Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Истина старца Зосимы




«Если удастся, то сделаю дело хорошее: заставлю сознаться, что чистый, идеальный христианин - дело не отвлеченное, а образно реальное, возможное, воочию предстоящее, и что христианство есть единственное убежище Русской Земли ото всех ее зол». (30, кн.1; 229). Эти строки писал Ф. М. Достоевский в письмах к Н. А. Любимову по поводу образа старца Зосимы, отсылая в редакцию очередные части романа «Братья Карамазовы».

Исследователь Т. Кравцова полагает, что здесь видна авторская установка на создание не только правдоподобного, но реального, будто взятого из самой жизни героя. Подобная установка реализуется уже в первых упоминаниях о Зосиме в романе, в том кратком экскурсе в историю старчества (гл. «Старцы»), где Зосима ставится в ряд с реальными старцами-подвижниками XVIII-XIX вв.: Паисием Величковским, оптинскими старцами, чем создается впечатление исторически реального образа.

Прототипика играет существенную роль в художественном мире Достоевского. Прототип у писателя не только первообраз, а прежде всего основа реальности образа. В. И. Даль дает слову прототип синоним «истинник». У Достоевского прототип - именно «истинник»,[52] т.е. залог истинности, жизненной подлинности литературного героя. Это в первую очередь относится к «идеальному христианину» - старцу Зосиме.

Понимание образа старца Зосимы шло во многом по пути его соотнесения с реальными лицами. Выше нами уже было упомянуто о посещении Достоевским Оптиной пустыни и встрече со старцем Амвросием. В связи с этим событием в личной библиотеке писателя находились некоторые духовные книги: «Жизнеописание оптинского старца, иеромонаха Леонида», «Слова подвижнические» Исаака Сирина, труды Симеона Нового Богослова, изданные в Оптиной под наставительством старца Макария, и др.

Поездка Достоевского в Оптину Пустынь была одним из важнейших событий в духовной жизни писателя и во многом определила творческие идеи и характер романа «Братья Карамазовы». Знакомство с Оптинским старцем Амвросием, этим живым воплощением русской святости, подвело итог многолетним духовным и творческим исканиям писателя.[53]

Священник Геннадий (Беловолов) полагает, что встреча эта носит глубоко символический характер. В лице великого гения русской литературы и великого святого Русской Церкви после почти векового разрыва встретились Церковь и интеллигенция, Православие и культура, святость и гениальность, что во многом определило характер взаимоотношений русской культуры и Православия в последующее время.

Мнение о том, что Амвросий Оптинский является прототипом старца Зосимы, стало общепринятым в литературе. Восприятие образа старца Зосимы как отражение реального старца Амвросия имело неожиданное продолжение в реальной действительности, когда уже саму Оптину Пустынь и оптинских старцев стали воспринимать через призму романа «Братья Карамазовы» и образ старца Зосимы.

Это восприятие относится, прежде всего, к старцу иеросхимонаху Анатолию (Потапову). Он был учеником старца Амвросия, одним из его духовных наследников. В начале ХХ века о. Анатолий был признанным оптинским старцем, к которому приезжало много читающей интеллигентной публики.[54]

Литературный герой определял восприятие действительности. Роман «Братья Карамазовы» для русской читающей публики становился подчас своего рода путеводителем по Оптиной Пустыни.

Существовали предположения, что прототипом мог быть старец Леонид - ближайший из учеников Паисия Величковского, «возобновитель» старчества на Руси. Старец Леонид говорил о необходимости познания самого себя, которое, будучи связано с глубокой искренностью и смирением, является основой для обретения полной радости и глубокого осознания всего. Но часто человек приходит к ошибочному сужению о себе и создает свое искусственное «я».

Зосима из «Братьев Карамазовых» в одном из эпизодов выявляет сложные внутренние процессы, ведущие к созданию этого искусственного «я». Он говорит, что от непрочности этого созданного «я» происходят крайняя обидчивость, замкнутость, вызванная страхом открыться и быть судимыми, презрение к другим, что означает, по мнению старца, неспособность любить и принимать жизнь такой, какая она есть.

Осознание этой «ошибочной идеи» и ложь самому себе являются, по мнению не только Зосимы, но и старца Леонида, одним из главных источников несчастий, самым трудным препятствием на пути «схождения ума в сердце».[55]

На стиль поучений Зосимы Достоевский указывал сам в цитированном уже письме Н.А. Любимову: «Эта глава («О Священном Писании в жизни отца Зосимы») восторженная и поэтическая, прототип взят из некоторых поучений Тихона Задонского, а наивность изложения - из книги странствований инока Парфения». (30, кн.1; 229) В качестве возможного прототипа Зосимы, давшего имя герою Достоевского, назывался схимонах Зосима Тобольский (1767-1835). Приводились также параллели к образу старца Зосимы из агиографии: св. Зосима Палестинский (VI в.) из жития Марии Египетской, св. Зосима Соловецкий (ум. 1478) и др. Существуют также сравнения Зосимы с русскими подвижниками св. Серафимом Саровским и Сергием Радонежским.

Все возраставший в 1870-е гг. интерес Достоевского к «Святой Руси» и ее виднейшим представителям - от древнерусского периода до современного - вполне закономерен. Именно здесь ищет писатель реальные прообразы типа «идеального христианина», православного «делателя».[56]

Н. Буданова пишет, что Достоевскому был близок такой тип русской святости, как «труженичество во Христе», и в частности, «труженический» подвиг преподобного Сергия Радонежского, органически сочетавшего духовное и общенациональное созидание.

У Достоевского Зосима вспоминает эпизод из «Жития» Сергия Радонежского (прямо не называя имени святого). Он рассказывает о том, как «приходил раз медведь к великому святому, спасавшемуся в лесу, в маленькой келейке, и умилился над ним великий святой, бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав» (14; 178). Этот рассказ Зосимы намечен черновой записью в «Исповеди старца», где уже прямо называется имя святого.

Еще одна художественная деталь связывает роман с Сергием Радонежским: в главе «Великий инквизитор» Иван Карамазов упоминает, что «к иным праведникам, по жизнеописанию их, сходила сама Царица Небесная». (14; 219) Здесь речь идет об известном из жития преподобного Сергия видении ему (первому из русских святых) Божьей Матери.[57]

Из числа византийских и древнерусских православных святых, получивших отражение в творчестве Достоевского (Иоанн Лествичник, Феодосий Печерский, Нил Сорский и некоторые другие), Сергия Радонежского, Тихона Задонского и Феодосия Печерского следует выделить особо. В «Дневнике писателя» в 1876 г. Достоевский охарактеризовал их как носителей высоких религиозно-нравственных и исторических идеалов русского народа, святость которых, по неоднократным разъяснениям писателя, состоит, прежде всего, в том, что в глубинах народного духа сохранился - как высочайший идеал - неискаженный образ Христа, утраченный или замутившийся в западном христианстве.

Названные прототипы и прообразы, ни один не равняясь полностью Зосиме, в совокупности складываются в «образно реальный» обобщенный тип «русского инока».[58]

Б. Тарасов справедливо отмечает, что мысли старца Зосимы выражают в «Братьях Карамазовых» многовековой опыт православной культуры, сосредоточивавшийся на Руси в монастырях. Народ русский, рассуждает Зосима, хотя и отягощен, подобно другим народам, своим и мировым грехом, все равно молится святому и высшему, знает, что «где-то есть святой и высший, у того зато правда, тот знает правду, значит не умирает она на земле» (14; 29). И пока «русский инок» несет в себе образ Христов и «чистоту Божией правды», пока сохраняются православные ценности, это «тысячелетнее орудие для нравственного перерождения от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию» (14; 27), до тех пор живет и надежда на спасение человека, на изменение его отношений с другими через осознание онтологической вины и взаимное служение. «Всякий пред всеми за всех виноват, не знают только этого люди, а если б узнали - сейчас был бы рай» (14; 270). Это откровение умирающего брата Маркела, усиленное затем «таинственным посетителем», Зосима вспоминает в критический момент своей светской жизни. Оно подвигает и Митю Карамазова к внутреннему перевороту, определяя его всепрощающую логику вслед за Тем, Кто, по словам Алеши, «может все простить, всех и вся и за все», потому что Сам отдал «неповинную кровь Свою за всех и за все» (14; 24).

Еще одна важная особенность проповеди старца заключается в учении о «деятельной любви» к ближнему, опыт которой убеждает в бытии Бога и бессмертии души и которою «все покупается, все спасается», свои и даже чужие грехи. Деятельную любовь или конкретное добро, не содержащее внутренней противоречивости, он считает великой силой, способной неисповедимыми путями «на другом конце мира» отдаваться, ибо, как известно, «все связано со всем».[59]

Многие исследователи, по мнению Дунаева, указывают на прямое влияние трудов преподобного Исаака Сирина, отразившихся в речах Зосимы.

Профессор Р. Плетнев сделал ценное обобщение, выделив в учении старца Зосимы следующие основные идеи:

«1. Христос – Богочеловек, идеал, цель и венец мира, и этот Христос у нас, это русский, православный Христос.

2. Божественный лик заключен в каждом человеке.

3. Основа всего мира – Любовь: а) Любовью связуется мир; б) Любовь сердечная претворяет мир в рай; в) Любовь – основа для чувства смиренной всеответственности одного за всех; г) невозможность деятельно любить – ад.

4. Путем страданий добиваемся смирения и приобретаем любовь сердечную.

5. Необходимость свободной веры без чуда – веры сердца.

6. Возможность для верующего мгновенного покаяния – перерождения сердцем».[60]

Плетнев справедливо замечает, что эти идеи встречаются у Достоевского «и много ранее», но «самое яркое воплощение» они нашли именно в речах Зосимы. В системе идей старца отражены важные вероучительные истины Православия, и лишь замечание о «русскости» Христа есть особая мысль самого Достоевского. Но для писателя понятия русский и православный тождественны. Поэтому сочетание русский Христос означает лишь утверждение, что полнота веры Христовой заключена в Православии, хранимом прежде всего в церковности русского народа, основного носителя православных истин.

Дунаев продолжает, что систему Плетнева можно дополнить следующими идеями, важными для уяснения строя воззрений старца, составляющих основу романа:

7. Понимание свободы, основанное на принципе полнейшего удовлетворения земных потребностей человека, ложно и ведет к еще большей несвободе и кровавым трагедиям. Истинное понимание свободы заложено в идее отречения такого принципа. В этом важнейшее значение иноческой жизни, утвержденной на отказе от лишних и ненужных потребностей и на отказе от своеволия.

8. Попытка устроения в мире без Христа приведет к отказу от понятия греха и преступления – и к возрастанию их в мире. Но Христос обережет мир «ради кротких и смиренных» от всеобщего самоуничтожения.

9. В молитве человек укрепляет в себе образ Христов и тем спасается от гибели в житейских блужданиях.

10. Смирение есть сознание собственной сугубой греховности. Судить поэтому надобно прежде себя, но не ближних своих.

11. Гордыня есть приобщение сатане, поэтому пребывание в духе гордости – «ад добровольный и ненасытимый».

12. Гордыня есть причина отказа признать свою ответственность за весь грех людской.

Учение старца есть во многом опровержение системы идей, утверждаемых Инквизитором. Как известно, Зосима является идейным антиподом Ивану Карамазову. Старец как бы по пунктам отвечает на измышления Ивана – и этим объясняется содержание поучений Зосимы: Достоевский изложил то, что, по его мнению, имело наипервейшее значение именно для его времени, что было злободневно в эпоху возрастания конкретных дьявольских соблазнов.[61]

Таким образом, Достоевский усиливает духовно-православную традицию через образы православной обители и старца Зосимы. Святоотеческое учение, вложенное писателем в уста старца, становится в романе ключевыми текстами, без которых концептуальная глубина его не может быть осмыслена до конца.

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных