Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Восхваление ста лекарств 2 страница




И вот в праздности я живу и вверяю жизненные силы высшей истине; то возьму в руку чашу с вином, то прикоснусь к певчему циню иль погружусь в созерцание развернутого свитка. Не покидая своего сиденья, достигаю пределов мира; не изменяя велению Небес, в одиночестве внимаю пустынной шири. Грозные пики, устремленные в незримую высь, заоблачные леса, тающие в туманной дымке, — мудрые и достойные мужи созерцали их в давно ушедшие времена. И божественные их думы засвидетельствованы всеми образами. Что же я могу еще сделать? Не неволить дух, и только. Когда ж дух приволен, кто может стоять прежде тебя?

 

Чжан Яньюань О живописи *

Чжан Яньюань (815—875) — крупнейший ранний теоретик живописи в Китае. Публикуемые здесь фрагменты взяты из его сочинения «Лидай минхуа цзи» («Записки о знаменитых художниках разных эпох») -

В старину Се Хэ (1) говорил, что в живописи существуют шесть законов: первый — живое движение в созвучии энергий; второй — четкое письмо кистью; третий — живописание образов соответственно предметам; четвертый — наложение цветов согласно родам вещей; пятый — расположение предметов согласно общему плану; шестой — передача образцов посредством письма.

1) Се Хэ (V в.)один из первых в Китае критиков живописи; сформулированные им «шесть законов живописи» стали основой классической эстетики живописного произведения в Китае.

С древних времен немногие живописцы смогли постичь все шесть законов. Я, Яньюань, попытаюсь разъяснить их.

Прежде некоторые художники смогли очень правдоподобно изображать различные предметы, однако сущность живописи следует искать за пределами внешнего подобия. Эту истину трудно объяснить обыкновенным людям. В картинах нашего времени предметы могут быть переданы верно, но в них нет созвучия энергий. Если же стараться отобразить в картине созвучие энергий, то и внешнее правдоподобие предметов будет достигнуто само собой.

Изображение вещей требует точной передачи форм, а форма вещи целиком зависит от ее строения. Строение же вещи и ее облик проистекают из внутренней определенности замысла и выявляются кистью. Вот почему все умелые живописцы были искусны и в каллиграфии.

Гу Кайчжи (2) говорил, что труднее всего рисовать людей; затем следуют пейзажи, а за ними — собаки и лошади. Террасы, павильоны и всякие неживые предметы изображать всего легче. Вот мудрые слова! Что же касается божеств и людей, то изображения их можно счесть совершенными, лишь если в их облике претворена живость движений. Если же в них не будет созвучия энергий, то все тонкости их изображений окажутся бесполезными.

2) Гу Кайчжизнаменитый художник, живший в IVв.

И если они выписаны бессильной, вялой кистью, то даже самые тонкие краски не помогут художнику. Работу живописца уже никто не сочтет восхитительной. Вот почему Хань-цзы сказал: «Собак и лошадей рисовать трудно, а духов — легко. Собаки и лошади хорошо известны всем, у духов облик необычный и неведомый». В этих словах выражена глубокая истина.

В наши дни живописцы смешивают свои кисти и свою тушь с пылью, а краски с грязью. Разве можно назвать их мазню живописью? С древних времен не бывало хороших художников, которые не занимали бы высокий пост по службе или не были бы возвышенными людьми, жившими в уединении. Слава их гремела по всему свету. Поистине, людям низким и презренным вовек не достичь того, что удалось им!

Силы Инь и Ян порождают все сущее, и так творится порядок для все тьмы явлений мироздания. Сокровенные превращения действуют там, где «забываются слова», и работа духа свершается в Одиночестве. Травы и деревья пышно цветут, не нуждаясь в киновари и купоросе. Серые тучи брызжут снегом, не требуя свинца и пудры. Горы покрываются свежей растительностью без зеленой краски. Ветер кружит в небе разноцветные облака, не пользуясь палитрой живописца. Художник и сам может передать все цвета с помощью одной лишь черной туши. А возможно это потому, что в нем полностью созрел замысел картины. Если же замысел будет выражаться только в красках, формы вещей будут нежизнены.

В живописи следует особенно осторожно обращаться с цветом, тщательно продумывать подбор красок и аккуратно наносить их на шелк, не выдавая секрета своего мастерства. Не нужно печалиться из-за того, что изображение осталось незаконченным. Скорее, нужно печалиться из-за того, что оно оказалось законченным. Если устремления живописца уже можно понять, для чего придавать картине законченность? Но если замысел живописца понять нельзя, то и картина останется незавершенной.

Из множества картин старинных мастеров, которые мне довелось увидеть, только портреты древних мудрецов, выполненные Гу Кайчжи, воплощают утонченную истину. На них можно смотреть без устали дни напролет. Сосредоточив свой дух и отдавшись возвышенным думам, вдруг постигаешь глубочайшую правду бытия. Забывается и картина, и собственное «я», уходит прочь тело и пропадает знание. «Тело становится, как высохшее дерево, а сердце — как остывший пепел» (3).

3) Здесь цитируется формула Чжуан-цзы, ставшая в даосской традиции обозначением высшего медитативного состояния.

4)

Го Си. Возвышенный смысл лесов и потоков *

Го Сиизвестный живописец XI в., работал в императорской-академии живописи

Отчего благородный муж любит горы и воды? Изысканная простота холмов и рощ — его постоянная обитель. Журчанье ручья среди камней — его постоянная радость. Рыболовы, дровосеки и отшельники — его постоянные собеседники. Летящие гуси и кричащие обезьяны — его постоянные спутники. Оковы и путы света — вот что стесняет наш дух. Облачные дымки и святые люди — вот о чем мечтают и что не могут лицезреть люди.

Однако же для того, чтобы жить в покое и благоденствии, выполнять свой долг перед государем и родичами, совершенствовать себя, поступать сообразно приличиям высоконравственный муж вовсе не обязан покидать сей мир. Ему достаточно обладать достоинствами старцев Хуана и Ци (1).

1) Старцы Хань Цидаосские отшельники, жившие в III в. до н. э.

Виды лесов и потоков, картины туманных далей часто открываются нам как бы во сне; глаза и уши наши их не воспринимают. Но под рукой искусного мастера они вновь появляются перед нами. И тогда, не выходя из дома, мы можем перенестись в глухие ущелья, услышать крики обезьян и гомон птиц, увидеть залитые светом горы и искрящиеся бликами потоки. Разве не доставит нам радость сие зрелище? Разве не тронет оно наше сердце? Вот почему в свете так ценят искусство живописи. Отнестись к нему легкомысленно — значит помутить свой духовный взор и загрязнить чистые порывы души.

Те, кто серьезно толкуют о живописи, говорят так: есть горы и воды, сквозь которые можно пройти; есть такие, на которые можно смотреть; есть такие, где можно гулять, и есть такие, где можно поселиться. Такую картину можно назвать воистину чудесной.

 

Тот, кто учится рисовать бамбук, берет побег бамбука и, когда в лунную ночь тень побега отразится на стене, взору явится истинный облик бамбука. Может ли поступить иначе тот, кто учится рисовать горы и воды? Он охватывает мысленным взором горы и потоки, и тогда смысл пейзажа проявляется воочию.

На реки и долины действительного пейзажа надо смотреть издали для того, чтобы выявить их состояние, и на них надо смотреть вблизи для того, чтобы выявить их свойства. Облака в четыре времени года разные: весной они тающие, радостные, летом густые, пышные, осенью редкие, тонкие, зимой темные, безжизненные. Рисуя, смотри на эти великие явления, но не создавай застывших форм. Тогда вид облаков будет живым.

Дымки и испарения настоящего пейзажа в четыре времени неодинаковы. Весной горы прозрачные, тающие и словно улыбающиеся. Летом горы лазорево-бирюзовые и словно точащие слезы-потоки. Осенью горы светлые, чистые и словно приукрашенные, зимой горы унылые, тихие и словно спящие. Рисуя горы, раскрывай их великий смысл, тогда дымки и туманы будут подлинными.

Ветер и дождь настоящего пейзажа можно рассматривать, если разглядывать их издали, а вблизи — это игра, и невозможно исследовать контуры их спутанных, необузданных подъемов и спадов. Свет и тень настоящего пейзажа можно постигнуть полностью, если смотреть на них издали, а вблизи — это малозначащие пятна, и невозможно охватить глазом следы светлого и темного, скрытого и видимого. Люди и предметы служат знаком дорог, вышки и строения в горах — знаком возвышенного, особенного. Открытый и скрытый вид лесов в горах предназначены быть границей дальнего и ближнего, прерывистый и непрерывный вид потоков и долин — разделом мелкого и глубокого. Брод, переправы, мосты и мостики через воды служат для изображения полноты дел людей, рыбачьи лодки и рыболовные принадлежности — для изображения полноты намерений людей.

Большая гора величественно-грандиозна, она владыка множества гор, поэтому, когда располагают в порядке вершины, холмы, леса, пропасти, то большая гора среди них — это господин дальних и ближних, больших и малых гор. Ее образ подобен великому государю; он лучезарен и обращен к солнцу, и сотни удельных князей покорно идут ко двору. Такая гора имеет вид откинувшегося назад без гордости и высокомерия.

Высокая сосна стройна, она образец для многих деревьев. Поэтому, когда располагаются в порядке лианы и ползучие растения, травы и деревья, то среди них — она вождь, воодушевляющий и держащий в повиновении своих подчиненных. Ее очертания подобны благородному мужу. Такая сосна имеет вид мудреца, не беспокоящегося о нарушении ими запретов или опечаленного посрамлением с их стороны.

Горы при рассматривании их утром одни, при рассматривании их вечером другие. При рассматривании их в тени или на свету они уже иные — это и есть то, что называется отличием их вида утром и вечером.

Вот одна гора, но разве можно вместе с ней не изучить вид множества других гор! Весной дымки и облака в горах стелются непрерывной чередой, и люди радостны. Летом горы прекрасны, на них густая тень от деревьев — люди безмятежно спокойны. Осенью горы прозрачно-светлые, точно качаются и падают, — люди строгие. Зимой горы скрыты темной мглой — люди затаившиеся.

При рассматривании подобных картин у людей возникает такое ощущение, что они на самом деле находятся в горах. Это и есть смысл таких картин.

При виде белых дорог в серой дымке мысленно идешь по ним. При виде света вечерней зари в реках, на равнинах, мысленно наблюдаешь закат. При виде в горах отшельников и горных жителей мысленно живешь вместе с ними. При виде скал с родниками в неприступных местах мысленно бродишь среди них. У людей, рассматривающих эти картины, возникает такое настроение, точно они в самом деле находятся в этих местах. Это и есть внешняя прелесть таких картин.

 

Гора — это большая вещь: ее формы таковы, что она стремится возвыситься и выступить: то она хочет стоять вкривь и вкось, то она стремится быть открытой и светлой, то хочет как бы сесть, поджав ноги, то быть широкой, как груда кирпичей, то быть прямой, то иметь героический вид, то иметь душу, то строгую важность, то стремится наблюдать или склоняться в поклоне, то стремится иметь на себе покров, а внизу быть двойной, то хочет, чтобы спереди была опора, а сзади поддержка; то гора стремится, взглянув вниз, смотреть, точно будучи вблизи, то хочет быть внизу или торчать как палец. Все это великие формы гор.

Вода — это живая вещь. Ее формы такие — то она хочет быть глубокой и спокойной, то слабой и скользящей, то огромной, как океан, то свиваться в кольцо, то быть жирно-лоснящейся, то бьющей фонтаном, то ринуться стрелой, то растечься многими родниками. Вода стремится то течь вдаль, то, став водопадом, вонзиться в небо, то в стремительном броске войти в землю, она хочет, чтобы ей были рады рыбаки и довольны деревья и травы. Вода стремится стеснить дымки и облака и стать красивее, она хочет блестеть на закате и в ручье долины. Это все живые формы воды.

Для гор воды — это жилы с кровью; трава, деревья — это их волосы; дымки, облачка — их цвет лица; поэтому горы, получившие воду, — живые; приобретшие траву и деревья, — цветущие; получившие дымки и облачка, — красивые. Для вод горы — это лицо; беседки, павильоны — это глаза с бровями; рыболовные сети и удочки — их души. Поэтому воды, получившие горы, — красивы; получившие беседки и павильоны, — светлы и радостны; получившие сети и удочки, — широко текущие. Это и есть композиция гор-вод.

Скалы — это кости неба и земли. Кости эти благородны, крепки и выступают не из поверхности, а из глубины. Вода — это кровь неба и земли. Кровь благородна, она растекается повсюду, и не застаиваясь и не сгущаясь.

Когда гора без дымков и облачков, то она словно весна без цветов и травы. Гора без облаков некрасива, гора без воды нехороша, гора без дорог неживая, гора без лесов и деревьев безжизненная.

Что касается до четырех времен года, то каждый из рассказов в канонических, философских и исторических книгах должен соответствовать своему времени года. Они должны быть таковы, что о них можно было бы сказать: если это весна, то это вид облаков и дождя ранней весной, ранняя весна с оставшимся снегом, ранняя весна с прояснением после снега или дождя, ранняя весна с дымкой и дождем. Если зимние тучи стремятся пролиться дождем, то это вид ранней и поздней весны.

Весной бывают — весенние горы на рассвете, весенние тучи, стремящиеся пролиться дождем. Дымка и мгла ранней весной. Облака, выходящие из долин, полные горные ручьи и весенние заливные луга. Весной дождь и ветер становятся косым ветром и моросящим дождем. Весенние горы светлы и красивы, облака весной — как белые журавли. Все это мотивы весны.

Летом бывают — ясные дни в горах, прояснение после дождя в горах летом. Ветер и дождь в горах летом. Прогулка поутру в горах. Гостиница в лесу в горах летом. Прогулка летом в горах под дождем. Причудливые скалы в лесу в горах летом. Даль по равнине со скалами и соснами в горах летом. После дождя в горах летом. Густые тучи, стремящиеся разлиться дождем. Ураган и ливень, также называемые бурей и ливнем. Конец дождя в горах летом и уход туч. Дождь, брызжущий летом в долинах с ручьями. Рассвет в горной долине летом. Ветер в дымке в горах летом. Пребывание в горах в летние дни. Множество прекрасных пиков в облаках летом. Все это мотивы лета.

Осенью бывает — погода после дождя в начале осени, прояснение дали по равнине, о котором говорят — прояснение после дождя в горах осенью. Прояснение осенью после дождя с ветром. Осенние облака, спускающиеся до насыпей. Дымка осенью, идущая от долин. Ветер осенью, стремящийся перейти в дождь, называется западным ветром, несущим дождь. Ветер осенью, стремящийся нагнать моросящий дождь, также называют западным ветром, несущим небольшой дождь. Туман и дымка в горах осенним вечером. Идея вечера в горах осенью. Вечерний вид в горах осенью. Чистота дальних вод вдали по равнине в осенний вечер. Осенний вид вечером в редких лесах. Осенний вид скал в лесах. Осенний вид дали по равнине со скалами и соснами. Все это мотивы осени.

Зимой бывают — тучи, несущие снег; густой снег в темноте. Снежная крупа в темноте. Снег, кружащийся под действием северного ветра. Мелкий снег над горным ручьем. Снег вдали над четырьмя потоками. Горная хижина после снегопада. В снегу хижина рыбака и лодка у причала. Продавцы вина, идущие по снегу вдаль. Даль по равнине с четырьмя ручьями или прерывающиеся горные ручьи вдали по равнине при снеге и ветре. Террасы с соснами под снегом. Ветер, завывающий в беседке над водами во время метели. Все это мотивы зимы.

Рассвет бывает — весенний или осенний, рассвет с дождем или со снегом, оттенки рассвета с дымкой и туманами в горах, оттенок рассвета с осенней дымкой, оттенок рассвета с мглой осенью. Все это мотивы рассвета.

Вечером бывает — вечернее освещение гор весной, вечернее освещение после дождя, вечернее освещение на остатнем снеге, вечерний вид редких лесов, далекий вид пологих рек, вечерний вид дальних вод. Во мгле и дымке в горах в сумерки монахи возвращаются в скиты около ручьев, путники идут в гостиницы. Все это мотивы вечера.

Сосны бывают — пара сосен, три, пять или шесть сосен, причудливые сосны, долголетние деревья, старые деревья, причудливые деревья, накренившиеся на берегах; долголетние деревья, склонившиеся в обрывах, или стройные сосны — при взгляде на них видишь, что это сосны. Все, поздравляя с днем рождения, используют зеленые высокие сосны.

Скалы бывают — причудливые скалы, скалы со склонами и такие скалы с соснами, которые совмещают при этом и сосны и облака. Скалы в лесах соединяются с лесами. Причудливы скалы у реки Янцзы осенью, где на реке Янцзы цветы осоки соединяются с камышами; ими можно окружать реку, рисовать вдали и вблизи отдельно то осоку, то камыш.

Облака бывают — облака, выходящие из входа в долины поперек других облаков, белые облака, выходящие из кручей, легкие облака на полях и горах, сходящие хребты.

Дымки бывают — дымки, выходящие из долины, стелясь пеленой. Это пелена небеленого тянущегося шелка из легких дымков в ровных лесах, в сумеречной мгле в горах. Дымки и туманы в горах весной. Дымки и мгла в горах осенью.

Воды бывают — стремительный порыв ручьев со всех сторон, стремительный порыв ручьев среди скал и сосен, взлетающие над хребтами в облаках родники, водопады в дожде и снегу, водопады в ручьях в дымке, стонущие пальмы в дальних водах, лодки с удочками на ручьях в облаках.

Смешанные сюжеты — это хижины рыбаков в деревнях около рек. Наблюдаемая с высоты прополка полей. Севшие на песчаной отмели гуси. Кабачок у моста через ручей, дровосеки у перил моста.

Люди в свете, думают, что картины создаются простым движением кисти. Они не понимают, сколь многотрудно занятие живописью. У Чжуан-цзы сказано: «Художник сбрасывает свои одежды и сидит, скрестив ноги». Вот справедливое суждение о работе живописца! Мастер должен пестовать в своем сердце безмятежность и радость. Его думы должны быть покойными и гармоничными, ибо сказано: «пусть будет сердце невозмутимым». Тогда все человеческие чувства и все свойства вещей сами собой проявятся в сердце и столь же непроизвольно сойдут с кончика кисти на шелк.

Гу Кайчжи, живший при династии Цзинь, построил для занятий живописью высокую башню. Он был, воистину, мудрым мужем древности. Если не делать так, то вдохновение не найдет себе выхода и угаснет бесплодно. Как сможет тогда художник явить в своих картинах сущность вещей?

 

А посему в часы досуга я просматривал стихи эпохи Цзинь и Тан и порою находил в них превосходные строки, в которых высказаны вещи, трогающие нас до глубины души, или описаны картины, которые у каждого перед глазами. Но если бы я не сидел подолгу в покое перед светлым окном у чистого столика, возжигая благовония, дабы рассеять все заботы, то даже лучшие в мире стихи и глубочайшие думы не нашли бы во мне отклика, а вдохновенные чувства и блистательные мысли не могли бы во мне родиться. Как же можно говорить, что живопись — легкое занятие? Когда обстановка созрела, сердце и рука непроизвольно откликаются ей, и ты начинаешь работать, «чертя вдоль и поперек, чтобы найти середину, идя справа и слева к Единому Истоку». И если в такое-то время вдруг входит какой-нибудь пошлый человек и расстраивает твои мысли и чувства — тогда все пропало!

Я, Го Сыпин (2), видел прежде, как отец работал над одной-двумя картинами. Бывало и так, что он откладывал работу и не возвращался к ней по десять и даже двадцать дней. Порою так случалось до трех раз. А дело в том, что не хотел быть слишком подверженным своим желаниям. Не идти на поводу у своих желаний — не есть ли это истинная праздность духа? Когда же на него находило вдохновение, он работал, позабыв обо всем на свете. Если же что-то отвлекало его от работы, он откладывал ее и не обращал на невнимания. Его отказ продолжать работу не означал разве, что он был слишком отягощен заботами?

2) Го Сыпинсын Го Си, прибавивший к книге отца свои личные заметки.

В день, когда он был настроен работать, он садился за чистый столик перед светлым окном, а справа и слева от себя возжигал благовония, выбирал лучшие кисти и тушь, мыл чисто руки и вычищал тушечницу, словно ожидал прихода уважаемого гостя. Затем он делал свой дух праздным, приводил в порядок свои мысли и начинал работать. Не означает ли это, что он не смел отнестись легкомысленно к своему занятию? Он придумывал и делал наброски, потом что-то добавлял и уточнял, повторяя один и тот же рисунок снова и снова. И каждый раз он рисовал свою картину с величайшей осторожностью, словно остерегаясь жестокого врага. Только так он доводил дело до конца. Не означает ли это, что он не осмеливался быть рассеянным и медлительным в своей работе?

Даос Ли Гуйчжэнь — человек необычный, неизвестно, из какого он уезда и деревни. Писал коров, тигров, а также соколов, пернатых, воробьев, бамбук. Обладал необычными помыслами. Одетый только в халат из холщовой ткани, ходил в кабачки и к певичкам. Когда его спрашивали, почему он таков, он каждый раз открывал рот, засовывал туда кулак и не говорил. Император Лян-цзун призвал его и спросил: «Каков принцип Вашего Пути?» Гуйчжэнь ответил: «Одежда тонка — поэтому люблю вино, выпью вина и защищусь от холода, напишу картину — расплачусь за вино. Кроме этого, ничего не умею». Лян-цзун не нашелся, что сказать. Как-то он забрел в монастырь Синьгогуань в Наньчане. Там в зале Саньгуань была одна фигура, полая внутри, сделанная при танском императоре Мин-хуане; стиль ее был искусно-тонок, но она пострадала от голубиного помета. Тогда Гуйчжэнь нарисовал на стене ястреба, и после этого голуби не садились [на фигуру]. Потомкам переданы картины: «Переправа через реку», «Пасущиеся коровы», «Буйвол», «Тигр», «Ястреб», «Дикие птицы в бамбуковых зарослях». Монах Цзэ Чжэнь из Юнцзя. Прекрасно писал сосны. Сначала выбрал достоинства всех школ и изучил их, потом ему приснился сон, в котором он будто проглотил несколько сотен драконов; и после этого его достижения стали вдохновенно-удивительными. От природы он любил вино. Когда хмелел, брызгал на шелк тушью или распылял краски по стене. Когда он был трезвым, то добавлял и заполнял поверхность тысячью, миллионами форм, странных и чудесных. Однажды он пил вино на рынке в Юнцзя и сильно опьянел. Вдруг он увидел оштукатуренную стену, взял блюдо, полотенце, опустил его в тушь и стал брызгать стену. На другой день сделал несколько исправлений и добавлений, и получились дикие ветки и сухие корни. Все художники отдавали дань уважения его вдохновенной кисти.

 

Чжу Цзинсюань. Записки о прославленных художниках династии Тан

«Записи о прославленных художниках династии Тан» («Танчао минхуа лу»)самый ранний и в своем роде классический памятник особого жанра биографической литературы в старом Китае: сборников жизнеописаний живописцев. Об авторе этой книги Чжу Цзинсюане известно лишь, что он был родом из г. Сучжоу и состоял членом императорской академии Ханьлинь. Ряд косвенных указаний позволяют с определенностью утверждать, что «Записи...» были созданы в начале 40-х годов IXв.

Значение «Записей...» как исторического источника определено главным образом двумя обстоятельствами. Во-первых, эта книга написана человеком, который жил немногим позже большинства упоминаемых в ней лиц или даже был их младшим современником, и к тому же она предоставляет возможность взглянуть на общественную жизнь в танском Китае с необычной точки зрения. Во-вторых, Чжу-Цзинсюань старательно следует как письменному, так и устному преданию, и его книга, таким образом, весьма точно характеризует принятые в те времена критерии оценки произведений живописи, а попутно и многие особенности умонастроения той эпохи. Столь же разнообразно значение книги Чжу Цзинсюаня как памятника эстетической мысли средневекового Китая. Мы находим в ней классические определения существа живописи и художественного творчества в китайской традиции, подробные сведения об эстетическом идеале и предметном содержании живописи в эпоху Чжу Цзинсюаня, интересные данные об общественном лице художников в танском Китае и пр.

У Даосюань, по прозвищу У Даоцзы, был родом из области Янди, смолоду осиротел, но небеса столь щедро одарили его, что уже в юные годы он досконально постиг секреты живописи. После того как он поселился в Лояне, император Минхуан прослышал о нем и призвал во дворец. Сопровождая государя на его пути в Лоян в эру Кайюань (713—741), господин У свел знакомство с генералом Пэй Минем и советником Чжан Сюем. Все трое обладали недюжинным талантом. Однажды генерал Пэй прислал в дар Даоцзы много золота и шелка и попросил его расписать храм Тяньгунсы, построенный в честь недавно скончавшегося родственника. У вернул дары, ничего не взяв себе, и сказал Миню: «Я давно уже знаком с генералом Пэем. Если он исполнит для меня танец с мечом, его милость заменит мне плату, а его мужественный облик придаст силы моей кисти». Засим Пэй Минь исполнил для У танец с мечом, хотя все еще носил траур. Не успел он кончить, как У схватил кисть и одним махом создал роспись небывалой красоты, словно ему помогали сами боги. Эта картина, на которую он собственной рукой положил краски, находилась в западном приделе храма. Советник Чжан Сюй тоже расписал одну из стен. Ученые мужи и простолюдины тех мест говорили, что они за один день сподобились увидеть три непревзойденных достижения.

У Даосюань нарисовал также пять, святых владык с тысячью чиновников для храма Сюаньюаньмяо. Вместе с убранством дворцовых зданий эта роспись казалась величественным зрелищем, словно парящий в облаках дракон, и навевала думы о творческой силе вселенной. Об этой росписи Ду Фу сказал в своих стихах: Их тесные ряды повергают в трепет весь мир. Их неземная красота сотрясает стены храма.

В годы эры Тяньбао (742—755) император Минхуан внезапно предался воспоминаниям о водах реки Цзялин-цзян на дороге в Шу и предоставил в распоряжение господину У почтовых лошадей, дабы он смог посетить те места и сделать зарисовки. Когда У вернулся, император велел показать сделанное, но тот доложил: «Ваш слуга не привез с собой рисунки, он все хранит в памяти». Затем ему было приказано нарисовать картину реки Цзя-линцзян в зале Великого Единения, и он за один день нарисовал пейзаж, охвативший триста ли. В ту пору генерал Ли Сысюнь славился своими пейзажными картинами, ему тоже было приказано воссоздать вид реки Цзялинцзянн, и он рисовал его несколько месяцев. Император Минхуан сказал: «И созданное Ли Сысюнем за несколько месяцев, и сотворенное У Даоцзы за один день являют верх совершенства». Еще господин У нарисовал в дворцовых залах пять драконов, их чешуйчатые тела словно парили в вышине, и всякий раз, когда собирался дождь, от них исходил туман.

Когда мне доводилось видеть картины господина У, я всегда находил, что они не слишком красиво отделаны. Но истинный верх совершенства — его работа кистью, столь богатая оттенками и исполненная неукротимой силы. Часто бывало так, что он исполнял настенные росписи только тушью, и потом никто уже не смел нанести на них цвета. Когда он рисовал нимб, он делал это всегда раскованно, одним движением.

В молодости, когда я, Цзинсюань, приехал в столицу держать экзамены к жил в монастыре Лунсины, я встречал там старика восьмидесяти с лишним годов по имени Инь, и тот старик рассказал мне, как господин У рисовал нимб для божества на главных воротах храма Синшань. По его словам, зрители, пришедшие со всех концов Чанъани, обступили его плотной толпой, а чтобы нарисовать нимб, он поднял кисть и описал ею круг с такой силой, словно разразился смерч, и все вокруг подумали, что ему помогают сами боги. Еще я слышал от старого монаха в храме Цзинъюньсы, что, когда господин У нарисовал в том храме картины ада, многие из видевших их мясников и рыбаков столицы так убоялись своих прегрешений, что забросили свое ремесло. Все его назидательные картины послужили образцами для последующих поколений.

Чжан Цзао служил в должности второго секретаря, был человеком возвышенных манер и прославился своим литературным талантом. Он рисовал сосны, камни, горы и воды, и его картины высоко ценились в свете. В изображении сосен он особенно превзошел всех художников древности и современности. Он прекрасно владел разными стилями рисования: однажды он взял в руки сразу две кисти и одновременно нарисовал ими две ветви — одну живую, а другую засохшую. Казалось, что дерево было так напоено жизнью, что оно возносилось над туманами и спорило с бурей. Сложные сплетения линий и прихотливые узоры появлялись под его рукой вослед вольным странствиям его мыслей. Живая ветка была цветущей и дышала весенней влагой, засохшая ветка была оголенной, и от нее веяло осенним ненастьем.

Его пейзажи были выписаны так, что в них и возвышенности, и низины поражали величественной красотой, а на пространстве в один-два чи (1) за далями открывались новые дали. Камни на его картинах были такими вытянутыми, что казалось — вот-вот перевернуться, а нарисованные им ключи словно с громким шумом вырывались из земных недр. Передний план на его картинах выдавался так, что зритель словно наталкивался на непреодолимую преграду, а задний план, казалось, достигал до самого края небес. Из созданных им картин многие хранятся у любителей живописи. По сей день в западном приделе храма Баоинсы можно увидеть нарисованный им пейзаж с камнями и соснами, там же есть и собственноручно оставленная им надпись.

1) Чимера длины, равная примерно 1/3 м.

Ван Цзай был родом из западных краев области Шу, В эру Чжэньюань князь Вэй, правитель Шу, принял его как почетного гостя. Созданные им картины гор и вод, сосен и камней уводят за пределы зримого. Они вдохновили Ду Фу на стихи, гласящие: Десять дней рисует один ручей, Пять дней рисует один камень; Мастер не станет себя подгонять, Только так Ван Цзай оставит свой подлинный след.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных