КЛУБОК ИЗМЕНЫ, ИЛИ ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ 5 страница

Ночью на какой-то станции стоянка затянулась. Слышно было, как в глубокой тишине устало вздыхал потрудившийся паровоз. Видимо, ожидали встречного… Внезапно дверь отворилась и вошёл Троцкий. Не здороваясь, он принялся объяснять, что «страшно рад приятной неожиданности встречи». Его поезд возвращался с Восточного фронта. Мимоходом он пожаловался на отвратительное состояние железнодорожного пути. Порой приходится останавливаться и чинить своими силами.

Вагон дёрнулся, поплыл и скоро колёса под ногами завели свою нескончаемую песню. Троцкий остался и, сняв картуз, сел за стол. Иосиф Виссарионович понял, что встреча подстроена. Он сразу почувствовал себя совершенно беззащитным. «Зря поехал. Сделал глупость».

Свердлов продолжал играть роль радушного хозяина. Троцкий этой игры не принял и стал ломиться напрямик. Он нервно вращал горячий стакан в подстаканнике (не отхлебнув ни разу) и выговаривал Сталину своё возмущение «партизанской вольницей Ворошилова и его банды».

Сталина раздражало поблёскивание двух пенсне. Он ощущал, что его настойчиво разглядывают. Долгое время он был для таких, как эти двое, провинциалом из захолустья. Теперь он вдруг поднялся вровень с ними и до предела обозлил своею неуступчивостью, своей властностью.

Пожалуй, только сейчас, в мчавшемся салон-вагоне, Иосиф Виссарионович впервые ощутил, какую ненависть он вызывает у председателя Реввоенсовета. Вызывает своим видом, акцентом, медлительностью, вознёй с трубкой. Троцкий горячился, вскакивал, снова садился. Он совершенно не умел владеть собой. Фамилия сбежавшего Носовича ужалила его невыносимо. Сталин же, напротив, сохранял расчётливую невозмутимость.

— Лев Давидович, вы к товарищам несправедливы. Кулик — артиллерист, Будённый — кавалерист, Ворошилов — парторганизатор. Партизанщина? Когда это было? Давно уже нет. Люди меняются, растут. Сейчас они совсем другие. Прекрасные работники.

— Прекрасные! Работники! — снова не сиделось Троцкому. — Яков Михайлович, вы слышите? Стянуть всю артиллерию! Оголить все участки обороны! Ум-му непостижимо! А если бы болван Денисов догадался нанести удар в другом месте?

— Не догадался.

— Орёл — решка! Любит — не любит! Какие-то… архаровцы. Как так можно воевать всерьёз?

— Ничего, воюем. Ваш Носович воевал по-другому.

— Мой Носович! Мой, твой… Дядин, тёткин… Он что — за меня воюет? Мы все делаем общее дело.

— Тогда почему же вы нас ругаете за победу под Садовой?

— Да не за победу же! Не за победу… Как вы этого не поймёте?

— Не понимаю, — кротко произнёс Сталин, с преувеличенным вниманием ковыряясь в трубке.

— Яков Михайлович, вы слышите? Нет, я буду ставить вопрос на Совете. Так невозможно воевать. Не-воз-мож-но! А Ворошилова надо судить. Судить, судить!

— Тогда вашего Носовича следует наградить, — негромко вклеил Сталин.

— Опять! — подскочил Троцкий. — Да возьмите вы его себе. Тоже мне — сокровище!

— Поздно, — невозмутимо ронял Сталин. — Он далеко.

Воздев руки, плечи, Троцкий затряс головой. Он не находил больше слов.

Вмешался молчавший до сих пор Свердлов. Растягивая гуттаперчевые губы, он миролюбиво предложил:

— Все проблемы, как мне кажется, ясны. Будем считать, что в общем-то вопрос закрыт. Согласны? Тогда пожмите же друг другу руки. Ну, Лев Давидович… Ёсиф…

Возникла неприятная заминка. Троцкий, топорщась, поглядывал на руку Сталина. Поймав движение, он тут же сунулся навстречу — и две ладони сплелись в недолгом принуждённом рукопожатии.

С этой минуты фальшивого примирения оба соперника стали смертельными врагами…

* * *

После знойного Царицына дождливая Москва показалась Сталину унылой, пришибленной грозными событиями на фронтах. Осень в том году сильно затянулась. Снег лёг на землю поздно. Москва до середины декабря утопала в безвылазной грязи.

Ленин поправлялся медленно и выглядел слабым, болезненным, изнурённым. Комната в его кремлёвской квартире была превращена в больничную палату.

Завидев в дверях Сталина, он оживился и набросился на него с жадными расспросами. Он умело подбил себе под спину несколько подушек. Рассказывая, Иосиф Виссарионович с болезненной остротой замечал истончившуюся обескровленную кожу на ленинском лице, проступившие косточки на худых кистях и сделавшийся чрезмерно мощным лоб. Вождь был сильно нездоров, болезнь точила его изнутри. Сталин в своём кителе и грубых солдатских штанах, заправленных в сапоги, ощущал укоризненный избыток собственного здоровья.

В комнате постоянно находилась Крупская. Грузно передвигаясь, она подавала какие-то микстуры, поправляла подушки, а то принималась переставлять склянки с лекарствами на столике возле кровати. Чтобы не мешать ей, Сталин всякий раз поднимался и разговор с Лениным обрывался.

Вспышка энергии быстро лишила Ленина сил, лицо его отекло книзу, совсем больными сделались глаза. Как видно, покушение оставило свои страшные следы.

Иосиф Виссарионович намеревался поговорить о Троцком. Об этом его просили армейские работники в Царицыне. Сейчас, увидев Ленина, он отказался от своей затеи. Не время и не место! И всё же разговор о Троцком возник сам собой. Начал его Ленин. Его радовали вести из Германии. Туда, к Карлу Либкнехту и Розе Люксембург, недавно ездила группа товарищей из Москвы. Германия явно подавилась тем куском России, который заглотнула по условиям Брестского мира. В самом скором времени это скажется. Непременно скажется!

— И вообще, — снова возбудился Ленин, — участь Европы решена. Призрак коммунизма становится реальностью. Испуганная буржуазия, вполне естественно, станет отчаянно сопротивляться, защищаться. Напрасный труд! Наша Красная Армия крепнет с каждым днём. Заслуга в этом, безусловно, Троцкого.

Ни возражать, ни жаловаться Иосиф Виссарионович не хотел, — пропало всякое желание.

На него уже с неприязнью поглядывала Крупская.

Вместо трубки Сталин вынул из кармана медальон с профилем Троцкого. Щёлкнув, словно монетой о прилавок, он положил его на столик с лекарствами. Этот «сувенир» он прихватил из Царицына.

Повторилась в точности царицынская сцена.

— Что это? — удивился Ленин.

— Советские иконки, — ответил Сталин и, легко ступая своей мягкой кавказской поступью, вышел из комнаты.

Сражённый пулями Вождь — это было ясно — плотно облеплен недобросовестными сотрудниками и живёт информацией из чужих рук.

«Мы — там, они — здесь…»

Всё-таки не следовало так надолго уезжать из Москвы!

ВСКРЫТИЕ ПЛАСТА

Одним из самых радостных событий 1935 года стало открытие Московского метрополитена.

В европейских столицах городские подземки существовали давно. Советское метро должно было быть лучшим в мире, и оно именно таким и стало. Станции выглядели, как настоящие дворцы. Никакого сравнения с тем, что построено на Западе!

Реальная заработная плата советских людей возросла в два раза. Рабочие СССР получили такую социальную защищённость, какой не имелось ни в одной стране на Западе.

Социализм убеждал в своём преимуществе конкретно, материально.

Сталин снова оказался прав: СССР, отказавшись нести идеи социализма на штыках Красной Армии, убеждал трудящихся мира примером собственного обустройства: вот чего можно добиться, прогнав эксплуататоров и уничтожив частную собственность.

Соединённые Штаты Америки с трудом выкарабкивались после обвального краха производства в 1929 году. Целых четыре года эта ведущая страна Запада балансировала на краю бездонной пропасти. Спас её умница Рузвельт, отбросив все капиталистические предрассудки и обратившись к опыту Советского Союза. Властной рукой он укротил бесстыжих махинаторов и ввёл строгий государственный контроль за действиями промышленников. Базарный хаос прекратился, производство упорядочилось и стало оживать.

На 1935 год пришлись новые президентские выборы. Сенатор Лонг выдвинул свою кандидатуру. Его экономическая программа учитывала недавний опыт Рузвельта в преодолении невиданного кризиса. Лонг объявил свой основной предвыборный лозунг: «Разделение накопленных богатств!» Он напомнил избирателям заветы Христа о равенстве и братстве, о неправедности «жирных пажитей» богачей. Лонг призвал конгресс США принять закон, запрещающий получение доходов более миллиона долларов в год. Естественно, миллионеры взвыли от возмущения, назвав Лонга коммунистом. 8 сентября Лонга убили. Стрелял молодой врач К. Уайс. В газетах промелькнуло сообщение, что схваченный убийца — обыкновенный «козёл отпущения». Настоящие виновники преступления остались не разоблаченными, не названными вслух…

Успехи Советского Союза вызывали бешеную злобу заправил капиталистического мира.

Для борьбы с СССР паникующий Запад вынужденно мобилизовал свои последние ресурсы и породил фашизм. Над планетой, в первую очередь над Европой, заклубились грозные тучи Большой войны.

Страна Советов, как постепенно выяснялось, была поражена троцкизмом. Эта болезнь проникла во все поры государственного организма. Высылка Троцкого из страны лишь обострила ситуацию. Многочисленные троцкисты, каждый на своём месте, исподтишка работали на возвращение своего Вождя. Метод был один, проверенный, надёжный: «Чем хуже, тем лучше». Каждый из троцкистов, явных и замаскированных, вносил на своём рабочем месте обязательную лепту в общее антигосударственное дело. Связь Троцкого с Гитлером угрожала смертельным развитием этого опаснейшего недуга. Сама логика выживания народа и страны требовала мер жёстких и скорейших.

Процент русских в руководящих органах державы возрастал. Этому сильно помогло крушение Троцкого. Красная Армия вздохнула с облегчением. Её руководителем стал прославленный полководец гражданской войны М. И. Фрунзе, партиец с высочайшей репутацией.

Объединившись, сторонники Троцкого и Зиновьева избрали новую тактику борьбы: спокойную, вкрадчивую, без лишнего шума. На XV съезде партии, состоявшемся сразу же после неудачного путча Троцкого, помимо плана коллективизации сельского хозяйства были приняты необходимые очистительные меры: всех видных деятелей и старой, и новой оппозиции исключили из партии и выслали из Москвы. Дурную траву с поля вон! Разосланные по самым дальним городам и весям необъятной страны оппозиционеры запаниковали и сменили боевой задиристый тон. Все они, как один, обратились в Центральный Комитет с покаянными письмами. Признав свою неправоту, они смиренно просили о прощении. Получив таковое, они снова появились в Москве. Вот их имена: Радек, Преображенский, Раковский, Пятаков, Серебряков, Смирнов, Каменев, Сафаров, Лифшин, Мдивани, Смилга, Сапронов, Дробнис. Борьба с режимом требовала от заговорщиков сплочённости, постоянного ощущения плеча соратника.

Эта завидная сплочённость в конце концов зарядила пистолет Николаева и направила его в светлую голову Кирова.

Год убийства Кирова изобиловал какими-то странными, обязательно внезапными смертями. 10 мая вдруг умирает глава ОГПУ Менжинский и «хозяином» Лубянки становится Ягода. А буквально на следующий день, 11 мая, расстаётся с жизнью единственный сын Горького Максим Пешков, молодой мужчина, отчаянный спортсмен, кипучий неуёмный человек. И снова возникает фамилия Ягоды: глава О ГПУ уже несколько лет является любовником Тимоши, молодой жены Максима Пешкова… А в январе 1935 года, менее чем через месяц после суда над бандой Котолынова, скоропостижно умирает Куйбышев, один из тех, кто всегда вместе со Сталиным противостоял троцкистам.

Смерть почему-то метила исключительно преданных сталинских помощников, его надёжнейших единомышленников. Странная избирательность! Повторялся метод знаменитого Азефа: убирать самых ценных, почти незаменимых и потихоньку продвигать во власть самых никудышных.

А до войны с Гитлером оставалось всего 7 лет!

К надвигавшейся схватке с таким противником советская страна была совершенно не готова: не располагала ни современной армией, ни развитой промышленностью. За оставшиеся 7 лет всё это требовалось создать. Задача, по нормальным меркам, на несколько десятилетий. Иначе — разгром, полное порабощение, смерть страны и народа. Поэтому сталинское окошко в Кремле светилось далеко за полночь.

* * *

Два дня, 7 и 8 мая, члены Политбюро разговаривали с руководителями советской разведки. Иосиф Виссарионович основательно подготовился к этой важной встрече. Он говорил о нацизме Гитлера как о разновидности сионизма. Фюрер немецкого народа позаимствовал у евреев идею «богоизбранности», только избранниками объявил немцев, белокурых викингов, носителей «голубой крови» истинных арийцев. Отсюда выходило, что перед немцами обязаны преклониться все остальные народы мира. Нацизм, как и сионизм, проникнут лютой ненавистью ко всем остальным обитателям планеты.

Приход Гитлера к власти, сказал Иосиф Виссарионович, это неминуемая, неизбежная война. Для этого он и востребован. Уже запахло порохом в Испании и Китае. Не перестаёт бряцать оружием спесивая панская Польша. В паническом смятении находятся беззубые, безвольные правители Австрии и Чехословакии. Не следует забывать и воинственного Муссолини, фюрера Италии.

Сталин особо подчеркнул: если народам Европы нацизм грозит порабощением, то русскому народу — истреблением. Об этом кричит каждая страница программного сочинения Гитлера «Майн кампф».

Эпидемию предательств в системе разведки Сталин назвал подлейшим ударом в спину. Троцкисты начали войну против советского народа ещё до начала боевых действий на фронтах. Каким должно быть возмездие изменникам? Самым страшным, самым беспощадным. Предатели, сказал Сталин, сами сделали свой выбор и отныне должны знать, что неминуемая кара настигнет их даже на краю земли. Они нигде не спасутся от справедливого возмездия.

Не скрыв раздражения, Сталин признал, что работу разведывательных служб приходится начинать едва ли не с чистого листа. Нужны совершенно новые люди, далёкие от сионизма — необходимы разведчики-патриоты. Настала острая необходимость готовить таких специалистов!

Затем он добавил, что в настоящий момент страна совершенно не готова воевать. Поэтому войну, которой нам постоянно угрожают, следует оттягивать любыми средствами.

Тогда же, в мае, Политбюро приняло решение образовать две комиссии с необыкновенно властными полномочиями: по обороне и по безопасности. Обе возглавил сам Генеральный секретарь. В состав комиссий вошли только близкие ему люди: Жданов, Ежов, Вышинский, Шкирятов и Маленков.

После разоблачения Зиновьева и Каменева перемены коснулись ряда лиц из высшего руководства. Бухарин был пересажен в кресло редактора «Известий», Рыков стал наркомом связи, Томского оставили членом президиума ВСНХ.

Пришлось применить и крайние меры: закрыть «Общество старых большевиков», «Общество политкаторжан» и журнал «Каторга и ссылка». Эти организации превратились в сборища одряхлевших пачкунов. Тоскуя о былых годах, сочиняют самые бессовестные сказки о «вождях», с придыханием рассказывают о «подвигах» Свердлова и Дзержинского. (Насчёт остальных прикусили языки.) Возносят до небес кровавые достижения палачей-русофобов, заливших страну кровью. Для советской молодёжи, для подрастающего поколения от таких воспоминаний — одна отрава, вред. Пусть теперь собираются на кухнях и ворчат!

В июне, на очередном пленуме Центрального Комитета, с большим докладом выступил секретарь ЦК Н. И. Ежов. Он доложил о борьбе с «засорённостью партии троцкистским элементом». На этот раз пришлось прекратить приём новых членов и провести обмен партийных документов. Благодаря этим решительным мероприятиям, партия очистилась от громадного количества ловкачей и прохиндеев, лезущих к власти с нахальством носорогов.

С будущего года, объявил Ежов, приём в члены партии возобновится.

Ежов обратил внимание на неблагополучное положение с подбором кадров в аппарате ВЦИКа. Докладчик употребил слово: перегруз. Среди сотрудников ВЦИКа громадное количество представителей прежних привилегированных классов: аристократии, дворянства. Обстановку в этом высшем учреждении советской власти докладчик назвал нездоровой, явно не советской… Имени Авеля Енукидзе он не произнёс, но камни летели в его огород. Сидевшие в зале знали, что Енукидзе не только земляк Сталина, но едва ли не родственник: он был крёстным отцом Светланы.

Новый секретарь ЦК — а Ежов впервые выступал в этой роли — понравился участникам пленума. Молод, деловит, на чины не смотрит. Так и следует!

Докладчик сообщил о прискорбном происшествии, случившемся недавно во время маневров боевых кораблей Балтийского флота. На учениях присутствовал нарком обороны К. Е. Ворошилов. Он держал свой флаг на линкоре «Марат». С какой-то стати наркому вдруг вздумалось взять штурвал громадного корабля в собственные руки. Итог получился печальный: линкор протаранил подводную лодку «Большевик». Весь экипаж подлодки погиб.

Нарком Ворошилов, сидевший в президиуме, побагровел. Нахмурился и Сталин. У них уже был крупный разговор об этом вопиющем случае. К сожалению, снимать Ворошилова с поста не позволяла обстановка. Хоть и никудышный нарком, зато верный человек. А это сейчас самое главное (Сталин прогонит Ворошилова в 1940 году).

Завершая выступление, Ежов доложил об аресте группы террористов: Г. Шур, В. Дрейман, С. Певзнер, В. Левинский. Установлено, что они готовили террористический акт на Красной площади во время праздничной демонстрации 7 ноября. Сейчас устанавливаются их сообщники, явки, связи.

На участников пленума с новой силой пахнуло опасностью вражеского окружения. Тем более, что выступивший Каганович говорил о том же самом: на железнодорожном транспорте участились катастрофы с воинскими эшелонами.

* * *

20 декабря по установившейся традиции чекисты отмечали свой профессиональный праздник: 18-ю годовщину со дня образования ВЧК. Торжество, как обычно, проходило в Большом театре. Великолепный зал блистал огнями, ремнями и орденами. Ожидалось присутствие правительства, затем большой праздничный концерт с участием самых выдающихся мастеров советского искусства.

На огромной сцене в этот день за столом президиума восседали руководители наркомата внутренних дел. Члены Политбюро появились в ложах бельэтажа с левой стороны. К изумлению переполненного зала вместе со Сталиным в ложу вошли и расположились рядом с ним несколько казаков в своих старинных боевых гимнастёрках с погонами и портупеями, в шароварах и сапогах. У всех картинно начёсаны традиционные пышные чубы. Медленно нарастая, загремели аплодисменты и перешли в овацию. Собравшиеся восприняли неожиданную демонстрацию, как свидетельство долгожданной реабилитации казачества. К тому времени не только в СССР, но и повсеместно за рубежом люди зачитывались романом Михаила Шолохова «Тихий Дон», величайшим достижением не только советской, но и мировой литературы. 16 лет спустя после людоедского указа Свердлова представители старинного русского воинского сословия парадно появились на торжестве своих недолгих, но безжалостных палачей.

Эта акция, несомненно, задумывалась и осуществилась, как открытый вызов затаившимся силам зловредного сионизма.

Ещё в 1919 году, сразу после похорон Свердлова, Иосиф Виссарионович предложил реабилитировать казачество и сформировать пять кавалерийских казачьих бригад. Этому русскому воинскому сословию следовало вернуть чувство гражданской ответственности за неприкосновенность рубежей Отчизны. С предложением Сталина тогда не согласились. Декрет о расказачивании отменили, но казаков оставили как бы в положении подозреваемых в антисоветизме. Теперь идеологический климат в стране менялся на глазах. Сталин советовался и с Ворошиловым, и с Ежовым. Готовился план формирования чисто казачьих кавалерийских дивизий: 12-й Кубанской, 13-й Донской, 6-й Чонгарской, 4-й Кубанско-Терской. Кроме того 10-ю дивизию переименовали в 10-ю Терско-Ставропольскую. Для личного состава новых воинских подразделений возвращалась старинная традиционная форма одежды.

В этой прадедовской форме казаки и пожаловали вместе со Сталиным в Большой театр.

Со сцены в этот вечер разливались протяжные степные песни с высокими подголосками, от залихватской искромётной пляски зрители сами собой принимались дружно прихлопывать в ладоши.

Торжественное заседание грозного карательного ведомства превратилось в праздник возрождённого казачества.

* * *

К своему изумлению, Ежов вскоре обнаружил, что о покушении на Кирова ОГПУ было предупреждено задолго до 1 декабря.

В руки ему попал отчёт старого опытного агента Зайончковской о своей командировке в Ленинград. По фальшивому паспорту на имя Веры Николаевны Николаевой она в течение десяти дней толклась в среде ленинградской интеллигенции. Ей удалось вызнать, что в скором времени ожидается слишком «громкий» выстрел в крупного представителя партийной власти. При этом ни фамилии ничтожного Николаева, ни котолыновской шпаны не называлось. Фигурировали совсем иные имена: Шарангович, Эйдеман, Корк, Фельдман. Упорно поговаривали, что роковой выстрел должен прозвучать именно со стороны военных. «Армия недовольна Сталиным и Ворошиловым… Армия не допустит…» Спрут гигантского заговора понемногу отращивал свои мускулистые щупальца и, хищно пошевеливая ими, принимался обвивать весь руководящий кремлёвский верх. В разнообразных вариантах обсуждались меры Кирова по разгрому еврейских организаций. Выяснилось, что ленинградский раввин И. Шнеерсон вовсе не уехал в Америку, а назначен главным раввином Риги. Из Прибалтики он продолжал поддерживать постоянную связь с городом на Неве. У Шнеерсона обнаружились тесные отношения с лордом Мильнером, тем самым, что «устроил» отречение Николая II от престола. В нынешнее время Мильнер состоял директором банка «Джойнт сток». Так что пять тысяч рублей, которые Котолынов получил от консула Латвии, были деньгами «Джойнта», т.е. на самом деле вовсе не латышскими, а американскими. Продолжалась традиция мистера Томпсона, главы давнишней миссии «Международного Красного Креста».

Это донесение Зайончковской попало в руки начальника Особого отдела ОГПУ В. Гая. Прочитав, он возмущённо хмыкнул: «Бред глупой старухи, выжившей из ума!» И отправил важнейший документ в архив.

От бумаги, даже самой опасной, самой разоблачительной, отмахнуться легко. Но как поступить с опасным свидетелем? Однажды в Смольный вбежала растрёпанная женщина, в лихорадочном состоянии, и закричала, что её хотят отравить, убить. Женщину провели в приёмную Жданова, к одному из его помощников Кулагину. Он узнал в странной посетительнице жену Борисова, начальника охраны Кирова. Её арестовали на другой день после выстрела Николаева. Следователи допытывались, что рассказывал ей муж. Затем её поместили в психиатрическую лечебницу… Кулагин раздумывал недолго. Он тут же позвонил в областное управление НКВД. Оттуда примчалось несколько человек. Женщину забрали и увезли. На другой день стало известно, что она отравилась… Странное самоотравление!

Ежов вспомнил заключение экспертизы о причине смерти Борисова. Он умер от удара в голову тяжёлым предметом (предположительно, железным ломом).

Троцкисты и зиновьевцы упорно сопротивлялись разоблачению, успевая вовремя отрубать опасные концы!

В центральную фигуру заговора вырастает вроде бы такая второстепенная личность, как Бакаев. Одержим идеями Троцкого, решителен и безжалостен. В мае 1934 года, после триумфального «съезда победителей», намечалось два покушения на Сталина. В Тушине, на авиационном празднике, засланный террорист Богдан был задержан при настойчивых попытках приблизиться к правительственной трибуне. Его допросили и отпустили. Очередную попытку Богдан должен был сделать на районной партконференции, где ожидалось выступление Генерального секретаря. В последнюю минуту это выступление было отменено. Бакаев заподозрил неладное. Он посчитал, что Богдан опасно «засветился» и за ним ведётся наблюдение. Ночью он под каким-то предлогом заявился на квартиру, где скрывался террорист, и лично его застрелил. Другой террорист, Файвилович, также засланный из Германии, счёл за благо сдаться добровольно и явился в органы с повинной. К сожалению, это был агент «разового использования» и знал чрезвычайно мало. Однако с его помощью следствие получило подходы к другим фигурам.

На важное положение Бакаева в руководстве подпольем указывает его будущая роль после «Дня X»: предполагалось, что он возглавит новый Совнарком.

На первом процессе, в январе прошлого года, почему-то не прозвучали признательные показания Бакаева, сделанные им во время предварительного следствия. Протоколы сохранились, уничтожить их не успели.

«Мы питали наших единомышленников клеветнической антипартийной контрреволюционной информацией о положении дел в партии, в ЦК, в стране. Мы воспитывали их в духе злобы, враждебности к существующему руководству ВКП(б) и Сов. правительству, в частности, и в особенности к т. Сталину».

Это же целая программа!

Как можно было закрыть глаза на такие откровения? С какой целью?

Ответственные лица уверяют, что виною этому лихорадочная спешка, с какой готовился процесс. Выявляли главным образом тех, кто имел непосредственное отношение к убийству Кирова.

Полезные сведения поступали от рядовых заговорщиков: имена, адреса, пароли, явки. Арестованный Н. М. Моторин в своё время исполнял обязанности секретаря Зиновьева, а Н. А. Карев обеспечивал связь с дачей в Ильинском. Е. Дрейцер прежде состоял в охране Троцкого, а Р. Пикель, известный критик, начинал свой путь в секретариате председателя Коминтерна.

* * *

Как тогда и предполагалось, имя Натан явилось обыкновенной проговоркой на следствии. Теперь выяснилось, что это был боевик Натан Лурье, засланный в СССР из Германии. Его настойчиво искали в Ленинграде, разослали ориентировки в Москву, Киев, Минск, а он отыскался в Челябинске: приехал, устроился на машиностроительный завод и затаился. Ухваченную ниточку с Натаном Ежов тянул осторожно, бережно, вытягивая её во всю длину, и эта ниточка в конце концов привела его туда, где опытные специалисты научили Натана обращаться с оружием и взрывчаткой, снабдили его документами и деньгами и забросили в нашу страну. Следы Натана Лурье привели сначала к Троцкому, а затем к таким зловещим фигурам, как Гейдрих и Гиммлер.

Небольшой сбой получился, когда вдруг обнаружилась некоторая путаница имён: то Натан, то Моисей. Вскоре всё стало на свои места. Боевиков оказалось двое по фамилии Лурье: один — Натан, другой — Моисей. Причём даже не родственники, однофамильцы.

Личность Моисея Лурье возбудила интерес к дореволюционному Уралу, вотчине рано ушедшего из жизни Янкеля Свердлова. Моисей начинал ещё тогда и был боевиком с богатым опытом. Гейдрих, готовя акции в СССР, наткнулся на него в обширной картотеке Орлова-Орлинского. Эта тщательно составленная картотека оказалась настоящим кладом — в ней гитлеровские секретчики получили имена людей, готовых на сотрудничество хоть с дьяволом, лишь бы снова завладеть властью в стране, откуда им пришлось бежать, опасаясь возмездия за совершённые злодейства.

В 1932 году, ещё до прихода Гитлера к власти, в Копенгагене на базе бывшего института Парвуса состоялось сборище троцкистов, напоминавшее настоящую конференцию. Работала она конфиденциально, т.е. с соблюдением всех правил конспирации. Троцкий приехал с тремя секретарями, в окружении 25 охранников, навербованных из гамбургских студентов. С ним находился старший сын, Лев Седов, его многолетний надёжный помощник. Из участников конференции обращали на себя внимание некие Берман-Юрин и Фриц-Давид, имевшие опыт террористической работы.

Троцкий, считавший себя специалистом по России, объявил целую программу подрывной работы. Он тогда впервые указал на несостоятельность так называемой «диктатуры пролетариата». Пролетариат, т.е. рабочий класс в СССР, уже никакой не диктатор. Это просто рабочая скотинка, озабоченная своим пропитанием. Иными словами, обыкновенное советское мещанство. Троцкий считал наиболее перспективной работу среди крестьянства, недовольного трудностями коллективизации. В этом отношении следовало обратить внимание на организации «Центросоюза», а также на ту часть Красной Армии, которая состояла из мобилизованного крестьянства.

Опорой для разложения советского тыла могла служить интеллигенция. Именно из её среды в коммунистическую партию лезут самые изощрённые шкурники, жадные, ловкие, завистливые.

И, конечно же, неисчерпаемые резервы таило всемерное обострение национальной розни.

Участников конференции смущала ставка Троцкого на германский фашизм. Немецкие газеты злорадно называли уважаемого Льва Давидовича «советско-жидовской ищейкой» и «людоедом Европы». Усмехаясь, Троцкий посоветовал не принимать всерьёз газетную трескотню, а учиться смотреть в корень. И оказался прав: вскоре Гитлер, став фюрером «третьего рейха», присвоил Троцкому одному из первых звание «почётного арийца». Само собой, такое отличие карикатурному еврею давалось исключительно авансом — за будущее сотрудничество. В Троцком фюрер видел лидера «пятой колонны» в России, ставшей Советским Союзом.

На конференции в Копенгагене люди Гейдриха присутствовали и сделали много полезнейших знакомств.

Именно Гейдрих взглянул на задачи троцкистов в СССР с присущей ему масштабностью. Он одобрил план устранения Сталина и Кирова, однако выдвинул идею о более массовой операции, предложив повторить в России «ночь длинных ножей», недавно осуществлённую в Германии.

Убийство Кирова сильно подняло престиж Троцкого в Берлине. Он спесиво задрал свою бородёнку. Всё же первого успеха добились не засланные боевики Гиммлера, а его люди, члены троцкистского подполья. Он стал нагло требовать средств. «Деньги на бочку, господа!»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: