ГЛАВА ВТОРАЯ. ПАЛОМНИЧЕСТВО НА ГОРУ ВУ-ТАЙ

МОЙ 43-й ГОД (1882-1883)

Более двадцати лет прошло с тех пор, как я порвал свои семейные узы, чтобы расстаться с мирской жизнью. Посколь­ку мои духовные достижения были еще неполными, а я все еще плыл по течению, мне стало очень стыдно. Чтобы оплатить свой долг благодарности родителям, я решил совер­шить паломничество в Путо на востоке, а оттуда на гору Ву-тай (Гору пяти вершин) на севере. Я пробыл несколько месяцев в Путо, где достиг великолепных успехов в своих духовных дерзаниях в покое горном. В первый день седьмого лунного месяца я покинул крытый соломой храм Фа-хуа. Держа в руке горящие благовонные палочки, я отправился в путь, к горе Ву-тай. Я дал обет совер­шать низкие поклоны через каждые два шага на этом долгом пути, пока не доберусь до места назначения. На первом этапе этого путешествия меня сопровож­дали четыре чаньских монаха: Бянь-чжэнь, Цю-нин, Шань-ся и Цзюэ-чэн. После того, как мы переправи­лись через море паромом, мы недолго путешествова­ли вместе, а когда остановились в Хучжоу, мои четыре спутника пошли своей дорогой в Сучжоу и в Чанчжоу, а я продолжал продвигаться дальше в одиночестве. Когда я прибыл в Наньцзин, я почтил ступу [круглое сооружение, представляющее собой раку, гробницу или усыпальницу] Учителя Фа-жуна на горе Ню-тоу (На Вологоловьей Горе). Потом я переправился через реку на пути к Ши-цзи Шань (к Горе Льва) и Пу-коу, где я остановился в храме и встретил там Новый Год.

Примечания

1. Современный Наньцзин расположен там, где некогда был древний город Цзинь-лин. Учитель Фа-жун (594-657) был учеником Дао-синя, Четвертого чаньского Патриарха, и был главой храма на горе Ню-тоу, к югу от Наньцзина.

МОЙ 44-й ГОД (1883-1884)

В том году я держал свой путь, держа в руке горящие благовонные палочки, с горы Ши-цзи на север провинции Цзянсу и достиг провинции Хэньань, по пути посещая Фэн-ян, Хао-чжоу, Хао-лин и гору Сун, месторасположение храма Шао-линь. Продвигаясь дальше, я, в конце концов, добрался до монастыря Бай-ма (монастыря Белой Лошади) в Ло-яне. Я шел днем и отдыхал ночью, независимо от того, дул ли ветер, или шел дождь, была ли погода хорошей или плохой. Таким образом, совершая низкие поклоны через каждые два шага, я воспевал имя Бодхисаттвы Манджушри, сосредоточившись всецело на этом, не замечая и не чувствуя ни голода, ни холода.

В первый день двенадцатого месяца я добрался до речной переправы Тесе на Хуанхэ (Желтой Реке), посетил гробницы Гуан-ву и остановился в ближайшей гостинице. На следующий день я переправился через реку, и когда оказался на другом берегу, то было уже темно, и я не решился идти дальше. Так как место было пустынным, я остановился там, найдя приют в крытой соломой хижине у дороги. Ночью было очень холодно, к тому же был сильный снегопад. Когда я открыл глаза на следующее утро, все вокруг хижины побеле­ло от снежного покрова более чем в один фут. Все дороги были заблокированы, и вокруг не было ни души. Поскольку я не мог продолжить свой путь, я сел и начал воспевать имя Будды. Меня жутко донимал голод и холод. У хижины не было двери, которую можно было бы закрыть. Я забился в угол. Выпало еще больше снега. Холод усилился. Голод стал еще невыносимее. Мне казалось, что у меня осталось лишь дыхание, но, к счастью, "моей правильной мысли" [правильной направленности мысли, даже в тяжелых обстоятельствах] все это не коснулось. Через три дня, при том же снегопаде, при том же холоде и голоде, я постепенно погрузился в смутное состояние сознания. На утро шестого дня я едва видел бледное солнце. Я был очень серьезно болен. На седьмой день ко мне зашел нищий, и увидев, что я сплю на снегу, задал мне несколько вопросов, но я не мог говорить. Он понял, что я простудился, вымел снег, выщипнув из крыши часть соломы, развел костер. Потом он приготовил жидкой каши из желтого риса и накормил меня. Я согрелся и ожил.

Он спросил меня: "Ты откуда?"

"Из Путо", - ответил я.

"Куда ты путь держишь?" - спросил он.

"Я совершаю паломничество на Ву-тай", ответил я.

"А как тебя зовут?" - поинтересовался я.

"Вэнь-цзи",¹ - сказал он.

"Куда ты идешь?" - спросил я.

"Я возвращаюсь с горы Ву-тай в Сиань", ответил он.

Я спросил: "Раз уж ты был на горе Ву-тай, то, наверное, знаешь монахов из тамошних монастырей?"

"Каждый меня там знает", - сказал он.

Я спросил: "Как мне лучше всего пройти отсюда на Ву-тай?"

рн ответил: "Через Мэн-сянь, Хуай-цин, Хуан Шань-лин, Синьчжоу. Тайгу, Тайянь, Тайчжоу и Э-гоу. Оттуда прямо в горы. Когда ты сначала доберешься до Грота Би-мо, найди монаха по имени Цин-и, южанина. У него прекрасный опыт работы над собой".

Я спросил: "Далеко ли отсюда горы?"

"Немногим больше двух тысяч ли [около 620 миль]", - ответил он.

На рассвете этот нищий приготовил жидкой каши из желтого риса, используя для этого талую воду. Указав пальцем на содержимое котелка, он спросил: "Ты ел "это" в Путо?"²

"Нет", - ответил я.

"А что ты там пил?" - спросил нищий.

"Воду", - ответил я.

Когда снег в котелке полностью растаял, он, указывая пальцем на воду, спросил: "Что это?"³

Поскольку я не ответил, он спросил: "Чего ты добива­ешься, совершая паломничество на знаменитую гору Ву-тай?"⁴

Я ответил: "Я потерял мать, когда родился. Мой долг - выразить ей свою благодарность».

Он сказал: "Как ты сможешь добраться до By-тай со своим мешком на спине, преодолевая большие расстояния и холод? Я советую тебе отменить паломничество".

Я ответил: "Я дал обет и исполню его, сколько бы времени на это ни потребовалось и какие бы расстояния мне ни пришлось преодолеть".

Он сказал: "Твой обет трудно исполнить. Сегодня погода улучшилась, но все дороги все еще непроходимы из-за снега. Ты можешь продолжить свой путь, идя по моим следам. Примерно в двадцати ли отсюда есть храм, в котором ты можешь остановиться".

На этом мы расстались. Из-за глубокого снега я не мог совершать низкие поклоны, как раньше, лишь смотрел на следы с чувством уважения. Я добрался до монастыря "Ма­лый Цзинь-шань" (Сяо Цзинь-шань) и переночевал в нем. На следующее утро с благовонными палочками в руках я продол­жил свое паломничество, пройдя через Мэн-сянь. Когда я шел из Мэн-сяня в Хуай-цин, мне повстречался старый настоя­тель по имени Дэ-линь. Он увидел, что я совершаю низкие поклоны на дороге, подошел ко мне, взял мою табуретку, благовонные палочки и сказал: "Достопочтенный господин приглашен в мой монастырь". Затем он позвал своих учени­ков и они отнесли мой багаж в храм, где мне был оказан очень вежливый прием.

После того как в храме была подана еда и чай, мой хозяин спросил меня, откуда я начал свое паломничество с поклонами. Я рассказал ему о своем обете исполнить свой сыновний долг благодарности родителям, который я начал исполнять, отправившись в паломничество из Путо два года назад. Из нашей беседы настоятель узнал о том, что я получил посвящение на горе Гу. По его щекам катились слезы, когда он рассказывал: "У меня было два чаньских спутника: один из Хэн-яна, а другой из Фучжоу. Мы втроем совершили паломничество на гору Ву-тай. Пробыв со мной в этом монастыре тридцать лет, они покинули меня, и больше я ничего о них не слышал. Теперь, когда я слышу ваш хунаньский акцент и знаю, что вы ученик с горы Гу, я словно снова общаюсь со своими старыми спутниками, и это меня глубоко трогает. Сейчас мне 85 лет. По началу источник годовых доходов монастыря был приличным, но теперь он немного уменьшился вследствие плохих урожаев в последние годы. Этот сильный снегопад предвещает хороший урожай в будущем году, так что вы можете остаться здесь, достопочтен­ный господин". Со всей серьезностью и искренностью он стал уговаривать меня остаться на зиму, и уговорил.

Примечания

1. Согласно преданию, Манджушри дал обет сопровож­дать каждого паломника в его святое место (Бодхимандалу) на горе Ву-тай. Говорят, что он появляется в виде нищего и в другом обличье, чтобы помочь паломникам. Китайские буддисты верят, что "Вэнь-цзи", фигурирующий в этом повествовании, на самом деле Манджушри (кит. Вэнь-шу), который хотел помочь Учителю Сюй-юню.

2. Здесь Вэнь-цзи (Манджушри) испытывал Учителя своим вопросом, который означает: "Мой ум указывает на этот лед и задает тебе этот вопрос", а также: "Тебя учили выявлять глубины своего ума в Путо?" Бодхисаттва продол­жал испытывать Учителя следующими вопросами, которых последний не понял, так как еще не достиг просветления.

3. Вода символизирует сокровенную природу и вопрос этот несет смысловую нагрузку.

4. Снова многозначительный вопрос, так как в чаньской практике ученика учат избегать привязанности к чему-либо, чтобы достичь абсолютного состояния, которое вне категорий приобретения и потери.

МОЙ 45-й ГОД (1884-1885)

Во второй лунный месяц нового года я отправился из монастыря Хон-фу в Хуай-цин, совершая по пути воскуре­ния. Потом я снова вернулся в монастырь и пробыл там еще некоторое время, намереваясь вскоре его покинуть. На третий день я попрощался с настоятелем Дэ-линем. Он плакал, не желая лишаться моего общества. Прощаясь, я пожелал ему всего доброго и отбыл. В тот же день я вернулся в Хуай-цин. В окружении его стен был "Малый Нань-хай», извест­ный также как "Малый Путо". Теснота не позволяла стран­ствующим монахам даже развесить свои вещи, уж не говоря о том, чтобы переночевать. Таким образом, я был вынужден покинуть город и провести ночь у дороги. В тот вечер я испытал острые приступы боли в животе. На четвертый день по утру я возобновил свое путешествие, но в ту ночь меня трясла лихорадка. На пятый день я понял, что у меня дизентерия, но заставил себя идти дальше и совершать низкие поклоны, и так продолжал в течение нескольких следующих дней. На тринадцатый день я добрался до горы Хуан Шалин, на вершине которой стоял разрушенный храм, где можно было с трудом укрыться. Так как я уже больше не мог идти, я остановился там и ничего не ел. День и ночь, десятки раз я бегал испражняться. Потом я совершенно обессилел и не мог даже подняться и сделать несколько шагов. Поскольку храм находился на вершине безлюдной горы, я закрыл глаза и ждал своего конца без единой мысли сожаления.

На пятнадцатый день поздно ночью я увидел, что кто-то разводит костер у западной стены. Я подумал, что это вор, но когда пригляделся, увидел, что это нищий Вэнь-цзи. Я безумно обрадовался и окликнул: "Вэнь-цзи!" Он принес мне лучину, заменившую лампу, и сказал: "Почему это вы все еще здесь, достопочтенный господин?" Я рассказал ему о том, что со мной случилось. Он сел подле меня, чтобы меня успокоить, и дал мне выпить чашку воды. После встречи с Вэнь-цзи в ту ночь я чувствовал себя очищенным телом и духом.

На шестнадцатый день Вэнь-цзи выстирал мою гряз­ную одежду и дал мне чашку лекарства. На следующий день я оправился от болезни и, съев две чаши жидкой желтой рисовой каши, обильно пропотел. После этого я чувствовал воодушевление и прилив сил.

На восемнадцатый день, полностью поправившись, я выразил благодарность Вэнь-цзи, сказав: "Дважды мне угро­жала опасность, и дважды ты спасал меня. Трудно подыскать слова, способные выразить мою благодарность".

Вэнь-цзи сказал: "Пустяки, не за что благодарить". Когда я спросил его, где он был, он сказал: "Си'ань". На вопрос, куда он направляется, он ответил: "Я возвращаюсь на Ву-тай".

Я сказал: "Я был болен, да и из-за поклонов, которые мне предстоит совершать в пути, мне не удастся следовать за тобой".

Он сказал: "Тебе не удалось в этом году пройти много. "Когда ты доберешься до места назначения? Поскольку ты еще слаб, тебе будет трудно продолжить путь. Низкие поклоны не обязательны, так же как и твое паломничество".

Я ответил: "Я глубоко тронут твоими добрыми слова­ми, но когда я родился, я не видел своей матери, которая умерла при родах. Я был единственным сыном у отца, но я убежал от него, и из-за этого он ушел в отставку, что укоротило его жизнь. Поскольку любовь моих родителей ко мне была безгранична, как небо, я испытываю определенное чувство вины в связи со всем этим. Я дал обет отправиться в паломничество к горе Ву-тай и молить Бодхисаттву Манджушри защитить моих родителей и избавить их от страда­ний так, чтобы у них появилась возможность как можно быстрей получить рождение в Чистой Земле. Несмотря на многие трудности, с которыми мне придется столкнуться, я должен добраться до святого места. Уж лучше умереть, чем не исполнить данный обет".

Вэнь-цзи сказал: "Такая неподдельная набожность, как твоя, поистине редкое явление. Я сейчас возвращаюсь на эту гору, и, поскольку я не спешу, я буду тебя сопровождать и понесу твои вещи. Таким образом, ты сможешь совершать свои поклоны, освободившись от своей ноши, и достичь полной сосредоточенности ума".

Я сказал: "Если так, то заслуги твои будут по достоин­ству оценены. Если мне удастся продолжить свои поклоны на всем пути до горы Ву-тай, я разделю свои заслуги на две части: одну я преподнесу своим родителям, чтобы они смогли как можно быстрее достичь просветления (бодхи), а другую - тебе, мой господин, за то, что ты спас мне жизнь. Ты согласен?"

Он сказал: "Я этого не заслуживаю. Тобою движет серьезная мысль сыновнего преклонения перед родителями, тогда как мое участие - всего лишь счастливое совпадение, так что, пожалуйста, не благодари меня за это".

Все четыре дня, пока я набирался сил, Вэнь-цзи забо­тился обо мне. Так как Вэнь-цзи вызвался нести мои вещи и готовить пищу, я продолжил свое паломничество и поклоны на девятнадцатый день, хотя все еще ощущал слабость. Все иллюзорные представления внезапно исчезли и я больше не был связан внешним, освободившись от ложных мыслей внутри. Мое здоровье постепенно восстанавливалось. Тело с каждым днем набирало силу. С рассвета до наступления темноты я продолжал идти, совершая низкие поклоны, покрывая в день расстояние в сорок пять ли [около пятнад­цати миль] и не чувствуя при этом усталости.

В конце третьего лунного месяца я добрался до монас­тыря Ли-сян в Да-гу, где от монаха, ответственного за прием гостей, я узнал, что настоятель в данный момент инструкти­рует своих монахов или занят чем-то вроде этого. Он внимательно посмотрел на Вэнь-цзи и спросил меня: "Кто этот человек?" Когда я рассказал ему свою историю, он сделал резкое замечание: "Ты странствующий монах и поня­тия не имеешь, что здесь творится. Последние годы в этих северных районах свирепствует страшный голод, а ты, тем не менее, все же намерен продолжить свое паломничество на Ву-тай. Ты выглядишь таким важным, имея при себе слугу! Если ты просто хочешь доставить себе удовольствие, то зачем тут шляться? Кроме того, в каком, интересно знать, монастыре предлагают остановиться мирянам?"

Я не посмел ответить на такое замечание и, извинив­шись, собрался уходить. Гостевой управляющий сказал:

"Нет таких правил, которые позволяли бы такое. Тебе захотелось, и ты пришел, но кто тебя сюда приглашал?"

Видя, что его не урезонить, я сказал: "Этот господин остановится в гостинице, но что касается меня, то могу ли я побеспокоить вас просьбой о предоставлении мне ночлега?"

Гостевой управляющий сказал: "Это можно устроить". Вэнь-цзи сказал: "До Ву-тай не так уж далеко. Я вернусь туда первым, а ты приходи туда в удобное для тебя время. Что касается твоего багажа, то скоро объявится один человек, который доставит его на гору".

Хотя я сделал все возможное, чтобы удержать его, Вэнь-цзи не захотел оставаться. Я достал несколько мелких монет и предложил ему, но он, отказавшись их взять, отправился в свой путь.

После этого гостевой управляющий изменился в лице, которое стало приветливым, и любезно проводил меня в спальное помещение. Он вскипятил воду для чая и, пригото­вив немного вермишели, разделил трапезу со мной. Удивлен­ный перемене его отношения ко мне, я огляделся и, не обнаружив никого в поле зрения, спросил: "А сколько у вас здесь монахов?"

Он ответил: "Я провел много лет за рекой Цзан, но вернулся сюда, в монастырь, на руководящую должность. На протяжении последних нескольких лет здесь свирепствовал страшный голод, так что я здесь в единственном числе, и кроме вермишели, у меня нет никакой пищи. Я просто пошутил поначалу. Пожалуйста, не принимай все это всерь­ез".

Услышав это, я онемел, преисполненный печалью, и с трудом проглотил полчаши вермишели. Потом я попрощался с этим монахом и, несмотря на то, что он изо всех сил старался меня удержать, я не намеревался остаться.

Я покинул монастырь и бродил по городу, заходя в гостиницы в попытке найти Вэнь-цзи, но мне этого не удалось. Все это было восемнадцатого дня четвертого месяца при ярком свете луны. Решив догнать Вэнь-цзи, я ночью направился в Тайюань, совершая низкие поклоны на каждом третьем шагу. Я испытывал обостренное чувство нетерпения, и на следующий день, вследствие моего разгоряченного настроения, у меня пошла нескончаемая кровь из носа. На Двадцатый день я добрался до монастыря Бай-юнь (Белого Облака) в Хуан Ду-гоу. Гостевой управляющий монастыря заметил на губах моих запекшуюся кровь, что было следстви­ем кровотечения, и отказал мне в длительном приюте, но неохотно позволил остаться на ночь. Рано утром двадцать первого дня я прибыл в монастырь Цзи-ло в Тайюани. Мне не разрешили там остановиться, зато всяческих оскорблений и упреков я наслушался вдоволь.

На двадцать второй день я покинул город ранним утром. За северными воротами я встретил одного молодого монаха по имени Вэнь-сянь. Он подошел ко мне, освободил меня от груза табуретки и багажа и пригласил в свой храм, проявляя чувства симпатии и уважения, свойственные ро­дственникам. Он проводил меня в комнату настоятеля. Мы вместе поели и выпили чаю. Во время нашей непринужден­ной беседы я спросил: "Достопочтенный господин, вам всего лишь более двадцати лет и вы не уроженец здешних мест, так кто дал вам должность настоятеля?"

Он ответил: "Мой отец был здешним чиновником в течение многих лет, но когда его перевели в префектуру Бин-ян, его убил один предатель-министр. Моя мать предалась гневу и скорби, тогда как я, подавляя слезы, присоединился к сангхе. Знатные люди и чиновники, с которыми я был знаком, попросили меня позаботиться об этом монастыре, который я уже давно собираюсь покинуть. Теперь, когда я вижу сколь уважаемой персоной вы являетесь, я с великим удовольствием приглашаю вас здесь остаться с надеждой получить от вас наставления". Когда я рассказал настоятелю о своем обете совершать низкие поклоны и воскурения при паломничестве, он проявил ко мне большое уважение и стал настаивать на том, чтобы я остался хотя бы на десять дней. Он предложил мне одежду и оплату дорожных расходов, но я отказался от этого. Когда я покидал его, он нес мою табуретку и прошел за мной более десяти ли. Потом, распла­кавшись, простился.

В первый день пятого месяца я отправился в Синьчжоу. Однажды, во время моего очередного низкого поклона на дороге, карета, запряженная лошадьми, догнала меня, но замедлила свое движение и не стала меня обгонять. Я сошел на обочину, чтобы ее пропустить. Из кареты вышел чиновник и спросил: "Какую цель преследует достопочтенный госпо­дин, совершая низкие поклоны на дороге?" Я объяснил ему, для чего я это делаю, и поскольку чиновник был также родом Хунани, мы с ним приятно побеседовали. Он сказал: ' 'Если такова ваша цель, то, поскольку я в данный момент остано­вился в монастыре Бай-юнь в Э-коу, который вам не миновать

дороге на Ву-тай, то позвольте мне взять ваш багаж и доставить его в монастырь". Я поблагодарил его. Он положил в свою карету мои пожитки и поехал дальше. Я продолжил свой путь, совершая обычные поклоны и воскурения и не испытывая особого напряжения. В середине пятого месяца я добрался до монастыря Бай-юнь, где останавливался чинов­ник в чине армейского офицера, взявший мой багаж. Он пригласил меня в свою штаб-квартиру на территории монас­тыря, где мне было оказано всяческое внимание. Там я провел три дня. Когда я расставался с ним, он предлагал мне деньги на дорожные расходы и прочие подарки, от коих я вежливо отказался. Тем не менее, он послал сопровождающих, при­званных доставить мой багаж и некоторую сумму денег в монастырь Сянь-тун.¹

С зажженными благовонными палочками я добрался до грота Би-мо на горе Гуй-фэн. Потом направился к Ши-цзы By (пещерному логову льва) и Лун-дуну (гроту дракона). Все эти места неописуемо красивые. Но, совершая воскурения и низкие поклоны, я не мог в полной мере оценить эту красоту. На исходе пятого месяца я прибыл в монастырь Сянь-тун, где получил свой багаж, доставленный туда солдатами. Сначала я отправился в окрестные храмы, где совершал воскурения и наводил справки о Вэнь-цзи. Его никто не знал, но позже, когда я упомянул об этом нищем в разговоре с одним пожилым монахом, тот, соединив ладони в знак почтения, сказал: "Это было явление Бодхисаттвы Манджушри". Тог­да я простерся ниц, воздавая хвалу Бодхисаттве.²

На 22-ой день я начал совершать воскурения наряду с обычными поклонами на ходу, и двумя днями позже добрал­ся до Дун-тай. В ту ночь луна светила ярко, а звезды сверкали как бриллианты. Я вошел в каменный храм, совершил воскурение и стал произносить молитвы и читать сутры. Просидев там в медитации в течение семи дней, я спустился с вершины горы и отдал дань почтения Пещере Нараяны. Находясь там, я обнаружил, что мой провиант кончается. В первый день шестого месяца я возвратился в монастырь Сянь-тун. Во второй день начал восхождение на вершину Хуаянь (Аватамсака), совершая по пути воскурения. Я провел там ночь. На третий день с чувством благоговения посетил Северную Вершину, после чего провел ночь на Центральной Вершине. На четвертый день я совершил ритуальные обряды на Западной Вершине, и снова провел ночь в горах. На пятый - возвратился в монастырь Сянь-тун. На седьмой - отдал дань почтения Южной Вершине, где провел в чаньской медитации семь дней. На пятнадцатый день я спустился с Южной Вершины, возвращаясь в монастырь Сянь-тун, чтобы посетить Великое Молитвенное Собрание в итоге этого шес­того месяца. Таким образом, данный мною тремя годами раньше обет молиться о спасении моих родителей был пол­ностью исполнен.

За все эти годы, за исключением болезни, шквальных ветров и снегопадов, мешавших мне совершать воскурения и поклоны, я достиг концентрации ума и "правильного мыш­ления". Хотя я испытывал

трудности во время своего путешествия, сердце мое было преисполнено радостью. Каждый раз я имел возможность испытать силу духа в неблагоприятных условиях, и чем труднее было мне, тем свободнее он становился. Таким образом, я достиг того, что древние имели в виду, говоря:

"Избавление от части старых привычек - это некоторого рода достижение на пути к просветлению; если все беды с успехом пережиты, то просветление - пусть в малой мере, но будет достигнуто".

Красивейшие пейзажи, представавшие перед моим взо­ром во время путешествия из Путо в Жиансу, Жэжиан, Синань, Хуанхэ (Желтая река) и горной цепи Дай-хан, были многочисленны и совершенно неописуемы. Детальные описа­ния таких мест даны как в современных, так и в древних справочниках, но по достоинству оценить их красоту нельзя, не очутившись там непосредственно. К примеру, святое место Квин-лян на горе У-дай, где Манджушри источает яркие лучи и где пред взором предстают бездонные холодные пропасти, покрытые вечными снегами с каменными мостами, нависаю­щими над ними, и покоями с видом на вселенский простор - такого больше нигде не увидишь. Поскольку я был занят свершением воскурений и поклонов, у меня практически не было времени наслаждаться этими видами. Когда я исполнил свой обет, который, собственно, и был причиной моего пребывания там, я не хотел дать повода горным богам досмеяться над моим глупым любопытством. В конце Вели­кого Молитвенного Собрания я совершил восхождение на вершину горы Да-ло, где отдал дань почтения "светочам мудрости", которые, судя по рассказам, появляются там. В первую ночь я ничего не увидел, но во вторую - увидел большой светящийся шар, летящий от Северной вершины к Центральной вершине. Там он опустился, и вскоре распался на шары разного размера, число которых превышало десять. В ту же ночь я увидел на Центральной вершине три светящих­ся шара, летающих в воздухе вверх и вниз, а на Северной вершине - четыре светящихся шара различного размера.

На десятый день седьмого месяца я, коленопреклонен­ный, отдал дань почтения Бодхисаттве Манджушри, после чего спустился с горы. С вершины Хуаянь я направился на север и прибыл в Да-ин, к югу от Хунь-юани, где посетил Северную вершину горы Хэн, на которую совершил восхож­дение через перевал Ху-фэн. Там я увидел каменную арку с надписью ' 'Первая гора Северных регионов''. Когда я прибыл в храм, я увидел лестничный пролет, который был таким высоким, что казался уходящим в небо, и целый лес камен­ных мемориальных плиток и арок. Я совершил воскурения и спустился с горы.

Вскоре после этого я добрался до префектуры Бин-ян (Линь-фэнь), где посетил "Южную и Северную пещеры Бессмертных". К югу от города я обнаружил храм императо­ра Яо (правил в 2357-2255 до н.э.). Храм был поистине грандиозен и впечатляющ. Продвигаясь на юг, я добрался до деревни Лу-цунь префектуры Бу-джоу (в юго-западной про­винция Шаньси), где посетил расположенный поблизости храм принца Гуаня династии Хань. Я пересек Хуанхэ (Жел­тую реку) и преодолел перевал Дун-гуань, оказавшись в провинции Шаньси, где из Хуа-ини совершил восхождение на гору Дай-хуа и нанес визит почтения в храм Западной Вершины Хуа-шань. Поднимаясь вдоль очень высоких перил с развевающимися вымпелами и проходя через длинные ущелья такие, как Лао-жунь Ли-гоу, я наблюдал красивей­шие пейзажи. Я оставался там, в общей сложности дней восемь и, поскольку всегда восхищался подвигами двух древних святых, Бай-и и Ши-пи, я посетил гору Шоу-ян, которая напоминала о них. Вскоре я достиг юго-западной части провинции Шэньсы, где посетил храм Гуань-инь на горе Сян (благоухающая гора) и гробницу принца Чуань-вана. Оттуда направился в провинцию Ганьсу и добрался до горы Кун-тун через Цзин-цюань и Пин-лян. Так как год уже был на исходе, я вернулся в храм Гуань-инь, где встретил Новый Год.

Примечания

1. Монастырь Сянь-тун был построен в 58-75 гг. Он является вторым по древности буддистским монастырем в Китае. В нем 400 залов, расположенных на площади в 20 акров.

2. Это было в исполнение предсказания Вэнь-цзи, что некто понесет багаж Сюй-юня в горах.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: