У истоков теории государства всеобщего благосостояния

В этой главе мы обращаемся к истории поисков оптималь­ного общественного устройства — от социальных утопий, проектов социалистов-утопистов, теории обществен­ного договора к социально-политическим конструкциям ХХстолетия.

1.1

Мечта об идеальном государстве, ее место в сочинениях мыслителей прошлого

Утопия как социальный проект

Человечество всегда мечтало о счастливой, благополучной жизни, пыталось найти некие справедливые стабильные основа­ния общественных отношений, договориться о правилах сосуще­ствования. Свидетельства этому мы находим в самых древних источниках. Одни из первых описаний справедливой обществен­ной жизни мы встречаем в известных трудах мыслителей Древней Греции. В Средние века и эпоху Возрождения вопрос об оптималь­ном общественном устройстве воплощается в различных социаль­ных проектах. Формируется направление утопической мысли, на­чало которому положила модель идеального общества Томаса Мора¹. «Утопия» как критика негативных сторон общественного устройства, с одной стороны, и как форма выражения мечты — с другой, явилась выражением глубинной потребности человече­ского духа. В ее основании лежит порожденная несовершенством реальной жизни устремленность человека к иной — «совершен­ной» (с его точки зрения) — реальности.

18

/. /. Мечта об идеальном государстве...

Что же должно стать основой идеальной системы общест­венных отношений?

Известно, что проект Т. Мора во многом был вдохновлен идеями платоновского государства. Поэтому и «Утопия» Мора, и последовавшие за ним сочинения предполагали устранение част­ной собственности, равный доступ к благам и равное распределе­ние. Порядок с достаточно стройной социальной иерархией и системой мер — такова основа оптимального социума в данной системе координат².

От социальных утопий к теории общественного договора

Разработка теории общественного договора (XVII-XVIII вв.) становится новым этапом в истории поисков идеальной модели общественного устройства и определенной альтернативой проек­там эгалитарной, социалистической направленности.

Если в утопиях³ прошлого предлагались модели общест­венного благополучия, построенные на основаниях порядка, контроля и всеобщего признания (подчинения), то теоретики об­щественного договора на первое место ставят свободу и права че­ловека, принимая государство и договор о нем как неизбежное зло, трагическую необходимость, определенный общепринятый защитный механизм, невмешательство которого в жизнь граж­данского общества оговаривается принципиально⁴.

Один из важнейших теоретических документов в этой обла­сти — «Об общественном договоре» Жан-Жака Руссо (1762), по­литический трактат об идеальном обществе, максимально при­ближенном к природе. Сочинение Руссо основывалось на уверен­ности в возможной организации общества на основах свободы и равенства⁵.

Ни отдельный человек, ни целый народ, согласно Руссо, не может отдать себя или своих детей в рабство добровольно: «Ут­верждать, что человек отдает себя даром, значит — утверждать нечто бессмысленное и непостижимое: подобный акт незаконен и недействителен уже по одному тому, что тот, кто его совершает, находится не в здравом уме. Утверждать то же самое о целом на-

19

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

роде — это значит считать, что весь он состоит из безумцев: без­умие не творит право. Если бы каждый и мог совершить отчужде­ние самого себя, то он не может этого сделать за своих детей; они рождаются людьми и свободными...»⁶.

Таким образом, с позиций общественного договора Руссо, общественный порядок утопии воспринимается скорее как раб­ство и массовое помешательство.

Что касается проблемы равенства, то известны социальная и экономическая его трактовки. Социальное равенство — это та­кое общественное устройство, при котором все члены общества обладают одинаковым статусом в определенной области. Полити­ческий аспект социального равенства заключается в рассмотре­нии правил общественного управления: права на участие в выбо­рах, правил определения лидеров, прав и обязанностей лидеров, равенства перед законом. Экономический подход к трактовке со­циального равенства рассматривает процесс распределения благ: права на работу, распределения ресурсов, равенства возможно­стей⁷. При этом социальное равенство предполагает следующую градацию: равноправие (равенство перед законом); равенство воз­можностей; принудительное равенство. Отдельно следует назвать концепцию эгалитаризма (фр. egalitarisme, от egalite — «равенст­во»), в которой предполагается создание общества с равными воз­можностями управления и доступа к материальным благам для всех его членов.

В случае теории общественного договора речь идет о равен­стве перед законом — равноправии как равенстве естественных прав человека на осуществление какой-либо деятельности вне за­висимости от социальных условий существования или несущест­вования власти, закона и государства. Здесь равенство не вступа­ет в противоречие со свободой, как, например, в случае равенства в условиях эгалитаризма, когда свобода противопоставляется ра­венству как элементу порядка и системы распределения.

Контроль неизбежно присутствует в обоих проектах, но его значимость в условиях демократии, когда государство ограниче­но функциями «ночного сторожа», существенно отличается от его значимости в условиях государства социального порядка и равного распределения, когда контроль — основное правило «игры».

20

1.1. Мечта об идеальном государстве...

Таким образом, в истории социальной мысли формируется определенная устойчивая альтернатива по отношению к базовым основаниям общественного устройства: «порядок, контроль и ра­венство распределения» или «свобода и равенство прав». Что же должно стать основой идеальной системы общественных отно­шений?

Попытки воплощения мечты об идеальном государстве

Важно, что социальные проекты прошлых веков далеко не всегда ограничивались рамками социально-философского жанра. XVII—XIX вв. известны попытками реального воплощения соци­альных проектов идеального общественного устройства — это фабрики Нью-Ланарка Роберта Оуэна, дворцы-фаланстеры Шар­ля Фурье, братства сенсимонистов.

Английский философ и социалист Роберт Оуэн в 1799 г. становится совладельцем (вместе с несколькими манчестерски­ми капиталистами) и управляющим фабрики в Нью-Ланарке и прибывает в этот город с планом реформы производственных от­ношений. Социальный эксперимент Оуэна предполагал созда­ние для бедняков кооперативных поселков, где они могли тру­диться сообща, без капиталистов-нанимателей. Задача этих про­изводительных ассоциаций, по мнению Оуэна, «заключалась в организации всеобщего счастья при посредстве системы единст­ва и кооперации, основанной на всеобщей любви к ближнему и истинном познании человеческой природы». С течением време­ни его проект, связанный с конкретной проблемой, перерос во всеобъемлющую систему переустройства общества⁸.

Социальный проект другого представителя утопического социализма, французского философа Шарля Фурье, предполагал создание фаланстеров — дворцов особого типа, являющихся цен­тром жизни фаланги — самодостаточной коммуны из 1600— 1800 человек, трудившихся вместе для взаимной выгоды. Фурье представлял фаланстер как специально устроенное здание, спо­собное сочетать в себе черты городской и сельской жизни. В осно­ву фаланстера была положена идея производственной и потреби-

21

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

тельской ассоциации. Согласно Фурье, труд был бы значительно продуктивнее благодаря энтузиазму и соревнованию, которые охватят членов ассоциации. Последователями Фурье было осу­ществлено около 40 попыток организовать фаланстеры во Фран­ции и Америке, большинство вынуждены были прекратить свою работу после 3—5 лет существования⁹.

Французский философ и социолог Клод Анри де Сен-Си­мон считал, что лишь всемерное развитие производства может избавить трудящихся от бедствий путем эффективного использо­вания научных принципов организации общества. Этими прин­ципами должны быть внедрение всеобщего обязательного про­изводительного труда, обеспечение всем равных возможностей применять свои способности, создание плановой организации производства, которое должно обеспечить все потребности об­щества. Общество должно было стать большой производитель­ной ассоциацией, а весь мир постепенно превратится во всемир­ную ассоциацию народов¹⁰.

Проекты экономистов: И. Бентам и Б. де Мандевиль

Особого внимания заслуживают проекты И. Бентама «Па­ноптикум» и знаменитая «Басня о пчелах...» Б. де Мандевиля, также посвященные проблемам общественного устройства.

Интересно, что эти произведения являются своего рода альтернативой проектам идеального общества. Так, «Панопти­кум», на основании которого один из крупнейших теоретиков либерализма Иеремия Бентам планировал организовывать рабо­ту на промышленных предприятиях, представляет собой про­образ антиутопии, а «Басня о пчелах...» — своеобразное опровер­жение теории общественного договора.

Согласно Б. Расселу, Бентам желал создать «социальную систему, которая бы автоматически делала людей добродетельны­ми». Эта идея создания грандиозного механизма по автоматиче­ской выделке добродетели нашла воплощение в его труде «Па­ноптикум», изданном в конце XVIII в." Определение понятия «добродетель» вытекает у Бентама из принципа «наибольшего

22

/. /. Мечта об идеальном государстве...

счастья», который наряду с принципом ассоциативности лежит в основе его учения.

Бентам утверждал, что при существовании добра в общем смысле слова каждый индивид стремится к тому, что считает сво­им собственным счастьем. Поэтому дело законодателя — уста­навливать гармонию между общественными и личными интере­сами. Уголовный закон в этом смысле есть способ приведения интересов личности к единству с интересами общества, и в этом его оправдание. Человека надо наказывать по законам уголовно­го права для того, чтобы предотвращать преступления, а не из-за ненависти к преступнику. Гражданское право должно преследо­вать четыре цели: обеспечение, изобилие, безопасность и равен­ство, при этом Бентам ничего не говорит о свободе. Бентам «мало заботился о свободе, — пишет Рассел. — Он восхищался благоже­лательными самодержцами, предшествовавшими Французской революции: Екатериной Великой и императором Францем. Он глубоко презирал учение о правах человека. Права человека, го­ворил он, — это явная чепуха, неотъемлемые права человека — чепуха на ходулях. Когда французские революционеры разрабо­тали свою Декларацию прав человека, Бентам назвал ее "метафи­зическим произведением" — "ne plus ultra метафизики". Ее пункты, говорил он, можно разделить на три класса: 1) невразу­мительные, 2) ложные, 3) как невразумительные, так и ложные. <...> Идеалом Бентама... была безопасность, а не свобода. "О вой­нах и штормах лучше всего читать, жить лучше в мире и спокой­ствии"»¹².

Вот так, основываясь на, казалось бы, вполне благих устрем­лениях, Бентам предложил новую модель тюрьмы, известную как Паноптикум, в которой все заключенные должны были находить­ся под круглосуточным наблюдением тюремщика, затаившегося на верху здания; при этом арестованные не способны увидеть свое­го надсмотрщика. В своем произведении Бентам продемонстри­ровал предел развития социальной организации, построенной на основаниях социального порядка и контроля, негативные пер­спективы социалистического утопизма и эгалитаризма, то, что позднее стало предметом рассмотрения антиутопий XX в.

М. Фуко называл Бентама «Фурье полицейского государст­ва»¹³. Противопоставляя позиции Бентама и Руссо, Фуко сравни-

23

Глава I. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

вал их установки в понимании общественного устройства и влас­ти. «Я бы сказал, — пишет Фуко, — что Бентам — это дополнение к Руссо. Какова, в самом деле, та руссоистская мечта, что вдох­новляла стольких революционеров? Мечта о прозрачном общест­ве, одновременно видимом и читаемом в каждой из его частей; мечта о том, чтобы больше не оставалось каких-либо темных зон, зон, устроенных благодаря привилегиям королевской власти, либо исключительными преимуществами того или иного сосло­вия, либо, пока еще, беспорядком; чтобы каждый с занимаемой им точки мог оглядеть все общество целиком; чтобы одни сердца сообщались с другими; чтобы взгляды больше не натыкались на препятствия; чтобы царило мнение, мнение каждого о каждом... Бентам — это одновременно что-то вроде этого и нечто совер­шенно противоположное. Он ставит вопрос о видимости, но при этом думает о какой-то видимости, целиком устроенной вокруг одного господствующего и наблюдающего взгляда. Он приводит в действие замысел всеохватывающей видимости, которая разво­рачивалась бы на пользу строгой и дотошной власти. Так к вели­кой руссоистской теме (которая была своего рода лирикой Фран­цузской революции) подключается техническая идея осуществле­ния некоей "всепросматривающей" власти, которой был одержим Бентам, причем эти двое прекрасно дополняют друг друга, и все работает: и лирическая восторженность Руссо, и одержимость Бентама»¹⁴.

Что же касается известного произведения английского фи­лософа и экономиста Бернарда де Мандевиля, «Басни о пчелах...», то его обычно рассматривают в ряде проектов общественного до­говора. Общественный договор, в трактовке Мандевиля, — это обман. Политики, руководствуясь стремлением к власти, славе и всеобщему признанию, стремятся сделать все для легкого и без­опасного манипулирования человеком, опираясь на его природ­ную гордыню и восприимчивость к лести.

Мандевиль обращался к вопросу о пороках и добродетелях человека. Пороком он называет то, что мешает человеку действо­вать во благо государства, а добродетелью то, что, напротив, за­ставляет его способствовать преумножению общественного бла­га. Никакое действие или качество изначально не является пло-

24

1.1. Мечта об идеальном государстве...

хим или хорошим. Критерий, позволяющий отличать добро от зла, создается самими людьми, поэтому он не может быть объек­тивным, тем более врожденным. Общество, согласно Мандеви-лю, — это не средство преодоления человеческих пороков, про­цветающих в естественном состоянии, а институт, который обя­зан своим существованием именно порочности человеческой натуры.

Как и большинство теоретиков общественного договора, Мандевиль писал о естественном состоянии, в котором жили люди до того, как было создано государство: «Все находящиеся в естественном состоянии живые существа заботятся лишь о том, чтобы доставить себе удовольствие, и непосредственно следуют влечению своих наклонностей, не обращая внимания на то, при­несет ли полученное ими удовольствие добро или зло другим»¹⁵. Поэтому создания, наименее разумные и, как следствие, облада­ющие меньшим числом желаний, более всего приспособлены к мирному сосуществованию. Человек всю свою жизнь одолеваем желаниями; стоит ему достигнуть своих целей, как он ставит но­вые, одни потребности постоянно сменяют другие, поэтому из всех живых существ человек наименее способен жить в сообще­стве. Только наличие строгих ограничений, налагаемых системой правления, может обеспечить мир и согласие в человеческом со­обществе.

Что могло заставить человека пренебречь личными интере­сами, желаниями, забыть о жажде удовольствий, которая являет­ся частью человеческой натуры? Законодатели и политики, по­ставившие своей целью создание общества, должны были пред­ложить всем людям нечто, что как-то возместило бы их потери, оправдало то насилие, которое совершает человек, отказываясь от своих желаний и потребностей. Но те, кто решили сделать из человека общественное животное, понимали, что не в состоянии предоставить всем реальное вознаграждение, поэтому придумали воображаемое. Политики, тщательно изучив человеческую нату­ру, создали иллюзию, которая строилась на человеческих пороках и ничего не стоила самим законодателям. Так, согласно Манде-вилю, общественный договор оборачивается общественным об-

маном¹

25

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

1.2 Проблема общественного идеала

Общественный идеал как философская проблема

Поиски совершенного общественного устройства явились мощной движущей силой развития общества. На протяжении ве­ков возникали различные проекты общественного устройства. Ка­кие правила и нормы должны стать основой построения государст­ва? Какое общество строить, к чему стремиться? В сочинениях философов ставится вопрос об общественном идеале.

Одно из фундаментальных исследований проблемы обще­ственного идеала проведено русским юристом и философом Пав­лом Ивановичем Новгородцевым. В своих работах «Кризис со­временного правосознания» (1909) и «Об общественном идеале» (1917) философ рассматривает общественный идеал как фило­софскую проблему. «Когда вопрос об общественном идеале ста­вится в качестве философской проблемы, — пишет Новгород­цев, — решение, которое при этом ожидается, должно иметь не частное и временное, а общее и безусловное значение... <...> В этом отношении все философские построения общественного идеала — а в том числе и утопии земного рая — стояли на совер­шенно правильной почве: в их исканиях безусловной правды жизни проявлялось именно то стремление к абсолютному идеалу, вне которого не может быть философского решения проблемы»¹⁷.

Новгородцев обращается к вопросу о содержании общест­венного идеала и определяет его как принцип всеобщего объедине­ния на началах равенства и свободы (в краткой форме — принцип свободного универсализма)™.

Определяя общественный идеал подобным образом, Нов­городцев утверждает, что в качестве абсолютного предела этот идеал не может иметь никаких конкретных признаков, взятых из сферы относительных явлений. Поэтому следует признать без­условно неправильным, когда высшую форму нравственного раз­вития пытаются связать с каким-либо конкретным историческим явлением, будь то церковь, государство, народ или что-либо иное

26

1.2. Проблема общественного идеала

в этом роде. Все это будет незаконной абсолютизацией относи­тельных форм¹⁹.

Обратим внимание, что, говоря об общественном идеале как цели развития, Новгородцев трактует ее как объединение лю­дей на началах равенства и свободы. Постановка вопроса о недо­стижимости данной цели как абсолютной предполагает недости­жимость осуществления данных желаемых условий —т. е. построе­ния общества на началах равенства и свободы как исходных. Тем самым Новгородцев затрагивает важнейшую проблему, разреше­ние которой не было достигнуто ни в социальных утопиях (в их теоретически-фантазийном варианте и тем более в попытках прак­тической реализации), ни в проектах государства с рыночной эко­номикой. Возможно ли такое общественное устройство, при ко­тором люди будут жить в условиях равноправия, экономического планирования и свободы?

Признавая истинность устремлений авторов социальных проектов прошлого, Новгородцев обращает внимание на свойст­венные им ошибки, в том числе предположение о возможности практической реализации подобных проектов: «Стремясь к отыс­канию абсолютного идеала, утопии земного рая полагали, что он может быть не только безусловной целью прогресса, но также и практической действительностью»²⁰.

В этом ключе Новгородцев обращается к вопросу о воз­можности создания земного рая, отметив, что эта проблема отно­сится к общественной философии, которая в ее современном по­нимании сложилась в конце XVIII и в XIX столетиях. «Это — фи­лософия, — пишет он, — которая опирается, с одной стороны, на Руссо, Канта, Гегеля, а с другой — на Конта, Спенсера и Маркса. <...> Представители весьма различных и частью противополож­ных направлений, — все они сходились, однако, в общем ожида­нии грядущего земного рая. Они были убеждены:

1) что человечество, по крайней мере в избранной своей ча­сти, приближается к заключительной и блаженной поре своего су­ществования,

2) и что они знают то разрешительное слово, ту спаситель­ную истину, которая приведет людей к этому высшему и последнему пределу истории»²¹.

27

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

В подтверждение высказанных тезисов Новгородцев пред­принимает историко-философский анализ учений крупнейших мыслителей прошлого, которые, по его мнению, определили раз­витие и характер европейской философии. Прежде всего он обра­щается к наследию Руссо и отмечает, что великий француз «нигде не говорил определенно, что для человечества наступают лучшие времена, и, однако, он был одним из тех, которые всего более способствовали утверждению этой веры. Горячий энтузиазм про­поведника и пророка внушал мысль о том, что в пламенных про­изведениях Руссо содержится новое евангелие, новая благая весть, которая должна спасти людей от старых цепей неправды и рабства. Как сделать прежние отношения законными? "Я думаю, что могу решить этот вопрос" (je crois pouvoir resoudre cette ques­tion). Этим смелым заявлением открывается та книга, которая по преимуществу давала современникам веру в счастливо найден­ную истину новой политики. Теория народовластия была ярким и вместе с тем простым и ясным выражением этой веры»²².

Переходя к анализу наследия немецких классиков, Новго­родцев отмечает, что этика категорического императива сурово от­клоняла вопросы о будущем счастье людей: «Но дух времени кос­нулся и его. В политике он [Кант. — Авт.] воспринял от Руссо веру в народовластие, а "признаки и предвестья наших дней" убеждали его в том, что "человечеству можно предсказать достижение пра­вомерного устройства и вместе с тем невозможность совершенного уклонения в будущем от нравственного прогресса"»²³.

В свою очередь, в философской системе Гегеля государство является высшей организацией человеческих сил; в результате продолжительной работы разума, борьбы с частными интересами и страстями государство стало «образом и действительностью раз­ума». «Наш мир» и «наши дни» — это «последняя стадия исто­рии»²⁴. «Философской формулой... зрелости духа, — пишет Новго­родцев, — является у Гегеля примирение божественного и челове­ческого, абсолютного и субъективного; а практическим носителем этой совершенной гармонии служит современное конституцион­ное государство, принцип которого "имеет эту чрезвычайную силу и глубину... позволяет началу субъективности развиться до само­стоятельной крайности, новместестем приводит его к субстанцио­нальному единству и сохраняет в нем это единство"»²⁵.

28

1.2. Проблема общественного идеала

В философии О. Конта и Г. Спенсера Новгородцев также находит попытки обретения веры в возможность осуществления общественного идеала. По мнению философа, Конт с безуслов­ной определенностью предсказывал грядущее блаженство чело­вечества. Оспаривая выводы некоторых «благородных и даже выдающихся, но не обладающих истинным познанием и плохо подготовленных умов», «приходивших в философское отчаяние относительно социального будущего», основатель позитивизма высказывает «утешительное убеждение», что «избранная часть че­ловеческого рода... уже приближается к непосредственному наступ­лению общественного порядка, наиболее приспособленного к ее при­роде». Наступление этого порядка Конт связывал с распростране­нием положительной философии: «ее можносчитать единственною прочною основою общественной реорганизации, которая должна прекратить состояние кризиса, столь долго длящегося среди са­мых цивилизованных наций». «Как только будет достигнуто объ­единение умов посредством общности принципов, из него с не­обходимостью без всяких тяжких потрясений вытекут соответст­вующие учреждения, так как одним этим фактом будет устранено самое главное проявление беспорядка»²⁶.

Относительно позиции Спенсера о грядущих судьбах чело­вечества Новгородцев замечает, что тот также стоит на почве со­циального оптимизма. И в его воззрениях прогресс человечества может достигнуть такой высоты, «на которой он будет вполне от­вечать всем требованиям». Конт говорил о заключительном со­стоянии (Fetat final), Спенсер в том же самом смысле говорит о наивысшем состоянии (the highest state). Он описывает его как не­избежное в будущем равновесие эгоизма и альтруизма, когда «не­прекращающаяся общественная дисциплина настолько преобра­зует человеческую природу, что удовольствия, связанные с благо­желательными чувствами, будут сами собой служить предметом стремлений, и притом в самом полном размере, выгодном для всех и каждого»²⁷. Кажущееся постоянным противоречие между эгоизмом и альтруизмом исчезнет. Совершенное с субъективной точки зрения, со стороны внутренних побуждений, это будущее примирение станет столь же полным и объективным в своих внешних результатах.

29

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

Новгородцев не мог обойти в своем рассмотрении проекты грядущего земного рая К. Маркса и Ф. Энгельса. Идея будущей гармонии становится у Маркса неизбежным результатом естест­венного развития. Развивая и продолжая мысли Маркса о вели­кой катастрофе, которая откроет людям светлое будущее, Энгельс называл ее «прыжком человечества из царства необходимости в царство свободы». В этой новой организации личность совпадает с обществом; так совершается окончательное освобождение че­ловека.

Вопрос о реализуемости социально-утопических проектов

Проведя экскурс в историю философской мысли, П.И. Нов­городцев констатирует, что к XVIII в. сформировалось устойчивое представление о неизбежности осуществления общественного иде­ала как результата общественного прогресса. Выдающиеся мысли­тели прошлых веков сходились в ожидании заключительной стадии человеческой истории, которая будет не ее концом, а именно эта­пом полного торжества и блаженства человека.

Возможно ли это? Осуществимо ли на Земле Божье царст­во? Новгородцев убежден в иллюзорности подобного представле­ния: «Мысль о возможности конкретного определения высшего гармонического совершенства есть не более как утопия, которая при известных условиях может служить скорее препятствием к общественному прогрессу, чем путем к нему»²⁸.

Серьезный недостаток всех подобных проектов (если про­водить их последовательно и до конца) — замкнутость, исключи­тельность жизни. Авторы проповедуют полное обособление от прочего мира, создают проекты уединенных колоний и замкну­тых государств, разобщенных с прочим миром и пытающихся именно на почве этой замкнутости и разобщенности создать свой счастливый быт.

Следует обратить внимание на то, что подобные проекты «вместе с обещанной ими гармонией несут с собою дух принуди­тельного сектантства и упорного консерватизма. Ставя целью сво-

30

1.2. Проблема общественного идеала

ей осуществить некоторый рассудочно-задуманный и логически-стройный план, эти проекты требуют от человеческой природы более, чем она может дать: они требуют такой стройности, такой согласованности общественной жизни, при которой живая чело­веческая личность приносится в жертву абстрактному плану»²⁹.

Новгородцев в очередной раз обращается к идее о несовме­стимости социальной гармонии и свободы человека. «Как ни за­манчиво, — пишет он, — звучит обещание провести гармонию жизни, осуществить хотя бы в малом размере солидарность и дру­жескую близость людей, мы не должны забывать, что никогда это не может быть достигнуто без ущерба для самого дорогого из об­щественных благ, каким является свобода. Что иное может озна­чать осуществленная гармония и неизменная солидарность душ, как не тягостное насилие над человеческой свободой? Одно из двух: или гармония, или свобода', или принудительный режим пол­ного согласия... <...>; или свободный путь для широкого прояв­ления всяких новых возможностей и творческих сил, свободная почва для всяких противоречий и конфликтов, на которых зреет и растет человеческая личность»³⁰.

Философ приходит к заключению, что эти выводы теорети­ческой мысли знаменательны и важны, поскольку из них следует, что есть только два средства сохранить первоначальную гармонию общественного устройства: или гипнотический сон мысли и чувст­ва, или неусыпный полицейский надзор над свободной жизнью. Можно предвидеть, что на практике придется скорее прибегнуть к внешним средствам полицейского принуждения, чем к сложной системе нравственных наставлений. Чтобы убедить всех быть вер­ными данному порядку, не думать о другом и не искать нового, нужны сверхчеловеческие усилия и способности. Только на время, под влиянием порыва и воодушевления, какая-нибудь группа лиц может увлечься планом предлагаемой неизменной формы жизни, но после энтузиазма наступит охлаждение, и все закончится как обычно для опытов подобного рода³¹.

Самое страшное для этих опытов и проектов, по мнению Новгородцева, что они не могут ответить на вопрос: осуществив известное равновесие общественных сил, как быть далее, как идти вперед, как удовлетворить потребности прогресса? Можно

31

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

ли предположить, что все будут двигаться вместе, нога в ногу, не забегая друг перед другом, подобно солдатам в военном строю? Авторы утопий обычно полагают, что открывают прекрасный быт, который может держаться вечно. Передовые по замыслу уто­пии оказываются консервативными по существу: они утвержда­ются на неподвижной основе. Бурный и широкий поток действи­тельной жизни общества они стремятся втиснуть в узкие берега придуманной и отвлеченной жизни, поставить на его пути плоти­ны и преграды, остановить и успокоить то, что предназначено к вечному течению и постоянному беспокойству.

Новгородцев отмечает еще одно внутреннее противоречие утопических проектов: «Если иногда они строятся и на демокра­тической основе, по существу они являются аристократическими: к лучшему жребию призываются здесь лишь немногие; они выде­ляются, приподнимаются над остальным человечеством; им до­стается в удел счастливая доля и праведная жизнь, а остальные как хотят. <...> Здесь устраняется свободное и широкое отношение к остальному миру, устраняется необходимое взаимодействие с ним. Но всякое обособленное и обособляющееся существование обречено на то, что скоро изживет свой внутренний дух и подверг­нется опасности застоя»³². Обратившись к анализу известных со­циальных утопий, Новгородцев обосновывает невозможность их осуществления, считает, что они могут стать скорее препятствием к общественному прогрессу, чем дорогой к нему.

Наряду с отмеченной замкнутостью, аристократичностью, элитарностью для этих «счастливых» государств абсолютно необ­ходимым является поддержание общественного порядка, подчи­нение ему, участие в общественном труде, признание равного распределения, отказ от собственности, тайных сторон личной жизни и т. д. — т. е. принятие всех принципов жизни в условиях эгалитаризма.

Так, Новгородцев возвращается к вопросам «порядок или свобода», «равенство распределения или равенство прав». В исто­рии мысли он не находит их разрешения. Однако столь обосно­ванный вывод отечественного мыслителя не снимает с повестки потребность человечества в обретении благополучной жизни, по­строении справедливого общества.

32

1.3. Поиски модели оптимального общественного устройства...

1.3

Поиски модели оптимального общественного устройства на рубеже XIX—XX вв.

Либерализм против эгалитаризма как модели общественного устройства

В конце XIX столетия споры о путях достижения оптималь­ного общественного устройства стали принимать форму либера­лизма и эгалитаризма.

Представители школы социал-дарвинизма стояли на пози­циях невмешательства государства в решение социальных проблем и признания ответственности человека за свое благосостояние. Социал-дарвинистская трактовка бедности основана на принци­пах борьбы за существование, естественного отбора, laissez-faire, отрицания необходимости социальных реформ и филантропии. Представители этого направления (Г. Спенсер, У. Самнер, Ф. Гид-дингс и др.) признавали естественным существование социально­го неравенства, причины которого они видели в законах общест­венного развития, «отягощенных» личными недостатками инди­видов³³.

Один из последователей Г. Спенсера — Уильям Самнер — писал: «Нужно понять, что мы не имеем других альтернатив, кро­ме как: свобода, неравенство, выживание сильнейших и несвобо­да, равенство, выживание самых слабых. Первая ведет к разви­тию общества, последняя — к его кризису»³⁴. Из этого следует, что вмешательство государства не только не устраняет социальное неравенство, а наоборот, способствует распространению бедно­сти, позволяя человеку сократить усилия в борьбе за лучшее по­ложение в обществе. Эта позиция определила известные либе­ральные модели общественного устройства и организации соци­альной помощи в государстве.

Противоположную точку зрения отстаивали представители эгалитаристского направления в объяснении и изучении пробле­мы бедности. Например, Жан-Жак Элизе Реклю усматривал при­чину социальных невзгод в несправедливом устройстве распреде­лительной системы и эксплуатации. Он считал, что существует

33

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

тесная взаимосвязь бедности и богатства: чем больше богатства, тем больше бедности. Реклю видел необходимое условие про­гресса в преодолении пауперизма через введение равного распре­деления продуктов земледелия и промышленности между всеми членами общества³⁵.

Так на рубеже XIX—XX вв. складывались две основные тен­денции социального проектирования — эгалитарные и либераль­ные проекты общественного развития. При этом противоречия «свобода — несвобода», «равенство — неравенство» так и не нахо­дили своего разрешения.

От социального реформирования к модели смешанной экономики

Далеко не все европейские страны следовали политике laissez-faire, непреклонной «невидимой руке» рынка. Германия во второй половине XIX столетия начинает осуществление социаль­ных проектов, разработку социального законодательства. Канц­лер Германии Отто фон Бисмарк проводит ряд социальных ре­форм, предполагавших усиление роли государства в решении со­циальных проблем³⁶.

Мировой экономический кризис 1929-1933 гг. (Великая де­прессия) привел к осознанию ограниченности рыночного разви­тия в том виде, как оно осуществлялось, активизировал сторонни­ков государственного вмешательства в экономическую жизнь. По мнению специалистов, этот крупнейший кризис мировой капита­листической системы обнаружил неспособность существующих концепций ответить на вопрос о его причинах и путях стабилиза­ции экономического развития. Концепция государственного вме­шательства оказала значительное влияние на формирование но­вых моделей государства.

Необходимость государственного вмешательства была во многом обусловлена внутриполитическими причинами, такими как социальное неравенство и классовые противоречия.

Немецкий философ и социолог Юрген Хабермас обосновы­вал необходимость усиления государственного вмешательства сле­дующим образом: «Постоянное регулирование процесса экономиче-

34

1.4. Проект государства всеобщего благосостояния

ского развития путем государственного вмешательства возникло из желания защититься от дисфункций капитализма, предостав­ленного самому себе, чье фактическое развитие явно противоре­чило идее буржуазного общества, эмансипирующегося от всякого господства и нейтрализующего любую власть. Основополагающая идеология эквивалентного обмена, теоретически разоблаченная Марксом, практически распалась. Форма частного экономическо­го использования капитала могла сохраниться лишь посредством ее государственной коррекции при помощи социальной и эконо­мической политики, стабилизирующей оборот...

Система позднего капитализма в столь значительной сте­пени определена сохраняющей лояльность масс наемного труда политикой возмещения ущерба, то есть политикой предотвраще­ния конфликтов, тем что конфликт, как и прежде встроенный в саму структуру общества вместе с частно-экономическим прира­щением капитала, превращается в конфликт, который с довольно большой долей вероятности остается латентным. Он заслоняется другими конфликтами, которые, хотя и обусловлены также спо­собом производства, уже не могут принимать форму классовых конфликтов»³⁷.

Итак, реальная экономическая ситуация, с одной стороны, а также внутриполитическая обстановка — с другой, обусловли­вали необходимость разработки программ государственного вме­шательства в развитие как экономики, так и социальной сферы с целью обеспечения стабильности и защиты от рисков, т. е. созда­ние некой общественной организации, общественного устройст­ва, сочетающего элементы рынка и государства.

1.4

Проект государства всеобщего благосостояния

Мы обратились к истории поисков общественного идеала, рассмотрению представлений о возможном общественном устрой­стве, что помогает выявить истоки политики государства всеобще­го благосостояния в социальных проектах прошлого.

35

Глава 1. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

Феномен «государство всеобщего благосостояния» мы трак­туем как соотношение реальности и мечты, некий итог длительных поисков идеального государства в ряду идей (древних мифов, уто­пий эпохи Возрождения, проектов социалистов-утопистов) и ре­альных попыток воплощения общественного идеала (анархиче­ских коммун, лагерей стран социализма и проч.).

Безусловно, идеи мыслителей прошлого оказали влияние на формирование теории государства всеобщего благосостояния. Вместе с тем концептуальные истоки этого государства определя­ются политико-правовыми документами XVII—XVIII вв. К. Хюб-нер отмечает, что знаменитое произведение Руссо, как и следую­щие ему французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г., а также изданный в ходе американской революции «Билль о правах», не только содержат просветительские идеи об организа­ции оптимального общественного устройства, но и, собственно, представляются сводом основных положений политики государ­ства всеобщего благосостояния³⁸.

При этом наряду с подготовкой правовых документов, со­здающих основания для будущей демократии, в том числе демо­кратии благосостояния, в XVIII в. появляются проекты построе­ния подобного государства. Один из первых принадлежит перу англо-американского писателя, философа и публициста Томаса Пейна. Несмотря на то что работам Пейна более 200 лет, его раз­мышления имеют современный резонанс. Взгляды философа на взаимозависимость таких социальных феноменов, как нищета, преступность и праздность, точные формулировки и аргументы воспринимаются подчас современнее работ, написанных в XX сто­летии³⁹.

«Права человека» Т. Пейна были опубликованы в Лондоне в 1791 — 1792 гг. Пейн отмечал недостатки современного государ­ства: «Когда мы видим в так называемых цивилизованных стра­нах людей в преклонном возрасте, которых отправляют в испра­вительную тюрьму, и молодых людей, отправляющихся на висе­лицу, то, должно быть, в этих государствах что-то не в порядке. Если же судить по внешнему виду, может показаться, что в таких странах все счастливы. Однако ложь скрывается от глаз обычного наблюдателя, и масса недостатков проявляются в бедности или в ограничении гражданских прав в таких странах»⁴⁰.

36

1.4. Проект государства всеобщего благосостояния

Главная задача цивилизованного государства, согласно Пей-ну, — «это не выполнение наказаний, а обучение молодого поколе­ния и поддержка старшего, и по возможности не допускать расто­чительства и отчаяния обоих поколений»⁴¹.

Как должно быть устроено государство, в котором решают­ся социальные проблемы? Обратимся к основным положениям подготовленного Пейном документа.

Пейн предложил начать с пересмотра системы налоговых ограничений. Он пишет, что 1/4 часть ежегодного дохода рабоче­го идет на оплату налогов, что весьма ощутимо для семьи. При­чем рабочий не осознает, куда уходят его деньги, так как эти на­логи скрыты в цене предметов и продуктов, которые он приобре­тает (т. е. налог на добавленную стоимость оплачивает рабочий). Следовательно, первым шагом помощи бедным должна быть от­мена местного налога на имущество и освобождение их от уплаты налога на добавленную стоимость.

Также нужны выплаты детям младше 14 лет, которые пой­дут на оплату их обучения, чтобы они научились читать, писать и простой арифметике. Пейн отмечает, что снижение уровня негра­мотности приведет к дальнейшему сокращению числа бедных, поскольку благодаря полученным знаниям они смогут найти ра­боту⁴².

Пейн обращался и к вопросу обеспечения людей преклон­ного возраста. Он предлагал выплачивать специальные суммы лю­дям в возрасте от 50 и старше 60 лет, считая такую помощь актом справедливости, а не благотворительности. Однако такую поддерж­ку не должны были получать люди, которые не работая могли обеспечить себя до конца жизни.

Также должен быть решен вопрос обеспечения семей, ко­торые не относятся к классу бедных, но тем не менее не могут дать образования своим детям. Однако судсидии не должны вы­плачиваться семьям, которые сами способны обеспечить обуче­ние детей⁴³.

Еще одним вариантом помощи была бы субсидия каждой женщине, родившей ребенка. Кроме того, Пейн предлагал выде­лять субсидии молодоженам. Также необходимы пособия на по­хороны людей, которые переезжают из города в город в поисках работы. Если бы в пути они умерли, и поблизости не оказалось

37

Глава I. У истоков теории государства всеобщего благосостояния

родственников или друзей, которые могли бы организовать похо­роны, следовало выделять средства и на эти нужды.

В заключение Пейн предложил программы, с помощью ко­торых можно было улучшить условия жизни в метрополисе (в ка­честве примера автор рассматривал Лондон). «Во-первых, — пи­шет Пейн, — надо построить сооружения, допускающие содержа­ние не меньше 6 тыс. человек. В таких постройках должны жить люди разных профессий, чтобы они обеспечили экономически выгодное домашнее хозяйство. Во-вторых, в таких сооружениях должен жить любой, кто захочет, независимо от того, кто он и от­куда пришел. Главное условие — проживающий должен прорабо­тать в домашнем хозяйстве определенное количество часов. Если каждый человек будет проживать в таких постройках 3 месяца, то можно будет чередовать 24 тыс. человек ежегодно, хотя на самом деле вместимость — 6 тыс. человек. Такое жилье может помочь людям, у которых временно нет жилья и работы»⁴⁴.

Перечислим меры, которые, согласно Пейну, могли бы улучшить жизнедеятельность общества:

упразднение бедного класса;

материальное обеспечение нуждающихся семей;

обеспечение возможности получения детьми образования;

обеспечение комфортной жизни для престарелых людей;

дотирование каждого новорожденного;

дотирование людей, заключивших брак;

выплата пособий на похороны для людей, которые умира­ют во время переезда в поисках работы;

обеспечение работой бедных людей в таких городах, как Лондон и Вестминстер⁴⁵.

Благодаря этим мерам уменьшилась бы численность бед­ных, снизился уровень преступности. Реже можно было бы ви­деть на улицах детей, занимающихся попрошайничеством, так как благодаря школьному образованию они в будущем смогли бы найти работу. Таким образом, поводов для беспорядков и волне­ний стало бы меньше, бедные, так же как и богатые, были бы за­интересованы в поддержке государства⁴⁶.

Таковы предложения Т. Пейна по переустройству жизни об­щества, решению острых социальных проблем. Пейн размышлял о построении цивилизованного государства, обращенного к каж-

38

/. 4. Проект государства всеобщего благосостояния

дому члену общества, его возможностям и интересам. В целом его план представляет собой один из первых вариантов демократии благосостояния, основанной на социальных выплатах, профаммах соцобеспечения, налоговых отчислениях на социальные нужды.

Итак, человечество из века в век переносило мечту о спра­ведливом обществе, счастливой и благополучной жизни. Подходы и представления менялись, менялись и приоритеты, но общий принцип — справедливости — присутствовал неизбежно и состав­лял основу вновь возникавших концепций. Со временем мечта о «молочных реках и кисельных берегах», о всеобщем благоденст­вии сменилась идеей оптимальности (или субсидиарности). Ин­дустриальная эпоха обострила проблему бедности, серьезно раз­двинула фаницы этого явления. Вторая половина XVIII в. и весь XIX в. прошли в противоборстве идей о природе социального не­равенства, в попытках искоренения бедности или ослабления ее бремени. Но как бы ни менялись акценты, ракурсы рассмотрения, мечта о справедливой общественной жизни, справедливом обще­стве, как путеводная звезда, ведет философов, экономистов и по­литиков к поиску этой земли обетованной.

В XX столетии человечество обращается к практической реализации крупнейших проектов создания общества благосо­стояния. Эти проекты осуществляются уже не на замкнутых тер­риториях фабричных поселков или колоний. И замкнутость здесь становится весьма условной проблемой, учитывая тенденции глобализирующегося мира.

Глава 2

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: