ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
ШКОЛА: МЛАДШИЕ КЛАССЫ
пять лет меня отвели в нулевой класс. Я ждала этого дня одновременно с нетерпением и страхом. Мама рассказывала, как весело в школе, как интересно заводить друзей, учиться чему-то новому... Звучало все это очень заманчиво, но я была полна тревоги. Меня пугала новая обстановка; мир человеческих отношений был для меня чужд и непонятен. По счастью, в то время я не понимала, как сильно отличаюсь от других. Моя речь была странной — отрывистой, монотонной, полной грамматических ошибок; я часто уходила в свой внутренний мир и не обращала внимания ни на что вокруг; а порой совершала столь странные и неожиданные поступки, что удивлялась сама себе. Меня отдали в маленькую частную школу для обычных детей. Предварительно мама обсудила мои проблемы с учителями. В первый день учебы я осталась дома, чтобы учителя смогли объяснить ребятам в классе, что я непохожа на других. Потренировавшись с нами в различном прочтении букв, миссис Кларк раздала нам тетради с картинками. На одной странице были нарисованы коробка, чемодан, качели, кресло, телефон и велосипед. — Отметьте предметы, названия которых начинаются со звука «к», — предложила миссис Кларк. Я отметила чемодан — потому что решила, что это тоже коробка. А качели пропустила: они стояли в саду, и я подумала, что здесь имеется в виду первый звук «с». Однако я плохо говорила и не могла внятно объяснить миссис Кларк, почему отметила
или не отметила ту или иную картинку. Я понимала, что такое звук «к», и отмечала или не отмечала картинки по вполне разумным причинам. Помню свой гнев и досаду: мне хотелось стукнуть кулаком по столу или пнуть что-нибудь ногой. «Ведь ясно, что „сад" начинается звуком „с"! — думала я. — Что тут непонятного?» А чемодан я отметила потому, что в него, как и в коробку, складывают разные вещи. Впрочем, даже если бы я смогла объяснить все это миссис Кларк, боюсь, она не приняла бы подобную логику. Мои рассуждения не укладывались в обычную педагогическую схему «верно-неверно». Другой тяжкой, поистине непосильной задачей стало для меня следование ритму. Вот миссис Кларк усаживает нас в круг, а сама садится за пианино. — Теперь, дети, прислушивайтесь к ритму. — Она У меня ничего не получается! Все уже хлопают, а я только собираюсь. — Темпл, внимательнее! Миссис Кларк повторяет мелодию. И снова я вступаю слишком поздно. — Темпл, зачем ты так делаешь? Ты нам всем А я не хочу никому мешать: у меня просто не выходит одновременно слушать музыку и хлопать. Миссис Кларк начинает снова, и я опять выбиваюсь из ритма. — Хорошо, Темпл, — говорит она, — если не Все смеются. Взбешенная ее тоном, я вскакиваю, опрокинув стул. Миссис Кларк хватает меня за пле- чо и ставит в угол, где я и остаюсь до конца упражнения. Даже сейчас на концерте, когда слушатели хлопают под музыку, я могу лишь копировать соседа. Мне нетрудно выдерживать свой собственный ритм, но подстроиться под ритм чужих голосов или инструментов для меня почти невозможно. Для аутичных детей это обычное явление. Им крайне сложно выполнять две двигательные задачи одновременно. Исследования показали, что аутич-ные люди плохо координируют движения правой и левой руки. Поэтому им трудно хлопать в ладоши, а тем более хлопать в ритм. Моя неспособность следовать ритму ярко проявлялась даже в школьных сочинениях. В пятом классе я написала такое стихотворение: Темные века Тевтронам выпал срок страшенных бед, — И в том вина страшенных гуннов. У гуннов — копий целый рой, Из замка выступил герой. Когда тевтроны укрепились, Они отбросили страшенных гуннов. Так длились Темные века, Но знания монахии несут, Один из тех монахий Варит суп. Монахии воздвигли монастырию. Строительство идет, Работа длится. Один монахий кушал чечевицу.
Хоть в монастырии и тесны кельи, Монахии вместиться в них сумели, И это несмотря на свой высокий рост. Они едят и в трапезной сидят. И, кроткие, как все монахии, Они добры и нищих привечают. Один монахии, встретив бедняка, Принес ему воды из родника. Он приглашает в монастырию его И угощает очень вкусно. Бедняк обрадовался так чрезмерно, Что вскоре стал монахией и сам. • Учительница написала на моем листочке: «Темпл, с исторической точки зрения все правильно, но ты совсем не выдерживаешь стихотворного ритма. Ты способная девочка, тебе нужно просто быть внимательнее». Я очень старалась, однако невозможность выражать свои мысли и чувства ритмически не поддавалась моим усилиям. Во втором классе я начала мечтать о «волшебной» машине, которая будет сильно, но приятно сжимать меня со всех сторон. Использование этой машины не смогло бы заменить для меня материнскую ласку; но она должна была быть готова к работе в любое время, чтобы крепко сжимать и успокаивать меня всякий раз, когда это понадобится. Сейчас я понимаю, что мечтая о «волшебной» машине, искала способ удовлетворить потребность моей поврежденной нервной системы в тактильной стимуляции. Гувернантка, воспитывавшая меня с трех до десяти лет, никогда не ласкала ни меня, ни 1 Перевод стихотворения выполнен Д. Щедровицким. — Прим. перев. мою сестру, — и я мечтала о нежных прикосновениях. Я жаждала любви и нежных объятий. Но в то же время я избегала всякой чрезмерности в выражении чувств — как, например, когда меня душила в объятиях толстая, приторно пахнущая тетушка. Чувство было такое, словно меня глотает кит. Даже когда учительница брала меня за руку или клала руку на плечо, я вздрагивала и отшатывалась. Я искала телесного контакта — и в то же время избегала его. Я стала узницей поврежденной нервной системы; казалось, прозрачная стена отделяет меня от мира окружающих людей — мира, полного любви и взаимопонимания. Основываясь на моем опыте, можно сделать вывод, что, начиная обучать аутичного ребенка получению удовольствия от тактильного контакта, нужно быть очень осторожным, чтобы не испугать его слишком сильным воздействием. В десять лет я набрала 9 из 15 очков по шкале тактильно-защитного поведения Эрза. «Тактильно-защитное поведение» — другое название для сверхчувствительности к прикосновениям. Например, я до сих пор не могу носить шерстяную одежду. А водолазки с высоким воротником, давящим на горло, наоборот, мне нравятся. Я не люблю ночных рубашек: неприятно чувствовать, как голые ноги трутся одна о другую. До сих пор мне тяжело сидеть спокойно, когда врач осматривает мне глазное дно или вынимает серную пробку из уха. Когда речь идет о тактильной стимуляции, я, как и многие аутичные дети, оказываюсь в тупике. Наши тела жаждут человеческого прикосновения; но, как только контакт происходит, мы в страхе отшатываемся. Мне было уже далеко за двадцать,
когда я наконец, здороваясь, научилась пожимать руку и смотреть собеседнику в глаза. «Волшебной» машины у меня не было, и, чтобы удовлетворить тактильный голод, я заворачивалась в одеяло или наваливала на себя гору диванных подушек. Ложась спать, я сворачивала простыню и одеяло так, что получалась «пещерка», и залезала внутрь. Для тех же целей я использовала и листы картона. Нужду в тактильной стимуляции испытывают не только дети с чертами аутизма. Согласно ряду исследований, младенцы, растущие без матери, плохо развиваются, если не брать их на руки и не обнимать; тактильная и кинестетическая стимуляции благотворно действуют на недоношенных детей. Даже детеныши обезьян, будучи отделены от своих матерей, начинают цепляться за меховой валик для краски, чтобы удовлетворить потребность в тактильном контакте. Некоторые ученые полагают, что недостаток тактильных стимулов вызывает гиперактивность, вспышки агрессии, аутистическое и разрушительное поведение. Другие считают, что даже негативный физический контакт лучше полного его отсутствия. Проводились исследования, основанные на предпосылке, что агрессивное поведение и склонность к насилию связаны с недостаточной сомато-сенсорной стимуляцией всех пяти чувств. Из-за дисфункции восприятия аутичные дети остро нуждаются в дополнительной тактильной стимуляции. Непосредственную (контактную) стимуляцию, воздействующую на осязание, обоняние и вкус, они предпочитают стимуляции на расстоянии (дистантной стимуляции), связанной со зрением и слухом. При развитии нервной системы контактное восприятие формируется быстрее дистантного. У млекопитающих и птиц тактильное восприятие также развивается в первую очередь. Видимо, первичностью тактильной сферы объясняется и то, что дети с поврежденной или недоразвитой нервной системой предпочитают контактные ощущения. Стимуляция должна быть, во-первых, достаточной и, во-вторых, связанной с ситуацией: ребенку необходимо понимать, откуда и почему она исходит. Постепенно он осознаёт, что одно поведение влечет за собой болезненные ощущения, а другое — приятные. ч/ Грань между приятным и неприятным была для меня очень тонка. Над количеством и качеством ощущений мне необходимо было сохранять постоянный контроль. Я находилась в тупике: нуждалась в тактильной стимуляции, чтобы преодолеть тактильно-защитное поведение, и в то же время страшилась этой стимуляции. Так и дети, в младенчестве лишенные ласки, повзрослев, сами избегают чужих прикосновений. Став слишком большой для «норы» из одеял или горы диванных подушек, я попыталась придумать «машину для объятий» (всякие механизмы я обожала, еще будучи совсем маленькой). Первой придуманной мной «моделью» стал давящий надувной костюм. Идея появилась во время возни с водоплавающими надувными игрушками. У меня было много таких игрушек; иногда я разрезала их на мелкие кусочки, но и после этого продолжала с ними играть. Порой я пыталась вырезать в остатках резиновых игрушек дырки для рук, чтобы носить их, как костюм. В третьем классе, мечтая во время скучных уроков, я придумала новую модель «успокаивающей» машины: узкий ящик, формой напоминающий гроб. Я представляла, как заползаю в открытый конец, ложусь на спину и начинаю надувать резиновую внутреннюю обивку. Она раздувается и сжимает меня в объятиях — крепко, но удивительно нежно... А главное (об этом я не забывала даже в мечтах) — я сама управляю машиной и с начала до конца контролирую силу давления. Еще представлялась мне каморка в три фута1 высотой, такой же длины и ширины — достаточно, чтобы войти туда и закрыть за собой дверь. Каморка должна была быть жарко натопленной: давление в моих фантазиях всегда неразрывно связывалось с теплом. Современные исследования свидетельствуют, что определенные стимулы и стереотипные действия могут снижать возбуждение. Именно так действуют, особенно на поврежденную нервную систему, тепло и давление. Возможно, если бы у меня появилась такая «волшебная» машина, успокаивающее тепло и давление помогали бы мне избегать бешеных вспышек гнева. Я фантазировала на тему «волшебной» машины постоянно, совершенно на этом «зацикливаясь». Другая навязчивая идея, развившаяся у меня в четвертом классе, едва не свела с ума всю семью. Я буквально помешалась на выборах губернатора штата. Не могла говорить ни о чем, кроме предвыборных плакатов, рекламных наклеек и значков. Однажды мы с Эленор Гриффин, моей подругой, потратили несколько часов, чтобы содрать с телефонной будки два плаката: мы хотели повесить их к себе в спальни. Эленор держала велосипед; я стояла на сиденье и отдирала клейкую ленту, которой плакаты крепились к стенке будки. 1 Фут равен 30,48 см. — Прим. перев.
Еще одной моей фиксацией1, немало раздражавшей окружающих, была «вопросомания». Бесчисленное число раз я задавала один и тот же вопрос и с восторгом ожидала одного и того же ответа. Если меня что-то интересовало, я говорила только об этом и «забалтывала» всех. Неудивительно, что меня прозвали Трещоткой. Подобные «вопросомании» и «зациклен ности» на одной теме наблюдались в детстве у многих людей, частично или полностью преодолевших аутизм. Даже ночью, в постели я громко рассказывала самой себе истории. Мне недостаточно было просто выдумать историю; чтобы почувствовать ее реальность, я должна была обязательно проговорить ее вслух. Главным героем выдумываемых мной историй был Бисбан — персонаж из сериалов «Наша компания» и «Маленькие мошенники». Больше всего мне нравилось, что Бисбан все умеет и со всем может справиться. Я сама хотела все уметь и со всем справляться, и Бисбан был моим «вторым я». Он умел обращаться со шторами, с термостатом, управляться с освещением в холодильнике... Для него не существовало безвыходных положений — он мог распутать самую безнадежную путаницу и любую историю приводил к счастливому концу. Впрочем, Бисбан был отнюдь не ангелом. Ему ничего не стоило связать шнурками папины ботинки, или насыпать в сахарницу соли, или приклеить крышку унитаза к сиденью. Над такими проделками я хохотала до упаду! Порой, рассказывая себе вслух истории про 1 Фиксация (в оригинале fixation) — чрезмерное увлечение какой-либо идеей или действием. В настоящем переводе слово fixation передается по-разному, в зависимости от контекста. Помимо буквальной передачи — «фиксация» — используются и другие слова и обороты, например «пристрастие», «увлечение», «навязчивая идея», «навязчивое поведение» и др. — Прим. ред.-консульт.
Бисбана, я начинала смеяться и долго не могла остановиться. В одиннадцать лет в моих фантазиях появился новый, более сложный и интересный персонаж — Альфред Костелло. Этот Альфред учился со мной в одном классе и вечно надо мной смеялся. Он передразнивал мою речь, подставлял мне ножку, когда я выбегала во двор, обзывал меня разными обидными словами вроде «кукла» или «манекен». Он был чем-то вроде классного шута — наказанием школы, головной болью учителей. Именно он подложил в классный журнал резиновую змею, в ящик учительского стола посадил мышь и преподнес учительнице яблоко с червяком внутри. Альфред и в жизни был неисправимым озорником, в моих же историях он и вовсе не признавал никаких правил. Я воображала, как он разбрасывает мусор по школьному двору или показывает учительнице язык. Я рассказывала себе об этих проделках вслух — и смеялась. Потом Альфред попадался и терпел заслуженное наказание — и я снова смеялась, не в силах остановиться. Неконтролируемый смех, постоянная болтовня, бесконечные вопросы и «зацикленность» на одной теме (как мое увлечение выборами) — все это типично для аутичных детей. Мои пристрастия снижали внутреннее напряжение и помогали успокоиться. Многие врачи и психологи полагают, что любая фиксация может принести ребенку непоправимый вред. Думаю, это не всегда так. Умный и терпеливый взрослый способен направить детское увлечение в конструктивное русло. А тактика ругани и запретов в данном случае ничего не даст. Если запретить ребенку сосать палец, он начнет грызть ногти — так же и одно запрещенное увлечение неизбежно сменится другим. Не лучше ли попробовать найти в «странном» занятии ребенка положительную сторону? Благодаря своему увлечению он начинает общаться с окружающими; пусть это очень ограниченное общение — оно все же лучше, чем ничего. При осторожной помощи взрослого увлечение может подвигнуть аутичного ребенка к активным и конструктивным действиям. А постоянная болтовня о предмете своего увлечения, так раздражающая окружающих, помогает ребенку уменьшить внутреннее напряжение и смягчить чувство одиночества, столь часто испытываемое аутичными детьми. Внутреннее напряжение и досада сопровождают аутичного ребенка на всех ступенях обучения. Помню, как переживала я, когда в четвертом классе никак не могла получить приз за красивый почерк. Все мои соученики один за другим получали звание «Мастер пера» и коробку цветных карандашей; только я, как всегда, плелась в хвосте. Титул «Мастер» меня интересовал мало, а вот цветные карандаши не давали мне покоя. Я старалась, как только могла, — и все равно получила приз последней. Другой проблемой стала математика. Снова я не могла идти в ногу с классом. Как только я начинала что-то понимать, учитель уже переходил к другой теме. Математику у нас преподавал мистер Браун — англичанин до мозга костей, помешанный на аккуратности. Он заставлял нас выписывать уравнения пером и снижал отметку за малейшее чернильное пятнышко. Ломать голову над зубодробительными иксами-игреками и одновременно следить за аккуратностью письма — это было выше моих сил. Как я ни мучилась, вся моя тетрадь была в чернильных пятнах. А самое обидное — стоило мне начать что- то понимать, как мистер Браун переходил к следующей главе. Лучше всего я успевала по чтению. Мама занималась со мной каждый день после школы. Благодаря ей я читала даже лучше своих одноклассников. Она использовала два полезных приема: во-первых, заставляла меня читать вслух и при этом громко, отчетливо произносить слова; а во-вторых, после занятий поила меня, «как взрослую», чаем. Теперь-то я понимаю, что мама наливала мне просто горячую лимонную воду, в которую добавляла ароматизатор с запахом чая, но для меня в то время это был восхитительно настоящий чай, какой пьют только большие и умные. Так мама не только помогала мне в учебе, но и повышала мою самооценку. Единственным любимым предметом, ради которого стоило терпеть все остальные, было для меня художественное творчество — рисование или склеивание поделок из картона. С раннего детства я обожала что-то делать своими руками. В то время концепция двух типов мышления — линейного последовательного левополушарного и глобального художественного правополушарного, охватывающего картину в целом, — еще не привилась в педагогике. Думаю, если бы в нашей школе больше внимания уделялось художественному творчеству, учиться мне было бы гораздо легче и интересней. Помню, как в четвертом классе нам с Эленор Гриффин разрешили первыми перейти к изготовлению поделок из дерева. С какой радостью я шла на эти уроки, как гордилась своими первыми творениями — моделями корабля и сеялки! Но скоро мы вернулись в кулинарный класс, и я снова из первой превратилась в последнюю. Для учительницы французского я была сущим наказанием. В конце концов она от меня отказалась — после того, как я сказала ей на уроке: «Mademoselle Jo-Lee, ferme la bouche»1 («Мисс Жюли, закрой рот»). Эта же дама вела у нас уроки шитья и не могла взять в толк, почему на этих занятиях ее худшая ученица ведет себя отлично. Объяснялось это просто: на уроках шитья я ощущала себя творцом (особенно удавалось мне вышивание). Исследования, касающиеся преступности среди одаренных подростков, показали, что эти дети набирают высокие баллы в области так называемого «текучего», невербального мышления, а «жесткое» мышление, требующее предварительного обучения и тренировки, у них развито плохо. «Жесткое» мышление — словесное, последовательное, логическое — в нашей системе образования поощряется, награждается и считается едва ли не единственно возможным. Поэтому многие одаренные дети и подростки, обладающие «текучим» мышлением, не вписываются в обычную систему образования. Другое исследование выявило людей, обладающих интересным и уникальным даром: способностью воспринимать большие порции информации и находить систему там, где остальные видят лишь бессмысленный хаос. Благодаря этому такие люди могут успешно решать самые сложные проблемы — наподобие выравнивания шансов в гандикапе (скачках с участием лошадей разных возрастов и пород). Однако столь ценная способность остается вне поля зрения обычных IQ-тестов. В результате их возможности оцениваются неверно, и они превращаются в парий. 1 Так в оригинале. Правильно эта фраза выглядела бы следующим образом: «Mademoiselle Julie, ferme la bouche». — Прим. перев.
Одаренный подросток редко доставляет трудности взрослым сознательно, из стремления к оригинальности; гораздо чаще он просто «слышит другую музыку», «живет в другом ритме». Для меня «другой музыкой» стала созидательная деятельность — воображаемая или реальная, «ручная». Помню, в четвертом классе мы проходили по истории пещерных людей; учитель дал всем задание сделать дома какое-нибудь каменное орудие — разумеется, без помощи клея, веревок и прочих современных материалов. Задание было как раз в моем вкусе! Весь вечер мы с Эленор Гриффин обтесывали камень, чтобы получился наконечник для дротика, а затем привязывали виноградной лозой этот наконечник к палке. Помню еще, как наш класс ходил на экскурсию в художественный музей. Особенно меня поразили мумии в египетском зале. Зрительные впечатления всегда действовали на меня сильнее любых других — я была восхищена необыкновенным зрелищем и, вернувшись домой, снова и снова рассказывала родным обо всех подробностях этой восхитительной экскурсии. Однако читать о Египте или других древних странах в учебнике истории было для меня невыносимо скучно: сидя за партой, я уносилась мечтами в свой внутренний мир, где меня ждала «волшебная» машина и ласковое, убаюкивающее тепло, так похожее на объятия добрых и любящих рук... Своими плохими оценками, импульсивным поведением и вспышками гнева я заслужила в школе репутацию «двоечницы» и «хулиганки». Однако мои несомненные творческие способности скрашивали этот неприглядный образ. Когда в школе устроили выставку животных и каждый должен был продемонстрировать свое домашнее животное, я хотела привести нашу собаку — но мама не разрешила. «Вовсе не нужно, — сказала она, — чтобы бедное создание весь день сидело на привязи в душной школе». И тогда я решила показать на выставке саму себя! Я оделась собакой, нашла себе хозяев — близнецов Рис, и весь день вела себя по-собачьи: ходила на четвереньках, лаяла, садилась и ложилась по команде. Вся школа пришла в восторг, и моя изобретательность была награждена голубой лентой. На следующий год я явилась на выставку игрушек, нарядившись тряпичной куклой. И эта выдумка тоже была оценена по достоинству. Моя изобретательность — как в учебе, так и в шалостях — привлекла ко мне девочку по имени Кристал Свифт. Мы часами качались вместе на качелях или играли в ассоциации. Никто, кроме нас двоих, не мог понять, что смешного в том, что за «желе» идет «известь», а за «известью» — «подливка». Но нас это бесконечно забавляло. Кристал понимала мою речь — невнятную, отрывистую и сбивчивую. Когда другие спрашивали ее, как она может водиться с этой чудачкой Темпл, Кристал отвечала: «Зато с ней не скучно». С другой моей подругой, Эленор Гриффин, мы дружили до конца младшей школы. Помню, как любили мы вместе строить шалаши. Эленор была тихой, хорошо воспитанной девочкой. Однажды, когда на перемене кто-то начал передразнивать мою «прыгающую» походку и манеру говорить, я пришла в ярость. Я бросилась на пол, вопила и кидалась с кулаками на всякого, кто подходил слишком близко. Эленор была в ужасе, однако и после этого не перестала дружить со мной и защищать меня от насмешек одноклассников. Ей нравилось, как я рисую лошадей. Когда на школьном празднике я вышла на сцену и спела «Америка, прекрасная страна», Эле-нор хлопала громче всех. В пятом классе мне поручили шефство над младшими: я должна была помочь третьеклассникам сделать костюмы к школьному спектаклю. Вот эта работа была по мне! Придумывать, изобретать, делать что-то своими руками — это я умела и любила, этим готова была с радостью заниматься хоть всю жизнь. Даже в школьных играх я проявляла изобретательность. Мы часто играли в прятки. Чтобы запутать водящего и выиграть время, я снимала пальто, клала его на землю и забрасывала сухими листьями так, чтобы водящий непременно его увидел. Когда он кидался к пальто, я выскакивала из своего укрытия и мчалась к условному месту, чтобы его опередить. Проторенные пути навевали на меня скуку — я стремилась в каждом деле придумать что-то новое. Изобретательность я проявляла не только в учебе и играх, но и в шалостях. Однажды я была в гостях у своей подруги, Сью Харт, мы играли на сеновале. Оттуда открывался вид на сад нашей учительницы, миссис Макдоннелл (мы были тогда в четвертом классе). — Спорим, ты не попадешь мячиком в фонтан В ответ я схватила красный резиновый мячик и метнула его в указанную сторону — и, естественно, не попала. В углу сеновала, не знаю уж зачем, стояло множество пустых бутылок из-под виски — едва ли не сотня бутылок темно-коричневого стекла. — А бутылкой попадешь? — продолжала подначи Бутылка, ударившись о кафельную кромку фонтана, разбила ее. Следующие бутылки полетели в крыльцо дома, в трубу, на дорбжку между клумбами, в кусты роз... Скоро весь сад был засыпан осколками стекла. (Сью, вдохновительница этого злодеяния, занимает сейчас высокий пост в правительстве.) На следующий день в школе миссис Макдоннелл рассказала нам, какие чудовищные разрушения произвели неизвестные хулиганы у нее в саду. На меня никаких подозрений не было. Во время большой перемены я подсела к миссис Макдоннелл в столовой. — Миссис Макдоннелл, какой ужас случился с — Спасибо за сочувствие, Темпл, — тепло улыб Глядя ей в глаза (на такое я отваживалась нечасто), я поведала ей, что понятия не имею, кто мог учинить такое безобразие. — Но знаете, — добавила я, — вчера я была в — Спасибо, что сказала, Темпл. Ты хорошая, С этими словами миссис Макдоннелл встала и направилась к столу Роберта и Берта. У меня на глазах все трое исчезли в кабинете директора. Я не чувствовала угрызений совести. Льюис и Дженкинс, полагала я, не сделали этого только потому, что не додумались. И потом, они заслужили наказание — пусть знают, как дразнить меня и радоваться, что не могу ответить! Теперь, став взрослой, я понимаю, что поступила с мальчишками очень скверно. Но аутичной девочке, не способной ни словесно, ни Lt; физически защищаться от оскорблений и насмешек, такой поступок представлялся справедливым возмездием. Помню, как однажды я была в гостях у своего кузена, Питера Нэша. Питер вечно попадал в какие-то истории. Однажды он даже поджег склад, и тот сгорел дотла. Итак, мы сидели на крылечке и болтали. — Наши соседи — такие гады! — проворчал Я кивнула. — Теперь, чтобы пойти к приятелю, мне прихо В ответ я сказала первое, что пришло в голову: — Давай испортим им лужайку! Забросаем ее всю Питер выпрямился. — To4Hq! Давай! — Но тут же снова опустился на — При чем тут ты? — хихикнув, ответила я. — Сказано — сделано. Меньше чем через полчаса очаровательная лужайка превратилась в помойку. И никому не пришло в голову обвинить в этом нас. Не так повезло мне в другой раз — в воскресенье, когда я вздумала отправиться в церковь в теннисных тапочках. Папа заметил это и начал кричать. Я выскочила из церкви и бросилась бежать; он — за мной. Нагнал он меня между оградой и бензоколонкой. Папа был вспыльчив и часто выходил из себя по пустякам. Его родные также были известны тяжелым нравом. Недавние исследования, проведенные в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, показали, что в семьях аутичных детей черты характера часто наследуются. Возможно, многие аутисти-ческие характеристики — как, например, вспышки гнева, — наследуются рецессивно, подобно голубому цвету глаз. Мы с отцом во многом похожи: как и я, он легко взрывается; как и я, увлекшись чем-нибудь — будь то деловые вопросы или план предстоящего путешествия, — полностью в это погружается и не может думать ни о чем другом. Разница лишь в том, что у отца подобные качества проявляются гораздо слабее и не выходят за пределы нормы. Став взрослой, я научилась предотвращать свои вспышки гнева. Мой метод несложен: я просто не позволяю себе злиться. Я ни с кем не спорю. Как только ситуация начинает накаляться, я встаю и ухожу, не дожидаясь, пока мне захочется взорваться. Мне случалось видеть, как из-за вспышки гнева люди теряют друзей, любимых, ломают себе всю жизнь. На меня саму, когда я училась в средней школе, мой бурный темперамент навлек серьезные неприятности... ГЛАВА 3 дороге я без конца задавала вопросы: где я буду жить? чем заниматься? с кем общаться? — Темпл, я знаю столько же, сколько и ты, — улыбаясь, отвечала мама. — Помнишь картинку в рекламной брошюре? Там ребята купаются в море и плавают на лодке.
НОВЫЕ ЗАБОТЫ
конце третьего класса родители решили, что на меня благотворно подействует отдых в летнем лагере, и выбрали лагерь, персонал в котором, как им показалось, должен был отнестись ко мне с пониманием. — Темпд, хочешь поехать в летний лагерь? — Я молчала, не зная, что ответить. С одной стороны, очень хотела — многие ребята в классе уже ездили в лагерь и, судя по их словам, там было очень весело. Но с другой стороны... Новые люди, новые условия жизни, новые впечатления... Перемены всегда давались мне с трудом. — В лагере ты будешь изготавливать разные Вскоре после начала каникул мама отвезла меня в лагерь. Он располагался на полуострове Кейп-Код, штат Массачусетс, недалеко от морского берега. По — А где я буду спать? — И это ты прекрасно знаешь. Помнишь фото — Помню. А как я узнаю, который коттедж мой? — Тебе кто-нибудь покажет. Ты замечательно Мы припарковались на пыльной стоянке, и мне немедленно захотелось спрятаться. Спальные коттеджи выглядели гораздо большими, чем на фотогра- фиях, а вокруг них сновали, крича и смеясь, множество детей и взрослых. Не успели мы выйти из машины, как к нам подошла молодая женщина. — Добро пожаловать в лагерь «Лебединый»! — Я смотрела вниз и молчала. — Ну, Темпл, выходи и поздоровайся с Нэн, — Было жарко, и пот лил с меня градом — но внутри как будто все заледенело. Я неохотно вылезла из машины. Через несколько минут Нэн уже показала мне коттедж, мою кровать, шкафчик для одежды... Когда маме пришло время уезжать, я, занятая надеванием купальника, едва на нее взглянула. Первое купание дало мне новую тему для бесконечных разговоров, а взрослым — повод для беспокойства. Сидя на полотенце и снимая туфли, я вдруг услышала, как один мальчик, лет одиннадцати-двенадцати, заметил другому: — На эту новенькую и смотреть нечего — сисек — Сисек? — повторила я, и мальчишки расхохо Так у меня появилось новое любимое слово. Я повторяла его весь остаток дня — мне очень нравилось, как оно звучит. Каждый раз, когда я произносила: «Сиськи», мальчишки смеялись. А вот Нэн, когда услышала от меня это слово в коттедже, почему-то нахмурилась. — Темпл, приличные люди таких слов не говорят! Потом она объяснила мне, что такое «сиськи». Но было поздно — интересное слово прочно застряло у меня в голове и то и дело слетало с языка в самый неподходящий момент. Девочка из моего коттеджа, вместе с которой мы шли на ужин, объяснила мне шепотом, что «сиськами» женщины кормят маленьких детей. — А мужчины не хотят кормить детей? — поинте Девочка поджала губы. — Мужчины детей делают] У них нет сисек, зато — Что? Я никогда этого не видела! Где они это — В штанах, дурочка! — Девочка рассмеялась. — На следующий день после купания я так и сделала. Челюсть у парня отвисла, глаза выкатились на лоб. — Ч-чего? — обалдело переспросил он. — Ты что, совсем?! Он вскочил и пошел прочь. Через несколько минут я увидела, как он, смеясь, что-то рассказывает своему приятелю и при этом показывает на меня пальцем. Остаток недели прошел прекрасно. Я купалась, каталась на лодке, а во время занятий в мастерской делала ожерелье из ракушек. Мальчишки дразнили меня, но совсем не обидно. Порой они говорили слова, которых я не понимала, например: «Ты — шалава». И я повторяла: «Да, я шалава, шалава, шалава». Они смеялись. А вот директор лагеря мис-
сие Нортруп, или Нэн, или Линда, руководительница кружка по рукоделию, когда я делилась с ними своими новыми познаниями, почему-то краснели и отворачивались или смотрели себе под ноги. Но это меня не останавливало. Я была в восторге от своего нового словаря. В конце недели я заболела. В пятницу я проснулась с температурой и ознобом; к тому же мне было больно мочиться. Нэн отвела меня в лазарет, и медсестра уложила в постель. Лагерный врач, осмотрев меня и поставив диагноз, прописал лекарство, которое называлось "«генициановый фиолетовый» и предназначалось для борьбы с инфекцией в мочеиспускательном канале. Всю следующую неделю я пролежала в постели. Дважды в день медсестра смазывала мне гениталии багрово-красной лечебной мазью, а затем вводила во влагалище ватный тампон. Каждый раз я кричала от боли. Несколько раз она лазила мне внутрь каким-то острым инструментом вроде тех, которые используют зубные щ>ачи. и еще давала мне таблетки, от которых все время хотелось спать. Когда неделю спустя за мной приехала мама, я не могла вспомнить, сколько времени провела в лазарете. Как только я оправилась от болезни, мама и папа отправились к доктору Штайну, детскому психиатру, которого порекомендовал им наблюдавший меня с младенчества педиатр. Вот что написала мама после визита к доктору: Уважаемый доктор Штат! Должна признаться, что после консультации я вернулась домой расстроенной — расстроенной не Вашими предположениями о причинах отклонений у Темпл, а той не- сдержанностью, которую проявил мой муж в конце нашей встречи. Думаю, дело в том, что он ждал подтверждения своей невиновности в странностях дочери: доктор Пелем (педиатр Темпл) и миссис Ди (учительница Темпл) поддерживают в нем это убеждение. Думаю, дело не какой-либо дурной привычке; важно поведение ребенка в целом. Подобные привычки возникают в той или иной степени у всех детей, проблема же в том, что у Темпл они переходят в навязчивое поведение. Впрочем, в последнее время здесь наблюдается значительное улучшение. Когда Темпл находится в спокойной и безопасной обстановке, чувствует, что все вокруг ее любят и ценят, навязчивости у нее прекращаются. Она разговаривает спокойно, с нормальными интонациями и вполне контролирует себя. Дома с ней вообще нет никаких проблем. В гостях у соседей, общаясь с близкими друзьями, она также ведет себя прекрасно. Темпл очень подружилась с двумя девочками. Они ценят общество друг друга и с удовольствием играют вместе. А ведь еще прошлым летом Темпл ни с кем не играла, и эти девочки вовсе не обращали на нее внимания! Теперь же у нее появилась своя компания — компания обычных, довольных жизнью детей. Улучшается и поведение Темпл в школе. Проблемы возникают, когда она устает, и в первые дни после каникул, когда Темпл приходится ко всему привыкать заново. Особенно раздражает ее шум в классе.
Прежде чем сесть за домашнее задание, Темпл долго ноет и тянет время, но в конце концов садится и принимается за уроки. Ей очень помогает, если рядом сидит человек, которому она доверяет. Успехи Темпл, как мне кажется, напрямую связаны с уверенностью в себе и в любви окружающих. Когда Темпл в безопасной обстановке, чувствует, что окружающие принимают и одобряют ее, и четко понимает, что здесь можно, а чего нельзя, ей и в голову не приходит капризничать и шалить. В лечении Темпл (позвольте считать, что Ваше предположение о психической травме верно), как мне кажется, главную роль должна играть любовь. Она добивается успехов, только если чувствует, что ее любят, — как будто стремится восполнить недостаток любви, которую недополучила или не смогла подарить в раннем детстве. Те учителя, которые искренне наслаждаются общением с ней, получают наилучшие результаты. Школьные товарищи привыкли к ее странностям. Она делает их жизнь богаче и интереснее. Я слышала слова одной девочки: «Мне нравится Темпл, потому что она многое умеет и всегда придумывает что-то увлекательное». В особенно удачные дни, когда Темпл приходит из школы, полная впечатлений и рассказов о своих друзьях, после обеда она идет к себе и начинает убираться в комнате — потому что счастлива, чувствует, что ее любят, и поэтому хочет быть хорошей. Она говорит: «Мамочка, я тебя люб- лю!» — и я понимаю, что она счастлива. Любовь и счастье — это для нее синонимы. Дневная школа «Долинная страна» удивительно помогает Темпл справляться с особенностями характера и развивать свои таланты. Ее учительница, миссис Ди, осознаёт, что Темпл необходима привычная обстановка; она не удивляется странному поведению Темпл, не пугается его, а если нужно, твердо призывает ее к порядку. В новой ситуации Темпл необходимо «освоить границы» — и миссис Ди ей в этом помогает. Спортсмен из Темпл плохой: в командных играх от нее мало проку. Она может соревноваться с другими, но только индивидуально. Она имеет художественные способности и гордится своими картинами и вышивками. Миссис Ди понимает, что Темпл нуждается прежде всего в отзывчивости, в эмоциональной связи между ней и взрослым. Большинство из нас инстинктивно строят свою жизнь согласно требованиям окружающих и тем самым делают свое поведение социально приемлемым. Возможно, Темпл от природы недостает желания подстраиваться под других — или же она не в силах справиться со своими порывами. А, возможно, дело и в том и в другом. Забота о Темпл не доставляет нам трудностей или неприятных переживаний. Я не чувствую жалости к себе или к мужу. Общаясь с дочерью, мы часто испытываем настоящий душевный подъем. Возможно,
общение с человеком, подобным Темпл, пробуждает в людях лучшие качества: каждый, кто встречается с ней, щедро отдает ей себя и получает такой же щедрый ответ. Я глубоко тронута любовью и заботой учителей и врачей Темпл. Возможно, поэтому так расстроил меня неприятный эпизод в лагере. В первый раз мне встретились люди, не сумевшие поладить с Темпл. Думаю, что их шок и паника были вызваны устаревшими взглядами на сексуальное воспитание. Миссис Ди предупреждала миссис Нор-труп, директора лагеря, что в коттедж Темпл следует назначить опытную воспитательницу. Нэн приятна и симпатична, но она не производит впечатления опытного педагога. Чувствуя свою вину, миссис Нортруп пошла по пути наименьшего сопротивления и принялась во всем винить Темпл. И обвинения ее были достаточно серьезны. Заметив для начала, что она и ее персонал старше и опытнее нас, она заявила, что Темпл в половом отношении чрезмерно развита для своего возраста и проявляет нездоровый интерес к сексу. Большая часть этих обвинений была высказана взволнованным шепотом по телефону. «Я слышала, — шептала она в трубку, — как один мальчик сказал другому: „ Она ко мне клеится ". Вы понимаете, что это значит?! — Почувствовав, что слова ее звучат глупо, она добавила: — Честно говоря, я сама не очень-то хорошо представляю, что это значит; но знаю, что так говорит молодежь». Доктор Штайн, по моему мнению, главная проблема заключается в инфекции, из-за которой у Темпл болел и зудел мочеиспускательный канал. Поэтому она и трогала себя. Медсестра же, узнав о прописанном лечении, посчитала, что речь идет о борьбе с мастурбацией. Другая проблема — недостаток проницательности у лагерного персонала. Оказавшись в новой обстановке, Темпл всегда ведет себя так, словно стремится вывести окружающих из терпения, — подобным образом она определяет границы дозволенного. Опытная воспитательница, несомненно, поняла бы это. Однако взрослые не пресекали ее вопросов о деторождении, сексуальных различиях, запрещенных словах — они просто слушали, запоминали, а потом сравнивали свои наблюдения. Потом Темпл сказала мне: «Миссис Нортруп не нравилось, когда я говорила некоторые слова — ну, я их при ней и не произносила». Я не заметила, чтобы хоть кто-то в лагере чувствовал к Темпл симпатию. Все они не могли дождаться, когда же от нее избавятся. Когда я забирала Темпл и уже усаживала ее в машину, медсестра произнесла, изобразив сердечную улыбку: «Подождите, я вам покажу, какие прелестные вещицы Темпл смастерила в лазарете! Настоящая маленькая художница!» Я едва не фыркнула вслух. Бедного ребенка так накачали снотворными, что она едва ли
могла провести прямую линию! Я не выгораживаю Темпл — просто считаю, что ее навязчивое поведение оказалось связанным с сексом из-за инфекции мочеиспускательного канала, а не из-за чрезмерного полового развития (как уверяла меня администрация лагеря). Я была возмущена, что ребенка целую неделю держали на снотворных, а теперь не хотят в этом даже признаться! Самое смешное, что эти люди, нортру-пы, производят впечатление опытных педагогов, любящих и понимающих детей. Возможно, если бы возникшая проблема не была связана с сексом, они бы проявили себя совсем по-другому... В первый раз мы столкнулись с людьми, которые даже не попытались понять Темпл! А самое грустное, что сама Темпл вспоминает о лагере с восторгом: ей там очень понравилось. Порой, когда у Темпл возникают жизненные трудности, она демонстрирует удивительно верное и глубокое самопонимание. На первом занятии по плаванию у нее ничего не получалось: в раздражении она начала драться и брызгаться водой. Инструктор по плаванию, симпатичный и разумный молодой человек, был с ней добр и терпелив, но тверд. После занятий Темпл спросила меня, почему ей было так трудно управлять собой. В результате размышлений она сама сумела прийти к определенным выводам. Впоследствии она заметила, что ей было непросто выучить этот жизненный урок, и сделала тем самым еще один шаг вперед. Темпл не хотела учиться ездить на велосипеде, но когда ее, к большому собственному разочарованию, не взяли в велосипедный поход, она принялась за дело и освоила велосипед за несколько дней. Из лагеря Темпл вернулась повзрослевшей. Я вижу, что она приобрела не только новый опыт, но и новые знания о себе. Надеюсь, они помогут ей в ее нелегком пути. Я рада, что встретилась и поговорила с Вами, хотя и смотрю на нашу встречу не как на последнюю надежду, а как на еще одну ступеньку для Темпл на ее пути к зрелости. Возможно, она эмоционально неполноценна; но, по крайней мере, сама она этого не знает — и остается счастливым ребенком. Пожалуйста, не тревожьтесь о том, как воспримем мы поставленный Вами тяжелый диагноз. Ни один родитель не перестанет любить своего ребенка из-за того, что его проблема названа по имени. Моя дочь осталась моей дочерью, семья — семьей, и отношения в семье — прежними. Величайшее преимущество воспитания состоит в том, что это длительный процесс, а не какая-то сверхзадача, которую нужно решить за три дня. Хоть Вы и полагаете, что через несколько лет Темпл безнадежно отстанет от сверстников, для меня ничего не изменилось. Если Вы считаете, что ей можно помочь психиатрическими методами, мы усердно последуем Вашим советам. Мне очень интересно было бы узнать, почему и
доктор Крадерз, и доктор Мейез, которыми я глубоко восхищаюсь, осмотрев Темпл в три года, не назначили ей никакой специальной терапии. Мне хотелось бы узнать ваше мнение. На всем нашем пути нам очень помогали советы профессионалов. Особенно мы благодарны больнице Святого Луки. Еще раз благодарю Вас за помощь и жду дальнейших консультаций. Искренне Ваша, миссис Грэндин После еще одной консультации родители начали возить меня к психиатру раз в неделю. Доктор Штайн был немцем, воспитанным на фрейдизме. По всей видимости, он стремился раскрыть тайны моего подсознания и понять, что же заставляет меня вести себя так, а не иначе. (В 1956 г. в психиатрии психоаналитического направления возникла теория, согласно которой аутизм вызывается психической травмой. Современная нейробиология опровергла это предположение. Аутизм вызывается нарушениями в центральной нервной системе. Это физиологическая проблема.) На мой взгляд, доктор Штайн был похож на человека из рекламы «Таблеток от кашля братьев Смит»: симпатичный улыбчивый человек, с которым приятно поболтать и поиграть. На столе у него всегда стояла тарелка с конфетами «Эм энд Эм» — специально для меня. Выявить причины моей мифической «психотравмы» доктору Штайну, конечно, не удалось, однако он немало помог маме своими советами и рекомендациями. Мама научила меня читать, она защищала меня в конфликтах с учителями и одноклассниками, ее интуиция помогала мне больше, чем могли бы помочь часы дорогостоящей терапии. Зная, что психиатр часто разговаривает с мамой наедине, я из-за этого рассказывала ему не все, что он хотел бы услышать. Отношения окружающих оставались для меня абсолютно непонятными. Когда у мамы с папой возникли трения, сестра Джин часто спрашивала меня: «Как ты думаешь, мама с папой не разведутся?» «Конечно, нет!» — уверенно отвечала я. Они ведь не кричали друг на друга — по крайней мере, при мне; а более тонких признаков, говорящих об ухудшении взаимоотношений, я просто не замечала. Джин на полтора года моложе меня — мы с ней были близки. Брат и младшая сестренка моложе меня соответственно на шесть и семь лет — понятно, что они не входили в нашу компанию. Никогда не рассказывала я психиатру и о «волшебной» машине. Даже в то время я понимала, что такие фантазии он сочтет уж слишком странными. Но если бы вместо толстой тетушки у меня была волшебная машина, возможно, не было бы и глупой болтовни о сексе, навлекшей на меня столько неприятностей. Я смогла бы контролировать поступающие стимулы и обеспечивать необходимый мне тактильный контакт, не рискуя при этом встретить такой напор впечатлений и ощущений, которого не способна выдержать моя нервная система. Одно из исследований по проблеме детской мастурбации показало, что чрезмерная мастурбация прекращается, как только родители начинают проявлять к ребенку нежность и чаще его обнимать. Моя воображаемая машина, конечно, не могла заменить материнскую любовь; но она помогла бы моей незрелой нервной системе научиться принимать ласку от других любящих людей — таких, как мой отец и тетушка. Доктор Штайн часто беседовал со мной о любви: спрашивал, кого люблю я, кто любит меня... — А твои друзья в школе? С ними у тебя все — Ага. Хотя они меня часто дразнят, — и я беру с — А ты как отвечаешь? — Дерусь. Иногда. — Я запрокидываю голову и — Темпл! Ты меня слушаешь? Я спрашиваю о Разумеется, я не собираюсь расписывать ему папин невыносимый характер. Я набираю еще горсть конфет и поднимаю глаза на доктора. — Ну, папа и-ногда сердится... но все мы иногда Это все правда. Правда и то, что в самом хорошем настроении папа (как и я) бывает, когда трудится физически. Доктор Штайн кивает и что-то помечает в моей карте. На протяжении двух лет я посещала доктора Штайна каждую неделю — и, не жалея сил, отдавала должное продукции фирмы «Эм энд Эм». Когда я заканчивала пятый класс, мама вновь написала доктору Штайну: Уважаемый доктор Штайн! Думаю, настало время для следующей консультации. Хотя в целом прогресс налицо, меня беспокоят многие моменты, относительно которых хотелось бы с Вами переговорить. Во-первых, дома Темпл ведет себя лучше, чем на людях. Дома она — любящая, послушная, аккуратная девочка, всегда готовая помочь. Как хотела бы я, чтобы такой же она оставалась и в обществе! Темпл повзрослела, стала более разумной и независимой. Во-вторых, со школой она справляется, но только под давлением. Французский она ненавидит и уже довела учительницу до белого каления. Уроки делает из-под палки, хотя, стоит ей взяться за дело, без труда справляется с заданиями. Я знаю это, потому что по совету учителя каждый день помогаю ей делать домашнее задание. Весь этот год Темпл демонстрирует определенный прогресс — особенно с тех пор, как школа начала еженедельно посылать нам отчет об успеваемости. Я специально просила об этом учителей, и это помогло сосредоточить интерес Темпл на учебе. Но меня беспокоит, сможет ли Темпл после «Долинной страны» продолжать учиться в обычной школе? Удержится ли она на нынешнем уровне? Сможет ли завязать
отношения с новыми соучениками и учителями? Мистер Джонсон, ее учитель, полагает, что это вполне возможно — при условии, что новые учителя внимательно ознакомятся с историей Темпл и отнесутся к ней с пониманием. Но, возможно, ее успехи вселяют в нас необоснованный оптимизм? Мы слишком близки к Темпл, и нам трудно оценивать ее беспристрастно. В этом нам нужна Ваша помощь. Я опасаюсь, что, возможно, слишком давлю на Темпл, пытаясь управлять ее жизнью. Ей пора научиться самой принимать решения. Впереди еще два года, чтобы приготовить ее или к следующей школе, или к жизни в новых условиях, вдали от друзей. Я постаралась, как могла, объяснить ей, что дальнейший путь будет определяться только ее успехами. Я не могу решать, где ей учиться: выбор школы зависит от ее успеваемости, а я, Вы, семья, учителя — все мы можем в лучшем случае подбодрить ее и помочь советом. Пусть учится сама строить свою жизнь. Окончательный выбор зависит от нее. Конечно, для десятилетней девочки это нелегкая задача. Но, как бы сильно мы ее ни любили (а мы ее очень любим), мы не можем избрать за нее судьбу. До сих пор я стремилась «отслеживать» всех, кто общается с Темпл, и произносила перед ними патетические речи, стремясь «перетянуть» их на свою сторону. Но время идет — скоро это станет невозмож- ным. Как мне помочь ей? Где провести границу между разумной твердостью и давлением? Меня всегда удивляло, что Темпл, если хочет, может мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, превращаться в «хорошую девочку». Так, сейчас она очень старается хорошо себя вести. Но что если мои требования или требования школы для нее слишком тяжелы? Может быть, я вместо того, чтобы помочь, взваливаю на ее плечи непосильный груз? Я всегда полагала, что требованиям родителей или добрых, симпатичных учителей подчиняться легче, чем требованиям чужих, безразличных тебе людей. Возможно, Вы выскажете свое мнение. Порой Темпл убегает из дому в слезах, заявляя, что я делаю ее жизнь невыносимой. Однако я чувствую, что наши требования ей необходимы. Мне рассказывают, что вне дома она ведет себя весьма разумно и ответственно. Две семьи по соседству любят ее и с удовольствием принимают у себя в любое время. До сих пор беспокоит меня вопрос сексуального воспитания. Мистер Джонсон, ее учитель, говорил мне, что Темпл по-прежнему болтает на рискованные темы и произносит неприличные слова. Я объяснила Темпл, что подобными разговорами развлекаются только глупые маленькие дети и что окружающим неприятно ее слушать. К моему удивлению, она ответила, что никогда не начинает сексуальных разгово-
ров первая: ее подбивают на это мальчишки. Как разрешить проблему, не причинив Темпл вреда? Мы в затруднении и надеемся на Вашу помощь. Но, знаете, доктор Штат, наряду с этим мы видим в Темпл столько хорошего — такое желание стать лучше, такую зрелость (и в то же время такое наивное ребячество — все в ней перемешано!), такие задатки чудесного человека!.. Если бы только мы смогли помочь ей разобраться в себе! Возможно, что-то подобное можно сказать о любом ребенке: но я говорю о нашей дочери. Я готова использовать все возможные средства, только бы не останавливаться и не опускать руки! Весь этот год Темпл трудилась без устали. Она заслуживает любой помощи, какую мы только можем ей дать. Жду от Вас ответа. Искренне Ваша, миссис Грэндин ГЛАВА 4 Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|