Слово 9, о человеческой добродетели

Люблю я добродетель; однако ж это не научило меня тому, что такое добродетель и откуда она придет ко мне, который так много люблю ее. А неудовлетворенное желание мучит. Если добродетель есть чистый поток, не смешанный с водами, которые стекают со всякого места и от снегов и от дождей, то спрашиваю: кто находил ее на земле? Ибо всякий или имел в себе сердечную нечистоту, или принял ее в себя; между тем как влачит тяжелое тело и со вне возмущается врагом нашей жизни, который омрачает и очерняет нас бездною. Да и не свойственно было бы мне, который сам не иное что, как отвердевший ток, и непрестанно влекусь потоком жизни, быть чем-то нетекучим. Если же добродетель не совершенно сребристый поток, но приемлет в себя и худшее и есть нестройная смесь, то скажи: как же она добродетель? По крайней мере, у меня не мало трудится над этим быстрый ум. Снег по природе холоден и бел, а огонь - красноват и тепел. И они несоединимы между собою; а соединяемые насильно, скорее разрушаются, нежели входят в соединение. Как же к добродетели привзошло гнусное, унижающее во мне образ Божий; как к образу великого Бога прикоснулся злорадный грех, если я действительно бог и не напрасно хвалюсь тем, что составляю Твое достояние, Боже? Слышу о прекрасной реке Алфее, что она протекает чрез горькое море, а сладкие воды ее (к удивлению!) не терпят вреда в продолжении сего течения. Но как для воздуха порча - туман и для телесных членов - болезнь; так для добродетели - наша греховная ночь.

Часто заносил я ногу, чтобы шествовать к небу, но тяжкие и снедающие сердце заботы низлагали меня на землю. Нередко также озарял меня пречистый свет Божества; но вдруг становилось предо мною облако, закрывало великое сияние и сокрушало дух мой тем, что свет убегал от приближавшегося к нему. Что значит эта несообщимость? Или смертному написан такой закон, чтобы я всегда томился желанием? Или это к моей же пользе, чтобы мне с трудом приобретать и с трудом сохранять? Ибо то и прочно, над чем работал ум. Как хитрый зверь закрывает одни следы другими; так часто враг затмевал во мне способность различать доброе и злое, чтобы этою хитростью ввести в заблуждение ловца добродетели. Одно предписывает мне плоть, другое - заповедь; одно - Бог, другое - завистник; одно - время, другое - вечность. А я делаю, что ненавижу, услаждаюсь злом, и внутренне горьким, злорадным смехом смеюсь ужасной участи: для меня и гибель приятна. То я низок, то опять превыспрен. Сегодня отвращаюсь презорства, а наутро сам презритель. Как меняются времена, так меняюсь и я, подобно полипу, принимаю на себя цвет камней. Горячие проливаю слезы; но не выплакан с ними грех. Хотя иссяк их поток, однако же новыми преступлениями приготовляю в себе другой; а средства врачевания мною отринуты. По плоти я девственник; но не знаю ясно девственник ли и в сердце. Стыд потупляет глаза, а ум бесстыдно подъемлет их вверх. Зорок я на чужие грехи и близорук для своих. На словах я небесен, а сердцем прилип к земле. Спокоен я и тих; но едва подует хотя легкий ветер, вздымаюсь бурными волнами, и волнение не прекратится, пока не наступит тишина; а тогда не очень удивительно утихнуть и гневу.

Нередко и того, кто шел добрым путем с благими надеждами и простирался уже выше посредственной добродетели, вдруг низвергал с высоты губительный враг; и как будто восходил он по песку, который под нетвердой ногою катится назад. Снова простираюсь вверх и снова возвращаюсь назад с большим прежнего срамом. Всегда я в пути, всегда в великом страхе; и едва лишь сделаю несколько шагов вперед, тотчас следует падение. Долга моя жизнь, а не хотелось бы расстаться с жизнью. Желаю уврачевания; но уврачевание от меня далеко; потому что с продолжением дней собираю я больше грехов. Посему-то в нашем роде да будет непреложно известною следующая истина:

Первое, чистое естество - Троица, а потом ангельская природа; в-третьих же - я, человек, поставленный в равновесии между жизнью и болезненною смертью, я, которому предназначена величественная цель, но достигаемая с трудом, если только, хотя несколько, отверста мною дверь греховной жизни; ибо такой подвиг предназначен Богом моему уму. И тот из нас совершеннейший, кто, среди многих зол носит в себе немногие кумиры греха, кто, при помощи великого Бога, храня в сердце пламенную любовь к добродетели, поспешает на высоту, а грех гонит от себя прочь, подобно тому, как ток реки, влившейся в другую быструю и мутную и неукротимую реку, хотя и смешивается с нею, однако же превосходством своей чистоты закрывает грязный её ток. Такова добродетель существа сложного; большее же совершенство предоставлено существам небесным. А ежели кто еще на земле увидел Бога или, восхитив отселе на небо тяжелую плоть, востек к Царю; то сие - Божий дар, Смертным же да будет положена мера!

Но вот вложу тебе в мысль и о том слово, как взойти на верх великой добродетели, которая одна - Чистому чистая жертва. Не думаю, что сие возможно здесь. Ибо здесь многослойный туман лежит на глазах. Вожделенно и то, если и вместе с сею жизнью оставлю многоплачевные грехи. Добродетель - не дар только великого Бога, почтившего Свой образ; потому что нужно и твое стремление. Она не произведение твоего только сердца; потому что потребна превосходнейшая сила. Хотя и очень остро мое зрение, однако же видит зримые предметы не само собою и не без великого светила, которое освещает мои глаза и само видимо для глаз. И к преуспеянию моему нужны две доли от великого Бога, именно: первая и последняя, а также одна доля и от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру, Бог подает мне и силу, а в середине я - текущий на поприще. Я не очень легок на ногу, но не без надежды на награду напрягаю свои мышцы в бегу; потому что Христос - мое дыхание, моя сила, мое чудное богатство. Он соделывает меня и зорким, и доброшественным. А без Него все мы - смертные игралища суеты, живые мертвецы, смердящие грехами. Ты не видывал, чтобы птица летала, где нет воздуха, чтобы дельфин плавал, где нет воды; так и человек без Христа не заносит вверх ноги.

Не думай о себе слишком высоко и не полагайся на свой ум, хотя ты и очень велемудр. Если и видишь кого ниже себя; не превозносись, как всех превзошедший и находящийся близко к цели. Тот не достиг еще цели, кто не увидел предела своего пути. Много надобно иметь страха, но не должно приходить и в излишнюю робость. Высота низлагает на землю, надежда возносит к небу; а на великую гордыню гневается Бог. За иное можешь взяться руками, иного касайся только надеждой; а от иного вовсе откажись. И то признак целомудрия - знать меру своей жизни. Равно для тебя худо - и отложить благую надежду, и возыметь слишком смелую мысль, что не трудно быть совершенным. В том и другом случае твой ум стоит на худой дороге. Всегда старайся, чтобы стрела твоя попадала в самую цель, смотри, чтобы не залететь тебе далее заповеди великого Христа, остерегайся и не вполне исполнить заповедь; в обоих случаях цель достигнута. И излишество бывает часто бесполезно, когда, желая новой славы, напрягаем стрелу сверх меры.

Если будешь много о себе думать, то напомню тебе, откуда пришел ты в жизнь, чем был прежде, чем - когда лежал в матерней утробе, и чем будешь впоследствии, а именно: прахом и снедию червей; потому что принесешь с собою к мертвецам не более, как и самый немощный. А если будешь низко о себе думать, то напомню тебе, что ты Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе небесный и земной, приснопамятное творение - созданный бог, чрез Христовы страдания шествующий в нетленную славу. Посему не угождай плоти, чтобы не полюбить до излишества настоящую жизнь. Но старайся сооружать прекраснейший храм; потому что человек есть храм великого Бога. И тот сооружает себя в сей храм, кто отрешается от земли и непрестанно шествует к небу. И сей-то храм советую тебе охранять так, чтобы он благоухал от всех твоих дел и слов, чтобы всегда пребывал в нем Бог, чтобы он всегда был совершен, и притом существенно, а не наружно. Не раскрашенный, разноцветный и блещущий поддельными красотами корабль веди по морскому хребту, но крепко сколоченный гвоздями, удобный для плавания, искусно оснащенный руками художника и быстро движущийся по водам.

Пусть всякий простирается вперед, все же да держатся Бога; кто мудр, кто силен, кто богат или беден, все да емлются (держатся. - Ред.) за сию необманчивую опору! Здесь должно привязать челн свой всякому, особливо же мне, который сижу на высоком престоле и посредством жертв возвожу людей к небу, мне, которому, если в омраченном сердце обесчещу Христа, в такой же мере угрожает скорбь, в какой предлежит добрая слава, если приближаюсь к Божеству. Ибо как по Божиим мерам отмеривается мера нашей жизни; так по мерам жизни отмеривается и Божия мера.

Так рассуждая, и здесь безбедно совершишь поприще жизни и после в тот день, когда разрешится сия примрачная жизнь, в добром сопровождении Самого Бога преселишься отсюда.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: