Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби 10 страница

— Ты имеешь в виду Операцию «Шаровары» вчера вечером? — Он перестал гладить меня, но взял прядь волос и пальцами перебирал ее. — Она выполнена. Кровь Илэйн Бэргли уже в хронографе. — Две секунды он смотрел мимо меня в пустоту и выглядел при этом очень грустно. Потом взял себя в руки. — Не хватает лишь крови неуступчивой леди Тилни, Люси и Пола. Но поскольку мы теперь знаем, в каком времени обосновались Люси и Пол и под каким именем они жили, это стало формальностью. О леди Тилни я позабочусь завтра утром.

— Я думала, что у тебя появились сомнения в правильности того, что ты делаешь, — сказал я и освободила волосы от его руки. — Что, если Люси и Пол правы и Круг крови нельзя замыкать? Ты же сам утверждал, что такое возможно.

— Правильно. Но я не собирался рассказывать это Хранителям. Ты — единственная, с кем я поделился.

О, какой тонкий психологический ход. Ты единственная, кому я доверяю. Но я тоже умею делать хитрые ходы. (Я тут же вспомнила рассказ о покере!)

— Люси и Пол сказали, что графу нельзя верить. Что он замыслил что-то злое. Ты сейчас тоже в это веришь?

Гидеон покачал головой. Его лицо внезапно напряглось и стало серьезным.

— Нет. Я не думаю, что он злой человек. Я только думаю… — Он поколебался. — Я думаю, что он благополучие одного человека ставит ниже благополучия общества.

— Даже собственное?

Он не ответил, а снова протянул руку. На этот раз он накрутил прядь волос на палец. В конце концов он произнес:

— Предположим, ты можешь создать что-то сенсационное, ну например… я не знаю… лекарство против рака и СПИДа и всех остальных болезней во всем мире. Но для этого один человек должен умереть. Что ты будешь делать?

Кто-то должен умереть? Это и было причиной, почему Люси и Пол украли хронограф? Они считали, что цена за это слишком высока, услышала я голос мамы. Цена — жизнь одного человека? У меня перед глазами тут же возникли соответствующие сцены из кинофильмов, с перевернутыми крестами, человеческими жертвами на алтаре и мужчинами в капюшонах, бормочущими вавилонские заклинания. Что было не слишком похоже на Хранителей — может быть, за незначительными исключениями.

Гидеон ожидающе смотрел на меня.

— Пожертвовать жизнью одного ради спасения многих? — пробормотала я. — Нет, я не думаю, что это слишком высокая цена, с прагматической точки зрения. А ты?

Гидеон долго ничего не говорил, он только скользил взглядом по моему лицу и играл с моим локоном.

— А я думаю, — сказал он в конце концов. — Не всегда цель оправдывает средства.

— Означает ли это, что ты сейчас не будешь делать то, что граф от тебя требует? — вырвалось у меня — признаюсь, не слишком изящно. — Например, играть моими чувствами? Или моими локонами?

Гидеон убрал руку от меня и удивленно посмотрел на нее, будто она ему не принадлежала.

— Я не… Граф мне вовсе не приказывал играть твоими чувствами.

— О, не приказывал?! — В одно мгновение я снова разозлилась. — Мне он, во всяком случае, сказал что-то такое. Что он глубоко впечатлен, как хорошо ты справился со своим заданием, хотя у тебя было так мало времени, чтобы манипулировать моими чувствами, и ты — как глупо! — так много сил потратил не на ту жертву — в смысле Шарлотту.

Гидеон вздохнул и потер тыльной стороной ладони лоб.

— У нас с графом действительно состоялось пару разговоров о… э-э-э… мужских разговоров. Он считает — и учти, он жил более двухсот лет тому назад, это можно извинить, — что действия женщин определяются эмоциями, тогда как мужчины руководствуются разумом, и что поэтому для меня было бы лучше, если моя партнерша по прыжкам во времени была бы влюблена в меня, чтобы в сложных случаях я мог бы контролировать ее поведение. Я думал…

— Ты… — перебила я его гневно. — Ты думал: ну тогда я позабочусь о том, чтобы все получилось!

Гидеон встал и стал быстро ходить по комнате. По какой-то причине он выглядел крайне взволнованным.

— Гвендолин, я же тебя ни к чему не принуждал, правда? Наоборот, я часто плохо обращался с тобой.

Я, онемев, смотрела на него.

— И я теперь должна тебя за это благодарить?

— Конечно нет, — сказал он. — Или да, должна.

— Ну так что теперь?

Он сверкнул на меня глазами.

— Почему девушкам нравятся парни, которые плохо с ними обращаются? Воспитанные, очевидно, и в половину не так интересны. Иногда мне с трудом удается сохранять уважение к девушкам. — Он все еще носился по комнате, как тигр в клетке, делая длинные, раздраженные шаги. — К тому же у лопоухих или прыщавых не такой большой выбор.

— Какой ты циничный и поверхностный! — Я не могла прийти в себя из-за поворота, который принял этот разговор.

Гидеон пожал плечами.

— Спрашивается, кто здесь поверхностный. Или ты позволила бы мистеру Марли себя поцеловать?

На какой-то миг я действительно была выбита из колеи. Небольшое, совсем крохотное зерно правды, возможно, и было в его словах. Но потом я покачала головой.

— Ты забыл кое-что решающее в своей потрясающей аргументации. Несмотря на твою внешность совершенно без прыщей — мои поздравления, кстати, по поводу твоей самоуверенности — я никогда не позволила бы тебе себя поцеловать, если бы ты не солгал мне и не притворился, что испытываешь ко мне какие-то чувства. — Тут же слезы подступили к глазам. Но я продолжила дрожащим голосом: — Я бы никогда… не влюбилась в тебя.

А если бы влюбилась, никогда бы тебе этого не показала. Гидеон отвернулся от меня. Какой-то момент он стоял, полностью замерев, а потом внезапно ударил со всей силы ногой в стену.

— Черт возьми, Гвендолин, — сказал он сквозь сжатые зубы. — А ты всегда была правдива со мной? Разве ты не врала, где только можно?

Пока я искала ответ — он был действительно мастером повернуть оружие противника против него самого — я почувствовала знакомое головокружение, но на этот раз мне было плохо как никогда. Испуганно я прижала «Анну Каренину» к груди. На корзинку времени уже не хватило.

— Ты хоть и позволяла мне целовать себя, но никогда мне не доверяла, — еще услышала я слова Гидеона.

Что он сказал дальше, я не знала, потому что в следующий момент приземлилась в настоящем и должна была собрать все силы, чтобы меня не стошнило под ноги мистеру Марли. Когда я наконец утихомирила свой желудок, Гидеон тоже уже был здесь. Он стоял, прислонившись к стене. В его лице не осталось и следа злости, он грустно улыбался.

— Мне бы очень хотелось принять участие в вашей игре в покер, — сказал он. — Я хорошо умею блефовать.

И он вышел из комнаты, не обернувшись.

~~~

Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: