ОРГАНИЗАЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ

- ценностно-нормативный аспект социальной организации сооб-тв и их сегментов, задающий мировоззренч., идейные и нравств. основания для социальной консолидации, регуляции, коммуникации и воспроизводства человеч. коллективов. При этом под социальной организацией понимается форма устойчивого объединения людей, преследующих некие групповые цели и удовлетворяющих связанные с их коллективным существованием интересы и потребности, что обеспечивается относительно стабильным уровнем упорядоченности в структурном построении, разделении функций и согласованности действий субъектов сооб-ва. Такого рода упорядоченность в формах сосуществования и коллективной жизнедеятельности людей детерминируется не только сходством их социально значимых целей, интересов и потребностей прагматич. характера (жизнеобеспечение, оборона, размножение и пр.), но и близостью (или единством) их наиболее важных ценностных установок, элементов социального опыта, миропредставлений, верований, образов самоидентификации, идеологии, нравств. принципов и иных экстраутилитарных скреп социальной консолидированности, представляющих собой идеациональную составляющую их социальной организации.

Становление и изменчивость О.с. сооб-в базируется на исторически обретенном и селектированном социальном опыте коллективного общежития и взаимодействия людей, к-рым и определяются преобладающие черты системно-структурной упорядоченности процессов и процедур осуществления социально значимой деятельности, преобладающие технологии регуляции социокультурной, к-рый прямо или опосредствованно способствует поддержанию необходимого уровня консолидированности сооб-ва, наиболее эффективному разделению социально-деятельностных функций между людьми и их взаимодействию, а также социальному воспроизводству сооб-ва как устойчивой культурной общности. Эмпирически наблюдаемые формы О.с. выявляются прежде всего в преобладающих в сооб-ве методах социальной регуляции, реализуемых как в деятельности регулятивных институтов (полит., правовых, религиозных и др.), так и в системах обычаев, социальных стандартов, стратифицированных образах жизни, типологии мировоззрения, нормативных “культурных текстах” и др.

Поскольку О.с. так или иначе связана с целями, преследуемыми людьми в их коллективной жизнедеятельности, и регулирующими их социальную практику ценностями, то разные типы О.с. могут классифицироваться по детерминирующим их целевым и ценностным основаниям. При этом могут быть выделены типы О.с., ориентированные на мемориальные, актуальные или прогностич. ценности и соответственно на цели прямого воспроизводства традиции, эффективной адаптации к условиям существования или интенсификации развития. К О.с. с мемориальной ценностной ориентацией могут быть отнесены устойчивые общности людей, коллективный характер социальной практики к-рых преследует цели и отстаивает ценности прямого и по возможности точного воспроизводства истор. традиции, обычая, канона и т.п. Это прежде всего общности этнич. и конфессиональные, консолидирующиеся гл. обр. вокруг идей общего генезиса (рода, этноса, вероучения) и общности истор. судьбы сородичей, единоверцев. Др. типом О.с., связанным в большей мере с целями поддержания практич. эффективности процедур актуальной жизнедеятельности и отличающимся большей адаптивной пластичностью к меняющимся условиям бытия, являются общности социально-сослов-

ные, классы проф. констелляции и вся система функционально-деятельностной организации и специализации людей. Разумеется, и в их ценностных установках большую роль играют сословные, проф. и т.п. традиции, но все же это прежде всего актуально-ориентированные типы О.с., регулируемые потребностями сиюминутной адаптации к складывающимся обстоятельствам существования, производства и пр. К третьему типу — прогностически ориентированным образцам О.с., направленным на борьбу за обретение еще не достигнутых социальных благ, положения вещей, истор. условий и т.п., — относятся общности в основном полит. характера — нации, полит, партии, институты власти, силовые структуры и пр. Они решают и актуальные задачи, а также связаны множеством традиц. ценностей, но все это так или иначе подчинено движению к прогностич. цели, выраженной в полит, программе или идеологии, плане войны, нац. идее и т.п.

Разумеется, всякое, самодостаточное сооб-во людей (по крайней мере постпервобытное) включает в себя элементы разл. типов О.с. Оно, как правило, одновременно и этническое,и социальное,и политическое, со всеми с этим связанными вариантами целевых и ценностных установок. Однако на разных стадиях истории сооб-ва доминирующий тип О.с. может быть разным. Если сооб-во проходит несколько этапов социокультурного развития (см. Прогресс в культуре), то одним из наиболее выраженных признаков такого рода эволюции становится усложнение структуры и функциональности прежде всего его О.с., изменение пропорций, общей композиции сочетания элементов мемориального, актуального и прогностич. характера в общем строе его экзистенциальных ориентации. Напр., в архаич. (первобытных) сооб-вах в системе черт О.с. заметно явное преобладание мемориальных установок в организации и регуляции форм жизнедеятельности людей, ориентированных на непосредств. воспроизводство традиц. технологий в любых видах социальной практики. При этом наблюдается и нек-рое развитие актуальных (функционально-адаптивных) видов деятельности при практич. отсутствии прогностич. ориентаций в картинах мира и параметрах образов жизни. В О.с. доиндустри-альных (раннеклассовых) сооб-в, судя по всему, имеет место относительно сбалансированное сочетание этно-конфессиональных, социально-сословных и полит, элементов О.с., хотя в каждом конкретном истор. случае композиция этих составляющих отличается существенной прихотливостью. Что же касается сооб-в на индустриальной и постиндустриальной стадии развития, то здесь наблюдается явное преобладание актуальных и прогностич. ориентаций жизнедеятельности при заметной локализации мемориальных регулятивных установок преимущественно в приватной сфере жизни людей или в особых церемониальных ситуациях (праздники, свадьбы, похороны и т.п.).

Важным показателем типологии преобладающей в сооб-ве О.с. являются доминирующие методы социального воспроизводства личности и трансляции паттернов социально адекватного поведения и предпочтительного мировоззрения: обучение казуальным, теоретически почти не рефлектированным поведенч. актам и образам миропонимания “на все случаи жизни” в обрядах и ритуалах первобытного об-ва; демонстрация сакральных эталонных образцов поступков и суждений богов, героев, святых и пр. в религиозно-полит, системах до-индустриальных сооб-в; и наконец, трансляция абстрактных принципов социальной и интеллектуальной адекватности в правовых политико-идеол., филос., худож. и иных “культурных текстах” индустриальной и постиндустриальной эпох.

Сравнительно небольшое число наблюдаемых в истории вариантов О.с. позволяет использовать эту систему параметров как основание для культурно-истор. типологизации сооб-в (наряду с формационным, цивили-зационным и иными концептуальными подходами) по характеристикам доминирующих в них черт экзистенциальных ориентации, типам институтов и методов социальной консолидации, регуляции и коммуникации, а также технологиям их социального воспроизводства. См. Социальная организация; Порядок культурный.

Лит.: Морфология культуры: структура и динамика, М., 1994; Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1995; Ерасов Б.С. Социальная культурология. М., 1996.

А.Я. Флиер

ОРТЕГА-И-ГАССЕТ (Ortega-y-Gasset) Xoce (1883-1955)

— исп. философ, публицист, издатель. С 1910 по 1936 руководил кафедрой метафизики Мадрид, ун-та, оказав заметное влияние на формирование исп. филос. мысли 20 в. Принимал активное участие в полит, жизни до начала гражд. войны, в 1936 эмигрировал. Вернулся в Испанию в 1945, но жил “во внутр. эмиграции”, будучи противником франкистского режима. Основал Ин-т гуманитарных наук (1948), журнал и изд-во “Ре-виста де Оксиденте”, гл. целью к-рых было ознакомление исп. и латиноамер. читателя с лучшими произведениями европ. философов и ученых.

Филос. учение О., возникшее под влиянием неокантианства, феноменологии, “философии жизни” и экзистенциализма, получило название “рациовитализм”, т.е. учение о “жизненном” или “истор. разуме”. О. можно считать одним из ведущих представителей историцизма (“История как система”). В 30-40-е гг. он развил близкое экзистенциализму учение о человеке как “радикальной реальности” и социол. доктрину (в опубликованной посмертно книге “Человек и люди”).

Философия культуры О. базируется на его учении об “идеях и верованиях”, составляющем ядро его философии истории. Все системы идей опираются на дорефлективные верования: идеи принимаются или отвергаются на уровне мышления, тогда как в верованиях живут, и отказаться от них “как последней инстанции нашей жизни” можно лишь вместе с трансформацией всего нашего существования. Помимо

индивидуальных имеются коллективные верования, представляющие собой фундамент социальной жизни и сердцевину любой существовавшей культуры. Истор. кризис наступает вместе с крушением традиц. верований. Излишне разветвленная, ритуализированная, омертвевшая культура уже не может ориентировать человека в мире, он теряется в идеях и конвенциональных нормах, утрачивает живую веру. Сомнения и поиски новых идей и убеждений насыщают эти кризисные периоды разнообр. теор. построениями, филос. доктринами, религ. ересями, но одновременно происходит “варваризация” массы. Кризис Рим. империи “был не просто нашествием варваров, затопивших рим. культуру, но и превращением в варваров людей этой культуры” (“Вокруг Галилея”). Победившее христианство заложило основы новой системы верований, продержавшейся до эпохи Возрождения, представляющей собой кризис, завершившийся победой рационалистич. мировоззрения и “веры в науку”. С Декарта и до конца 19 в. господствует “геометрич. разум”. Этот способ мышления вступает в кризис в нач. 20 в.; совр. эпоха для О. — время истор. кризиса, заявляющего о себе во всех областях культуры, равно как и в полит, области. В каждый переломный момент истории на полит, сцене оказывается “человек действия”, ведущий порожденных самой культурой варваров. Полит, движения 20 в. — фашизм, коммунизм — О. связывает с появлением “массового об-ва”.

Широкую известность получили произведения О. “Дегуманизация искусства” и “Восстание масс”, в к-рых рассматриваются разл. стороны кризиса совр. культуры, в частности появление “массовой культуры”. Поскольку в центре внимания О. находится соотношение “элиты” и “массы”, его часто характеризуют как сторонника элитарно-аристократич. критики совр. цивилизации.

Соч.: Obras Completas. Т. 1-6. Md., 1957-58; Gesammelte Werke. Bd. 1-4. Stuttg., 1954-56; Что такое философия? М., 1991; Дегуманизация искусства и другие работы. М., 1991; Эстетика. Философия культуры. М., 1991; Философия. Эстетика. К-ультура. М., 1993; Этюды об Испании. Киев,1994.

Лит.: Гайденко П.П. Бурж. философия в поисках реального содержания истор. процесса // ВИ. 1966. № 1; Давыдов Ю.Н. Искусство и элита. М., 1966; Зыкова А. Б. Учение о человеке в философии X. Ортеги-и-Гассета. М., 1978; Rukser U. Bibliografia de Ortega. Md., 1971.

A.M. Руткевич

ОРТИС (Ortiz) Фернандо (1881-1969)

- кубин. ученый, исследователь афрокубин. культуры, автор многочисл. работ в области социологии, психологии, истории, этнографии, музыковедения, фольклористики и лексикографии. О. — блестящий представитель традиции нац. эссеистики и мыслитель, исследующий с научных позиций проблему нац. сущности.

Начав научную деятельность в области антропологии и криминалистики, О. включил в сферу своих интересов психологию и историю. Его первые работы о нац. психологии (“Среди кубинцев”, 1913) и культуре афрокубин. страты (“Преступность среди афрокубинцев-рабов”, 1916) написан, в русле позитивистской социологии. В этот период О. с равным интересом обращался к проблемам дактилоскопии, истории, экономики и к полит, публицистике (“Кубинский полит, кризис”, 1919). О. много выступал с лекциями и речами, частично объединенными в кн. “На трибуне” (1923);

развернул огромную обществ, и культуростроит. деятельность.

В 20-е гг. О. проникся мыслью, что решение проблем кубин. нации зависит от осознания ею собств. идентичности и приступил к изучению языка нац. культуры и ее внутр. образа. О. проявил себя как выдающийся этнограф и лексикограф, создав “Короб кубинизмов” (1923) и “Глоссарий афронегризмов” (1924), сопровождавшиеся рядом работ об афрокубин. фольклоре — устном и музыкальном. Вершиной творчества О. является его фундаментальный труд “Кубинский контрапункт табака и сахара” (1940) — всеобъемлющее этно-социо-культурфилос. исследование кубин. нац. онтологии, к-рая базируется на взаимодействии антиномичной пары сущностных принципов, проявляющихся во множестве жизненных коррелятов. Среди дальнейших исследований О. выделяются этнографические, особенно “Ураган, его мифология и его символика”, (1947). Особое значение имеют общие и спец. работы О. в области муз. фольклора: “Афр. начало в муз. фольклоре Кубы” (1950) и др.

В отличие от мн. деятелей кубин. культуры О. при всем своем энциклопедизме и творч. плодовитости концентрировался исключительно на жизни Кубы, исследовав ее во всех аспектах, во всех составляющих ее нац. характера и дал, может быть, ее самую достоверную интерпретацию.

Соч.: Los negros brujos. Md., 1906; Entre cubanos (Psicologia tropical). P., 1913; Натра afrocubana. Los negros esclavos. La Habana, 1916; Un catauro de cubanismos. La Habana, 1923; Contrapuncto cubano de tabaco у el azucar. La Habana, 1940; El huracan, su mitologia у sus simbolos. Мех., 1947; La africana de la musica folclorica de Cuba. La Habana, 1950.

Лит.: Земсков Б.Б. Фернандо Ортис — выдающийся деятель кубин. культуры (1881-1969 // Лат. Америка. 1969 N 3; Para un homenaje. El ideario cubano de Fernando Ortiz // Cuba Internacional. (La Habana). 1969. 39-41; Bio-bibliografia de don Ferdinando Ortiz. La Habana, 1970. Orbita de Fernando Ortiz. La Habana, 1973.

Ю.Н. Гирин

ОСЕВОЕ ВРЕМЯ

— одно из ключевых понятии в культуролог, мировоззрении К. Ясперса. О.в. он называет период с 800 по 200 до н.э., когда определились масштабы и проблемы всего последующего развития мировой цивилизации.

В этот период, в выделяемых Ясперсом трех очагах мировой культуры, возникают религиозно-этич. учения, проповедующие принципиально новые ценности, к-рые настолько глубоки и универсальны, что являются актуальными и сегодня. В восточносредиземномор-ском (протозап.) регионе — это учения палестинских пророков, иранца Заратустры и греч. поэтов, философов и историков; в инд. регионе — проповедь Будды; в Китае — даосизм и конфуцианство. В отличие от А. Вебера, противопоставлявшего зап. культуру, с ее греко-иудейской основой, др. др.-вост. культурам, Ясперс отстаивал единство значения О.в. для всех трех очагов цивилизации др. мира.

О.в. — время рефлексии. Человек начинает осознавать самого себя, объектом мышления становится мышление. Причина самопознания заключалась в том, что прежние культурные возможности оказались исчерпанными и человечество начало входить в пограничную ситуацию. Пытаясь разрешить возникающие перед ним проблемы (осознание бытия в целом, определение, что есть зло, что такое смерть), человек поставил перед собой высшие цели, стремясь “познать абсолютность в ясности трансцендентного мира”. Успешное разрешение этих вопросов в эпоху О.в. дало отсчет новой культурной эре, эре подлинной культуры.

В развитии мировой культуры Ясперс насчитывает “два дыхания”. Первое ведет от “прометеевской эпохи” (времени использования огня, возникновения речи и орудий труда) через “великие культуры” древности к О.в. Второе дыхание ведет от новой “прометеевской эпохи” (эпохи науки и техники, к-рая длится до сих пор) через будущие “великие культуры” к далекому второму О.в., с к-рым связано “подлинное становление человека”. По мнению Ясперса, универсальные культурные ценности, порожденные в О.в. и усвоенные народами “великих культур” древности, привели к утрате этими народами своей культурной специфики. Их культурная “самость” была во многом поглощена универсальными (трансцендентными) культурными ценностями. Это обозначило вектор развития наиболее значимых мировых культур в направлении к единой общечеловеч. культуре. О.в. обозначило проблему выбора, возникающую перед всеми культурами планеты: либо ассимиляция в нарождающейся мировой культуре, либо вымирание.

К наиболее значимым культурам, по мнению Ясперса, сегодня относятся культуры Зап. Европы и Сев. Америки, России, мира ислама, Индии, Китая. Из них наиболее динамичной он считает культуру Запада, “втянувшую” в последние пять столетий весь мир в орбиту своей цивилизации. Европейцы первыми сделали единство мира осознанным, коммуникации планомерными и надежными. Это означает, что “в процессе единения планеты создается единство в сознании, а потом и деятельности людей”. Т.о., совр. культуры развиваются навстречу второму О.в., времени подлинного “космически-религ.” культурного единства. Однако ни один прогноз, как считает Ясперс, не может быть безусловным. Речь идет об “открытой возможности”, к-рая может быть реализована в результате свободного выбора.

Лит.: Мень А. К проблематике “осевого времени”// Народы Азии и Африки. 1990. N 1; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Jaspers К. Die Atombombe und die Zukunft des Menschen. Munch., 1962.

А. В. Шабага

ОСТВАЛЬД (Ostwald) Вильгельм (1853-1932)

- нем. химик и философ, лауреат Нобелевской премии по химии (1909).

Образование получил в Дерптском ун-те (1872-75). С 1882 — проф. Рижского политехникума. В 1887 занял кафедру химии в Лейпцигск. ун-те.

О. — один из крупнейших реформаторов науки и натурфилософии 20 в. Значительная переоценка его научной деятельности произошла в конце 70 — нач. 80-х гг., в рамках утвердившейся в науке парадигмы синергетики (самоорганизации). Работы последнего периода жизни О. опубликованы частично и их изучение не закончилось. О. фактически первым определил культуру как явление, требующее для своего изучения особой науки. Главным принципом его взглядов был “энергетизм”, убеждение, что все существующее суть энергия, ничего иного в мире нет. Конечным рез-том мировой энергии являются общественность и обусловленная ею разумность (сознание — один из видов энергии). Культура — совокупность факторов, служащих социальному прогрессу человечества. Следовательно, целесообразнее говорить о науке о культуре, т.к. именно такая наука будет изучать реальные процессы; наука же об обществе мало отличается от психофизиологии, являясь частным, историческим случаем биологии. Вопросу о культуре посвящена специальная работа “Энергетические основы науки о культуре” (1909). В статьях 1915 “Система наук” и “Принципы теории образования” О., среди других наук 20 в. называет культурологию или науку о цивилизациях.

Базовым законом для “энергетической науки” является закон сохранения энергии. Стремление свести энергетические потери к нулю и есть сущность и любого частного культурного действия, и прогресса в целом. Функция культуры — сохранение и сбережение энергии, прежде напрасно растрачиваемой в борьбе грубых сил.

Соч.: Die energetischen Grundlagen der Kulturwissenschaft. Lpz., 1909; Энергия и ее превращения. СПб., 1890; Натурфилософия. М., 1902 (то же под назв.: Фи-

лософия природы.СПб., 1903); Письма о живописи. М., 1905; Очерк натурфилософии. СПб., 1909; Организация и организаторы, ч. 1-2. М., 1912-13; Энергетич. императив. СПб., 1913; Энергетика общих законов прогресса // Новые идеи в социологии. Сб. 3. СПб., 1914; Цветоведение. М.-Л., 1926.

Лит.: Де Роберти Е.В. Энергетика и социология // Вестник Европы. 1910. N 3, 4; Родный Н.И., Соловьев Ю.И. В. Оствальд. М., 1969; Круг Г.Й., Польман Л. В. Оствальд на подходе к созданию синергетич. школы // Концепция самоорганизации в истор. ретроспективе. М., 1994.

А.А. Трошин

ОТБОР КУЛЬТУРНЫЙ

- измерение культурного процесса, к-рое может рассматриваться с т.зр. формирования и трансформации данной культуры или с т.зр. влияния культуры на человечество в целом. Согласно эволюционистской концепции С.Л. Брейса, люди занимают культурную экологич. нишу, и культурная жизнь может так же влиять на биол. эволюцию человека, как в прошлом — природные условия (посредством естеств. отбора). Так, С.Л. Уошберн предполагает, что за счет o.k. могло произойти вымирание наиболее раздражительных индивидуумов, не сумевших приспособиться к существованию в новой культурной среде, что, возможно, отразилось в изменении формы черепа в ходе эволюц. развития совр. Homo sapiens.

С т.зр. формирования культуры Р. Бенедикт отметила, что в любой культуре человеч. потенциал неизбежно реализуется не полностью. Каждая культура — лишь частичное проявление возможной культурной жизни. Более того, культура есть целое, не сводимое к сумме своих частей. Ее элементы соединяются в соответствии с определяющими образцами, “мотивами, эмоциями и ценностями, институционализированными в культуре”. Заимствование элементов из др. культур и усвоение новшеств, возникших внутри нее, определяются тем, насколько эти элементы соответствуют господствующим образцам. Они же определяют и формы проявления этих новых черт в культуре. Т.о., культура как организованное целое оказывает избират. воздействие на природу претерпеваемых ею трансформаций.

Лит.; Benedict R. Patterns of Culture. Boston, 1959; Dobzhansky Т., Boesiger E. Human Culture: a Moment in Evolution. N.Y., 1983.

А.А. Трошин

ОТТОКАР Николай Петрович (1884-1957)

- историк-медиевист. Как и Карсавин, идейным единомышленником и близким другом к-рого он был, О. стоит у истоков новой социальной истории и ее историко-антропол. направления. Выпускник Петербург, ун-та, ученик Гревса, с ноября 1916 проф. Перм. ун-та, функционировавшего тогда в качестве филиала Петроград. ун-та. Осенью 1922 (1923) О. был вынужден покинуть Россию и выехать на Запад. Берлин, Париж и, наконец, Флоренция — таковы гл. вехи его эмигрантского пути. Италия, в городских архивах к-рой он провел немало часов во время своих научных командировок в годы студенчества и работы над магистерской дис., стала для него второй родиной; в течение 30 лет, до конца своих дней, он — проф. медиевистики филол. ф-та Флорентийского ун-та. Неизменной оставалась и гл. тема его исследований — типология зап.-европ. ср.-век. города, происхождение и становление городских коммун во Франции и Италии.

Гл. задача его исследования — уяснение в каждом конкр. случае особенностей становления города как “публично-правовой целостности” и формирование в ходе этого процесса “городской ассоциативности” (общности): способности к коллективному действию и солидарности. О. стремился показать, что становление ср.-век. города как города нового (по сравнению с античным) типа не сводимо к формальному факту обретения поселением коммунальной хартии и ее действию. Это был длит. и сложный процесс,в к-ром участвовали разл. силы и элементы, в т.ч. сеньориально-феодальные. Реальные рез-ты и истинный смысл “коммунальных свобод” и “хартий” могут быть адекватно оценены лишь, “если будут поставлены в связь со всей жизненной обстановкой, со всей реальной конъюнктурой” — с историей становления города и его институтов, историей реальных отношений с сеньором и сеньориальными властями; борьба с сеньором “за свободу” — всего лишь одна из линий городской жизни и при этом не всегда доминирующая.

Конкретно-истор. по своей теме, это исследование О. свидетельствовало о рождении нового творч. сознания и разрыве с господствующими представлениями о задачах и методах работы историка. Он выступает здесь против “мании классификаций”, “поисков корней” и “происхождения”, считая подобную постановку вопроса “беспредметной и призрачной”, “ложной”. В сущности был поставлен вопрос о выработке типол. подхода и важности сравнительно-истор. анализа, что стало одним из осн. принципов исследоват. подхода в медиевистич. урбанистике в 60-70-е гг. Однако исследоват. концепция О. этим не исчерпывается. Он идет дальше, выдвигая одновременно задачу изучения города как “публично-правовой” и социокультурной динамичной целостности. Именно при таком ракурсе анализа становится очевидной органич. сращенность города, особенно в ранний период его истории, с сеньориально-феод. миром и роль политико-адм. фактора в его становлении как корпоративной целостности.

О. не оперирует понятием “тотальная история” и почти не употребляет (в данной работе) термин “культурно-истор. синтез”, но его методич. принципы и ме-

тодология позволяют говорить о его включенности в интеллектуальное движение в мировой науке, к-рое получило впоследствии название “новой истор. науки” или “новой социальной истории” и истоки к-рого восходят (на Западе) к началу нашего столетия.

Исследование О. — одна из первых урбанистич. работ, в к-рой со всей остротой была поставлена проблема ср.-век. городской терминологии, текучести и изменчивости (региональной, временной) ее содержания и обращалось внимание на опасность механич. перенесения на раннюю историю города понятий, сложившихся в условиях позднего средневековья и начала Нового времени. О. по существу обозначил и проблемы будущих терминологич. исследований, в частности таких типов агломераций, к-рые выступают в источниках как “бург” и интерес к к-рым в европ. науке вспыхнул с особой силой в 80-х гг. в связи с обращением медиевистов к проблеме “малых” городов.

“Опыты из истории франц. городов в ср. века” О. — нечто большее, чем конкретно-истор. исследование. О. понимал свою книгу как произведение “программное”, как “методол. введение в историю франц. городов”.

Сформулированные здесь принципы легли в основу исследований О. итал. городской культуры и его критики позитивистской традиции ее изучения.

В сущности, речь идет о фундаментальных проблемах истор. науки — медиевистики, о ее познават. возможностях. Это — призыв к обновлению истории, к реконструкции на новых научных основах европ. истории и истории ср.-век. города как ее части.

Соч.: Опыты по истории франц. городов в средние века. Пермь, 1919; II Comune di Firenze alla fine del Dugento. Firenze, 1926; Storia della storiografia italiana nel secolo decimonono. Bari, 1930; Venezia: cenni di cultura e di storia veneziane. Firenze, 1938; Compendio di storia della Russia. Firenze, 1950.

Лит.: Ястребицкая А.Л. Новая социал. история европейского города; Вклад российской науки: Николай Петрович Оттокар (1884-1957) // Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город в новой исторической науке. М., 1995.

А.Л. Ястребицкая

П

ПАНОФСКИ (Panofsky) Эрвин (1892-1968)

- нем.-америк. историк и теоретик искусства. Наряду с Варбургом один из основоположников иконологии. Конкретизировав понятие худож. символа, показал, что его глубокий анализ должен составлять неотъемлемую часть науки о культуре, обеспечивая ее гуманистич. полноценность.

Изучал историю искусств и философию в ун-тах Берлина и Фрейбурга, с 1921 преподавал в Гамбург, унте. С приходом Гитлера к власти эмигрировал в США, обосновавшись в Принстоне при Ин-те передовых исследований. Испытал воздействие Мангейма, но в особенности “философии символич. форм” Кассирера; из классиков философии ему ближе всего были Платон, Эразм Роттердамский и Кант.

Защитив дис. “О худож. теории Альбрехта Дюрера” (1914), в историко-хронологич. отношении сосредоточил свои интересы на эпохе Возрождения (включая 17 в.), а в тематическом — на той идеологич. прослойке, к-рая, заключая в себе и теоретико-философ. умозрение, и многомерный символич. подтекст, начинает составлять особую сферу худож. культуры в пору ее ренессансного обособления от религии. Ключевыми в этом смысле становятся монография “Меланхолия I” Дюрера, исследование ее источников и историч. типологии” (сов. с Ф. Закслем, 1923), но в первую очередь “Идея” — к истории понятия старой истории искусства” (1924); где показано, как по мере перехода (через неоплатонизм) от классич. древности к ср.-вековью и Новому времени платоновская идея как бы нисходит с небес и эстетизируется, являя уже не мир чистых божеств, сущностей, но смешанный сущностно-феноменальный мир худож. воображения, имеющий вместилищем своим не космос, но человеч. голову; исследование “Перспектива как “символич. форма” (1927) показывает, как идея, хотя бы отчасти, становится видимой и ведомой в худож. произведении (на примере живописной перспективы, меняющееся отношение к к-рой иллюстрирует смены духовных вех).

Важным этапом в становлении методологии П. явилась серия теор. статей 1915-32, (журналы “Zeitschrift fur Asthetik und allgemeine Kunstwissenschaft” и “Logos”). Подвергая критич. пересмотру методы Вёльфлина и Риг-ля, ученый постулирует свою собств. систему искуссвоведч. толкования, основанную на убежденности в том, что неразрывная взаимосвязь формы и содержания может быть адекватно раскрыта не с помощью к.-л. достаточно отвлеченных “осн. понятий”, но в последовательно-ступенчатом переходе от истории стиля к истории худож. типов и, наконец, к истории символов или “культурных симптомов”, т.е. к постижению характерной для той или иной эпохи манеры выражения осн. тенденций человеч. мышления с помощью опр. тем и концепций (такого роды трехступенчатая “таблица интерпретации” дана в статье П. “К проблеме описания и содержат, толкования произведений изобразит, иск-ва”, 1932). Последний момент должен стать предметом иконологии — как раздела искусствознания, имеющего целью уяснение содержат, кон- или под-текста.

Практич. возможности применения иконологии П. демонстрирует в кн. “Геркулес на распутье и другие изо-мотивы античности в искусстве последующих эпох” (1930), “Очерки иконологии: гуманистич. темы в искусстве Возрождения” (1939) и др. С одной стороны, умозрительно-рационалистич. аспекты его метода со временем дополнительно укрепляются (что непосредственнее всего воплощается в работе “Готич. архитектура и схоластика” (1951), где готич. зодчество представлено наглядным выражением принципов схоластич. философии). С др. — постоянное сочетание теор. медитаций с конкр. музейными штудиями уберегает П. от чрезмерной отвлеченности и идеализма, удерживая его на достаточно реалистич. позициях.

Такого рода иконологич. реализм укрепляется в процессе выявления принципов т.н. “скрытого символизма” (т.е. естественно-непринужденного сочетания аллегорич. иносказаний с проникновенным натуроподобием образов), принципов, сформировавшихся в изобразит, искусстве Раннего Возрождения, в первую очередь раннего Сев. Возрождения. Исследования “скрытого символизма” выразительно орнаментируют монументальные монографии “Альбрехт Дюрер” (1943) и “Ранненидерландская живопись, ее истоки и характер” (1953).

Попутно П. не оставляет и более масштабных историософских проблем. Мысль, что эпоха Возрождения явила собой наиболее совершенный и гармонич. вид диалога языч. античности с христ. ср.-вековьем, нахо-

дит фундаментальное обоснование в книге “Ренессанс и ренессансы в зап. искусстве” (1960). В отличие от Варбурга с его увлеченностью антично-ренессансным “дионисийством”, проблемами латентной шизофрении культур, П. влекут более светлые черты рубежного времени, та учтивая, “эразмианская” терпимость взаимного общения, к-рая и является собственно “гуманистич.” импульсом Ренессанса. Этот импульс и показан в статье “История искусств как гуманитарная (или “гуманистическая”) дисциплина” (1940); противопоставляемый угрозе превращения об-ва в “улей”, он построен по законам абсолютного историч. детерминизма. Кабинет ученого, т.о., оставаясь “башней из слоновой кости”, функционирует одновременно и как сигнальный центр, спасающий человечество от самоуничтожения (статья “В защиту башни из слоновой кости”, 1953).

Неопросветительский оптимизм, равно как и методол. систематичность, сделали иконологию П. гораздо более влиятельной, нежели учение Варбурга, подспудно-меланхолическое и фрагментарное. Иконология во вт. пол. 20 в. развивалась прежде всего как “иконология П.”

Соч.: Galileo as a Critic of the Arts. Hague, 1954; Meaning in the Visual Arts. Garden City (N.Y.), 1957; Studies in Iconology. N.Y. etc., 1972; Das Leben und die Kunst Albrecht Durers. Munch., 1977; Die Renaissancen der europaischen Kunst. Fr./M., 1984; История искусств как гуманистич. дисциплина // Советское искусствознание. В. 23. М., 1988; Готич. архитектура и схоластика; Аббат Сюжер и Аббатство Сен-Дени // Богословие в культуре ср.-вековья. Киев, 1992.

Лит.: Essays in honour of E. Panofsky. V. 1. N.Y., 1961; Heidt R. El-win Panofsky. Koln; W., 1977; Erwin Panofsky. P., 1983; Holly M.A. Panofsky and the Foundations of Art History. Ithaca; L., 1984.

M.H. Соколов

ПАРАДИГМА

— образец или модель. Как особый термин понятие П. введено амер. методологом науки Т. Куном в кн. “Структура научных революций” (1962) для обозначения преобладающих в деятельности опр. научного сооб-ва проблем и решений.

П. представляет собой классич. науч. разработку, к-рая воспринимается представителями дисциплины в качестве образца и становится основой научной традиции. Работа ученого есть работа в рамках П. Она состоит в дополнении, уточнении, углублении сформулированных в П. принципов, в распространении их на новые предметные области. Формирование новой П. начинается в условиях, когда возникают проблемы (аномалии), к-рые не могут быть разрешены и объяснены в рамках существующей П. Переход от одной П. к другой может растягиваться на десятки и даже сотни лет. Кун назвал этот период научной революцией — временем крушения авторитетов, моделей, методологий, теорий, мировоззрений, образов мира.

П. — репрезентативная культура ученых, действующих в ее рамках, и до тех пор, пока они признают основополагающую теорию, они будут находить теор. аргументы в ее пользу, и экспериментальные подтверждения.

Смена П. — нечто большее, чем чередование теорий и концепций, выдвигаемых теми или иными авторами. Смена П. есть смена отношений к объекту исследования, предполагающая изменение исследоват. методов и целей, а иногда и смена самого предмета исследования, Первичную П. наук о культуре можно назвать эмпирической. Это сбор информации о разных народах, их нравах, обычаях, образе жизни в период, обычно обозначаемый как предистория или доистория науки. Следующей, уже полноправно научной П., стала эволюционистская. Важнейшие ее представители: Г. Спенсер, Тайлор, Фрэзер, А. Бастиан, Ю. JIunnepm, Ш. Летурно, Л. Г. Морган. Основные разработки эволюционистской П. — идея единства человеч. рода, единообразие и однолинейность развития культуры, психол. обоснование явлений обществ, строя и культуры.

Эволюционистская П. внесла существ, вклад в познание культурной реальности истории человечества, в понимание человеч. природы, функций культуры, закономерностей ее развития; благодаря ей культура обрела определенную целостность, была систематизирована и упорядочена, хотя именно эта систематичность, в опр. степени навязанная, стала одной из гл. причин смены П. в изучении культуры.

В 20 в. внимание исследователей все больше стало переключаться от изучения культурных констант, существующих в более или менее неизменном виде во всех культурах и тем самым дающих возможность говорить о культуре вообще, на многообразие культурного оформления человеком своего существования и на различия разных культур. Изменился сам предмет культурологич. исследования: не культура человечества стала предметом, а конкр. культуры. Такой подход постепенно привел к отказу от глобально-эволюционистских построений, хотя и не к отказу от идеи эволюции вообще; последняя стала наблюдаться и улавливаться в отд. культурах. Культурфилос. основой такого рода исследований в эмпирич. науках о культуре стали т.н. циклич. теории культурного развития. Под культурными циклами при этом понимается опр. последовательность фаз изменения и развития культуры, к-рые следуют закономерно одна за другой и при этом мыслятся как возвращающиеся и повторяющиеся. Здесь налицо аналогия с человеч. жизнью: детство, юность, зрелость, старость и смерть. То же самое происходит с культурами: каждая культура совершает свой цикл и приходит в упадок.

Родоначальником циклич. теорий в совр. историографии и науке о культуре стал Н.Я. Данилевский. Уже за ним следовали Шпенглер, Тойнби, Сорокин, Л. Гумилев. Общим для всех сторонников циклич. взгляда было представление об “историч. индивидуальностях”, каковыми являются все культурные целостности, и о наличии жизненного цикла у каждой из этих целостностей.

Если на культурфилос. уровне основой новой П. стало циклич. учение, то на методол. уровне — функционализм. В культурной антропологии это учение разрабатывали Малиновский и Радклифф- Браун. Они исходили из того, что в культуре, понимаемой как целостность, нет “лишних” элементов — все они имеют свою опр. функцию в целостности культуры, понимаемой как особенная форма приспособления человеч. группы к условиям среды ее обитания.

Циклич. теории в соединении с функционализмом придали представлениям о культуре совсем иной вид, чем в рамках эволюционистской П. Каждая культура стала рассматриваться как ценность в себе, безотносительно к тому, какое место она занимает на эволюционной “лестнице”. Поскольку работы функционалистов показали, насколько сложным образованием является каждый культурный организм, стало невозможным разделять культуры на “примитивные” и “высокоразвитые”. Культуры ранее, с т. зр. эволюционного развития, считавшиеся примитивными, стоящими на нижних ступеньках эволюционной лестницы, стали восприниматься просто как инакие, имеющие отличные от совр. культур структуры и закономерности функционирования. Это было сильным ударом по европоцентристско-му мировоззрению, продолжением и развитием антропол. революции.

Возникла возможность и необходимость теор. анализа культуры, возможность и необходимость выяснения, почему именно такое орудие, такие идеи, такой образ мира, миф или легенда характерны именно для этой культуры, какую они в ней выполняют функцию, как сопрягаются со средой, в к-рой эта культура возникла.

Эта новая научная П., в корне изменившая взгляд на культуру, получила название плюралистической, ибо ее сторонники исходили из идеи плюрализма, множественности и многообразия культур.

Лит.: Кун Т. Структура, науч. революций. М., 1977; Токарев С.А. История зарубеж. этнографии. М., 1978; Ионин Л. Социология культуры. М., 1996.

Л. Г. Ионин

ПАРСОНС (Parsons) Толкотт (1902-1979)

- амер. социолог, один из создателей теор. социологии и социальной антропологии 20 в. Образование получил в Амхерстском колледже, Лондонской школе экономики, Гейдельбергском ун-те, в 1926 защитил дис. о развитии понятия “капитализм” в нем. социологии (у М. Вебера и В. Зомбарта). С 1927 преподавал социологию и экон. теорию в Гарвардском ун-те, где создал оригинальную школу теор. социологии (Гарвардская социол. школа). В 1949 избирался президентом Амер. социол. ассоциации.

П. стремился к созданию фундаментальной теоретико-логич. системы, описывающей механизмы взаимодействия человека с окружающей действительностью во всем ее многообразии. Ключевой для этой системы стало построение теории действия (поведения в социальной среде), к-рую П. разрабатывал и совершенствовал на протяжении всей жизни. На раннем этапе характер работ П. определяется стремлением найти опр. компромисс между “социологизмом” Дюркгейма, жестко детерминировавшим человеч. поведение влиянием внешней социальной среды, и “понимающей” теорией социального действия М. Вебера, описывающей человеч. поведение через соответствие “идеальным типам” — когнитивным моделям. Значит, влияние на ранние работы П. оказал также итал. социолог В. Парето (предлагавший сходную с веберовской модель деления человеч. действий по мотивации на “логические” — рационально осознаваемые, и нелогические — аффективные) и англ. экономист А. Маршалл.

Стремясь к преодолению как социол. идеализма, объяснявшего социальное действие исключительно субъективными мотивами, так и жесткой утилитарности позитивистского бихевиоризма, П. предлагает свое определение человеч. (социального) действия как самоорганизующейся динамичной системы. Осн. компонентами этой системы являются “деятель” (индивид или группа, совершающая действие) и “ситуация” (совокупность внешних факторов, определяющих среду, в к-рой совершается действие). Отличие социального действия от биол. и физического П. усматривает в его “волюнтаризме” (ориентации деятеля на собственное понимание ситуации), а также в наличии символич. (язык, культура) и нормативных (общезначимые нормы, ценности, правила) механизмов регуляции действия. Мотивация действия определяется наличием у деятеля стремления к удовлетворению опр. потребности (недостатка в чем-либо), а также его способностью к когнитивной (определение и классификация элементов среды), катектической (выявление значимых для удовлетворения его потребности элементов среды) и оценочной (сравнение этих элементов с его представлениями о формах удовлетворения потребности) ориентации в ситуации. Благодаря способности к оценке последствий своего действия (т.е. тех временных изменений, к-рое действие привнесет в ситуацию) деятель способен ставить перед собой цель и осуществлять ее. Однако на оценку ситуации и само действие влияют специфич. внешние детерминанты: наличие у каждого из участников действия опр. представлений о поведении других его участников (“взаимных ожиданий”), сформированных ценностями (общезначимыми “внешними символами” — эталонами оценки действия). Т.о. в человеч. действии как системе становится возможным выделение четырех взаимосвязанных подсистем: организмической (биол. составляющая действия), личностной (потребности и ориентация деятеля в ситуации), социальной (комплекс “взаимных ожиданий” и социальных норм) и культурной (ценности и символич. реализация действия). Соответственно становится возможным разведение в изучении человека как целостного существа четырех аналитич. полей: организма (ин-

формативные и энергетич. возможности, обусловленные биол. характеристиками человека), личности (индивидуальные психич. черты, потребности, эмоции, воля), социального субъекта (набор социальных ролей, функций, поведенч. ожиданий), культурного существа (ценности, предпочтения, представления, сформированные культурным опытом).

Для аналитич. описания социального действия П. также формулирует набор дихотомич. характеристик, размещение по осям к-рых (шкалирование) характеризует само действие и его мотивацию: “универсальное — партикулярное” — ориентация на стандартные правила поведения или уникальные характеристики ситуации; “достигнутое — предопределенное” — ориентация на социальные (статус, профессия) или биологически присущие (пол, возраст) характеристики человека во взаимодействии; “аффективное — нейтральное” — ориентация на получение немедленного удовлетворения потребностей или отказ от него во имя более важных целей; “специфичное — диффузное” — ориентация на общие или специфичные характеристики ситуации; “индивидуальное — коллективное” — ориентация на собственные или коллективные цели и интересы.

Эти дихотомич. характеристики реализуются в каждой из подсистем действия: на организмическом (субъектном) уровне — как возможные альтернативы поведения; на личностном уровне — как индивидуальные установки; на социальном — как “взаимные ожидания”; на культурном — как ценности (нормативные эталоны).

Сформулированная П. теория действия получает далее интерпретацию в рамках общей теории систем. В работах 50-х гг. П. совместно с Э. Шилзом формулирует четыре общие проблемы, решение к-рых необходимо для существования любой системы: адаптация системы к внешней среде; достижение опр. целей; интеграция (ликвидация конфликтов и снятие напряжения между элементами системы); воспроизводство (поддержание существующих в системе отношений и механизмов их регулирования). В соответствии с этим П. рассматривает подсистемы действия как функциональные элементы, обеспечивающие решение указанных проблем: организм обеспечивает адаптацию к среде и поддержание энергетич. баланса; личность, исходя из потребностей, осуществляет ориентацию в ситуации и формирует цели; социальная подсистема через “взаимные ожидания” обеспечивает интеграцию в процессе целедостижения; культурная подсистема дает ценностные критерии и образцы для коммуникации и поддержания отношений в системе. Очевидно, что два последних элемента данной системы действия являются выходами в более широкие, надиндивидуальные системы — социальную и культурную, однако в последующих работах П. развернутое рассмотрение получила только социальная система. Рассматривая об-во как рез-т взаимодействия индивида и, одновременно, регулятор совместного целедостижения, П. дает трактовку об-ва как функциональной системы. В социальной системе решение проблемы адаптации к среде обеспечивается хоз. подсистемой экон. организаций; совместное целедостижение обеспечивается и регулируется полит, подсистемой; интеграция осуществляется через правовые нормы и другие нормативные формы (обычаи, паттерны, ценности); воспроизводство обеспечивается формами социально-значимого знания — религ. представлениями, моралью, наукой, а также институтами социализации (семья, первичные группы, образоват. институты). Культура в работах П. интерпретируется в достаточно узком понимании — как часть социальной системы, обеспечивающая структурирование и существование ценностных форм — и рассматривается в чисто функционалистском ключе.

Анализируя каналы взаимодействия между элементами систем, П. рассматривал их преимущественно как эмоц. и символические. В рамках системы действия средствами взаимообмена между подсистемами являлись удовольствие — в обмене между организмом и личностью; эмоции — в обмене между личностью и культурой, культурой и социальной подсистемой; язык, желания, интересы — для обмена между участниками действия. В рамках же социальной системы средства обмена носят преимущественно символич. характер (являются “символич. посредниками”) — к числу этих посредников П. относил язык, деньги, власть, ценности.

В более поздних работах (60-е — нач. 70-х гг.) П., завершая свою теоретико-социальную теорию, обратился от синхронич. системного анализа действия как универсальной категории человеч. поведения, и об-ва как всеобъемлющей среды реализации действия к диахронич. рассмотрению общественного развития. Анализируя развитие человеч. сооб-в, П. стоял на позициях эволюционизма и рассматривал социальную историю как последоват. процесс повышения адаптивных способностей об-ва, реализующийся прежде всего через усложняющуюся функциональную дифференциацию в социальной системе (распространение социальных институтов и групп, специализирующихся на реализации опр. функций). Эволюция осуществляется путем последоват. появления и распространения “эволюционных универсалий” — новаций, обладающих значит, адаптивными преимуществами и обеспечивающих обладающему ими об-ву возможность дальнейшего постулат. развития. С этой т.зр. П. делил об-ва на “примитивные”, “промежуточные” и “современные”. Смену “примитивных” (не знающих дифференциации) об-в “промежуточными” (в к-рых функциональные подсистемы выделены, но тесно смыкаются друг с другом) П. связывал с появлением письменности и социальной стратификации. Появление “совр.” об-в связывается с развертыванием рыночной экономики, демократии “избирательного” типа, гос. бюрократии, универсалистской правовой системы. Появление этих универсалий знаменовало последоват. отделение экономики от политики, религии от права, науки от религии, выделение в самостоят. подсистему образоват. институтов.

Последние работы П. были посвящены анализу

форм и каналов взаимовлияния и взаимообмена системы действия с природной средой, а также с устойчивыми культурными образованиями (трансценденциями).

Предложенная П. теория действия остается одной из наиболее разработанных в антропологии; она оказала значит, влияние на формирование совр. социальной антропологии и сохраняет свою актуальность, продолжая совершенствоваться и дополняться. Системнофункционалистская концепция об-ва, несмотря на критику со стороны “левых” социологов и представителей радикальной социологии за чрезмерную генерализацию и консерватизм, стала тем не менее существ, стимулом для развития структурно-функционального метода в социологии. П. оказал существенное влияние на неоэволюционизм как методол. направление макродинамич. исследований об-ва и культуры.

Соч.: The Social System. Glencoe, 111., 1951; Economy and Society. L., 1956 (совм. с Н. Смелзером); Toward a General Theory of Action. Camb., 1959 (совм. с Э. Шилзом); The Structure of Social Action. Glencoe, 1961; Social Stmcture and Personality. N.Y.; L., 1964; Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. Englewood Cliffs, 1966 (совм. с Э. Шилзом, Г. Олпортом и др.); Sociological Theory and Modern Society. N.Y.; L., 1967; Social Systems and the Evolution of Action Theory. N.Y.; L., 1977; Action Theory and the Human Condition. N.Y.; L., 1978; Общетеор. проблемы социологии // Социология сегодня. М., 1965.

Лит.: Критика совр. бурж. теор. социологии. М.. 1977; Очерки по истории теор. социологии XX столетия. М., 1994; The Social Theories of Talcott Parsons. Carbondale; L., 1976; Adriaansens H.P.M. Talcott Parsons and the Conceptual Dilemma. L., 1980; Savage S.P. The Theories ofTalcott Parsons: the Social Relations of Action. L., 1981; Bourricaud F. The Sociology ofTalcott Parsons. Chi.; L, 1981; Holton R.J. Talcott Parsons on Economy and Society. L., 1986; Wenzel Н. Die Ordnung des Handelns. Fr./M., 1990; Talcott Parsons: Theorist of Modernity. L.etc., 1991.

Л. Г. Шейкин

ПАС (Paz) Октавио (р. 1914)

— мекс. философ, поэт, эссеист, лауреат Нобелевской премии (1900), премий им. Т.С. Элиота (1987), М. Менендеса-и-Пелайр (1987), премии Брит. энциклопедии (1988) и др. Первые публикации относятся к нач. 30-х гг. В 1938-41 возглавлял лит. объединение и журн. “Тальер”, в 1944-45 жил в США, с 1945 — на дипломат, службе в Париже, сблизился с сюрреалистами, в 1962-68 — посол в Индии, в 1971-76 возглавлял широко известный в Лат. Америке журн. “Плюраль”. Преподавал в ряде ун-тов США и Европы.

Автор более 50 стихотворных и прозаич. книг, среди к-рых — культурологич. эссе “Лабиринт одиночества” (1950) и сб-ки статей по проблемам философии и эстетики “Лук и лира” (1956), “Переменный ток” (1967), “Постскриптум” (1970), “Круговращение знаков” (1971), “Знак и крюк” (1973) и др.

Концепции П. созданы в традициях лат.-амер. эссеизма с характерными для него жанровым синкретизмом, подчеркнутым субъективизмом, доминантой метафорич. мышления, использованием обобщающих символов, смешением разл. филос. и эстетич. напластований. П. выстраивает свои концепции в русле цивилизованного подхода. Основой для существования и выделения той или иной цивилизации является создаваемый в ее лоне образ мира. По мысли П., “эта модель зарождается в сфере бессознательного, и питает ее своеобразное представление о времени”, и потому “любая цивилизация — это метафора времени”. Гл. критерием для выделения цивилизаций становятся не пространственно-геогр., а временные категории: П. сопоставляет античную, христ. и совр. цивилизации и приходит к выводу, что последняя под напором техницизма теряет сущность времени, поэтому “мир как модель, как образ исчезает”, уступая место недолговечным и утилитарным техн. реалиям. Эта пессимистич. констатация не разрушает органически присущего мышлению П. утопизма. Его основу составляет вера поэта в могущество слова, способного изменить мир и человека. По убеждению П., склонного к парадоксам, “язык не принадлежит нам: мы ему принадлежим”; поэтич. слово, являющее новые, запредельные смыслы, преобразует повседневный язык, а вместе с ним и действительность. В утопич. построениях П. также участвуют такие фундаментальные для его мышления категории, как аналогия (стяжение разл. смыслов, земного и небесного), инаковость (способность человека или опр. культуры взглянуть на себя глазами “другого”), молчание (постижение сущностей), запредельность.

Огромное значение для развития лат.-амер. культурологии имела новаторская кн. П. “Лабиринт одиночества”. В ней он исследовал мекс. нац. сознание, но многие наблюдения и выводы автора раскрывают особенности лат.-амер. культуры в целом. П. блестяще продемонстрировал, как особенности амер. истории — прежде всего конкиста, бывшая чередой истор. и этнич. “изнасилований”, — сублимировалась в характерном для лат.-амер. комплексе мачизма (от исп. “мачо” — самец, настоящий мужчина). Этот комплекс пронизывает все мироотношение мексиканца, проявляясь в индивидуалистич. жизненных установках, агрессивных моделях поведения, хозяйски-снисходительном восприятии женщины, панибратском отношении к смерти и т.п. Тонкий и глубокий герменевтич. анализ позволяет автору выявить основу нац. мировидения — оппозицию “закрытое” (мачо со всем набором его сверхценностей) и “открытое” (все, способное стать объектом мужского самоутверждения). Эссе П. заложило новое направление в лат.-амер. культурологии, обращенное к исследованию структуры нац. и континентальных мифологем и архетипов.

Соч.: Из книги "Восточный склон"; Эссе разных лет // Иностр. лит. 1991. № 1; El агсо у la lira. Мех., 1983.

Лит.: Кофман А. Утопия Октавио Паса // Иност. лит-ра, 1991. № 1; Zea L. La filosofia en Mexico. V. 1-2. Мех., 1955; Perdigo L.M. La estetica de Octavio Paz. Md., 1975; Rodriguez Padron J. Octavio Paz. Md., 1975; Octavio Paz. Md., 1982.

А.Ф. Кофман

ПЕРСОНАЛИЗМ

- направление в философско-куль-турологич. мысли 20 в., исходящее из представления, что первичной реальностью и главенствующей ценностью культуры является творч. личность. Культуросозидающие возможности личности, с т. з. П., потенциально безграничны: чем более развита духовно личность, чем более она аккумулирует в себе предшествующее развитие культуры, тем в большей степени она способна к инновативным открытиям и интуитивным озарениям; более того, в своем пределе, достигая трансцендентных высот, творч. личность становится тождественной Богу-Творцу как высшей творч. личности ("личности личностей"). Поэтому персоналистское понимание культуры не только не исключает ее единства и целостности, но, напротив, предполагает это, несмотря на всю множественность индивидуально-личностных интерпретаций. С одной стороны, многомерность и неисчерпаемость культуры оправдывается в П. свободой индивидуального саморазвития и самоосуществления каждой творческой личности; с др. стороны, единство культуры как целого объясняется наличием в каждой творч. личности резерва имплицитной трансценденции, благодаря к-рой возможен прорыв к высшим божеств, ценностям - Истине, Благу, Красоте. Почти все разновидности П. (за очень редким исключением) имеют теистич. основу и связаны с представлением о творении мира как культурного целого верховной божеств, личностью и соотнесении творч. исканий человека с совершенством (или несовершенством) божеств. Творения.

Своим возникновением П. обязан либо кризису монистич. воззрений на мир (включая культуру), абсолютизировавших его трансцендентное единство и целостность, независимость от волеизъявлений отд. личностей; либо кризису позитивистских представлений о действительности как конечной сумме фактов, подлежащих рац. исследованию и осмыслению средствами положит, наук. В том и другом случае отход от спекулятивных построений того или иного рода, постулирующих общее и целое прежде частного и дробного (в позитивизме таким общим и целым является абсолютизация методологии познания и деятельности), и неизбежная плюрализация картины мира как "мозаики" гетерогенных и автономных личностных миров (и их интерпретаций) есть безусловное свидетельство преобладания процессов социокультурной дифференциации над интегративными тенденциями в истории культуры, предпочтения личного опыта всеобщему, коллективному. В то же время П. как культурфилос. учение свидетельствует об углубившемся разрыве между пониманием культуры как наличного априорного знания и как персонального творч. опыта, обретаемого в процессе свободного поиска; между социокультурньм детерминизмом и интуитивизмом творч. самореализации; между рационализмом и иррационализмом культурного самосознания.

Существуют две разл. и лишь отчасти взаимосвязанные традиции П. - русская и зап.-европейская, в своем генезисе восходящие к разным источникам. Рус. версия П. ведет начало от Достоевского, к-рый в своих худож. произведениях, имплицитно содержащих самобытную и глубокую философию ("Записки из подполья", "Село Степанчиково и его обитатели", "Игрок", "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Братья Карамазовы" и др.) поставил ряд нравственно-психол. и религиозно-фи-лос. проблем, ключевых для рус. П.: свобода и ответственность личности, ее своеволие и право, теодицея и богоборчество, кротость и насилие, власть и подчинение, страдание и сознание и т. п. Лит. форма выступала у Достоевского как способ филос. иносказания, как эстетич. дискурс этики и религ. миросозерцания, дающий основания толковать его символически и феноменологически. Вслед за Достоевским концепцию П. развивали рус. символисты - Вяч. Иванов, А. Белый, отчасти А. Блок, из других философов рус. серебряного века особенно глубоко Н.Бердяев и Л.Шестов, менее последовательно - Н.Лосский, С. Булгаков.

В своем "опыте персоналистич. философии" с названием "О рабстве и свободе человека" Бердяев выстраивает сложную типологию "прельщении" человека, вызывающих его рабство у бытия и у Бога, у природы и об-ва, у культурных ценностей и у самого себя. Трагич. зависимость человека от мира получает у Бердяева разрешение в провозглашении активно-творч. эсхатологизма как мистико-филос. интерпретации конца истории. В книге "Опыт эсхатологич. метафизики" Бердяев писал о трагич. "ущемленное(tm) бытия злом" и делал отсюда далеко идущие выводы о "несостоятельности монизма и философии всеединства". Среди причин зла Бердяев называет и порождения культуры и цивилизации - технику, орудия войны и взаимоистребления людей, множество дурных и злых идей, социальных предрассудков и затуманенных верований. Призывая к "революции сознания", т. е. к радикальному освобождению его от власти объективизации, Бердяев выразил "восстание личности человеч. против призрачной и давящей объективной "мировой гармонии" и объективного "социального порядка" как "борьбу духа против необходимости", как "переход в царство свободы".

П. Л.Шестова обнажает трагич. противоречие между правдой трагедии и ложью обыденности, скрывающей от себя собственные прозрения; между мнимостью здоровья и действительностью болезни, овладевающей человеком. Отталкиваясь от лит-ры как материала личностной экзистенции (Л.Толстой, Достоевский, Шекспир, Тургенев, Чехов, Вяч. Иванов, В. Розанов; сюда же парадоксальным образом относятся и Лютер, и Ницше, и Кьеркегор, и Вл. Соловьев), Шестов, преодолевая

разл. формы неистинного сознания, взыскует Бога. Искания Бога у Шестова подчеркнуто адогматичны: он борется со стереотипами разума, искусно разоблачает его “хитрости” и ловушки на пути к вере, реализующей прорыв к трансцендентному. Культура выступает у Шестова как едва ли не гл. помеха на пути к истинной духовности. В своих исканиях Бога личность вправе пожертвовать всем — разумом, нравственностью, свободой, чувствами, бытовой, обыденной повседневностью, человеч. общением. Только абсолютное одиночество открывает каждой личности его персональную истину, его персонального Бога, его неповторимый мир. Реальное достижение множественности миров соответственно множеству человеч. индивидуальностей представляется Шестову идеалом персоналистич. богоискательства, наиболее адекватного дробному, атомизированному состоянию мира, навсегда утратившего свое единство и цельность.

Из более поздних рус. мыслителей близко соприкоснулся с П. М.Бахтин, к-рый, следуя за Вяч. Ивановым, развил идеи филос. полифонизма и диалогизма в мире, апеллируя к идеям и образам Достоевского. Центр, метафорой бахтинского П. является уподобление Творца и отд. творч. личностей — отношениям автора и его персонажей, обладающих относительной независимостью от него, в романах Достоевского. Несводимость множества диалогич. отношений к одному, пусть и очень сложно организованному монологу, принципиальная незавершенность и незавершимость диалога, по сравнению с любой формой монологизма — таков гл. общефилос. вывод бахтинского П., и открывающего каждую личность миру, и делающего картину мира открытой для вмешательства в нее каждой ответственной личности. К традиции рус. персонализма по-разному примыкают С.Л.Рубинштейн, Г.С.Батищев, Ю.Ф.Карякин, Н.Н.Трубников, М.Б.Туровский, В.С.Библер.

В зап-европ. П. исходные идеи генетически связаны с традициями Шлейермахера (ему же принадлежит и сам термин “П.”), Кьеркегора и Ницше. Нек-рые принципы нем. и амер. П. восходят также к монадологии Лейбница. На французский П. Э.Мунье и Г.Мадинье повлиял и рус. П. (прежде всего Н.Бердяев).

Лит.: Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Он же. О назначении человека. М., 1993; Он же. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Царство Духа и Кесаря. М., 1995; Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основа этики; характер рус. народа. М., 1991; Бог и мировое зло. М., 1994; Шестов Л. Избр. соч. М., 1993; Он же. Киркегард и экзистенциальная философия/Глас вопиющего в пустыне. М., 1992; Он же. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991;

Бахтин М.М. Проблемы творчества/поэтики Достоевского. Киев, 1994; Он же. К философии поступка//Рабо-ты 1920-х гг. Киев, 1994; Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994.

И. В. Кондаков

* * *

Последоват. персоналистские учения в совр. зап. мысли разрабатываются амер. и франц. философами. Гл. представители амер. П. — Б.П. Боун (основатель), Дж. Хоуисон, Р. Флюэлинг, Э. Брайтмен, У. Хокинг и др. Средоточием филос. интересов амер. персоналистов явл. религиозно-этич. проблематика, осн. внимание уделяется вопросам свободы и нравств. воспитания.

П. во Франции сформировался в нач. 30-х гг. 20 в.. Основоположник его Э. Мунье, гл. теоретики — Ж. Лакруа, П.-Л. Ландсберг, Г. Мадинье, М. Недонсель. Культурологич. концепция франц. П. неразрывно связана с его центр, понятием личности; сущность своего понимания культуры Мунье выразил следующим образом:

культура — это глобальная функция личностной жизни; для человека, к-рый сам себя создает и развивает, все есть культура; культура — это сам человек. Исследование сущностных форм культуры в П. совпадает с изучением личности, ее бытия в культуре. Персоналистски понимаемую личность характеризуют три осн. направления ее деятельности: экстериоризация (самоосуществление вовне), интериоризация (внутр. сосредоточенность, духовный мир), трансценденция (самопреодоление, ориентация на высшие, божеств, ценности). Особое значение в жизни личности Мунье придавал свободе и способности самопреодолению; эти же черты он считал характерными для подлинной культуры. Говоря о свободе, Мунье постоянно подчеркивал ее зависимость от конкр. условий и выступал против тех концепций, где признается абсолютная свобода человека и его культуры: “культура не может существовать в условиях чистой свободы”. Он настаивал на связи культуры с творч. деятельностью человека-личности, в к-рой и благодаря к-рой он не только созидает культуру, но строит собственное Я и преодолевает его (трансценди-рует). Поддерживая идеи “коллективистских концепций культуры”, Мунье придавал особое значение мысли о народе как о подлинном источнике зарождения и обновления культуры. Вместе с тем его возражение вызывали тенденции отождествления культуры с “книжным знанием” и интеллектуальной деятельностью, претензии отд. слоев об-ва и целого класса (буржуазии) на монопольное владение культурой, ведущие к подмене живой культуры разного рода условностями и крикливой модой.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: