Я осторожно, очень осторожно опустила кость обратно в воду, потому что никак не хотела, чтобы на меня полетели брызги от всплеска.

Отвернувшись от ванны, я осторожно прошла к двери, сняла перчатки, бросила в мешок, который открыл для меня Зебровски, прислонилась к косяку, сняла бахилы, бросила их в мусорный мешок, вышла из этой камеры ужасов и продолжала идти, пока не дошла до спальни.

Здесь воздух казался чище, более пригодным для дыхания.

Зебровски шел за мной, и тут голос Мерлиони спросил:

Она это сделала?

Ага.

Мерлиони издал что-то вроде торжествующего карканья:

Я так и знал! Я выиграл!

Я посмотрела на него, на Зебровски:

Прошу прощения, что было сказано?

Зебровски даже не смутился:

— Мы поспорили, полезешь ли ты в эту ванну рукой. Я вздохнула и покачала головой:

Ребята, вы квинтэссенция ублюдков.

Ух ты! Квинтэссенция! — повторил Мерлиони с уважением. — Блейк, если ты будешь ругать нас умными словами, мы никогда до их смысла не допрем.

Я посмотрела на Зебровски:

Это оборотень. Не знаю, правда, тот же или другой. Первая жертва была убита в постели. Вторая тоже? — Он кивнул. — А этих убивали в ванне, и там не меньше двух тел.

Почему двух? — спросил Зебровски.

Потому что куча слишком высока, черт бы ее драл, для одного женского тела, особенно если учесть, что часть он сожрал.

Ты говоришь «он», будто знаешь.

Я покачала головой:

Не знаю, но предполагаю, что это самец, потому что мало кто из женщин способен на такое. Бывает, но редко.

У нас есть свидетель, что женщина, владеющая этим домом, и ее подруга входили сюда около двух часов ночи. — Зебровски закрыл глаза, будто вспоминая точный текст. — Они казались пьяными, и с ними был мужчина.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: