Первые данные по снизившейся эффективности

Хотя свидетельства серьезного замедления производительности американской экономики стали несомненными в начале 1970-х годов, на самом деле оно началось несколькими годами ранее и скрывалось лишь бурным ростом занятости. Осенью 1962 года Джон Ф. Кеннеди начал свою президентскую кампанию с лозунга «Америку — снова в движение» («Get America Moving Again»). Нельзя не признать определенную иронию в том, что, согласно современным данным, заметный спад производительности начался около 1964 года и набирал силу (с некоторыми перерывами) до середины 1970-х годов. Рост производительности оставался очень низким до 1993 года, а потом, несколько окрепнув с созданием Интернета, снова упал до показателей 1970-х годов.

Анатомия замедления производительности поможет нам понять произошедшее. Существует два типа производительности. Наиболее известный — это отношение между продуктом и отработанным временем, называемое производительностью труда. Темпы роста производительности труда представлены на рис. 9.11. На протяжении многих десятилетий до 1972 года уровень роста производительности труда в среднем составлял 2,33% в год. Затем он снизился до 1,57%. Какое-то время можно было считать, что быстрый рост отработанного времени, произошедший с начала 1970-х до начала 1980-х годов, привел к убывающей отдаче от труда. Однако фундаментальное замедление отличалось также и еще большим падением темпов роста продукции на единицу капитала, что вряд ли может быть связано с увеличением объемов затрачиваемого труда. Мы можем также свести две этих оценки к одной общей — скорости роста так называемой совокупной производительности факторов производства, или многофакторной производительности, то есть к общему продукту на корзину

Расчеты, представленные на рис. 9.1, основаны на стандартных данных Министерства торговли США; весьма эффективная организация графика представлена у Роберта Дж. Гордона. Рис. 9.1 соответствует рисунку 4 в работе: Gordon, «Is U. S. Economic Growth Over?» (p. 13). Автор любезно предоставил мне и остальные расчеты, основанные на том же массиве данных, графически отображенные на рис. 9.2.

капитала и труда. Темпы роста производительности представлены на рис. 9.2. Данные показывают, что темпы роста совокупной производительности факторов производства до 1972 года составляли примерно 2,26%, а после — около 1,17%. Снижение совокупной производительности факторов производства оказывается более серьезным. Как видно из рис. 9.1 и 9.2, замедление в какой-то мере было поставлено под вопрос ускорением производительности в годы расширения Интернета, но после этого темы роста стали еще хуже, чем до Интернета.

К 1973 году, когда падение темпов роста было уже достаточно заметным (а потом стало еще более выраженным), начался быстрый рост безработицы — с низкого уровня в 3,4% в 1968-1969 годах до высшей отметки в 9%, достигнутой в мае 1975 года. В среднем уровень безработицы составлял 6,6% в 1972-1981 годах после двух десятилетий, когда он равнялся 4,6% и мирных лет 1900-1929 года, когда он равнялся 4,95%. Городские волнения в этот период были необычайно сильными. Резкий рост цен на нефть в 1973 и 1979 годах добавил масла в огонь, хотя он и оказался временным (если скорректировать его значение по инфляции). В три следующих десятилетия уровень безработицы в среднем составлял 6,3%: 7% в 1982-1991 годах, 5,4% — в 1992-2001 годах, 6,5% — в 2002-2011 годах. Рост безработицы в европейских странах в этот период был сопоставимым. Во всех странах Запада возросшая безработица стала таким же символом эпохи, как и замедлившийся рост производительности.

Существует ли причинно-следственная связь между падением роста и увеличением безработицы? Два десятилетия наблюдений за разными экономиками, одни из которых остаются достаточно современными, а другие утратили многие современные черты, свидетельствуют о наличии систематической связи между замедлением роста производительности и безработицей. В Великобритании уровень безработицы, который сперва был ниже американского, в начале 1980-х годов превысил его; во Франции уровень безработицы еще больше превзошел американский в 1980-х годах, а в Германии рост безработицы продолжался вплоть до середины 1990-х, как показывает доклад «Исследование рынка труда ОЭСР» (The OECD Jobs Study, OECD 1994). Соответственно, падение темпов роста производительности в Великобритании было больше, чем в США, еще больше — во Франции, а самым большим — в Германии. Так что за замедлившимся ростом систематически следовала увеличившаяся безработица — этот факт был представлен в статье 1997 года Хуна и автора данной книги[153]. (Он был настолько очевидным для журналистов, что они стали использовать термин «рост» в качестве синонима высокой занятости. Понадобилось «безработное восстановление» 2010-2011 годов, чтобы порвать с этой привычкой.) Следует отметить, что связь с ростом была весьма сильной, несмотря на то что его замедление в Европе имело иные причины, чем в США. Кроме того, в 1930-х годах в Америке взрывной рост производительности сочетался со снижением занятости — собственно Великой депрессией. (И экономисты напоминают нам о том, что быстрые инновации могут вызывать некоторую фрикционную безработицу.) Однако эту массовую безработицу нельзя убедительно связать с быстрым ростом производительности; ее подъему способствовали другие финансовые и нефинансовые силы. Безработица могла бы быть еще выше, если бы не этот рост производительности, то есть если бы не люди, занятые прокладыванием электрических кабелей по всей стране.

Три механизма связывают занятость с уровнем инноваций. Один из них прямой. Фирма повышает цены и сокращает количество работников, если ожидает снижения угрозы со стороны новых продуктов или методов, которые могли бы возникнуть у новых или старых конкурентов.

Второй механизм связывает занятость в фирме с ее собственными инновационными перспективами. Если она ожидает, что ее производительность будет расти медленнее, то каждый дополнительный сотрудник, нанимаемый ею, будет иметь меньшую ценность. (Падение темпов роста в этом отношении похоже на увеличение процентной ставки.) В результате фирма будет сокращать наём новых сотрудников.

Третий механизм работает через заработные платы и богатство. Простейшая среда — это экономика, в которой продукт производится трудом без какого-либо физического капитала; ее капитал — это инвестиции, сделанные компаниями в превращение новичков в готовых к производственному процессу сотрудников: такая ситуация как раз и рассматривается в статье Хуна и Фелпса. В данном случае рост производительности труда будет повышать спрос на рабочую силу, то есть он будет повышать заработную плату, которую работодатели готовы платить за данную рабочую силу, а это, если рассматривать этот фактор сам по себе, будет способствовать увеличению занятости и стандартной для рынка заработной платы. Но что если после долгого периода без каких-либо изменений технология внезапно улучшается, так что продукт на человека также начинает резко расти? Заработная плата также пойдет вверх, и занятость будет повышаться, по крайней мере некоторое время. Но насколько она вырастет? Для занятости важно отношение заработной платы к богатству, то есть к стоимости имущества и активов домохозяйства. Когда уровень производительности и, следовательно, дохода повышается, годовые сбережения также увеличиваются, а следовательно, и богатство. А увеличение богатства домохозяйства будет снижать предложение рабочей силы: оно повышает запросы рабочих, связанные с величиной заработной платы, что приводит к снижению занятости и увеличению заработной платы. Однако рост богатства не настолько велик, чтобы снизить занятость, пока оно не догонит заработную плату. А если производительность и заработная плата продолжают устойчиво расти, богатство не догонит заработную плату никогда. (Поэтому есть фаза, когда богатство, продолжая расти, по отношению к зарплате будет падать; эта фаза заканчивается, когда отношение заработной платы к богатству увеличивается настолько, что богатство, несмотря на его падение в отношении к заработной плате, растет по крайней мере теми же темпами, что и заработная плата.)

Следовательно, падение роста производительности в американской экономике и некоторых других можно считать причиной двух пагубных последствий для занятости и безработицы. Во-первых, когда темпы роста производительности снизились, сбережения не упали, так что сначала богатство не снизилось: в результате отношение заработной платы к богатству, которое в послевоенный период к 1968 году достигло высокой отметки в 0,38, упало за 1970-е годы до 0,32 в 1980 году и 0,29 в 1990 году. Многие работники, недовольные своей заработной платой, требовали более высокой зарплаты, в противном случае они готовы были уволиться или начать искать другую работу. (Соответствующее раздувание отношения богатства к заработной плате привело к резкому росту потребления по отношению к доходу, а также требований по заработной плате: потребление выросло с приблизительно 62% внутреннего продукта в 1970 году до почти 69% в 2001 году.) См. рис. 10.2 а, б. Во-вторых, когда снизившиеся ожидания роста прибыльности понизили оценку активов предприятий, в том числе сотрудников и клиентов, котировки акций резко пошли вниз в 1968 году; поскольку плохие результаты подкрепили низкие ожидания, котировки акций восстановились только к 1974 году. Результатом стало снижение занятости. Рабочие в отраслях, производящих потребительские товары, поскольку их инвестиционная ценность для работодателей снизилась, должны были бы мириться с гораздо меньшей заработной платой, чтобы сохранить свои рабочие места, но многие из этих работников не стали бы соглашаться с более низкой реальной заработной платой, поскольку их реальное богатство в основном сохранилось или по крайней мере не упало так сильно. Точно так же работники отраслей, производящих капитальные товары, поскольку рыночная стоимость их продукции снизилась, должны были бы согласиться с резким снижением реальной заработной платы, если они хотели сохранить свои рабочие места. Но, когда богатство падает, постепенное умеренное восстановление является нормальным явлением, хотя полного восстановления заработной платы и занятости после такого структурного сдвига ожидать не приходится[154]. В 1992 году котировки акций в конце концов вернулись к уровню 1968 года. Однако к 1992 году возможности рабочей силы, необходимой для обеспечения прироста основного капитала, заметно улучшились, то есть издержки неиспользованных возможностей труда в сфере производства капитальных товаров к тому времени стали больше, причем рабочие в 1992 году обладали гораздо большим богатством, чем в 1968 году, так что многим нужно было платить больше, чтобы они продолжали трудиться на своих рабочих местах.

Следует ли из всего этого парадоксальный вывод, будто сбережения вредны? Нет. Сбережения необходимы для финансирования инвестиций и инновационных проектов. Текущие запасы капитала и знаний, заработанных тяжелым трудом, — все это величественные памятники сбережениям людей. Однако это богатство затрудняет дополнительные инвестиции и инновации, снижая потребность людей создавать сбережения и работать в будущем. В нормальном случае рост производительности, вызванный сбережениями, помогает экономике «перерасти» богатство, создаваемое сбережениями. Однако когда инновации отсутствуют или слабы, сбережения обеспечивают все меньший прирост производительности, так что экономике не удается перерасти богатство, созданное сбережениями[155]. Причина спада и сопутствующего ему недовольства заключалась, следовательно, в устойчивом и по-прежнему превалирующем замедлении совокупной производительности факторов производства, известной также в качестве многофакторной производительности. И это замедление можно связать только с сокращением внутренних инноваций, поскольку низовые инновации, а не научные открытия, были главным источником инновационности в Америке с 1830-х годов до 1960-х годов.

Спад в области инноваций сопровождался утратой тех выгод от вовлеченности в экономику, которые стали возможными благодаря инновациям. Когда в определенный регион приходит процветание, наибольшую выгоду от этого получают маргинальные работники и маргинальная собственность. Точно так же от депрессии больше всего страдают маргинализированные слои общества, а не богатые и привилегированные. Соответствующие процессы стали все чаще обсуждаться в последующие годы.

В целом, вся инвестиционная деятельность — инвестирование в новое оборудование, новых сотрудников и т. п.,— а также инновации, подкрепляющие инвестиции, имеет определяющее значение как для высокой занятости, так и для роста производительности труда. Сокращение инноваций — вот что стояло за ростом безработицы и тенденцией к понижению заработной платы, то есть двумя явлениями, характерными для периода после 1972 года.

Политическая реакция. Политическая реакция на падение роста и увеличение безработицы, а также последующий провал принятых политических мер,— это важная часть рассматриваемых событий. К началу 1980-х годов стало ясно, что рост производительности остается низким, причем не было понятно, когда он возобновится, если это вообще произойдет. Предприниматели перестали рассчитывать на быстрый рост производительности, знакомый им по прежним временам. (Сегодняшний сотрудник не станет в будущем суперсотрудником.) Экономисты и политики поняли, что для устойчивого подъема совокупной производительности факторов, который позволил бы нивелировать уже произошедшее падение, понадобилось бы свернуть горы, но никто не знал, какие именно. Впрочем, они могли рассмотреть шаги, которые принесли бы временное облегчение, а именно средства против чрезмерно выросшей безработицы и непропорционально больших лишений среди наименее привилегированных групп общества.

В 1981 году Рональд Рейган, который только что избрался президентом и был готов проводить в жизнь рецепты экономической теории предложения, решил снизить ставки подоходного налога, полагая, что это поднимет занятость, увеличив стимулы людей выйти на рынок труда и работать упорнее, надеясь на лучшую заработную плату. Также он предложил предпринимателям налоговые вычеты на инвестиционные расходы. (Большие инвестиции в производственные средства, хотя и не поднимают совокупную производительность факторов производства, должны были бы поднять рост продукции на единицу труда.) В те времена вопросы финансовой ответственности решались в конгрессе не так легко, как в 2000-е годы. Закон Кеннеди о сокращении налогов был принят скорбящим конгрессом после убийства президента. Примерно так же Рейган провел свой закон о сокращении налогов после того, как на него было совершено покушение. (Дыры в налоговом законодательстве были закрыты с надеждой, что это принесет почти столько же дохода, сколько было потеряно в результате сокращения налогов, и таким образом удастся прийти к так называемой налоговой нейтральности.) В результате сокращений налогов в эпоху Рейгана безработица несколько выросла, достигнув пикового значения в 10,4% в 1982 году, а потом упала до 5,4% к 1989 году.

В 1989 году только что избранный Джордж Буш-старший, с подозрением относившийся к экономической теории предложения, которую он однажды назвал «вуду-экономикой», пожелал разобраться с сохраняющимся бюджетным дефицитом. Когда в 1990 году демократы отказались одобрить сокращение расходов, конгресс принял, а Буш подписал закон, увеличивающий ставки налога. К середине года уровень безработицы начал расти, в 1992 году он достиг 7,5%, а затем упал до 6,1% в 1994 году. Когда в 1993 году президентом стал Билл Клинтон, подход изменился: его советники утверждали, что бюджетный профицит позволит создать за несколько лет больше рабочих мест, чем будет уничтожено в данный момент. Так или иначе, во второй половине 1990-х годов началась интернет-революция и бум интернет-компаний. Затем, в 2001 году, когда безработица снова начала расти, новоизбранный Джордж Буш-младший, сторонник экономической теории предложения, провел в 2002 году сокращение подоходного налога, потом в 2003 году принял решение о начале вторжения в Ирак и расширении социальных выплат и, наконец, предпринял усилия, которые привели к буму на рынке жилой недвижимости. Однако бум закончился, а безработица выросла еще больше, чем прежде. (Тот факт, что значительное число беби-бумеров были включены в экономику, так что доля занятого населения по отношению к населению в целом выросла с 58% до 60% в 1970-х годах, с 60% до 63% в 1980-х годах и почти до 64% в 1990-х годах, свидетельствует о наличии эффективных институтов рынка труда[156].)

Очевидно, что даже тогда, когда уровень государственного долга был низким, кейнсианские меры, призванные стимулировать потребительский спрос, и приемы сторонников экономической теории предложения, нацеленные на увеличение предложения рабочей силы, не могли противостоять медленному росту и ширящейся безработице. Это не означает, что все усилия были напрасны: просто предпринятые меры могли принести лишь временное облегчение, а не долгосрочную пользу, и даже если какая-то польза и была, она нивелировалась издержками.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: