ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Я: Ты всегда можешь мне позвонить. Всякий раз. При любых обстоятельствах. В любое время, когда захочешь. 3 страницаОна снова смотрит вниз на наши переплетенные пальцы. Через минуту или две, улыбка натягивает уголки ее губ. Она быстро отводит взгляд в сторону, прежде чем я могу понять, что заставляет ее улыбаться. – Ты говорил серьезно? – тихо спрашивает она. Я сбрасываю скорость, чтобы повернуться в свой район. – Что говорил? – Все, те вещи в списке, – говорит она, бросая на меня неуверенный взгляд. Я выдерживаю ее взгляд. – Конечно же, я говорил серьезно. Каждое чертово слово, – ее губы снова начинают подниматься вверх, поэтому я давлю дальше, хочу полную улыбку. – Особенно про ту часть о боях подушками. На самом деле, это была самая важная часть списка, поэтому удостоверься, чтобы запомнила это, когда я буду стучать в твою дверь в два часа ночи. Из нее вырывается смех, когда стена напряженности вокруг нас рассыпается в пыль. – Хорошо, я это запомню, – говорит она. – Но, может быть, нам стоит превратить это в «бой подушками в десять часов». Я бы очень хотела начать ложиться спать в подходящее время. Я пока еще не хочу улыбаться, но черт, необходимо много силы воли, чтобы сдержаться. – Ты говоришь, что будешь жить со мной? – спрашиваю я, когда поворачиваю на подъездную дорожку к своему двухэтажному дому. Ее грудь поднимается и опадает, пока она часто дышит. – Буду, по крайней мере, пока не смогу найти еще какое–нибудь жилье. Но я буду тебе платить, – когда я открываю рот, чтобы возразить, она добавляет. – Я должна тебе платить, Бек. Я вот такая, и буду хреново себя чувствовать, если не буду платить. – Тогда я установлю очень низкую цену. – Сделай ее разумной. Я паркуюсь перед гаражом и заглушаю двигатель. – Разумной, но со скидкой. – Бек… Я кладу свой палец на ее губы. – Тсс. Просто позволь мне сделать только это. Так я буду счастлив, и ты будешь меньше беспокоиться из–за своих финансов. Она остается неподвижной на время, которое кажется вечностью, перед тем как неохотно кивает. – Хорошо, я дам тебе выиграть на этот раз. Я чувствую, что, наконец–то, чего–то добился. А потом беспокойство вспыхивает на ее лице. – Я думаю, что мы должны поговорить о том, что случилось в туалете. – Ты имеешь в виду, когда я обнимал тебя? – я притворяюсь идиотом. Но тут либо делать вид, что я не знаю, о чем она говорит, либо смотреть, как она вытащит лист бумаги и добавит еще больше правил. А я не хочу больше правил. Я не хочу вообще никаких правил. Чтобы ничего не стояло между нами. Никогда. – Никаких объятий... поцелуев... – ее глаза опускаются к моим губам, а затем на ее колени. – Я не могу больше этого делать, – бормочет она. – Боже, как наша дружба стала такой сложной? – Она не стала сложной, – говорю я, понимая, что ступаю по тонкому льду. Но я больше не хочу бороться со своими чувствами. И поскольку мы так много целовались в последнее время, я знаю, что она должна испытывать нечто большее, чем просто дружбу. – Если бы ты просто прекратила бороться с тем, чего действительно хочешь и позволила бы себе это. Она заправляет прядь волос за ухо и всматривается в меня. – В этом проблема. Моя мать все время чего–то хотела, и она продолжала это искать в барменах или в соседях. Даже однажды в моем учителе. – В самом деле? В котором из них? – В мистере Делайбуфи. Я не знаю, каким у меня становится лицо, но из–за этого она смеется. Она закрывает рот рукой. – Серьезно, я не должна из–за этого смеяться. – Нет, ты определенно должна, – улыбаюсь я, в основном потому, что улыбается она. – Мы должны были посмеяться над этим еще в пятом классе, когда это произошло. Почему ты никогда мне об этом не рассказывала? Она убирает свою руку ото рта и слегка пожимает плечами. – Потому что была смущена. Я имею в виду, что он был нашим учителем и носил тот вульгарный парик, похожий на дохлую кошку. – О, Боже мой, я забыл про парик, – я корчу рожу. – Ладно, я не поклонник твоей матери, но она и правда не высокого мнения о себе, учитывая, что встречалась с ним. – У меня, своего рода, такая же точка зрения. Она всегда встречалась с этими чуваками, потому что была в отчаянии и не хотела быть одна. Потом они разбивали ее сердце, и она разваливалась на части, пока не встречала кого–то нового, а затем пыталась исправиться. По крайней мере, такой она была. Потом она начала встречаться с наркоманами и все время была под кайфом, – она вздыхает, ее плечи съеживаются. – Я не хочу стать как она. Действительно, не хочу. Я изумленно смотрю на нее. – Подожди, ты думаешь, что станешь такой, как твоя мать? Она поднимает плечо. – Иногда, мне интересно, буду ли я такой. А потом я начала работать в том месте, где когда–то работала она... а потом все эти вещи с тобой... – она затихает, смотря в окно. – Что за «все эти вещи» со мной? – тихо спрашиваю я, сердце колотится у меня в груди. Ее плечи поднимаются и опускаются, делает вдох и выдох. Затем она поворачивает голову в мою сторону. Ее глаза блестят от слез, излучая страх. – Ты всегда заботился обо мне, а я всегда любила это больше, чем хотела признать. Я помню то время, когда мне было четырнадцать, и ты приехал и забрал меня из моего дома. Когда ты обхватил меня своей рукой: за всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя в большей безопасности. И когда ты дал мне обещание... Я так сильно этого хотела. Но желать чего–то подобного от кого–то другого... становиться настолько поглощенной кем–то... Это раз за разом разрушает мою мать. Она никогда не была в состоянии справиться с одиночеством, пока не была под кайфом или пьяной... Мне бы хотелось сказать, что со мной будет все в порядке, если ты оставишь меня, но даже просто мысль о том, что ты уйдешь, заставляет мое сердце болеть, – в конце она яростно дышит, как будто ее слова потрясли ее до смерти. Моя реакция отражает ее собственную. Никогда, я не представлял себе, она чувствует ко мне то же самое, что и я к ней. Я не имел чертового понятия, как справиться с ее страхом. И все это потому, что она думает, будто я разобью ей сердце, и она, в конечном итоге, станет, как ее мать. – Хочешь знать, когда я впервые понял, что ты мне нравишься больше, чем друг? – спрашиваю я, а затем задерживаю дыхание, опасаясь, что она скажет «нет». Она колеблется, кажется, до скончания времен, прежде чем неуверенно кивнуть. – Когда я вернулся из той поездки в Париж, когда я подарил тебе снежный шар, – у меня ощущение, словно я вырезаю свое сердце, протягиваю ей, и надеюсь, что она его примет, что кажется действительно отвратительно, когда я задумываюсь об этом. – Ты выглядела настолько по–другому, и я заметил это. Я думал, что это просто странность, после разлуки на протяжении трех месяцев, и я, правда, скучал по тебе. Но когда Леви, тот парень, с которым я иногда тусовался, подошел и спросил, – есть ли у тебя парень, – я сильно приревновал и сказал ему, что он у тебя есть. – Ты так сделал? – удивлённо спрашивает она. Я киваю. – Абсолютно точно сделал. Затем я почувствовал себя плохо, потому что ты так сильно мне доверяла, а я никогда не хотел рушить это доверие. Поэтому я рассказал тебе об этом во время ланча. Потом Винтер начала тебя дразнить, что ты запала на кого–то еще, и я подумал (ну, надеялся) что это я. Когда я узнал, что это было не так, то мое сердце было немного раздавлено. Она поднимает брови. – Твое сердце было раздавлено, когда тебе было четырнадцать лет? Я киваю, протянув руку, и обхватываю ее в щеку. – Так и было. И когда мне было пятнадцать лет. И шестнадцать. И семнадцать. И восемнадцать. И неделю назад. День назад. Каждый раз, когда мне напоминали, что я не могу быть с тобой так, как этого хочу. Никогда мое сердце не было так сильно разбито, как тогда, когда я увидел, что ты разваливаешься из–за чувства вины, которое никогда не должна была испытывать. Меня убивает когда я вижу, что тебе очень больно. И я бы никогда, никогда не сделал ничего такого, что причинило бы тебе такую же боль, и не важно, думаешь ты так, или нет, – я глажу пальцем ее скулу. – И веришь ты мне, или нет, я знаю, что ты никогда не превратишься в свою маму. Твое сердце было раздавлено ею и твоим отцом, и все равно ты заботилась о матери каждый проклятый раз, когда она разваливалась на части. – Ты такая чертовски сильная, Виллс. Все, кто рядом с тобой, это знают. Твоя мама, черт возьми, знает это, хотя никогда не признается в этом. И я знаю, что ты сильнее, чем все остальные, и не важно что ты там думаешь, я знаю тебя лучше, чем кто–либо другой. – Я знаю, что это так, – слезы наполняют ее глаза. – Ты всегда был рядом для меня. Даже, когда я пыталась оттолкнуть тебя, ты всегда возвращался. Мы смотрим друг на друга, наши сердца хаотично стучат, а потом мы оба наклоняемся. Я даже не знаю, кто двинулся первым. Это не имеет значения. Имеет значение лишь то, что наши губы встречаются в середине, а она не отодвигается. Ее пальцы запутываются в моих волосах, когда она притягивает меня ближе. Мы яростно целуемся, цепляемся друг за друга, хватаем ртом воздух, отказываясь разрывать связь, чтобы вдохнуть. Я не знаю, как долго мы остаемся в машине и целуемся, но когда солнце начинает садиться, мы разъединяемся и направляемся в дом. В ту секунду, как мы ступаем за порог, наши губы снова сталкиваются. Вцепившись в ее бедра, я подхватываю ее на руки, а она обнимает своими ногами мою талию. Я стону, вспоминая последний раз, когда она это делала: как я терся об нее, как она стонала. В этот раз я хочу большего. Столько, сколько она мне даст. Уношу ее вслепую через дом, спотыкаюсь, пока иду по коридору в свою спальню. Когда она отстраняется, чтобы посмотреть, где мы находимся, мне кажется, что она готова запаниковать. Вместо этого она припечатывает свои губы к моим и прикусывает мою губу. Мое тело содрогается, и я чуть не падаю на пол, но мне удается, спотыкаясь, добраться до кровати. Уложив ее на матрас, я накрываю ее тело своим и целую медленно, неторопливо, давая понять, что я не спешу. – Мы не должны ничего делать прямо сейчас, – неровно шепчу я в ее губы. – Что если я хочу? – ворчит она, а потом ее глаза расширяются. Я почти смеюсь. Виллоу никогда не была хороша в разговорах о чем–либо сексуальном. Выслушав, что она говорила о своем прошлом, я могу понять, почему. Бог знает, что она видела, пока жила в том доме с мамой и ее бесчисленными ухажерами. Вероятно, она чувствовала себя неловко все чертово время. Я поднимаюсь на локти, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. – Я не хочу, чтобы ты чувствовали себя неудобно, когда ты со мной. Она кладет свою ладонь на мою грудь, и мое сердце стучит под ее рукой. – Я не думаю, что я вообще себя когда–либо так чувствовала, – потом она обхватывает своими руками мою голову и тянет меня для еще одного поцелуя, одновременно выгибаясь подо мной. Я стону, опуская свои бедра на нее, вырывая «ох» из ее губ. Снова и снова, мы движемся вместе, так и не разрывая поцелуй. Ее рука блуждает вверх и вниз по моей груди так же, как это было в ту ночь в ее постели. Когда ее пальцы находят подол моей рубашки, я отталкиваюсь назад, чтобы ее стащить и бросить на пол. Потом снова опускаюсь своим ртом на ее рот. Ее вкус сводит меня с ума, и когда она проходит своими пальчиками вверх и вниз по моей груди, я, твою мать, чуть не теряю все свое самообладание. Внезапно, медленный поцелуй становится безрассудным, наши языки переплетаются, наши тела двигаются. – Так нормально? – спрашиваю я, когда хватаю нижнюю часть ее рубашки. Она машет головой вверх и вниз, и все мои сомнения разрушаются, когда я сдергиваю ее рубашку. Вскоре следует ее бюстгальтер, и я отталкиваюсь назад и смотрю на нее сверху вниз. Ее каштановые волосы, словно ореол вокруг ее головы, ее большие глаза никогда не выглядели красивее, а ее грудь поднимается и опускается с каждым вздохом. Когда мои глаза опускаются на блестящий бриллиант выше ее пупка, я сдерживаю стон. Охренеть. Я скольжу по нему своими пальцами, и мой член становится чертовски твердым, когда она начинает дрожать. – Когда ты это сделала? – спрашиваю я, проводя вниз по ее животу. – Около года назад... Винтер меня на это уговорила, – она прикусывает нижнюю губу, схватив одеяло, когда я достигаю пояса ее джинс. – О, мой Бог, Бек, это ощущается так хорошо. Я практически теряю контроль прямо там. – Черт, ты такая красивая, – я скольжу пальцами вниз по передней части ее джинсов и прижимаюсь губами к ее губам. Идеально. Этот момент – идеальный. Может быть, если мы никогда снова не выйдем на воздух, то сможем оставаться здесь вечно.
Глава 22 Виллоу Не могу поверить, что это происходит. Хорошо, может быть, могу. В глубине души, думаю, я догадывалась, что все эти клочки бумаги не могли остановить то, куда мы с Беком направлялись. Я просто откладывала неизбежное. Я могла бы бороться с этим дольше... Может быть. Но когда он сказал все эти вещи (эти замечательные вещи, которые заставили мое сердце биться в груди, а трещину в моем сердце немного зажить), я больше не хотела с этим бороться. Я хотела его. Я нуждалась в нем. Меня пугала нужда, потому что желать и нуждаться – это две разные вещи. Без желания можно прожить. А нужда – она, как воздух. Ты не можешь без него жить. Я не хочу прожить жизнь без Бека. Я хочу его. Я хочу чувствовать себя в безопасности. Безопасность. Безопасность. Безопасность. Эта мысль проносится у меня в голове снова и снова, пока он страстно меня целует, а наши грудные клетки прижаты друг к другу. Его пальцы внутри меня, снова толкают меня к тому звездному месту. Я потеряла весь контроль и не знаю, что с этим делать, кроме как наслаждаться моментом. Когда все закончится, я сфокусируюсь на следующем. И так далее, и так далее. Конечно, неопределенность моей жизни чертовски пугает, но, когда знаю, что я не одинока, мне становится немного легче. У меня не просто есть Бек. У меня есть мои друзья. Я не одинока. Люди заботятся обо мне. А я забочусь о них. Я забочусь о Беке. Я так сильно о нем беспокоюсь. Больше. Чем. О. Ком–то. Еще. Мой пульс ускоряется при этой мысли, но я снова отбиваюсь от паники и снова сосредотачиваюсь на этих звездах. Этих замечательных, счастливых, проклятых, удивительных звездах. Его пальцы начинают замедляться, когда я возвращаюсь к реальности, его губы неторопливо двигаются на моих губах, как будто у нас есть все время в мире. Когда его губы, наконец–то, отрываются от меня, он прикасается своим лбом к моему, его глаза закрыты. – Ты в порядке? – шепчет он. Я провожу вверх и вниз по его позвоночнику. – Чудесно. Его губы дергаются в улыбке. – Приятно, что ты, наконец–то, это понимаешь. Качая головой, я слегка щипаю его за бок. Он даже не дрогнул. Я снова делаю движение, немного щекоча, а он остается равнодушным. – Попробуй все, что ты хочешь, – говорит он с дерзкой ухмылкой. – Но ты меня не возьмешь. – Хочешь поспорить? – спрашиваю я, изогнув бровь. Он расслабляется, его руки расставлены по бокам. – Вперед, попробуй. – Прекрасно. Попробую, – ухмыляясь, я сажусь, толкая его вниз на матрас, и седлаю его талию. Затем я щекочу его везде. Ну, почти везде. Он пристально смотрит на меня, его руки расположены под головой, и лениво улыбается мне. – Ты пропустила одно место. Он думает, что я этого не сделаю. Я действительно не хочу этого делать... ну, вроде того. Окей, я как бы хочу. Я просто чувствую небольшое стеснение. Сажусь снова, глядя на него сверху вниз. – Ты думаешь, что я этого не сделаю? Он посмеивается, самодовольно ухмыляясь. – Нет, не думаю, но решительный взгляд в твоих глазах, и правда, чертовски очаровательный. Я думаю обо всех тех временах, когда он меня щекотал, особенно тот раз, когда я почти намочила свои штаны, и внезапно мне, действительно, хочется доказать, что он неправ. Не знаю, что толкает меня на это, – может, от поцелуев я потеряла рассудок, или, может быть, просто из–за Бека я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы сделать это. Хотя, так или иначе, я нахожу достаточно мужества, чтобы проскользнуть своей рукой в его штаны. – Бляяяя, – он испускает стон, его спина выгибается, когда мои пальцы касаются его. Определенно, не реакция на щекотку, но я, в любом случае, повторяю движение. Он снова стонет, затем тянется и направляет мои губы к своим губам. Я продолжаю к нему прикасаться, когда его язык проникает между моих губ и исследует мой рот, пока он не стонет мое имя, пока он не теряет полный контроль, закрыв глаза, руки сжимают мои бедра. – Это не справедливо, – говорю я, убирая свою руку из его джинсов. – Я думаю, что ты наслаждался этим слишком сильно, когда я хотела, чтобы ты ответил за все те разы, когда щекотал меня. Он посмеивается, кажется измученным, но довольным. – Ты хочешь, чтобы я показал тебе секретное место? – Я пыталась везде, – дуюсь я. – Не везде. Когда мои брови сходятся в растерянности, он садится, стаскивает меня со своих коленей, потом наклоняется, чтобы расшнуровать свой ботинок. После того, как снимает его, он стаскивает носок, хватает меня за руку и проводит моими пальцами вверх и вниз по его ступне. Затем он испускает самое забавное хихиканье, которое я когда–либо слышала. Я прохожусь своими пальцами вверх по изгибу его стопы, снова и снова, пока он не молит о пощаде. После того, как мы заканчиваем дурачиться, он переодевается в свою пижаму, а я одеваю одну из его рубашек. Затем мы вместе лежим в постели, его руки обнимают меня, наши ноги переплелись. Безопасность. Безопасность. Безопасность. Я постоянно напоминаю себе об этом, когда мои мысли пытаются уплыть к моему будущему. К моему прошлому. К настоящему. Ко всему, о чем знает Бек. Он знает меня и не сбежал. Он видел уродство и все еще этого хочет. Я думала, что потеряла его, и одновременно с тем, что мне было больно, я все равно взяла себя в руки. Все будет хорошо. Один шаг за один раз. Не паникуй. – Просто дыши, принцесса, – шепчет он, его губы трутся о мою макушку. – Все будет в порядке. – Я чувствую, что мне нужно встать и что–то делать, – признаюсь я. – Решить проблемы. – Мы это сделаем, – говорит он. – Завтра. И снова он говорит «мы». Мне нравится этот звук. Возможно, слишком сильно. Может быть, это не так уж и плохо, пока все еще есть я и он между «мы». Я делаю глубокий вдох, а затем еще один. – Что мы будем сейчас делать? – Сейчас мы немного поспим, – говорит он, притягивая меня ближе. Мне немного страшно закрывать глаза, зная, что завтра придется столкнуться со всем: с переездом, с поиском новой работы, с составлением нового плана. Но, пока я лежу в его объятиях, а он проводит своими пальцами вверх вниз по моей спине, спокойствие достаточно преобладает надо мной, чтобы мои глаза закрылись. Я засыпаю быстрее, чем за все прожитые годы.
Глава 23 Бек
Я просыпаюсь на следующее утро: голова Виллоу покоится на моей груди, мое колено располагается между ее ног, а телефон безумно звонит. Я не делаю никаких движений, чтобы на него ответить, не желая разрушать этот мирный момент, который удалось перенести с прошлой ночи. Когда эта хреновина отказывается, к чертям, заткнуться, я сдаюсь и беру ее со своей тумбочки. Когда слово «Папа» начинает мигать на экране, я кривлюсь. – Кто это? – спрашивает Виллоу, глядя вверх на меня. – Отец, – я отклоняю вызов, бросаю трубку и притягиваю ее ближе, пока ее тело не располагается на одном уровне с моими. – Как ты думаешь, что он хочет? – спрашивает она, зевая. Меня, чтобы пришел в офис. Я сомневаюсь, сказать ли ей, понимая, что она будет беспокоиться, а это последнее, что ей нужно прямо сейчас. Чувствуя мое напряжение, она поднимает голову и начинает моргать, смотря сверху вниз, ее волосы щекочут мое лицо. – Что он сделал? Я скольжу руками вокруг ее талии, побуждая лечь обратно. – Ничего, чего бы он ни делал раньше. – Бек... – предупреждает она. – Я знаю, когда ты лжешь. – О, ты знаешь, да? Тогда скажите мне, если я вру прямо сейчас, – говорю я, позволяя мои пальцам проскользнуть под рубашку, которая на ней. – Я снова хочу поместить свои пальцы в тебя и смотреть, как ты стонешь. Ее щеки краснеют, но внимательный взгляд так и не отвлекается от моего. – Не пытайся меня отвлечь. Скажи, что он сделал. Я провожу своими пальцами взад–вперед по ее талии, обращая особое внимание на этот бриллиантик в пупке. – Ты, правда, хочешь, чтобы я тебе рассказал о нем вместо того, чтобы сделать это? Ее губы приоткрываются, но ни одного слова не покидает ее рот, когда я провожу пальцами вниз между ее ногами. В тот момент, когда я практически проскальзываю внутрь, она перехватывает мою руку. – Мы можем сделать это позже, – говорит она, затаив дыхание. – Прямо сейчас, я хочу знать, что сделал твой отец. Могу сказать, что он что–то натворил. – О, хорошо, – дуюсь, надеясь, что одержу над ней победу, но, по–видимому, на нее не работает очарование моих небесно–голубых глаз. Все, что она делает, это одаряет меня терпеливым взглядом. – Он шантажировал меня, чтобы я работал в его фирме. Она отталкивается назад, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. – Шантажировал? Я вздыхаю и повторяю ей то, что произошло. Я также рассказываю ей о файлах, которые нашел на его компьютере. Когда она спрашивает, может ли увидеть файлы, то я передаю ей свой телефон. Она выскальзывает из–под покрывала, удостаивая меня великолепным видом на ее длинные ноги, пока подтягивается и опирается об изголовье кровати. Она начинает просматривать файлы, становясь все более заинтригованной с каждым документом. – Я абсолютно уверена, что он совершает какое–то налоговое мошенничество, – говорит она, внимательно рассматривая экран. – По крайней мере, он это сделал в этом году. – Серьезно? – спрашиваю я. – Я не знал точно. – Ну, у меня было несколько занятий по бухгалтерии, так что я помогала владельцу продуктового магазина, в котором работала в двенадцатом классе, и узнала достаточно, чтобы разбираться, что не все эти числа сходятся с некоторыми из документов. Плюс, я определенно уверена, что некоторых из этих счетов не существует, если только твой отец не владеет танцевальным клубом на Гавайях, которого, я абсолютно уверена, у него нет. – Не владеет, – говорю я, растягиваясь рядом с ней. – Так я и думала, – она смотрит на меня и протягивает мне мой телефон. – Что ты собираешься с этим делать? – Я пока не знаю, – чешу свою грудь. Прошлой ночью я остался без своей рубашки, но оставил пижамные штаны на шнурке. Обычно я сплю голым. Но я не хотел доставлять ей неудобство, во время ее первой ночи здесь. Я приберегу наготу для более позднего срока, когда она захочет раздеться со мной. Ну, до тех пор, пока она снова не испугается и не положит нам конец, из–за этого я до сих пор немного обеспокоен. – Как ты думаешь, что я должен делать? Честно говоря, я хочу шантажировать его в ответ, но хотел узнать мнение более объективного умника. – Ты считаешь, меня объективным умника? – спрашивает она, обхватывает колени и прижмает их к груди. Я тяну прядь ее волос. – Ты говорила мне, что я не умник, когда мы жили палатке, помнишь? – Я практически забыла об этом... Тем не менее, я не уверена, должна ли говорить тебе, что с этим делать, – она кладет подбородок на колени. – Хотя, если ты хочешь знать мое мнение, я тебе его предоставлю. Я киваю, двигаясь к ней. – Я хочу твоего мнения больше, чем мнения кого–то другого. Еще одна улыбка. Я чувствую себя так, словно выиграл еще один приз. Она вытягивает свои ноги, положив их с обеих сторон от меня, прежде чем метнуться ближе ко мне. – Ну, думаю, я, наверняка, смогу толкнуть тебе ту же речь, которую ты толкал мне в течение последних нескольких месяцев, только вставив вместо моей мамы твоего папу. Так что поехали, – она откашливается. – Ты должен уйти от своего отца. Он никогда не был добр к тебе и пытается контролировать то, что ты делаешь, но это не правильно. – Да, но что, если он прав? Что делать, если мне нужно направление в жизни? – Ты купил свой первый дом, когда тебе было восемнадцать. Я абсолютно уверена в том, что ты на правильном пути. Я засомневался. – Или я просто еще один избалованный богатый ребенок. – Поверь мне; ты ни в коей мере не такой, или не такой, как Титзи. – она скользит ближе, пока ее попка не оказывается у меня между ног, а ее руки – на моих плечах. – Эта девушка глупа. Твой отец глуп. Любой, кто когда–либо сомневался в тебе – просто глупец. И вот она, причина, по которой я влюбился в нее. Я поворачиваюсь язык у себя во рту. – Прекрасно. Я сделаю, как ты говоришь, но у меня есть еще один вопрос. – Окей. Какой? – Смогу ли я удержать тебя, ну, скажем, навечно? Ее глаза расширились. – Бек... – Что? – я состряпал свой лучший невинный взгляд. – Это разумный вопрос, особенно когда ты такая чертовски ценная. Почему я вообще когда–то хотел сдаться? Она закатывает глаза. – Теперь ты просто нелепый. – Признай это. Тебе нравится моя нелепость. – Может быть, только немного. Мы оба улыбаемся, как идиоты, но я прекращаю глупости, когда приступаю к поцелую, увлекая ее к себе на колени. К тому времени, как наши губы снова разделяются, мой отец пытается дозвониться до меня в семнадцать раз. – Предоставить тебе честь? – спрашиваю я Виллоу со своим телефоном в руке. – Или это должен сделать я? – Я думаю, это должен сделать Ты. Это будет, как лекарство, после всех тех лет, когда он подавлял тебя. Я чувствую нервозность, когда смотрю на имя своего отца в списке контактов. – Ты будешь в порядке, – настаивает она, стоя на коленях на кровати передо мной. – Просто позвони ему и скажи, что у тебя есть кое–какие из его файлов, и ты действительно хочешь, чтобы он их увидел. И сделай это своим самым бандитским голосом. Кивнув, я нажимаю пальцем на его имя, затем прикладываю телефон к своему уху. Он отвечает после двух гудков и сразу же начинает орать, что я должен находиться в офисе. Когда он, наконец, делает вдох, я говорю ему, что мне нужно, и, в первый раз в жизни, он слушает. В середине разговора, Виллоу встает с кровати и направляется через мою комнату к двери. Беспокойство появляется у меня в груди из–за того, что она уйдет, и никогда не вернется, или, что она вернется со списком. И эти последние пять лет, приводящие нас к этой точке, будут уничтожены. Хотя, когда она достигает дверного проема, то оборачивается и улыбается. – Я скоро вернусь. Я просто хочу пойти приготовить завтрак, пока ты завершаешь расставание со своим отцом, – она хихикает, довольная собой. Давление в моей груди трескается, когда я понимаю, что с ней все будет хорошо. Со мной все будет хорошо. С нами все будет хорошо.
Глава 24 Виллоу
Я так рада, что Бек решил больше не работать вместе со своим отцом. Конечно, шантажировать его может быть не лучший метод, но если честно, я думаю, что это единственный способ, кроме продажи дома Бека. Когда Бек разговаривает со своим отцом по телефону и объясняет ему, что он нашел, я бреду на кухню, чтобы приготовить завтрак. Я чувствую себя так хорошо отдохнувшей, и даже не знаю, что делать с собой, только улыбаюсь, улыбаюсь, улыбаюсь и, по–видимому, делаю всякую чепуху. Честно говоря, я как бы чувствую себя такой счастливой, как мультяшный персонаж, когда, танцуя, преодолеваю свой путь через просторную кухню. Но в середине своего лучшего движения робота, я с визгом останавливаюсь, моя челюсть падает до колен. – Что, черт возьми, это такое? – бормочу я, снимая листок бумаги, который держится на магните на холодильнике. Задача № 1: Вытащить Виллоу из того дома. Задача № 2: Доказать ей, что я не собираюсь ее разрушать. Задача № 3: Сказать ей, что я ее люблю. Буквы написаны почерком Бека ниже список правил, которые я ему дала; только, мой список зачеркнут. Сказать ей, что я ее люблю. Сказать ей, что я ее люблю? – Бек любит меня? – шепчу я, чуть не выронив список. Мой сердечный ритм ускоряется. Мои ладони начинают потеть. Мой мозг под кайфом, летит со скоростью миллион миль в минуту. Я бы подумала, что у меня паническая атака, если бы не две вещи: первое, чертовы бабочки восторженно сходят с ума. И второе, я не хочу бежать к входной двери. Я хочу вернуться в спальню. Поэтому именно так я и поступаю, со списком зажатым в моей руке. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|