ОТ ЛЮДОВИКА СВЯТОГО

ДО СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

(1271-1337)

Если Людовик Святой и выказывал себя справедливым и доброжелательным, то все же всей своей властью он поддерживал инквизицию, и розыск еретиков, живых или мертвых, продолжался все его правление и правление его наследника Филиппа III (1270-1285) активнее, чем когда-либо. Мы тем не менее наблюдаем в течение второй половины XIII в. усиление активности катаров. Главы катарской церкви укрылись по большей части в Ломбардии, но через посредство своих нунциев они были тесно связаны с оставшимися в стране верующими. Жан Гиро очень справедливо сравнивал состояние катаризма на Юге в эту эпоху с положением католицизма в революцию, когда большая часть епископов эмигрировала, что не помешало неприсягнувшим священникам на свой риск продолжать деятельность.

Мы видели, что, начиная с договора 1229 г., катары создали секретную организацию. С потерей Монсепора эта сеть не исчезла, и многочисленные доказательства этого мы находим в протоколах инквизиции. Вот, например, история Амблара Вас-саля из Арифата, в Ломберской области, восстановленная по его допросу 1274 г.: в 1259 году Вассаль первый раз доносит на себя инквизитору Кастра и обвиняет себя в том, что в своем доме в Пеше в прошлом году дважды принимал еретиков. Но, надо думать, катары не рассердились на него за донос, поскольку семью годами позднее, в 1266 г., тот же самый Вассаль, находившийся при смерти, призвал пастырей, дабы получить consola-mentutn. Впрочем, ему не могли его дать, потому что Вассаль утратил разум. Выздоровев, он был тотчас же по приказу инквизитора Пьера де Гатина задержан и препровожден в Ломбер. Вскоре его выпустили в надежде, что он предаст некоторых еретиков. Но этого сделать он не мог - Добрые Люди ему не доверяли, надо признать, не без оснований. Чуть позже один файдит, Пьер де Румангу, вызвал Амблара в лес. Там он оказался среди файдитов, упрекавших его в намерении их предать. Затем Пьер де Румангу предложил ему сопровождать его в Ломбардию. Вассаль отказался, и поскольку позднее инквизитор упрекал его за это свидание, он отвечал, что получил от Пести-люса и Гийома Тиссейра, агентов инквизиции, разрешение свидеться с еретиками, дабы их предать. На самом же деле он никого никогда не предал. Чтобы уйти от постоянного надзора (потому что обе партии явно не доверяли ему), Вас-салю пришлось жить в изгнании до 1274 г., когда его наконец задержали и он поведал инквизитору все то, о чем мы только что рассказали.

Можно легко умножить примеры такого рода. Они доказывают, что катарская церковь сохраняла подпольную активность и инквизиции не удавалось ее пресечь. Жан Гиро, к примеру, восстановил по реестрам инквизиции впечатляющий список лиц, присутствовавших с 1269 по 1284 гг. на собраниях Доброго Мужа Пажеса. А Гийом Пажес ведь был не один, и у нас есть имена многих Добрых Людей, не перестававших весь этот период кружить по стране. Однако если катаризм остается, несмотря на активность инквизиторов, чрезвычайно живучим, то к концу XIII в. его природа немного меняется. Прежде всего, южные дворянские роды, доселе его основная опора, или исчезли, что случалось чаще всего, или искренне обратились в католичество, как мы видели на примере Оливье де Терма. Самым верным остается народ, и по мере движения вперед во времени мы замечаем, что социальный уровень катаров, а соответственно и их культурный уровень беспрестанно снижается. Побежденный катаризм будет долго умирать, но борьба все еще яростна в эпоху, когда катары больше не могут рассчитывать на какую-либо мирскую помощь, потому что край полностью контролируется французским королем. Они возлагают свои последние надежды на дом де Фуа, сохранивший свою независимость, но совершенно невозможно предположить, что эти сеньоры действительно хотят спасти преследуемую церковь. Что более опасно для инквизиторов, так это враждебность, которую они все больше и больше встречают со стороны южных муниципалитетов, в частности, каркассонского. Консулы этого города, среди которых Гийом Пажес, пожаловались в 1280 г. Филиппу III на злоупотребления инквизиции. Их не стали слушать; но еще не раз население обратится к королевской власти и даже к папству, чтобы умерить рвение инквизиторов. Ведь инквизиция в конечном счете сама создала свое могущество. Опираясь на епископов вроде Бернара де Кастане, знаменитого епископа Альби, самой крепкой ее опоры, инквизиция смогла позволить себе нарушать самые твердые канонические правила. Ее могущество частично опиралось на реестюы. гпе фигурировали имена всех подозреваемых, и не было никого, кто бы чувствовал себя в безопасности от ее сыска.

Консулы Каркассона предприняли попытку уничтожить эти списки. Это случилось зимой 1284-1285 гг. Но инквизитор Жан Галанд раскрыл заговор - бесспорно, потому, что агент инквизиции, на которого рассчитывали заговорщики, выдал их. Этот агент, Жан Лагарригю, сам был бывшим катаром, и ничто;гучше не показывает, до какой степени смешались обе партии. Ни инквизиторы, ни катары не могли полностью никому доверять. И действительно, мы встречаем во всех этих историях только двойных и малонадежных агентов. Если инквизиция под конец и взяла верх, то потому, что за ней все-таки стояла власть церкви и короля. Мы сейчас увидим это яснее, чем когда-либо, анализируя действия францисканского монаха Бернара Делисье при Филиппе Красивом (1285-1314).

Родившийся в Монпелье, вступивший в 1284 г. во францисканский орден, Бернар Делисье, видимо, обладал любознательным умом. Б молодости он много путешествовал, в Милане был связан со знаменитым Раймундом Луллием (1235-1315), а в Монпелье с известным лекарем и алхимиком Арнольдом из Виллановы. С другой стороны, в эту эпоху существовал жестокий конфликт внутри францисканского ордена между спиритуалами <В конце XIII в. орден францисканцев пережил раскол. Так называемые спитритуалы («вдохновенные») призывали орден вновь отказаться от всякой собственности, в духе заветов Франциска Ассизского. Те, кто поддерживал сделанное в 1279 г. изменение орденского устава, разрешившее монахам владеть имуществом, назывались конвентисиами. Очень скоро спиритуалы начали уп рекать в искажении учения Христа, не имевшего собственности и проповедовавшего святую бедность, и саму католическую церковь. Наиболее радикальные из них дошли до полного отрицания власти папы - это течение фратичелли, или «братцев». Их истребили в XIV в., а спиритуалы просуществовали до XV в. В 1517 г. папа Лев X официально утвердил разделение ордена на конвентуалов и обсервантов - наследников идей спиритуалов. Из их среды вышло еще одно движение - капуцинов (клобуков), образовавших отдельный орден в 1619 г.>, желавшими вернуться к строгости первоначального устава и порой тешившими себя мечтами о тысячелетнем царствии Божием, и большинством ордена. Бернар Делисье принадлежал к группе спиритуалов и много позже был осужден под этим названием. С другой стороны, если францисканцы часто, как мы видели по инквизиторским трудам, присоединялись к доминиканцам, то в этом случае они почти всегда смягчали строгости. Наконец, почти на всех уровнях между двумя нищенствующими орденами шло глухое соперничество.

Все это надо иметь в виду, если мы хотим понять необычайно острую борьбу, которую повел против инквизиции Бернар Делисье и которая чуть было не кончилась удачей при поддержке Филиппа Красивого. Этот загадочный государь до некоторой степени шел по стопам своего деда Людовика Святого. Он не меньше, чем тот, заботился о том, чтобы навязать всем королевскую волю и навести порядок в своем домене, хотя бы и за счет церкви. В экстремальных обстоятельствах он пренебрег рядом принципов и не побоялся противопоставить самому папе суверенитет короля. Столкновение с Бонифацием VIII назревало как раз в тот момент, когда Бернар Делисье восстал против инквизиции. Все началось довольно банально. В конце июня 1300 г. у ворот францисканского монастыря в Нар-бонне объявляется доминиканский инквизитор Ни-коля д'Абвиль, чтобы провести дознание по поводу некоего Кастеля Фабри, умершего на руках францисканцев и похороненного среди них. Бернар Делисье, который был чтецом в Нарбоннском монастыре, начинает защищать память своего друга Фабри. Но инквизитор отказывается его слушать. В это же время по провинции едут два королевских следователя, Жан де Пикинъи, видам Амьена, и Ришар Леневе, архидьякон Ожа в церкви Лизье. Они не испытывают никакой нежности к инквизиции, злоупотребления которой отмечают, и готовы выслушать Бернара Делисье, приехавшего из Нарбонна в Альби, где с помощью епископа Бернара де Кастане свирепствует инквизитор Фульк де Сен-Жорж. Впрочем, Бернар Делисье не одинок. Его поддерживает не только его орден - он лишь выражает с блестящим красноречием чувства населения. Это больше трибун, опирающийся на местные власти и народ, чем проповедник. В нем и в Жане де Пикиньи люди видят своих освободителей от ненавистного ига, потому что францисканец говорит от имени Бога и церкви, а видам Амьенский - от имени короля.

Прежде всего обращаются к королю. Бернар Делисье в сопровождении патрициев Альби и Кар-кассона едет во Францию. Консулы Каркассона и Альби всегда действуют заодно. Ничего лучше этого не показывает, какой было тогда относительная независимость городов и какими были их союзы. В конце 1301 г. Филипп Красивый принимает Бернара Делисье в замке Санлис и благосклонно выслушивает его разоблачения. Бернар Делисье говорит, что ересь давно побеждена и инквизиторы сражаются с несуществующим призраком лишь для того, чтобы продолжать пользоваться своей неограниченной властью. 8 декабря 1301 г., приказав начальникам Фулька де Сен-Жоржа отозвать его, король пишет об этом же инквизиторе епископу Тулузскому: «В то время как его долг заключался в искоренении заблуждений и пороков, он употребил свою власть лишь на их поддержку; под прикрытием дозволенного подавления он осмелился на вещи целиком незаконные, под видом благочестия - на вещи кощунственные и бесчеловечные; наконец, под предлогом защиты католической веры он совершал ужасные и омерзительные дела».

В конце концов король решает, что отныне для задержания подозреваемого требуется согласие и епископа, и инквизитора, и последний ничего не может делать только своей властью, то есть арестовывать кого бы то ни было. В случае конфликта собирают комиссию из четырех членов: доминиканского приора и чтеца, хранителя и чтеца францисканцев. Последним поручено нечто вроде контроля.

Но доминиканцы повиновались королевскому приказу лишь 29 июня 1302 г., да и Гийом де Морьер, приор Альби, назначенный вместо Фулька де Сен-Жоржа, оказался не лучше своего предшественника, а Жоффруа д'Абли из Шартра, преемник Николя д'Абвиля, был еще хуже. То есть инквизиция уступила только для видимости, и королю не хватило твердости. Новая поездка Бернара Делисье в Париж будет не такой успешной, как первая. Однако францисканский монах не падает духом. Народ поддерживает его, и Кастр потрясли серьезные волнения, когда один священник из Ла-Плате пожелал публично отлучить от церкви Жана де Пикиньи. Вскоре после своего возвращения из Парижа Бернар, проповедуя в Кастре, заявляет: «Все могущество инквизиторов зиждется на том, что никто не осмеливается с ними бороться. Надо осмелиться и не думать, что будет потом». Рождество 1303 г. Филипп Красивый проводит в Тулузе со своей женой Жанной Наваррской, тремя сыновьями и Гийомом де Ногаре, этим выходцем с Юга, родившимся в Сен-Феликс-де-Ка-раман, где некогда происходил катарский собор. Возможно, у Гийома де Ногаре среди родственников были Добрые Люди. Во всяком случае, 8 сентября 1303 г. в Ананьи он вполне отомстил за оскорбления лично Бонифацию VIII. При прохождении королевского кортежа толпа, подстрекаемая Бернаром Делисье, кричит: «Правосудия! Правосудия!» Бернар еще раз увидится с королем, снова будет обвинять инквизиторов в том, что они придумывают катаров в собственных целях. Ему возражают. Он напоминает, что признания они получают посредством пытки, и король 13 января 1304 г. издаст новый ордоннанс, подтверждающий ордоннанс от 8 декабря 1301 г. Здесь прибавлено, что темницы инквизиции построены, чтобы изолировать подозреваемых, а не мучить (ad custodiara, non ad -poenam). В начале февраля король выехал через Каркассон в Безье. Его сопровождал Бернар Делисье, а принимал суверена в этом городе Эли Патрис, один из наиболее тесно связанных с Бернаром консулов Каркассона. Патрис попытался еще раз получить поддержку Филиппа Красивого против инквизиторов, но у французского короля в этот момент были другие заботы, как сказал без обиняков Бернару Ногаре.

Тут мы видим, как завязывается странный заговор, впрочем, оставшийся без последствий, что доказывает только то, что население Юга не было еще основательно привязано к Франции и могло при некоторых обстоятельствах смотреть на сторону. Эли Патрис и его коллега Гийом де Сен-Мартен вступают в контакт с третьим сыном короля Майорки Хайме II <Майорка была отвоевана у арабов королем Яковом I Арагонским в 1229 г. В 1276-1344 гг. - самостоятельное королевство, где правила младшая ветвь Арагонского дома.> с предложением передать ему провинцию, если он обещает защищать ее от инквизиции. Впрочем, консулы Каркассона ничего не хотели делать без поддержки консулов Альби, отказавшихся участвовать в этой авантюре. Сам король Майорки, отрекшись от своего сына, даже сообщил о заговоре Филиппу Красивому, и Эли Патриса и его друзей предали пытке. Что же касается Бернара Делисье, глубоко замешанного в деле, то его задержали во францисканском монастыре в Париже, где он не раз останавливался, когда приезжал с посольством к королю. Но его судил новый папа Климент V <Климент V (Бертран де Го) - папа римский в 1305-1314 гг. Перенес столицу папства в Авиньон, папское владение, формально независимое от Франции.> (1305-1314), и он прожил долгие годы полуузником при дворе этого понтифика под покровительством кардинала-епископа Тускула. Более того, он добился от папы отправки в Альбижуа трех легатов с целью посетить тюрьмы инквизиции. Политика Филиппа Красивого и Климента V, его креатуры, как видно, была очень противоречивой, и если позднее Бернар Делисье будет осужден церковным трибуналом, то по причинам, на первый взгляд, не относящимся к его борьбе против инквизиции.

Конечно, когда в 1318 г. Бернар Делисье был арестован папой Иоанном XXII <Иоанн XXII (Жан Дюэз) - папа римский в 1316-1334 гг.>, первой статьей обвинения была борьба против инквизиции. Но францисканского монаха также обвиняли в заговоре с инфантом Майорки и даже в пленении папы Бенедикта XI <Бенедикт XI (Никколо Бокасини) - папа римский в 1303-1304 гг.>, предшественника Климента. Вполне очевидно, что, если бы он не совершил величайшей неосторожности, вернувшись к авиньонскому двору в сопровождении 64 спиритуалов своего ордена, чтобы требовать наказания своих противников-конвентуалов, ему никогда бы не пришлось пострадать. Иоанн XXII и в самом деле действовал с крайней жесткостью против спиритуалов - до такой степени, что 7 мая 1319 г. четверых из них сожгли в Марселе. Участь Бернара Делисье была менее сурова. После пытки он был осужден в Каркассоне церковным трибуналом; приговор смягчили, и он должен был окончить жизнь в цепях на хлебе и воде в темницах инквизиции. Там, в застенках на берегах Ода, он и умер, когда именно - неизвестно.

Инквизиция полностью торжествовала, хотя некоторое время и трепетала перед Бернаром Делисье, Жаном де Пикиньи, послом французского короля, и поднявшимся от Каркассона до Альби населением. В Каркассоне в 1302 г. под давлением народа, во главе которого стояли Бернар Делисье и Эли Патрис, Жан де Пикиньи осмелился, невзирая на угрозы доминиканской охраны, открыть застенки инквизиции и перевести измученных узников в более мягкие условия тюрем в городских башнях. Подвиг тем более замечательный, что катары далеко не исчезли, как дерзко утверждал Бернар Делисье. Напротив, это время наивысшей активности одного из их последних пастырей Пьера Отье.

Он был уроженцем Акс-ле-Терм, что в глубине Сабарте, пиренейской долины, где укрылись со своими сокровищем четверо монсепорских беглецов. Именно там находятся знаменитые пещеры Ломбрива, служившие убежищем последним катарам. Страна по большей части была верна катар-ской церкви. Пьер Отье сам принадлежал к еретической, по крайней мере с 1230 г., семье. Однако, если верить рассказу инквизиторов, они с братом обратились в иную веру при обстоятельствах, напоминающих знаменитый роман о Варлааме и Иосафате < «Варлаам и Иосафат» - популярный средневековый индийский роман, через византийское посредство ставший известным всей Европе.>: «Пьер и Гильем Отье были писцами, умели читать, у них были семьи и имущество. Однажды Пьер листал книгу. Внезапно пришел его брат, которому он подарил манускрипт, говоря, чтобы тот поразмыслил над каким-то отрывком. Гильем, прочитав его, заявил, что оба они теряют душу, живя такой жизнью. И Пьер воскликнул: "Ну, брат, пойдем и постараемся спасти наши души". Сказав это, они все оставили и пошли в Ломбардию, где из них сделали добрых христиан. Потом они возвратились в Акс». Это происходило во время Великого поста 1298-1299 гг.

Отныне вместе со своим братом, а позднее с сыном Жаком Пьер Отье беспрестанно бродил по стране до Тулузы, повсюду проповедуя и утешая. Однажды в 1300 г. его предал монах Гийом Дежан, но он был спасен своим племянником Раймоном из Родеза, доминиканцем в Памье, а на самом деле «шпионом еретиков». Спустя некоторое время предатель Дежан был сброшен в горное ущелье. В 1307 г. Бернар Ги, автор знаменитой «Practica inquisitionem» (Практики инквизиции), будучи инквизитором в Тулузе, яростно преследует Пьера Отье. Преданный Пьером де Люзенаком, бессовестным адвокатом, Добрый Человек был арестован. Его осудили на Тулузском соборе каркассонские инквизиторы Бернар Ги и Жоффруа д'Абли. Поднимаясь на костер, Пьер Отье воскликнул: «Если бы мне позволили проповедовать, я бы обратил весь народ в свою веру».

Таков последний великий катарский пастырь, влияние которого будет ощущаться еще через несколько лет после его смерти, особенно в диоцезе Памье, который отличался смесью антиклерикализма и южного национализма. Однажды знаменитый Бернар Cecee, епископ Памье с 1295 по 1312 гг., тот самый Бернар Cecee, который спровоцировал ссору между Филиппом Красивым и Бонифацием VIII, спросил у рыцаря Бертрана де Те, какие люди внушают ему больше ненависти, клирики или французы. Бертран ответил, что клирики, потому что они предали страну французам. Другой заявил, что господство французов ему ужасно не нравится, «потому что священники и французы - одно и то же». Жаку Фурнье, будущему папе Бенедикту XII (1334-1342), наследовавшему Бернару Cecee на престоле в Памье, пришлось в 1318 г. создать в своем диоцезе отделение каркассонской инквизиции. Якобы именно он велел замуровать последних катаров в пещерах Ломбрива.

Катары первой трети XIV в., как мы знаем по реестрам инквизиции, были людьми скромного происхождения и малого влияния. Едва ли встретятся среди них несколько мелких сеньоров и низших чиновников. Катарская церковь постепенно уходила в неизвестность и мрак. В качестве доказательства приведу лишь пример Гильема Белибаста, «утешенного» Пьером Отье под конец его апостольства. Он бежит в Испанию, где ведет жизнь отверженного в горах Валенсии. Тем не менее туда доберется агент епископа Памье Арно Сикр, или Байль, внушивший ему доверие, поскольку принадлежит к старой катарской семье. Но, предавая Доброго Человека, Байль думает только о возвращении своего имущества, реквизированного инквизицией. Он убеждает Белибаста вернуться во Францию. Едва несчастный пастырь ступает на землю графства Фуа, как он арестован. Осужденный архиепископом Нарбоннским, Белибаста 1321 г. был сожжен в Вильруже, близ Каркассона.

Отныне нет больше костров для катаров, так как инквизиция их теперь не находит. Их полное исчезновение тем не менее кажется странным, тем более что одновременно мы набхподаем аналогичный феномен в Северной Италии, так долго служившей убежищем западным катарам. Несомненно, катарская церковь была уничтожена беспощадными преследованиями, террором инквизиции. Однако есть и другая причина: изменился дух времени. Катаризм не отвечал больше современным требованиям. Невзирая на все усилия инквизиции, еретики продолжают изобиловать в XIV и XV вв., но они не исповедуют открыто те же ереси. По-прежнему и более, чем когда-либо, поносят пороки и злоупотребления церкви, папство, слишком озабоченное доходами, и это будет продолжаться беспрерывно вплоть до великого протестантского раскола. Христианский мир наводнят толпы флагеллантов <Флагелланты (бичующиеся) - релгиозное христианское движение, правозгласившее самобичевание способом совершенствования. Основоположник - Петр Дамиани (1006-1072). Расцвета достигло в ХШ в. Запрещено Констанцским собором 1417 г.>, но больше никто не ссылается на манихейские доктрины. Они выполнили свое предназначение. Возможно, на Юге они еще оставались, теперь никак уже не связанные с сознанием южан, их национальной самобытностью. Прежде всего катары навлекли несчастье на Юг. Они не только оказались неспособными его предотвратить, но еще и доктрина непротивления способствовала истощению сопротивления.

Именно потому, что надо покориться поражению, именно потому, что нет никакой надежды сбросить французское господство (мы видели, как плачевно закончилась попытка каркассонских консулов обрести поддержку у короля Майорки), именно потому, что южное общество в течение столетия было потрясено до основания, следовало приспособиться к новым временам, и катаризму здесь не было места. Когда Иннокентий III начал крестовый поход против альбигойцев, его цель заключалась в возвращении к христианству области, пытающейся от него отойти. Но результат в конечном счете оказался совершенно иным, его не предвидел даже этот великий папа. Кажется, он больше потрудился для единства французского, нежели единства христианского. Настоящим победителем стал король Франции. Конечно, он всегда поддерживал церковь, и окончательное исчезновение катаров было ее большим успехом. Но Филипп Красивый, торжествуя над Бонифацием VIII, перенося папский престол из Рима в Авиньон, ознаменовал внезапное рождение новой реальности - национального государства, сменившего государство феодальное.

Если религиозные проблемы и остаются важными, то отныне они не на первом плане. Юг, который, вероятно, никогда не был в своем большинстве катарским или вальденским, - теперь скорее часть национальной совокупности, чем религиозного единства. Договор в Корбее надолго зафиксировал его границы со стороны Арагона. Франция обретает контуры - уже не как западная часть бывшей каролингской империи, а как страна с более четко определенными границами, относительно централизованная, с твердым управлением. Именно в пределах этой страны постепенно стихнут раздоры и забудутся дурные воспоминания. Случайно ли, например, что Филипп V Длинный (1317-1322), второй сын Филиппа Красивого, автор Салического закона, этого воистину фундаментального закона королевства, котором}' предстоит определять его историю на протяжении стольких веков <Филипп V (1294-1322) - король с 1317 г. Второй сын Филиппа IV. Отстранил от наследования короны свою племянницу Жанну, королеву Наваррскую, дочь своего старшего брата Людовика X (1314-1317), опираясь на закон салических франков (VI в.). Глава LIX этого закона (об аллодах, т. е. земельных наделах) лишала женщин права наследования земельных владений.>, также первым не носит титула графа Ту-

лузского? Он правит в Тулузе, как в Париже - не как наследник Жанны Тулузской, а как французский король. За пятьдесят лет его предшественники, особенно Филипп III, возвели в регионе Tyjr/зы и Альбижуа множество крепостей, которые стали новыми городами, построенными в ущерб местным феодалам и повсюду заявляющими о реальной власти короля. Опуская титул графа Тулузского, отныне ненужный, Филипп Длинный провозглашает окончательное единство королевства за Центральным массивом. Теперь Франция может вынести испытания Столетней войны.

ОТ СТОЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: