Мы вместе знаем чудеса: Мы слышим в вечности друг друга И различаем голоса.

(«Ты дура, смерть: грозишься людям...»)

Как видно из приведенных выше строк, свою собственную жизнь, столь тесно связанную с «этими днями», герой Твардов- ского мерит критериями Вечности. Мотив Вечности впервые про- звучал в стихотворении «Мне памятно, как умирал мой дед», написанном еще в 1951 году. Здесь смерть близкого человека пере- живается лирическим героем не просто как утрата, а как со-уми- рание: «И всякий раз, как я кого терял,/ Мне годы ближе к серд- цу подступали,/ И я какой-то частью умирал,/ С любым из них как будто числясь в паре». Это стихотворение можно считать за- вязкой философского, точнее — экзистенциального по содержа- нию, метасюжета, который стал постепенно набирать силу в книге «Из лирики этих лет».

А кульминацией этого сквозного метасюжета стал цикл «Па- мяти матери» (1965), состоящий из четырех стихотворений1. В пер- вом стихотворении («Прощаемся мы с матерями...») звучит мо- тив осознания утраты, которую уже не восполнить, герой прони- кается чувством неисполненного долга перед матерью. Во втором стихотворении («В краю, куда их вывезли гуртом») в прямой свя- зи с сиюминутной ситуацией к герою приходит воспоминание о материнских воспоминаниях про то, «как не хотелось там ей по- мирать, —/ Уж очень было кладбище немилое», и про то, что в том ссыльном краю «ей виделись во сне/ Не столько двор со все- ми справами,/ А взгорок тот в родимой стороне/ С крестами под березами кудрявыми». И хоть завершается стихотворение траги- ческой констатацией исчезновения и плоти, и духа («А тех берез кудрявых — их давно/ На свете нету. Сниться больше нечему»), однако вот это воспоминание о воспоминании оказывается той нитью, которая становится способом некоего восполнения долга перед матерью — через любовное сохранение ее душевного опыта. При этом психологический мотив внутреннего суда сына над со- бою не утихает, более того, в третьем стихотворении («В краю, куда их вывезли гуртом») он даже усиливается тем, что лириче- ский герой ловит себя на стыдном желании ускорить печальную процедуру, которую и так «рывком — без передышки», с «пожар- ным навыком», проделывают могильщики: «Ведь ты и сам готов помочь,/ Чтоб только все —еще короче». И однако в завершаю- щем, четвертом стихотворении («Ты откуда эту песню,/ Мать, н старость запасла?») мотив «воспоминания о воспоминании» уже доминирует. Печальная, проникнутая тоскою по родной земле песня матери с ее печальным рефреном — обращением к «пере- возчику-водогребщику», уже не просто воспроизводится лиричес- ким героем — он входит в ее лад, подхватывает и развивает траги- ческий мотив метафорой (про «последний перевоз») и фиксаци- ей неумолимого движения жизни («перевозчик-водогребщик, па- рень молодой» обрел в медитации лирического героя лик деревен- ского Харона — «перевозчик-водогребщик, старичок седой»). Пес- ня матери стала песней сына — так он совершает благодарный акт продления жизни ее души.

В размышлениях лирического героя Твардов- ского существенны два диалогически соотнесенных момента. Пер- вый — он решительно чужд всякого рода иллюзий насчет вечно- сти, отметает всякого рода утешительные утопии. Читаем стихр- творение «Листва отпылала» (1966), которое открывается карти- ной «доброй осени», естественно вызывающей у любующегося ею героя пасторальные мечты о столь же доброй старости:

Ах, добрая осень. Такую бы добрую старость:Чтоб вовсе она не казалась досрочной, случайной И все завершалось, как нынешний год урожайный;

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: