Революционная практика меньшевизма в 1905–1907 гг.

Как же конкретно проявили себя меньшевики в бурных событиях российской политической жизни начала XX века? Пожалуй, впервые им пришлось определить свою особую фракционную позицию в связи с русско-японской войной. Находившаяся тогда в руках меньшевиков газета “Искра” выдвинула лозунги немедленного заключения мира и созыва Учредительного собрания для скорейшего решения самых острых вопросов русской жизни демократическим путем. При этом призывы к прекращению войны и свержению самодержавия шли параллельно, Что касается тактики “революционного пораженчества”, то меньшевики, в отличие от большевиков, ее категорически отвергали. Они считали, что свобода не может быть принесена в Россию на японских штыках и получена ценой национального унижения и безнравственного союза русских революционеров с агрессором. Исходя из этого, меньшевики отказались участвовать в Парижской конференции революционных и оппозиционных партий России (осень 1904 г.), к подготовке которой приложила руку японская разведка.

Когда либеральная общественность России решила отметить 40-летие судебной реформы 1864 г., меньшевики в ноябре и декабре 1904 г. распространили два письма редакции “Искры” (в нее входили тогда Плеханов, Аксельрод, Мартов, Потресов, Засулич, Дан) к местным социал-демократическим организациям, в которых призывали их оказать давление на либеральную общественность с целью радикализации ее позиции в отношении самодержавного режима. Речь шла об организации рабочих демонстраций, выступлений социал-демократов на либеральных банкетах в честь юбилейной даты, выпуске листовок и т.д. Однако эта кампания, встретившая решительное сопротивление со стороны большевиков, не приняла сколько-нибудь широких масштабов и не принесла заметных результатов.

Революция 1905–1907 гг. подняла деятельность меньшевиков на качественно новый уровень, позволив им выйти из подполья и принять активное участие в руководстве массовым движением, а также советами рабочих депутатов, в деятельности Государственной думы, многих профсоюзов и других легальных организаций. В целом работа меньшевиков шла достаточно успешно, и по ряду позиций они не уступали большевикам. Что же касается думской арены, то здесь тон задавали именно меньшевики, в первую очередь представители Грузии (И.Г.Церетели и др.). Сильны были позиции меньшевиков и в профсоюзном движении.

Главным объектом своего воздействия меньшевики считали городской пролетариат. Большое внимание уделяли они руководству [c.234] забастовочным движениям, включая и стачки на экономической почве, приносившие быстрые и ощутимые результаты в улучшении материального положения рабочих и условий их труда. Активно работали меньшевики со студенчеством, служащими, интеллигенцией. Что касается деревни, то здесь успехи меньшевиков были невелики: на работу среди крестьянства не хватало ни сил, ни средств, да и сам деревенский мир оставался для меньшевиков чужим и непонятным. Не нужно доказывать, что в такой крестьянской стране, как Россия, это было для меньшевиков большим минусом. Исключение составляла лишь украинская “Спилка”, успешно действовавшая на селе и тесно связанная с меньшевиками (в 1906 г. она фактически стала частью РСДРП).

Подход меньшевиков к таким актуальным в 1905–1907 гг. вопросам, как вооруженное восстание, отношение к крестьянскому движению и движению в армии и на флоте, не оставляет сомнений в их революционности, ибо совершенно очевидно, что социал-реформисты решали бы их совершенно по-иному. Вместе с тем меньшевиков никогда не спутаешь здесь с большевиками или эсерами. Так, если для сторонников Ленина главным в подготовке восстания была конкретная организационно-техническая работа по созданию, вооружению и обучению боевых дружин, то меньшевики, не забывая об этой стороне дела, отдавали все же приоритет агитационно-пропагандистской деятельности с целью убедить народ в неизбежности вооруженной борьбы против самодержавия и вызвать у него желание запастись для этого оружием. По мнению меньшевиков, вооружить всех желающих социал-демократы все равно не смогут, восстания вспыхивают, как правило, стихийно, а потому главное – подготовить к ним массы политически и психологически, поднять их настроение, удержать от несвоевременного, заранее обреченного на провал выступления. Все остальное – дело рук небольшой группы специально выделенных партией людей, которые и будут заниматься военно-технической подготовкой восстания.

При этом меньшевики отнюдь не уклонялись от конкретной военно-боевой работы. Меньшевистская “Искра”, например, печатала в '905 г, материалы с практическими советами, как вести уличные бои с правительственными войсками. Члены меньшевистского Одесского комитета РСДРП К.И.Фельдман, Б.О.Богданов и А.П.Березовский пытались руководить восстанием на броненосце “Потемкин”, делегат I съезда РСДРП меньшевик А.А.Ванновский участвовал в ноябре-Декабре 1905 г. в вооруженных выступлениях в Киеве и Москве и т.д. В дни Московского декабрьского восстания 1905 г. среди 1,5–2 тыс. дружинников было около 250 меньшевиков (у большевиков – примерно 600, у эсеров – 300). Однако неудача повстанцев в Москве резко изменила настроения меньшевиков, которые задним числом стали каяться в том, что оказались участниками явной авантюры (Плеханов даже заявил, что “не нужно было и браться за оружие”, вызвав этим взрыв возмущения в революционных, особенно большевистских, кругах). В дальнейшем меньшевики относились к перспективе нового восстания уже достаточно прохладно, хотя в июле 1906 г., после роспуска I Думы, на какой-то момент вновь поддались повстанческим [c.235] настроениям, которые, однако, быстро угасли. В целом же после декабрьской неудачи 1905 г. меньшевики стали делать главную ставку на работу в созванной наконец царем Государственное думе и в легализованных властями в марте 1906 г. профсоюзах.

Как уже упоминалось выше, меньшевики не считали целесообразным участвовать во Временном революционном правительстве которое могло возникнуть в результате победы народного восстану и на участии в котором настаивал Ленин. Вместе с тем они выступали за создание революционных, подлинно демократических органов местного самоуправления, связывая с их деятельностью большие надежды на закрепление успехов революции. Ленин считал такую тактику по меньшей мере нелогичной: как можно, говорил он, ратовать за революционное самоуправление на местах и быть против использования в интересах революции такого мощного рычага, как правительственная власть? Однако меньшевики твердо стояли на своем, полагая, что реальный процесс революционных преобразований на местах имеет больше шансов на успех, чем гипотетические декреты гипотетического Временного правительства в Петербурге. При этом они ссылались на успехи органов местного самоуправления в Гурии (Западная Грузия) и на деятельность ряда советов рабочих депутатов, возникших в последние месяцы 1905 г. Характерно, что в Петербургском совете меньшевики играни более заметную роль, чем большевики, а в Баку, Екатеринославе, Николаеве, Одессе, Ростове-на-Дону, Смоленске они официально возглавляли местные советы.

Главным, приоритетным направлением в деятельности меньшевиков была идейно-организационная работа в пролетарских массах. Пробудить сознание рабочих, повысить уровень их политической культуры, стимулировать инициативу и творческую активность пролетариата – вот к чему в первую очередь стремилась эта фракция РСДРП. В этой связи становится понятной и агитация меньшевиков за созыв беспартийного “рабочего съезда”, который дал бы возможность услышать подлинный голос пролетарской массы. Имелось также в виду, что такой съезд со временем, возможно, даже заменит РСДРП, где рабочие от станка были оттеснены интеллигенцией. Активными сторонниками созыва “рабочего съезда” были П.Б.Аксальрод, Г.В.Плеханов, Ю.Ларин (в то время меньшевик) и др. Однако обсуждение этого вопроса на V съезде РСДРП закончилось победой большевиков, считавших саму идею “рабочего съезда” антипартийной и оппортунистической.

Подводя итоги Первой российской революции в пятитомном историко-публистическом труде “Общественное движение в России в начале XX-го века” (1909–1914), меньшевики пришли к выводу, что наряду с несомненными достижениями в деятельности РСДРП в 1905–1907 гг. были и левацкие ошибки; необоснованные претензий на гегемонию в революционном движении, неоправданное забегами вперед в борьбе с буржуазией, включая попытку явочным путем ввести 8-часовой рабочий день, бойкот или полубойкот выборов в 1 думу (меньшевики раньше большевиков поняли ошибочность бойкотиской тактики и сумели не только дезавуировать ее на IV съезд РСДРП, но и провести в Думу несколько грузинских меньшевиков, [c.236] выборы в Закавказье проходили позже, чем в Центральной. Меньшевики каялись также в том, что частично поддались призывам Троцкого превратить русскую революцию в перманентный(непрерывный) процесс, продолжающийся вплоть до становления диктатуры пролетариата во всемирном масштабе. На Идущее меньшевики видели свою задачу в том, чтобы способствовать победе буржуазии над самодержавием, открыть дорогу российскому капитализму и только потом, когда налицо будут все необходимые объективные и субъективные условия, осуществить в России социалистическую революцию. Пока же, по их мнению, необходимо было продолжать неторопливую будничную работу по организации и воспитанию пролетариата и ждать, когда либеральная буржуазия дорастет до настоящей оппозиционности самодержавному режиму.

Борьба течений внутри меньшевизма в межреволюционный период

Меньшевики, как и другие революционные и оппозиционные партии, очень тяжело переживали победу контрреволюции. Их ряды сильно поредели, организации распадались, многие меньшевики вынуждены были снова уехать в эмиграцию. Широкое распространение получили настроения апатии, уныния, разочарования в революционных идеалах. После “дней свободы” нужно было вновь возвращаться в подполье, изрядно скомпрометированное к тому времени провокаторством, экспроприациями, финансовыми аферами большевиков (чего стоило, например, одно только дело с наследством московского фабриканта Николая Шмита). В этих условиях у менее устойчивой в идейном отношении части меньшевиков возникало желание навсегда порвать с подпольной работой, любой ценой закрепиться в легальных организациях и переждать там до лучших времен, когда в России можно будет создать легальную рабочую социалистическую партию западного типа. Сторонники этого течения получили название “ликвидаторов”, т. е. людей, готовых ликвидировать или, по крайней мере, коренным образом перестроить старую нелегальную социал-демократическую партию. Наиболее решительные взгляды высказывали по этим вопросам А.Н.Потресов, П.Б.Аксельрод, В.О.Левицкий (брат Мартова) Ф.А.Череванин, П.А.Гарви и др. Их взгляды на перспективы революционного движения в России отличались, пожалуй, наибольшим пессимизмом, а некоторые меньшевистские публицисты из журнала “Наша заря” доходили до полного неверия в близость новой Эволюции в России.

Руководители меньшевистской фракции Мартов и Дан и официальный заграничный орган меньшевизма газета “Голос социал-демократа” не разделяли крайностей “ликвидаторства”. Они понимали, что без подпольной партии (но, разумеется, в обновленном виде) в столыпинской России не обойтись, однако не ставили под сомнение организационное единство с “ликвидаторами” и яростно отстаивали меньшевистского мундира перед лицом большевиков, которые [c.237] видели в “ликвидаторах” изменников революционному делу. В то же время против “ликвидаторов” выступали и небольшие группы меньшевиков (их лидером стал Плеханов), получившие название меньшевиков-партийцев и требовавшие любой иеной сохранить нелегальную социал-демократическую партию. Что касается Троцкого, то он призывал в издававшейся им в Вене газете “Правда” к ликвидации фракционности и единству всех течений в РСДРП. Эта идея была положена в основу процесса оформления, в противовес большевикам и меньшевикам-партийцам, блока нескольких социал-демократических организаций антиленинского направления. Поскольку конференция, на которой он был создан, состоялась в Вене в августе 1912 г., то и сам блок получил название Августовского. В конференции участвовали Мартов, Троцкий, представители нескольких меньшевистских “инициативных групп” из России, а также бундовцы, грузинские и латышские социал-демократы. Из-за своей внутренней неоднородности Августовский блок оказался очень непрочным и к 1917 г. окончательно распался.

В связи с предстоявшими в конце 1912 г. выборами в IV Думу организации Августовского блока выдвинули требования всеобщего избирательного права, “полновластного народного представительства”, свободы союзов и печати. Был подтвержден курс на легализацию рабочего движения, находивший поддержку у меньшевистской интеллигенции, части высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых рабочих (главным образом печатников и металлистов), а также профсоюзных функционеров. Однако основная масса рабочих, заметно активизировавшаяся с наступлением в 1909 г. нового промышленного подъема, склонна была поддерживать не меньшевиков, а более радикально настроенных большевиков и эсеров.

В итоге к началу Первой мировой войны меньшевизм подошел, во многом утратив свои прежние позиции в рабочем движении, в частности в профсоюзах. В то же время более четко выявилась западническая ориентация меньшевизма, его стремление подражать европейскому рабочему движению и отдавать приоритет легальным пролетарским организациям. Укрепились и связи меньшевиков с руководством II Интернационала, которое поддерживало антибольшевистские тенденции в РСДРП. [c.238]

Испытание войной

Война привела к расколу международного социалистического движения на социалистов-патриотов и социалистов-интернационалистов. Аналогичное размежевание, правда, в более мягких формах, произошло и в рядах меньшевиков. Разумеется, первые при этом не отрицали начисто интернационализм, а вторые – патриотизм, однако акценты в каждом из указанных течений расставлялись по-своему: “патриоты”, критикуя империализм, тем не менее выступали за победу стран Антанты, а значит, и России, тогда как “интернационалисты” требовали как можно скорее закончить войну без победителей и побежденных и были уверены в скорой победе мировой революции. [c.238] Заметим в этой связи, что ленинские опенки меньшевиков как “социал-шовинистов”, “социал-империалистов” и т.п. должны быть отнесены на счет явных преувеличений, вызванных фракционной борьбой.

26 июля 1914 г. шесть меньшевистских и пять большевистских депутатов FV Государственной думы осудили начавшуюся войну как империалистическую, захватническую с обеих сторон. Однако вскоре среди меньшевиков появилось “оборонческое” течение (Плеханов, Потресов, Маслов и др.), сторонники которого, исходя из очевидного факта германской агрессии, объявили войну со стороны России оборонительной. При этом меньшевики-оборонцы закрывали глаза на захватнические планы правящей верхушки России в отношении Черноморских проливов, Галиции и некоторых других территорий. Их лозунги “непротиводействия” войне и “самообороны” носили довольно двусмысленный характер, а призывы Плеханова голосовать в Думе за военные кредиты уже откровенно лили воду на мельницу царского правительства и были по достоинству оценены властями, выделявшими этого “государственного мыслящего” марксиста среди других русских социал-демократов.

Не нуждаются в комментариях и призывы меньшевиков-оборонцев отказаться на время войны от наиболее острых форм классовой борьбы внутри страны под тем надуманным предлогом, что война – это тоже классовая борьба, но только не с отечественными, а с иностранными эксплуататорами. Правда, к осени 1915 г., когда обнаружилась неспособность царизма защитить Россию от внешнего врага, меньшевики -оборонцы вместе с правыми эсерами заговорили о революции во имя победы над Германией, однако реальных шагов в этом направлении вплоть до 1917 г. они не предпринимали.

Но большинство меньшевиков отказалось в какой-либо форме солидаризироваться с властью и осудило войну, призывая, как и в 1904–1905 гг., к скорейшему заключению всеобщего мира без аннексий и контрибуций и к использованию созданного войной кризиса для ускорения социалистических революций на Западе и демократической революции в России. При этом меньшевики еще более категорически, чем в период русско-японской войны, открещивались от тактики “революционного пораженчества”, которую провозгласили большевики устами Ленина, расценивая ее как глубоко аморальную и обреченную на полное непонимание и решительное осуждение рабочими и особенно крестьянством.

Среди меньшевиков-интернационалистов выделялись более радикальные эмигрантские группы и более умеренное, но численно преобладавшее в меньшевистских организациях в самой России крыло, возглавляемое думской фракцией меньшевиков и ее лидером Чхеидзе. Вполне понятно, что в обстановке резкого усиления репрессий за антивоенную пропаганду, не говоря уже об открытых антивоенных выступлениях, меньшевики-интернационалисты боролись с царским правительством и буржуазией больше словом, чем делом. Они выпускали революционно-пацифистские листовки, голосовали в Думе против утверждения военного бюджета, но, в отличие от большевиков, в основном стояли в стороне от стачечного движения и от активной [c.239] работы по пропаганде революционных идей в армии и на флоте.

Наиболее последовательную антивоенную позицию среди меньшевиков занимал в период войны Мартов, показавший себя как искренний и убежденный интернационалист, сторонник мировой антиимпериалистической революции. При его активном участии в Париже в 1914–1916 гг. выходили на русском языке интернационалистские газеты “Голос” и “Наше слово”. Вместе с Лениным, Аксельродом, Троцким, лидером эсеров Черновым и др. он участвовал в международном социалистическом Циммервальдском движении, оформившемся осенью 1915 г. как центр антивоенных сил во всех воюющих и нейтральных европейских странах. Все это способствовало укреплению морального авторитета Мартова в рядах меньшевиков хотя отрыв от родины не позволял ему эффективно влиять на меньшевистские организации внутри России и сильно затруднил его положение после возвращения из эмиграции на родину в мае 1917 г.

Никогда не отличавшийся внутренним единством меньшевизм оказался в годы войны в состоянии фактического раскола. Меньшевикам не удалось провести своей общефракционной конференции, наладить выпуск общероссийской нелегальной газеты, а сохранявшиеся со времен Августовского блока Организационный комитет меньшевиков и его Заграничный секретариат не смогли координировать работу меньшевистских организаций.

Правда, к 1917 г. у меньшевиков появился еще один и притом достаточно влиятельный центр в лице оформившейся в конце 1915 г. рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета во главе с рабочим Кузьмой Гвоздевым. Наряду с ней существовали также рабочие группы еще в 58 из 244 местных военно-промышленных комитетах, где меньшевики-оборонцы работали вместе с эсерами (большевики ВПК бойкотировали). Разрешенные властями в интересах примирения рабочих с правящим режимом и буржуазией и повышения эффективности военного производства, рабочие группы ВПК использовали свою легализацию прежде всего для того, чтобы наладить организационные связи между пролетариатом различных регионов. Ухудшение материального положения рабочих в годы войны, их полное бесправие, а также репрессии властей в отношении самих рабочих групп постепенно привели к радикализации их позиций. Гвоздем и его товарищи призвали рабочих Петрограда выйти 14 февраля 1917 г., в день открытия очередной сессии Думы, к Таврическому дворцу, чтобы выразить свой протест против политики царского правительства. “Так больше жить нельзя! Самодержавие губит страну, губит народ… Только немедленное учреждение Временного революционного правительства, опирающегося на организующийся в борьбе народ, способно вывести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на условиях, приемлемых для пролетариев всех стран”, – говорилось в обращении участников организованного Гвоздевым совещания рабочих социал-демократов Петрограда к пролетариату столицы (январь 1917 г.). К этому нужно добавить, что еще раньше рабочая группа ЦВПК санкционировала стачки в день памяти жертв [c.240] Кровавого воскресенья” 9 января 1917 г. В ответ власти арестовали членов группы, еще более увеличив тем самым их популярность у части рабочих. [c.241]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: