Еще один пример: диктатура биологических лабораторий, генетические опыты

Полученные в 1978—1979 гг. генетические рекомбинации являются последним достижением молекулярной биологии, которое обеспечило ей прекрасный исследовательский инструмент. Генетической рекомбинацией in vitro (RGV) было названо интегрирование генетических информационных фрагментов, полученных от организма-донора, так называемого чужого, в генетическую программу организма-реципиента другого вида (хозяина).

Путем ограничения количества энзимов (ферментов) в конкретных точках делят на части (дробят или рассекают) чуждую молекулу ДНК какого-то определенного вида. Затем выбирают носитель инфекции, которым может быть то ли бактериальная плазмида, то ли вирусная молекула ARN. Благодаря ограниченному числу энзимов, раскрывают носитель инфекции и вводят чужеродный фрагмент ДНК. Под воздействием энзима происходит сращивание и ДНК фиксируется. Измененный носитель инфекции вводят в организм хозяина. Таким образом, создается новый вид гибрида, способный к самовоспроизведению.

Вернер Арбер, Гамильтон Смит и Даниэль Натанс, которым в 1978 г. была присуждена Нобелевская премия, являются авторами идеи об использовании ограниченного числа энзимов. Ещё в 1965 г. В. Арбер задумал использовать усеченные энзимы для дробления генома и на этой основе разработать генетическую карту.

Как часто бывает в науке, если изначальная идея способствовала значительному продвижению к цели по разработке карты генома человека или животного и могла оказать помощь в научных исследованиях заболеваний генетического происхождения, то она незамедлительно могла использоваться в иных, менее благовидных целях. В 1971—1972 гг. были получены первые гибриды носителей инфекций, и успешно осуществлены первые генетические рекомбинации. В 1973 г. некоторые известные ученые заявили о своей обеспокоенности, так как понимали меру опасности, заключенной в генетических рекомбинациях. В июле 1974 г. 11 учёных написали печально известное письмо в американский научный журнал "Science", в котором они сообщали о вероятности появления различных рисков при генетических рекомбинациях и объясняли свои рекомендации.

Необходимо признать очевидное: одно дело, когда отдельные учёные не имеют иной цели, как продвигать вперёд науку и экспериментировать с благородными намерениями, совсем другое, когда другие, менее скрупулезные и менее честные, могут осуществлять ошибочные генетические рекомбинации. Это может нанести непоправимый ущерб всем живым видам, в том числе и человеку. Простая бактерия, содержащая отныне в своей ДНК чужеродный вирусный ген и ускользнувшая за пределы лаборатории, может заразить большое количество видов и вызвать настоящую катастрофу.

Так, например, гибрид ДНК может изменить безопасную бактерию хозяина, которая безобидным способом может стать вирулентной и разрушить зараженную клетку. Другая опасность состоит в том, что вирус использует нетрадиционные пути проникновения в клетки и разрушает их. Действительно, переход эндогенных вирусов от одного рода к другому достаточно редко встречается в природе, однако осуществленный в результате генетических рекомбинаций, он может спровоцировать подлинную катастрофу. Увы, подобное действие имело уже однажды место, что породило сегодняшнюю пандемию - СПИД.

Во всяком случае, если это не было случайностью, то вакцинации несут в себе потенциальную опасность. Действительно, если вирус животного обнаруживается в вакцине и объединяется в организме человека с невыявленным (скрытым) эндогенным вирусом, то существует риск естественной рекомбинации, о которой вакцинирующие врачи могут даже и не подозревать.

Понимая это, производители изготавливают, например, инсулин с бактерией, в которую введён человеческий ген. Если он там сохраняется, то для пациента всё будет хорошо. Однако есть опасения, что ряд лабораторий, для которых прибыль является главным определяющим фактором, используют генетические рекомбинации, вызывающие отклонения от нормы и опасные для здоровья людей.

В США ряд лабораторий, изготавливающих фармацевтическую продукцию, пошли без оглядки по пути генетических рекомбинаций. Это выгодно производителям медикаментов, пытающимся на международном уровне навязать свои законы медицине, способствуя появлению на рынке новой (и опасной) терапевтической техники.

Химиотерапия

Чтобы бороться с онкологическими заболеваниями, аллопатическая медицина использует только три метода: лучевую терапию, хирургию, химиотерапию и дополнительно — гипертермию (повышенную температуру).

Многие отрасли промышленности ориентируют свое производство на медицину, чтобы поставлять ей приборы, всё более приспособленные для проведения лучевой терапии, хирургических операций и для обнаружения злокачественных образований. Химическая промышленность не захотела отставать от других отраслей и в течение нескольких лет химиотерапия стала наиболее часто используемым методом лечения онкологических заболеваний. Химиотерапия как наиболее плохо изученный метод спровоцировала больше летальных исходов, чем выздоровлений онкологических больных. А лекарства, неизменно используемые на протяжении вот уже 20 лет, продолжают убивать как раковые, так и здоровые клетки. Несмотря на это, химиотерапия остаётся одним из основных методов лечения, а лаборатории извлекают из этого огромную прибыль.

Аллопатическая медицина испытывает на себе давление лабораторий и государства, предписывающих ей строгие авторитарные правила. Она может использовать в лечении только определенный перечень химиотерапевтических препаратов, исключая все остальные. А все лекарства на основе лекарственных растений, которые используются во многих странах и дают положительные результаты при лечении онкологических больных, не входят в список рекомендуемых для химиотерапии. Их использование запрещено в большей части стран ЕС.

Интересно было бы узнать, какими принципами руководствуется указанное направление медицины, препятствующее онкологическим больным использовать те препараты, лечебные свойства которых уже доказаны на практике в странах, не входящих в ЕС? И почему врачам под угрозой санкций со стороны закона запрещают прописывать такие лекарства для лечения?

Жизнь подтверждает очевидность того, что для эффективного лечения онкологических больных необходимо использовать все то, что помогает в лечении, так как существующие виды терапии пока не могут дать полного эффекта. Очевидно также и то, что при противораковой терапии онкологические больные подвергаются принудительному химиотерапевтическому воздействию (испытывают настоящую "диктатуру химиотерапии").

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: