ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА: статус, проблемы, аспекты

Утверждено к печати Институтом языкознания АН СССР

Редактор издательства В. С. Матюхшш Художник А.В. Денисова Художественный редактор И.Д. Богачев Технический редактор М.Н. Серегина Корректор ЭЛ,. Алексеева

Набор выполнен в издательстве

на электронной фотонаборной системе

ИБ№ 38349

Подписано к печати 30.06.88. Формат 60 х 90 1/16 Бумага офсетная № 1. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл.печл. 13,5. Усл.кр.-отт.13,9 Уч.-изд.л. 15,6. Тираж 4100 экз. Тип. зак. 311 Цена 1р. 60 к.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Наука" 117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., д, 90 Ордена Трудового Красного Знамени 1-я типография издательства "Наука" 1999034, Ленинград В-34,9-я линия, 12

Глава I

СТАТУС ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА.

ПРЕДМЕТ ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА

Играя важную роль в жизни общества, перевод издавна привлекал к себе внимание литературоведов, психологов, этнографов и лингвистов. Различные, порой взаимоисключающие, взгляды на сущность перевода и его принципы, переводимость прослеживаются на разных этапах развития человеческой мысли [Федоров, 1983; Копанев, 1972]. Вместе с тем попытки создать научную дисциплину, нацеленную на описание и анализ этого сложного и противоречивого феномена, имеют сравнительно непродолжительную историю.

В свое время видный советский лингвист А.А.Реформатский дал отрицательный ответ на вопрос о возможности создания "науки о переводе", аргументируя это тем, что поскольку практика перевода пользуется данными различных отраслей науки о языке, она не может иметь собственной теории [Реформатский, 1952].

С тех пор прошло более 30 лет. Теория перевода прочно утвердилась как научная дисциплина Этому способствовали осознанная общественная потребность в научном обобщении переводческой деятельности, развитие языкознания, теории коммуникации и других отраслей знания, обеспечивших научную базу для изучения перевода, и, наконец, появление серьезных переводческих исследований, убедительно доказавших возможность и перспективность создания научного направления для выявления сущности перевода как процесса межъязыковой и межкультурной коммуникации.

Вместе с тем, как отмечалось выше, ряд принципиальных вопросов, ответ на которые во многом определяет статус теории перевода, до сих пор является предметом споров. К их числу относится вопрос о предмете теории перевода. Так, И.И.Ревзин и В.Ю.Розенцвейг считают, что таковым является "сам процесс перевода (das Ubersetzen, translating), при котором совершается переход от одной системы знаков к другой и который может быть описан в семиотических терминах" [Ревзин, Розенцвейг, 1963,20— 21]. При этом проводится принципиальное разграничение процесса перевода и его результата (die Ubersetzung, translation). Нецелесообразность включения последнего в предмет перевода аргументируется тем, что ориентированная на результат процесса перевода традиционная теория перевода строилась как дисциплина нормативная, главной целью которой было установление результата процесса перевода и выработка критериев оценки его качества. В то же время "наука,

стремящаяся описать перевод как процесс, должна быть не нормативной, а теоретической" [там же-, 21].

Думается, что столь резкое противопоставление теоретического и нормативного подхода едва ли оправданно. По-видимому, оно в какой-то мере отражает свойственное некоторым направлениям структурного языкознания негативное отношение к учету аксиологических аспектов языка. Исключение из рассмотрения результатов процесса перевода неправомерно сужает предмет теории перевода и едва ли способствует выявлению его сущности. Не следует забывать, что перевод представляет собой целенаправленную деятельность, отвечающую определенным требованиям и нормам и ориентированную на достижение определенного результата. Эти нормы отражают ценностную ориентацию переводчика, без учета которой нельзя удовлетворительно объяснить логику переводческих решений. Поэтому можно в целом согласиться с В.Н. Комиссаровым, который, отмечая известную нечеткость этих норм, лежащую в основе таких используемых в переводческой практике оценочных понятий, как "адекватный перевод", "буквальный перевод" и "вольный перевод", в то же время приходит к выводу о том, что "противоречивость и недостаточная конкретность правил и принципов, формулируемых в некоторых работах по теории перевода, не означает принципиальной ошибочности нормативного подхода к переводческой деятельности" [Комиссаров, 1980,150].

По-видимому, едва ли возможно построить теоретическую модель перевода, не располагая его идеальной схемой с установкой на определенные результаты. Вопрос о переводческой норме будет подробно рассмотрен ниже. Сейчас же отметим, что исчерпывающий, всесторонний анализ перевода возможен лишь на основе учета как его процессуальной стороны, так и его результатов, или, иными словами, на основе сочетания динамического и статического подходов. Отсюда следует, что традиционный переводческий анализ, основанный на сопоставлении исходного и переводного текстов, имеет такое же право на существование, как и анализ, прослеживающий процесс перевода в его динамике.

В то же время сведение задач теории перевода к сопоставлению текстов также едва ли оправданно. Поэтому вряд ли можно согласиться с Л.С. Бархударовым, определяющим сущность лингвистической теории перевода как "сопоставительное изучение семантически тождественных разноязычных текстов" [Бархударов, 1975,28].

Выделяя предмет теории перевода и отграничивая его от предметной области смежных дисциплин, И.И.Ревзин и В.Ю.Розенцвейг приходят к выводу о том, что теория перевода как наука с собственной проблематикой, с собственными категориями и методами, должна строиться преимущественно дедуктивно [Ревзин, Розенцвейг, 1963, 341. Разумеется, дедуктивный подход к анализу перевода, т.е. подход, при котором частные положения выводятся из общих оснований (из общих суждений, правил, законов), вполне возможен и закономерен, хотя возможность теоретического осмысления перевода путем чистой дедукции представляется крайне сомнительной. В этом отношении прав О.Каде, исходящий из того, что чистой дедукции в математическом смысле не может

быть в эмпирических науках, к которым относится теория перевода [Kade, 1968].

В цитированной выше работе Л.С. Бархударов, определяя перевод как процесс преобразования речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке, приходит к выводу о том, что перевод "имеет дело не с системами языков, а с конкретными речевыми произведениями, т.е. с текстами" [Бархударов, 1975, 27]. С этим положением высказывает свое несогласие В.Н.Комиссаров, усматривая в нем подразумеваемую "независимость" или, во всяком случае, "периферийность" перевода по отношению к языку. В.Н.Комиссаров не отрицает того, что переводчик действительно имеет дело с речевыми произведениями. "Но если языковед будет рассматривать перевод лишь с позиций переводчика, — пишет он, — он рискует пройти мимо существенных черт этого явления, которые включают его в предмет языкознания, задача которого состоит в том, чтобы в наблюдаемых фактах речи обнаружить проявление системы языка" [Комиссаров, 1980,27]. Отсюда делается вывод о том, что для лингвистического анализа перевода тексты и речевой процесс являются лишь исходным объектом исследования [там же, 30].

В цитированном выше утверждении прослеживается эхо тех теоретических постулатов, которые в прошлом определяли направление лингвистической мысли. Согласно этим постулатам в соссюровской дихотомии "langue—parole" лишь первый элемент, обладающий чертами системной и структурной организации, является объектом лингвистического анализа.

С тех пор в методологической ориентации языкознания произошли существенные изменения. Направление "от речевого материала к языковой системе" перестало быть единственно возможным направлением лингвистического исследования. Более того, наметился заметный сдвиг в сторону изучения речи как таковой, ставшей предметом исследования в ряде направлений современного языкознания. Именно эти направления открыли новые перспективы перед теорией перевода. Поэтому Л.С. Бархударов был, на наш взгляд, совершенно прав, увидев тесную связь между теорией перевода и такими лингвистическими дисциплинами и течениями, перешедшими от изучения языка как абстрактной системы к изучению функционирования языка в речи, как психолингвистика, коммуникативный синтаксис, лингвистика текста [Бархударов, 1975,28].

Исследуя перевод как особый вид речевой коммуникации, теория перевода не ограничивается анализом его языкового механизма. Ведь перевод — это не только взаимодействие языков, но и взаимодействие культур. В переводе находят свое отражение ситуация порождения исходного текста и ситуация перевода. Едва ли удастся адекватно описать процесс перевода, не учитывая того, что он осуществляется не идеализированным конструктом, а человеком, ценностная и психологическая ориентация которого неизбежно сказывается на конечном результате. Именно поэтому в предмет развиваемой в данной книге теории перевода входит процесс перевода в широком социокультурном контексте с учетом влияющих на него внеязыковых факторов — его социальных, культурных и психологических детерминантов. Без учета послед

них едва ли возможно адекватное теоретическое описание перевода и раскрытие его сущности.

В число компонентов переводческой деятельности, моделируемой в теории перевода, входят "соприкасающиеся" друг с другом тексты.

Односторонняя ориентация лишь на один из компонентов, подчинение ему всех остальных смещает перспективу анализа и неизбежно ведет к недооценке некоторых факторов, влияющих на перевод. Так, Г.Тури, справедливо критикуя некоторые традиционные варианты теории перевода за одностороннюю ориентацию на исходный текст (соответствие этому тексту рассматривается как главная и определяющая черта процесса перевода), предлагает в то же время иной подход, ориентированный на тексты перевода, на лежащие в их основе традиции и нормы [Гошу, 1980; 1981]. Думается, что этот подход не менее уязвим, чем подход, ориентированный на исходный текст.

В заключение остановимся на структуре теории перевода. Она подразделяется на общую теорию, рассматривающую общие закономерности перевода независимо от его жанровой специфики, условий его осуществления и особенностей, определяемых соотношением тех или иных конкретных языков, и частные теории. Последние существуют в трех измерениях. Прежде всего, среди них выделяются дисциплины, ориентированные на тот или иной жанр или тип текстов (художественный, научно-технический, публицистический перевод и др.). Следующую группу составляют дисциплины, ориентированные на условия и способ осуществления перевода (устный последовательный, синхронный, двусторонний перевод и др.). Наконец, еще одной разновидностью частных теорий является та, которая ограничена той или иной парой языков (перевод с русского языка на английский, с немецкого на французский и тд.).

Между общей и частными теориями существует тесное взаимодействие. Общая теория создает понятийный аппарат для описания перевода, раскрывает его общие закономерности и инвариантные черты, тем самым создавая концептуальную базу для построения частных теорий перевода. Что касается последних, то они, выявляя конкретные жанровые, языковые, культурные и психологические детерминанты процесса перевода, вносят существенные уточнения в данные общей теории и дают ей материал для обобщения.

Как отмечалось выше, в настоящей книге предлагается вариант общей теории перевода. Рассматриваемые в ней проблемы (сущность перевода, эквивалентность, переводимость, нормы перевода и др.) и составляют предметную область этой теории. Решая эти и другие вопросы, теория перевода поддерживает тесную связь с другими языковыми и неязыковыми дисциплинами. Характеристике этих связей посвящены следующие разделы главы.

каждая из этих дисциплин утверждает свою автономию, а с другой взаимодействие между ними становится все более тесным. Опираясь на данные контрастивной лингвистики, теория перевода прослеживает влияние соотношения языков (на уровне структурного типа, системы и нормы) на процесс перевода. В свою очередь, перевод оказывает неоценимую услугу контрастивной лингвистике, будучи единственным источником, из которого извлекается tertium comparationis — основа формальных соответствий [там же, 216]. Более того, широкое привлечение данных теории перевода открывает новые перспективы перед контрастивным анализом. Так, например, по мнению КХансена, если в будущем контрастивная лингвистика будет ориентироваться не только на абстрактный уровень языковой системы, но и на конкретный уровень языкового узуса, ей придется дополнить используемое ею понятие функциональной эквивалентности (т.е. эквивалентности на уровне системы) выработанным в теории перевода понятием коммуникативной эквивалентности (т.е. эквивалентности на уровне текстов с учетом их коммуникативного эффекта) [Hansen, 1985,127]. 10

Э.Косериу, несомненно, прав, когда считает, что системно-структурные и типологические сопоставления языков могут иметь лишь ограниченное приложение к переводу. Прав он и в том, что к теории перевода ближе всего именно та отрасль контрастивной лингвистики, которая ориентирована на язык в действии. Именно эта отрасль обнаруживает наиболее тесные двусторонние связи с теорией перевода. Подобно последней, она имеет дело с речевыми реализациями языковой структуры, с областью функционирования языка в речи, и, подобно частной теории перевода, охватывающей два языка, она однонаправленна (например, проблема нахождения соответствий деепричастию актуальна лишь для перевода с русского языка и для контрастивной лингвистики, исходным языком которой является русский).

Вместе с тем едва ли можно согласиться с утверждением, согласно которому ориентированная на норму и узус контрастивная лингвистика приравнивается к теории перевода. Независимо от того, какой аспект языка — его структурный тип, система, норма или узус — оказывается в фокусе сопоставительного анализа, контрастивная лингвистика всегда нацелена на язык, на конкретную языковую пару, подвергаемую сопоставительному анализу. Целью ее является синхронное сопоставление языков, выявление их общих и различительных черт на основе единого метаязыка, выступающего в качестве tertium comparationis, или одного из исследуемых языков, выступающего в качестве эталона для сопоставления.

Что же касается теории перевода, то ее предметом, как отмечалось выше, является перевод как специфический вид межъязыковой коммуникации, или, в терминах лейпцигской школы теории перевода, "языкового посредничества" (Sprachmittlung), а целью — выявление сущности перевода, его механизмов, способов его реализации, влияющих на него внутриязыковых и внеязыковых факторов и регулирующих его норм. Используя некоторые методы, заимствованные из других языковедческих дисциплин (например, компонентный анализ), теория перевода в то же время разрабатывает и свои собственные методы описания и анализа процесса перевода. К ним относятся некоторые методы моделирования перевода — модель "динамической эквивалентности" Ю.Найды [Nida, Taber, 1969], коммуникативные модели О.Каде [Kade, 1968] и АЛоповича [Попович, 1980], методы переводческого эксперимента [Рецкер, 1974,63-75] и др.

Исследуя соотношение между функциональными единицами языка А и языка В, контрастивная лингвистика создает необходимый фундамент для построения теории перевода. В самом деле, многие переводческие трансформации, составляющие "технологию" перевода, восходят в конечном счете к функционально-структурным расхождениям между "сталкивающимися" друг с другом в процессе перевода языками. Между данными контрастивной лингвистики и данными теории перевода во многих случаях наблюдается каузальная связь. При этом контрастивная лингвистика в ряде случаев отвечает на вопрос о том, почему в переводе осуществляется та или иная операция. Так, в английском языке для обозначения движения часто используется глагол, содержащий сопутствующий движению признак — шум, вибрацию и т.п. В русском

языке этот сопутствующий признак, как правило, описывается с помощью глагола движения в сочетании с наречием, предложно-именным сочетанием или деепричастием. Ср. следующий пример из перевода на английский язык рассказа МЮЛермонтова "Фаталист":... все глаза, выражая страх и какое-то неопределенное любопытство, бегали от пистолета к роковому тузу, который, трепеща на воздухе, опускался медленно — With bated breath and eyes expressive of terror and a vague curiosity, we glanced from the pistol to the fateful ace which was now slowly fluttering downwards.

Отмеченное расхождение в структуре английской и русской фраз, отражающих одну и ту же предметную ситуацию, служит причиной переводческой трансформации, связанной с перераспределением семантических компонентов: русский глагол в сочетании с деепричастием ("трепеща на воздухе, опускался") преобразуется в английский глагол со значением сопутствующего признака в сочетании с наречием, указывающим на направление движения (was... fluttering downwards).

Одной из причин (хотя и не единственной) описанной выше трансформации является наличие "безэквивалентных форм" в одном из взаимодействующих друг с другом в процессе перевода языков. Такой формой в данном случае является деепричастие, представляющее собой специфическую черту русского языка.

Ср. также интересный пример, приводимый в цитированной выше работе Косериу: Я никогда не любил Людмилу; Я никогда не любил, Людмилы. Здесь "безартиклевый" русский язык использует характерное, для него средство — падежную флексию для маркирования семантической оппозиции "конкретное лицо—представитель класса" (в первом, случае речь идет о конкретном человеке, а во втором — о любой женщину по имени Людмила). Немецкий язык использует в тех же целях противопоставление нулевого и неопределенного артиклей: Ich habe nie Ljudmila geliebt; Ich habe nie eine Ljudmila geliebt. Ср. англ.: I have never loved Lyudmila; I have never loved a Lyudmila.

Можно сказать, что теория перевода нуждается в контрастивной лингвистике как в источнике исходных данных. Эти данные, проливающие свет на расхождения между структурными типами, системами и нормами языков (попутно отметим, что контрастивная лингвистика на уровне языковой нормы пока еще не создана и находится в стадии разработки), служат в качестве отправного пункта для собственно переводческого анализа. Однако при этом нельзя не учитывать того обстоятельства, что контрастивная лингвистика ориентирована на перевод не в большей мере, чем на преподавание иностранных языков.

Различие между теорией перевода и контрастивной лингвистикой касается также самого характера сопоставлений, практикуемых в этих дисциплинах. Рассмотрим в качестве примера характер сопоставлений в теории перевода и в существующей пока лишь в первом приближении сопоставительной лингвистике текста. Л.С. Бархударов считал, что предметная область теории перевода совпадает с предметной областью сопоставительной лингвистики текста именно потому, что эти дисциплины занимаются сопоставительным изучением семантически тождественных текстов [Бархударов, 1975,28]. Думается, что для контрастив-

нои лингвистики семантическое тождество текстов не является обязательным условием. Сопоставительная лингвистика проводит свои сопоставления на уровне определенного типа или жанра текста. При этом в сопоставительной лингвистике текста используются так называемые параллельные тексты, которые никак не могут рассматриваться как тексты, находящиеся в отношении "оригинал—перевод". Иногда в качестве материала для сопоставлений используются тексты, у которых вообще отсутствует семантический инвариант, но которые позволяют выявить дифференциальные признаки текстов данного жанра в сопоставляемых языках. Ср., например, приводимые в качестве "параллельных текстов" в одном из сопоставительных исследований выступления в английском парламенте и в бундестаге:

I considered it in public interest to suggest that the House should be summoned to meet today. Mr. Speaker agreed, and took the necessary steps, in accordance with the powers conferred upon him by the Resolution of the House... I now invite the House, by the motion which Stands in my name, to record its approval of the Steps taken...

bifolge eines Versehens, das ich bisher aufklaren konnte, ist entgegen der Bitte des Kabinetts, den Punkt, Abgabe einer Regierungserklarung auf die Togesordnung zu setzen, dieser nicht auf Tagesordnung. Ich bitte deswegen um Entschuldigung; ich werde die Sache aufklaren. Aber ich glaube, die ganze internationale Lage ist derart, dass das Hohe Haus von der Bundesregierung eine Enklarung verlangen kann... [Hartmann, 1981,203].

Сопоставительный анализ направлен на выявление специфических и общих черт в структуре сопоставляемых текстов, в их лексике, синтаксисе, фразеологии и стиле. При этом сопоставления носят, как правило, статический характер и не преследуют цели нахождения переводческих эквивалентов.

Теория перевода также имеет дело с текстами — исходным и переводным, между которыми устанавливаются эквивалентные отношения. Однако в сопоставительной теории текста, где речь идет о различных типах текстов, основным направлением научного поиска является именно выделение тех общих черт, которые характеризуют тексты данного типа, тогда как теория перевода принимает общие характеристики текстов за данное и сосредоточивает свое внимание на том, каким образом эти характеристики детерминируют процесс перевода.

Более того, если для сопоставительной лингвистики текста необходимо и достаточно выявление соотношения между однотипными текстами в разных языках, то для теории перевода характерна неразрывная, органическая связь статической "сетки отношений", т.е. анализа, основанного на выявлении типологии и иерархии эквивалентных отношений между исходным и переводным текстами, с динамическими моделями, воссоздающими путь переводчика от исходного к переводному (конечному) тексту как серию преобразований, подчиненных определенным закономерностям.

В этой связи возникает вопрос не только о соотношении контрастивной лингвистики и теории перевода, но и о роли и месте лингвистики вообще в науке о переводе. Дело в том, что лингвистика, несомненно,

играет важнейшую роль в переводоведении. Это обусловлено ролью языка в процессе переюда. Будучи особым видом межьязыкоюй речеюй коммуникации, перевод осуществляется с помощью языка, с учетом соотношения между исходным языком и языком перевода Вместе с тем нельзя не признать, что перевод как речевая деятельность не может быть сведен к процессу, целиком и полностью осуществляемому по заданному межъязыковому алгоритму. Теория перевода, стремящаяся к реалистическому отражению процесса межъязыковой коммуникации, не может пройти мимо того важного обстоятельства, что перевод является не только языковым (или, точнее, речевым) феноменом, но и феноменом культуры. В самом деле, процесс переюда "пересекает" не только границы языков, но и границы культур, а создаваемый в ходе этого процесса текст транспонируется не только в другую языковую систему, но и в систему другой культуры.

Рассмотрение перевода как целенаправленной деятельности едва ли возможно без проникновения в планы, структуру и реализацию этой деятельности, или, иными словами, в психологию перевода. Без учета психологического компонента невозможно раскрытие роли человеческого фактора в переводе, что представляется необходимым хотя бы потому, что в любом акте перевода присутствует творческое начало, проявляющееся в незапрограммированных и непредсказуемых решениях. Вряд ли можно было бы описать в виде исчерпывающей лингвистической формулы "алгоритм", которому подчинено любое подлинно творческое решение переводчика. По-видимому, в таких случаях речь идет не столько о "сетке отношений" между языками, сколько о той стороне переводческой деятельности, которую принято вслед за КИЛуковским называть "высоким искусством".

Таким образом, если контрастивная лингвистика включает в рассмотрение язык А и язык В, исходя из основной задачи этой дисциплины, определяемой как "систематическое сравнение форм и значений единиц структуры сопоставляемых языков" [Ярцева, 1981,29], то теория перевода помимо исходного и конечного текстов принимает в расчет социокультурные и психологические различия между разноязычными коммуникантами, а также ряд других социокультурных и психолингвистических детерминантов процесса перевода. При этом учитывается, что перевод — это не простая смена языкового кода, но и адаптация текста для его восприятия сквозь призму другой культуры.

Сказанное не следует понимать как попытку принизить значение лингвистики для теории перевода, которое трудно переоценить. Но при этом следует, по-видимому, согласиться с В.Ивиром, полагающим, что "лингвистический компонент в переводе является центральным в одном смысле: он управляет процессом всюду, где не вступает в конфликт с требованиями других компонентов" [Ivir, 1981,217]. Отсюда следует, что какой бы "лингвистичной" ни была теория перевода, она не может не обрастать междисциплинарными связями с науками, изучающими социокультурные, психологические и иные аспекты речевой деятельности.

Соотношение контрастивной лингвистики и теории перевода характеризуется двумя противоположными тенденциями. С одной стороны,

каждая из этих дисциплин утверждает свою автономию, а с другой взаимодействие между ними становится все более тесным. Опираясь на данные контрастивной лингвистики, теория перевода прослеживает влияние соотношения языков (на уровне структурного типа, системы и нормы) на процесс перевода. В свою очередь, перевод оказывает неоценимую услугу контрастивной лингвистике, будучи единственным источником, из которого извлекается tertium comparationis — основа формальных соответствий [там же, 216]. Более того, широкое привлечение данных теории перевода открывает новые перспективы перед контрастивным анализом. Так, например, по мнению КХансена, если в будущем контрастивная лингвистика будет ориентироваться не только на абстрактный уровень языковой системы, но и на конкретный уровень языкового узуса, ей придется дополнить используемое ею понятие функциональной эквивалентности (т.е. эквивалентности на уровне системы) выработанным в теории перевода понятием коммуникативной эквивалентности (т.е. эквивалентности на уровне текстов с учетом их коммуникативного эффекта) [Hansen, 1985,127].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: