глаза, совершалось одновременно…»[332].

Географические образы Постмодерна формируют ментальные пространства нового типа. «Отражаясь» друг в друге и постоянно размножаясь, эти образы придают любой выделяемой пространственной конфигурации уникальный, индивидуальный характер. Они семантически насыщают друг друга, обеспечивают перманентную семантическую «подпитку» собственной конфигурации[333]. Каждая подобная конфигурация естественным образом отсылает к другим, семантически с ней соприкасающимся. Возникает постоянно растущее поле семантических смыслов, каждый из которых последовательно выходит на очередной мета-уровень[334]. Мировое развитие осуществляется по бесчисленному множеству образных траекторий и на этом же бесчисленном множестве.

Описание географических образов Постмодерна возможно и необходимо в рамках когнитивной теории. Процесс познания стал прямо зависимым от пространственных конструкций, создаваемых и работающих в языке и языком. Тотальное освоение пространства Постмодерном происходит путем внедрения языка в само пространство (пространства); возникают структуры описания, в которых язык неотделим от характеризуемого пространства – другими словами, язык-пространство. Пространства Постмодерна – это метаязык, с помощью которого осуществляются ментальные репрезентации. Ментальные пространства реализуются как глобальные и одновременно точечные, локальные географические образы. Пространственность этих образов обеспечивает эффективность ментальных репрезентаций. Географические образы репрезентируются как ключевые пространственные концепты, создающие собственные концептуальные пространства. В соответствии с проведенными ментальными репрезентациями строятся схемы интерпретации, которые определяют характер и уровень соотнесения географических образов в метапространстве и ориентируют их по отношению друг к другу. Мир представляется как реализация определенных схем интерпретации[335]. «Границы интерпретации являются одновременно и границами воспринимаемого мира»[336]. Пространства Постмодерна – когнитивная география ключевых концептов, репрезентирующих образы одновременных миров (мест). Мировое развитие интерпретируется как наложение концептуальных структур, параметризованных географически. Мир представляется как структурное пространство (пространство структур), а концепт мирового развития означает, прежде всего, пространственное развитие, реализуемое в последовательных трансформациях географических образов.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: