Поведение бригады Сталина

445. Нет смысла подробно останавливаться на персональном составе бригады Сталина: поскольку геббельсовцам по поводу разоблачения их фальсификации в 1944 г. нужно что-то писать, а писать нечего, поэтому они подробно описывают разные несущественные детали, и все необходимые фамилии вы узнаете из их писаний. Я же должен остановиться вот на чем.

446. Сегодняшний режим РФ, будучи холуем Запада, беззастенчиво низкопоклонствует перед ним. Скажем, когда в октябре 2002 г. чеченские боевики захватили в Москве зрителей мюзикла “Норд-Ост” в заложники, то и штаб по освобождению заложников, и все каналы ТВ в первую очередь переживали о том, можно ли спасти иностранцев, а свои граждане были как-то на заднем плане.

Для правительства Сталина такое было немыслимо — в его время заботились в первую очередь о советских людях. Поэтому когда после освобождения Смоленска туда приехали члены комиссии по расследованию немецких злодеяний во главе с Бурденко, то они в первую очередь занялись не могилами поляков, а выяснением того, сколько немцы убили советских людей. Как вы увидите дальше, бригада Геббельса об этом тоже вынуждена была написать, правда, не упоминая, о чем речь. А эта, более важная часть работы комиссии Бурденко, вошла в обвинительное заключение Нюрнбергского трибунала как “Документ СССР-48”:

“...Материалы следствия, количественная характеристика трупов в раскрытых ямах-могилах и изучение участков территории массовых погребений — делают возможным вывод, что в обследованных пунктах г. Смоленска и его окрестностей количество трупов советских граждан, умерщвленных и погибших в период временной оккупации немцами, превышает 135 000, распределяясь следующим образом:

1. На территории бывшей Смоленской радиостанции у с. Гедеоновка до 5000 трупов.

2. На территории станции Магаленщина — Вязовенька до 3500 трупов.

3. На территории плодоовощного хозяйства у сел. Реадовка до 3000 трупов.

4. На территории Пионерского (соснового) сада до 500 трупов.

5. На территории Дома Красной Армии до 1500 трупов.

6. На территории Большого концентрационного лагеря Ns 126 до 45000 трупов.

7. На территории Малого концентрационного лагеря №126 до 15000 трупов.

8. На территории Медгородка Западной железной дороги до 1500 трупов.

9. На территории деревни Ясенная до 1000 трупов.

10. На территории бывшего немецкого госпиталя для военнопленных и общежития студентов Мединститута по Рославльскому шоссе до 30 000 трупов.

11. На территории лесопильного и ликерно-водочного заводов до 500 трупов.

12. На территории концентрационного лагеря у дер. Печорской до 16 000 трупов.

13. На территории селения Ракитня до 2500 трупов.

14. На территории авиазавода № 35 в районе станции Красный Бор, совхоза Пасово, дер. Александровской, ГЭС, пос. Серебрянка иДубровенька до 12 000 трупов.

...Давность погребения эксгумированных трупов, судя по результатам судебно-медицинских исследований, должна быть отнесена преимущественно ко второй половине 1941 года, 1942 году и только в четырех местах захоронения — к 1943 году.

При судебно-медицинском исследовании в отношении 567 трупов получены данные, свидетельствующие о том, что причиной смерти были механические повреждения: огнестрельные ранения головы и грудной клетки — 538 случаев; множественные переломы костей черепа от удара тупым твердым предметом — 29 случаев.

Огнестрельные ранения были констатированы у 431 мужчины, 100 женщин и у 7 детей и подростков. Входные отверстия ранения, как правило, располагались в затылочной области головы или на задней поверхности шеи; в некоторых отдельных случаях — в теменных, височных и лобных областях, а также на передней поверхности грудной клетки и на спине. Повреждения головы тупым твердым тяжелым предметом были у 24 мужчин, 4 женщин и 1 подростка.

При исследовании 606 трупов не обнаружено причин смерти травматического характера, при этом в одной части случаев основываясь на судебно-медицинских данных следует считать, что причиной смерти послужило голодание или острые инфекционные болезни. В отношении другой части трупов далеко зашедшие гнилостные изменения лишают возможности с определенностью судить о причине смерти.

Эксгумация и исследование трупов показали, что в могилах на территории быв. Смоленской радиостанции, Пионерского сада, Железнодорожной больницы, дер. Ясенной и Дома Красной Армии находятся лишь трупы, имеющие огнестрельные ранения с ясно выраженными их признаками...” [1].

447. Даю этот документ, чтобы вы обратили внимание на то, что немцы практически не прятались и уничтожали советских граждан там, где им было удобнее, — чутьли не в центрах городов и населенных пунктов.Этовызывало беспокойство даже самих немцев.Из “Документа СССР-293” следует, что командир 528-го пехотного полка немцев майор Резлер уже в январе 1942 г. доносил о том, что массовые расстрелы проводятся на виду не только немецких солдат, но и гражданского населения. К этому донесению Резлера, отправленному в Берлин начальнику комплектования немецкой армии, было дописано его командиром: “Если подобные действия будут происходить открыто, то они станут известны на родине и будут подвергнуты обсуждению” [2].

448. Но надо понять и немецкие айнзацкоманды — они боялись проводить массовые расстрелы вне расположения своих войск. И вот почему.

На Нюрнбергском процессе заместитель Главного обвинителя от СССР Ю.В. Покровский огласил суду документ № СССР-311, который был составлен из документов полиции безопасности и СД по Житомирской области, касающихся расследования преступной халатности работников этой полиции в декабре 1942 г., в результате чего “унтершарфюрер СС Паалъ и унтершарфюрер СС Фольбрехт подверглись нападению заключенных и были убиты из их собственного оружия”. Я приведу выдержки их этих документов, из которых станет ясно, что произошло.

Штурмшарфюрер СС и криминаль-оберсекретарь Ф. Кнопп на допросе показал:

“С середины августа я являюсь руководителем Бердичевского отделения полиции безопасности и СД в городе Житомире. 23 декабря 1942 г. заместитель командира гауптштурмфюрер СС Кальбах обследовал местное отделение воспитательно-трудового лагеря, находящегося в ведении вверенного мне учреждения. В этом воспитательно-трудовом лагере с конца октября находятся 78 бывших военнопленных, которые в свое время были переведены туда из стационарного лагеря в Житомире вследствие нетрудоспособности...

...Находившиеся в здешнем лагере 78 военнопленных были исключительно тяжелораненые. У одних отсутствовали обе ноги, у других — обе руки, у третьих — одна какая-нибудь конечность. Только некоторые из них не имели ранения конечностей, но они были так изуродованы другими видами ранений, что не могли выполнять никакой работы. Последние должны были ухаживать за первыми.

При обследовании воспитательно-трудового лагеря 23 декабря 1942 г. гауптштурмфюрер СС Кальбах отдал распоряжение, чтобы оставшиеся в живых после имевших место смертных случаев 68 или 70 военнопленных подверглись сегодня же “особому обращению”...... Подготовку экзекуции я поручил сегодня ранним утром сотрудникам местного управления унтершарфюрерам СС Фольбрехту и Паалю и ротенфюреру Гессельбаху.

...Из оружия они имели немецкий пистолет-пулемет, русскую самозарядную винтовку, пистолет OB и карабин. Хочу еще подчеркнуть, что я намеревался дать в помощь этим трем лицам гауптшарфюрера СС Венцеля, но это было отклонено унтершарфюрером Фольбрехтом, заметившим при этом, что они втроем вполне справятся с этим делом.

По поводу обвинения. Мне не пришло в голову обеспечить проведение обычной экзекуции более многочисленной командой, так как место экзекуции было скрыто от посторонних взоров, а заключенные не были способны к бегству ввиду их физических недостатков”.

А оставшийся в живых ротенфюрер СС Ф. Гессельбах показал следующее:

“Сегодня в 8 часов утра мы, гауптшарфюрер СС Бергер, унтершарфюрер СС Паалъ, унтершарфюрер СС Фольбрехт и я, приехали на взятой на кожевенном заводе машине с шофером, который был украинцем, на участок, находившийся примерно в одном-полутора километрах за лагерем, с восемью заключенными нашей тюрьмы, чтобы выкопать могилу...

...Первая группа состояла, по распоряжению Пааля, почти исключительно из безногих.

После того, как я расстрелял первых трех заключенных, вдруг услышал наверху крик. Так как четвертый заключенный был как раз на очереди, я быстренько прихлопнул его и, взглянув затем наверх, увидел, что у машины происходит страшная суматоха. Я до того уже слышал выстрелы, а тут увидел, как пленные разбегались в разные стороны. Я не могу дать подробных данных о происшедшем, так как находился на расстоянии 40 — 50 метров. Я только могу сказать, что я увидел моих двух товарищей, лежащих на земле, и что двое пленных стреляли в меня и шофера из добытого ими оружия. Поняв, в чем дело, я выпустил оставшийся у меня в магазине четвертый патрон по заключенным, обстреливавшим нас, вставил новую обойму и вдруг заметил, что пуля ударила совсем рядом со мной. У меня появилось такое ощущение, будто бы в меня попали, но потом я понял, что ошибся. Теперь я объясняю это нервным шоком. Во всяком случае, я расстреливал патроны второго магазина по беглецам, хотя не могу точно сказать, попал ли я в кого-нибудь из них”.

Проводивший следствие по этому делу констатировал:

“Таким образом, из двадцати восьми заключенных четыре были застрелены в могиле, два — при побеге, остальные двадцать два бежали.

Немедленно принятые ротенфюрером СС Гессельбахом меры для поимки беглецов при помощи команды находившегося вблизи стационарного лагеря были целесообразны, но безрезультатны...” [3].

449. Из-за страха немецких айнзацкоманд далеко удаляться от своих войск почерк их расстрелов и в этом плане резко отличается от почерка расстрелов НКВД. Палачи из НКВД расстреливали только в тюрьмах, а хоронили либо на кладбищах, либо так, чтобы могилы преступников трудно было найти и сделать объектом памяти или поклонения. Даже исключения из этого правила характерны скрытностью от посторонних глаз и казни, и захоронения. Так, общество “Мемориал” полагает, что в 1937-1938 гг., когда казней членов “пятой колонны” было особенно много, то их расстреливали и хоронили на Бутовском полигоне под Москвой. В доказательствах этой версии много противоречий, но даже если согласиться с “Мемориалом”, то тогда характерно место казней и захоронений.

Уже с начала 20-х годов это место было недоступно посторонним, поскольку здесь, в имении бывшего коннозаводчика Зимина, в 18 км от Москвы, была сельхозколония осужденных уголовных преступников. А с 1935 г. — стрелковый полигон НКВД. Только забором было обнесено 200 га, а запретная зона с колючей проволокой простиралась гораздо дальше [4]. Поэтому ни выстрелы, ни проезды автомобилей никого из местных жителей никогда не волновали — стрельбище есть стрельбище.

А немцев, в противовес этому, никогда не волновали местные жители — чем больше они знают, тем больше будут бояться. Немцы ведь и поляков в Катыни зарыли так небрежно, что те, напомню, были обнаружены немедленно и чуть ли не под снегом.

450. Но вернемся к поведению бригады Сталина. Сразу отметим, что в отличие от польско-немецкой бригады Геббельса, у бригады Сталина не пропало ни одно вещественное доказательство, не был уничтожен ни единый документ, не был убит ни один свидетель или прокурор. Правда, все это до момента, пока геббельсовцы во главе с Горбачевым и Ельциным не захватили власть в СССР, поскольку теперь гсббельсовские подонки творят с архивами, что хотят.

451. Сегодня бригада Геббельса утверждает, что следствие, которое в 1943-1944 году провела в Катыни комиссия Бурденко, полностью сфальсифицировано НКВД и НКГБ. То есть, НКВД и НКГБ откуда-то притащили в Смоленск 1000 трупов, переодели трупы в польскую военную форму, сфабриковали в Москве разные документы с датами после мая 1940 г., рассовали эти документы по карманам трупов, затем трупы зарыли, пригласили на эксгумацию иностранных корреспондентов и стали им демонстрировать эти трупы и эти документы. Разумеется, запугали всех свидетелей и т.д. и т.п. Давайте для начала согласимся в этом вопросе с геббельсовцами. Но тогда обязательно должно быть следующее.

452. Во всей секретной переписке высших чиновников СССР (посвященных по характеру своей службы в детали Катынского дела) должно прямо говориться об его фальсификации. Это невозможно — говорить об одном деле, а делать другое. Прессе, разумеется, можно врать что угодно, но работники, делая дело, между собой говорят откровенно. Ведь Геббельс не стеснялся говорить откровенно даже с незначительными чиновниками своего ведомства. В газетах приказывал писать одно, но им-то, непосредственным фальсификаторам, зачем “мозги пудрить”?

453. Представьте себе, что сегодня начало 1944 года, вы — Бурденко, вас торопят с результатами, но у вас вдруг возникло опасение. Вы уже рассовали по карманам трупов документы с датами лета и осени 1940 г., но вас осенила мысль, а вдруг немцы заявят, что СССР расстрелял поляков весной 1941 г.? Поскольку вы в Смоленске сфабриковать такие документы не можете, то вам их нужно запросить изготовить в Москве. Что вы напишете начальству по поводу этого своего опасения? Наверное, что-то в таком роде: “Товарищ Меркулов! Мы уже рассовали по карманам трупов в польской форме разные бумажки с датами 1940 года. А теперь, пожалуйста, пришлите нам документы с датами 1941 г.”. А что еще тут напишешь?

И у настоящего Бурденко такая мысль возникла, и он действительно 24 января отправил наркому Государственной безопасности В.Н. Меркулову записку, в которой оправдывался в задержке окончания эксгумационных работ следующим образом:

“Глубокоуважаемый Всеволод Николаевич! Позвольте Вам сообщить следующее по поводу Вашего разговора с тов. Колосниковым. В разговоре о найденных документах тов. Колесников сказал: “Уже найденными документами до конца 1940 года полностью опровергнута версия немцев о том, что поляки убиты русскими весной 1940 года. Но надо иметь в виду, что они могут выдвинуть новую версию о том, что массовый расстрел поляков мог быть произведен позже, скажем, в начале 1941 года”.

Поэтому он и сказал, что очень важно, если мы найдем документы более позднего периода. Таковые, к счастью, и найтись.

Ни у одного из членов Комиссии не получилось ложного впечатления.

Уважающий Вас, Бурденко” [5].

Где в этой записке видно, что Бурденко и Меркулов не искали доказательства, а фальсифицировали следствие?

454. Вот геббельсовцы, как вы увидите чуть дальше, начинают свою писанину со слов: “22 сентября 1943 г., за три дня до освобождения Смоленска, начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров обратился к кандидату в члены Политбюро ЦК ВКП(б), начальнику Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербакову с предложением своевременно создать комиссию в составе представителей от Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний (ЧГК) и следственных органов и направить ее в район военных действий” [6]. Но ведь Щербаков был в двадцатке высших руководителей СССР, а Александров, минимум, в первой полусотне. Ну зачем им друг перед другом дурачками прикидываться? Почему прямо не написать, что подходит пора дать задание Меркулову изготовить вещественные доказательства и тексты показаний будущих свидетелей?

В связи с этим я дам не тот текст работы советской комиссии, который был дан в газетах, а затем в 1943 г. выпущен отдельной брошюрой, а текст “Справки”, которую под грифом “Совершенно секретно” подготовили для советского правительства нарком госбезопасности В. Н. Меркулов и первый заместитель наркома внутренних дел С. Н. Круглов. Причины, по которым я питаю к данному документу доверие, следующие.

455. В условиях такой известности, которая к 1944 г. была у Катынского дела, сфальсифицировать его — задача гораздо более трудная, чем просто расследовать. При расследовании дознаватель или следователь просто записывают показания свидетелей. А если дело фальсифицировать, то нужно найти человека, согласившегося быть “свидетелем”, продумать, что тому говорить, да еще и так, чтобы это не противоречило другим свидетелям, заставить “свидетеля” выучить свою легенду и т.д. и т.п. Поэтому за фальсификацию должны следовать более высокие награды, чем за простое расследование, и если бы она была, то Меркулов и Круглов обязательно бы сообщили правительству о своих заслугах в этом деле. Они бы сообщили, что “подобрали” свидетелей, “разработали им логически взаимосвязанные легенды”, “изготовили “вещественные доказательства”, “подготовили трупы к демонстрации”. Подчиненный никогда не стесняется рассказать начальнику о своих заслугах, тем более, что в то время эти заслуги должны были реально спасти жизни миллионов советских солдат.

456. Читателям нужно понять, что в условиях идущей войны такая фальсификация, даже если бы она и была, ни в коей мере не была бы преступлением, а безо всяких кавычек была бы подвигом. И я это утверждаю не от себя или своих эмоций — так требовал тогдашний Уголовный Кодекс, статья 13 которого гласила: “Меры социальной защиты не применяются вовсе к лицам, совершившим действия, предусмотренные уголовными законами, если судом будет признано, что эти действия совершены ими в состоянии необходимой обороны против посягательства на Советскую власть, либо на личность и права обороняющегося или другого лица, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны.

Меры социальной защиты не применяются, когда те же действия совершены для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах

другими средствами, если причиненный при этом вред является менее важным по сравнению с предупрежденным вредом. (6 июня 1927г. (CУ № 49, ст. 330))” [7].

В последующих кодексах это положение стало еще более выпуклым — преступление во спасение общества не являлось преступлением. Даже в Уголовном кодексе нынешней России это положение утверждено ст. 39 [8]. Если бы фальсификация Катынского дела требовалась, то она предотвращала бы такой вред СССР, что ее иначе, нежели подвигом, назвать нельзя. Ни Меркулову, ни Круглову, ни кому-либо из участвовавших в ней не было бы никакой необходимости стесняться этой фальсификации, да еще и в документах с грифом “Совершенно секретно”. Но они ничего о фальсификации не пишут! Более того, они даже не пытаются увеличить свои заслуги умолчанием того, что масса свидетелей сама разыскала НКВД и НКГБ, чтобы рассказать о том, как немцы расстреливали поляков.

457. Безусловно, и Меркулов, и Круглов знали то, что знало и правительство СССР, — что военнопленные поляки в 1940 г. были переквалифицированы Особым совещанием в социально-опасных преступников, знали, что это противоречит Женевским конвенциям, понимали, что если сведения об этом просочатся, то СССР понесет большие людские потери из-за увеличения упорства немцев в сопротивлении. И в их Справке “свидетель” Ветошников — это скорее всего лицо вымышленное, о чем я уже писал в “Ка-тынском детективе” и не буду повторяться. Но и тут Меркулов и Круглов не врут правительству ни о каком “свидетеле Ветошникове” (так он фигурировал в опубликованных в 1944 г. материалах о Катынском деле), они просто сообщают, что у них в деле есть его рапорт. Это единственный “деликатный” момент Справки, основанный на понимании, что во время войны никаких свидетелей осуждения военнопленных являть миру нельзя.

458. Меркулов и Круглов еще и потому не могли лгать, что на основе их Справки правительство принимало очень ответственные решения — объявляло о создании Специальной комиссии и приглашало в Катынь иностранцев. Предположим, соврали бы Меркулов и Круглов о том, что свидетели настоящие, а те возьми и брякни иностранным корреспондентам что-то не то, или вещдоки будут грубо сработаны и иностранцы это заметят. С кого правительство головы посрывает: с корреспондентов или с Меркулова и Круглова?

459. И, наконец, я потому верю этой Справке, что она была опубликована не нынешними подонками Генпрокуратуры и архивов, которые без зазрения совести фабрикуют и уничтожают документы, а еще генералом Филатовым в “Военно-историческом журнале” в далеких 1990-1991 гг., т.е. нет оснований сомневаться, что этот документ по своему происхождению подлинный. Я публикую эту справку так, как ее дал тогда журнал, за исключением моего выделения цитат курсивом.

Расследование бригады Сталина: Справка о результатах предварительного расследования так называемого “Катынского дела”

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: