Баллада о пуле убийцы, или пути судебной баллистики 3 страница

В 1929 г. авторитет Годдарда был так велик, что его вызвали в город Чикаго, где одно преступление следовало за другим, чтобы помочь в расследовании случая массового убийства, известного в истории криминалистики под названием «бойни в день святого Валентина».

Утром 14 февраля 1929 г. в гараже на улице Норт‑Кларк в Чикаго собрались семеро мужчин. Большинство из них принадлежало к так называемой банде «Багса» («Клопа») Морана, которая в годы всеобщего хаоса, вызванного введением сухого закона, орудовала в чикагском районе Норт‑Сайд. Мужчины ждали своего босса «Багса» Морана, который в то утро должен был получить груз с алкоголем.

Однако Моран запаздывал. Это спасло ему жизнь. В десять часов тридцать минут в гараж ворвались двое мужчин в форме чикагской полиции, с пистолетами в руках и приказали: «Стать к стенке!» Из‑за них появились двое в гражданском платье, вытащили из‑под своих пальто пистолеты‑пулеметы и расстреляли всех, кто стоял у стены. Затем они покинули гараж, вскочили в автомашину и скрылись.

Коронер д‑р Герман Бундесен, один из немногих «неподкупных» в юстиции и полиции Чикаго, обнаружил на месте преступления шесть мертвецов, одного умирающего и не менее семидесяти отстрелянных гильз от пистолета‑пулемета.

Знакомые с обстановкой в городе люди быстро сообразили, что за этим случаем стоит «лицо в шрамах» – Аль Капоне, самый страшный босс гангстеров Чикаго. Видимо, Капоне хотел избавиться от своего конкурента «Багса» Морана вместе с его лучшими людьми. Разумеется, в момент совершения преступления Аль Капоне не был в Чикаго. Но некоторых его людей, например Джека Макгорна, Фрэда Барке и Фредди Гётца, видели вблизи гаража. Правда, это еще ничего не доказывало. Коронер Бундесен хорошо знал, что ожидать особенной помощи от полиции нечего. В то время вряд ли в каком другом городе США политики, полиция и преступный мир были переплетены друг с другом так, как здесь. Бундесен образовал жюри из благонадежных и независимых граждан, чтобы расследовать это убийство. В свою очередь это жюри решило пригласить в Чикаго Годдарда.

Отбывая из Нью‑Йорка, Годдард еще не подозревал, что движется навстречу осуществлению мечты всей своей жизни, а именно: основанию полноценной лаборатории научной криминалистики. Между тем он понимал, что только такое учреждение могло бы положить конец хаотической деятельности бездарных экспертов по огнестрельному оружию. Итак, после обследования всех гильз и пуль, обнаруженных на месте преступления и в трупах, он приступил к составлению своего заключения.

Годдард пришел к выводу, что при совершении данного преступления были использованы два пистолета‑пулемета фирмы «Томпсон» 45‑го калибра. Один из них – с магазином на двадцать патронов, другой – с барабаном на 50.

14 декабря 1929 г. в Сен‑Джозефе (штат Мичиган) один сотрудник полиции был убит шофером, которого он задержал за нарушение правил уличного движения. Убийца исчез, но благодаря номеру автомашины удалось установить его адрес. Квартира по этому адресу принадлежала человеку по имени Дейн. При обыске квартиры полицейские обнаружили стенной шкаф и, к своему удивлению увидели в нем целый арсенал оружия, в том числе два пистолета‑пулемета Томпсона. В срочном порядке их доставили Годдарду. Пробные пули из них отстреляли в тюки хлопка, и снова Годдард часами сидел, склонившись над своим микроскопом. Его вывод гласил: «В данном случае речь идет о пистолетах‑пулеметах, с помощью которых было совершено убийство в день святого Валентина».

Через несколько дней был найден и бежавший шофер. Это был Фрэд Барк, один из гангстеров банды Капоне, на которых уже давно пало подозрение. Он жил под фальшивой фамилией. Его приговорили к пожизненным каторжным работам, и он исчез за решеткой. Наверно, благодаря этому он избежал судьбы, которую мстительная рука «Багса» Морана уготовила двум другим подозреваемым: Фредди Гётц и Джек Макгорн были вскоре найдены застреленными, и не было ни малейшего сомнения в том, среди кого следовало искать их убийц.

Впечатление, произведенное работой Годдарда на влиятельные круги, группировавшиеся около Германа Бундесена, было так велико, что они решили основать при университете институт под названием «Научная лаборатория по расследованию преступлений». Его задачей было с помощью научных методов поставить заслон лавине преступности и познакомить молодых, еще не затронутых коррупцией полицейских с методами судебной баллистики. Директором института стал Калвин Годдард. Годдард прекрасно понимал, что если он передаст свои методы большому количеству молодых людей, то тем самым сведет на нет значение своей собственной лаборатории в Нью‑Йорке и основы своего прежнего существования. Он, который до этого был единственным мастером, станет всего лишь одним из многих. Но это его не беспокоило.

На окраине Ивенстоуна, на территории Северо‑Западного университета, он выстроил свою лабораторию. В течение многих лет его никогда не видели без кобуры, даже во время микроскопирования. Вооруженный охранник постоянно был поблизости и являлся немедленно, если где‑нибудь слышался выстрел – даже если речь шла о пробных выстрелах самого Годдарда. «Все в порядке, я лишь делаю пробу!» – стало постоянной присказкой Годдарда. Никто не был уверен, что чикагские банды не попытаются когда‑нибудь навестить институт и его директора. Лаборатория Годдарда стала одной из первых больших кафедр научной криминалистики в Америке. За четыре года Годдард провел экспертные исследования по 1400 делам, связанным с применением огнестрельного оружия. Когда в начале 1934 г. страшный экономический кризис расшатал финансовые основы существования института, Годдард продолжал работать еще почти целый год без оплаты. Его последней мечтой было создание большой центральной лаборатории судебной баллистики в Вашингтоне – лаборатории, которая обслуживала бы всю Америку и в которой каждый начальник полицейского участка, пусть самого незначительного, мог бы получить помощь и поддержку в вопросах, связанных с огнестрельным оружием. Когда в конце 1934 г. Годдард оставил службу, он воочию увидел осуществление своей мечты: Эдгар Гувер учредил в Вашингтоне Институт судебной баллистики при ФБР. «Впервые,– воскликнул Годдард в эту минуту,– Америка взяла на себя руководящую роль в области научной криминалистики!»

Победное шествие сравнительного микроскопа. Европейское межвременье. «Атлас пистолетов». Сравнительный микроскоп пересекает Атлантику. Промежуточная станция Каир. 19 ноября 1924 г.– убийство сэра Ли Стэк‑паши. Шесть пуль и шесть гильз. Разоблачение убийц с помощью сравнительного микроскопа. Дискуссия среди экспертов.

Не ошибся ли Годдард? Действительно ли Соединенные Штаты благодаря Уэйту, Грейвеллу и Годдарду обогнали Старый Свет?

Буря первой мировой войны преобразила лицо преступности и в Европе. Конечно, вряд ли правы были пацифисты, утверждая в 20‑х годах, что убийцы только потому стали убийцами, что именно война научила их убивать, а государства к тому же провозгласили убийство противника деянием во славу отечества. Но очевидно, что война вследствие колоссального производства винтовок и пистолетов и массового обучения стрельбе обусловила совершенно иные, чем прежде, масштабы преступности. И Европе ввиду роста числа преступлений, совершенных с использованием огнестрельного оружия, пришлось глубже, чем прежде, заняться судебной баллистикой. В судебно‑медицинские институты при университетах, в судебно‑химические лаборатории вернулись пионеры судебной баллистики довоенного времени, чтобы вместе с новым пополнением ученых и техников продолжить прерванную войной работу – довольно часто самыми скромными средствами.

Пьер Мединже в 1919 г. в Люксембурге снова взялся за изучение следов на патронных гильзах. Доктор Г. де Рештэ, возглавивший в 1920 г. только что образованную бельгийскую Школу криминологии и полицейской науки, и подполковник Маже, профессор бельгийской военной школы, были самыми выдающимися в Европе пионерами исследований в этой области. Год за годом работали они, снимая слепки и отпечатки с гильз, фотографируя и микроскопируя эти гильзы, позолачивая свинцовые пули, чтобы ‑они лучше получались на фотоснимках.

Именно благодаря им европейские учреждения по идентификации огнестрельного оружия долгое время занимались гильзами в гораздо большей степени, чем американские. В Париже вернулся к своей работе профессор Балтазар. Другой французский исследователь – Локар из Лиона – шел собственным путем. В Голландии доклады о своих опытах делали такие криминалисты и химики, как Гульст и Ван Ледден Гульзебош. В Афинах ставил эксперименты греческий исследователь Георгиадис. Русские Матвеев и Зускин, как и поляк Соболевский, выступили с рядом научных работ по экспертизе огнестрельного оружия. В Германии занимались научными изысканиями и экспериментами Август Брюнинг и д‑р Крафт из Берлина, Фридрих Петруски из института судебной медицины университета в Бреслау, советник полиции Вайценеггер из управления полиции Штутгарта, а также Отто Мецгер, директор бюро химических экспертиз города Штутгарта. Мецгер был страстным охотником, и эта страсть привела его к судебной баллистике. Он сам проектировал аппараты для своих исследований и передавал заказы на их изготовление в мастерскую своего друга – знаменитого Роберта Боша. Шаг за шагом эти люди добивались успехов в новой области. Они накатывали пули по пластилину, копировальной бумаге и оловянной фольге, по свинцовым пластинкам и массе для снятия слепков с зубов. Они копировали каналы стволов оружия, вскрывали оболочку пули и развертывали ее, чтобы получить всестороннюю картину пули. Они создавали даже аппараты, которые с помощью чувствительных иголок исследовали поверхность вращающихся пуль и выявляли при этом неровности, которые изображались подобно температурной кривой. Они произ‑водили пробные выстрелы и долго искали наилучшую среду для того, чтобы уловить затем эти пули, не повредив их: стреляли в мягкую древесину, в восковые плиты, в ящики с ватой, а корзины с тряпьем и землей, в толстые книги или в трубки, наполненные водой. Они фотографировали с микроскопом и без него, при искусственном освещении, при дневном свете и с помощью выпуклых кассет, чтобы точнее отразить изгибы пуль и гильз. Они наклеивали микрофотографии для сравнения одну возле Другой или одну над другой. Отто Мецгер и его сотрудники Хеес и Хасслахер пошли с 1923 г. по тому же пути, который за четыре года до того проложил Уэйт: собирали все доступные им виды личного огнестрельного оружия и боеприпасов к нему и замеряли их характерные признаки, составляя соответствующие каталоги. Таким путем они создали наконец «Атлас пистолетов», который, правда, охватывал не 1500 видов оружия, как коллекция Уайта, а лишь 100, но для тесной территории Европы и он имел особое значение. Однако в одном отношении европейским пионерам баллистики не повезло: путь к настоящему сравнительному микроскопу остался для них закрытым. Правда, Отто Мецгер в ходе своих работ обратился к фирме «Ляйц» и осведомился, можно ли сконструировать такую аппаратуру, в которой удалось бы одновременно обследовать две пули, но еще прежде, чем у него согрела эта мысль, изобретение Грейвелла перешагнуло Атлантику, придя из Нового Света в Старый.

Правда, по прихоти судьбы, в силу случайного стечения обстоятельств, которое так часто встречается в сфере международных научных связей, сравнительный микроскоп на своем пути в Европу сделал крюк – никем не объясненный, но документально подтвержденный – в сторону Средиземного моря, до Каира в Египте.

С 1917 г. шотландец Сидней Смит руководил отделом судебной медицины министерства юстиции Египта. Судебно‑медицинская экспертиза по всем серьезным делам о преступлениях, совершенных на берегах Нила, проходила через его умелые руки, так что его положение было единственным в своем роде. В мемуарах Смит вправе был с гордостью отметить: «В течение ряда лет мы имели, вероятно, самые лучшие судебно‑медицинские лаборатории в мире». Но вряд ли кто знал об этом. Лондон, Париж, Берлин, Рим – это были известные каждому центры криминалистики. Но Каир?...

С 1905 г. в Египте стало нарастать национальное движение против господства англичан, а с 1919 г. началась непрекращавшаяся вереница революционных вспышек. «Когда волнения достигли своего апогея,– вспоминал Смит несколько десятилетий спустя,– мой морг оказался слишком малым». Не только в англичан, но и в египтян стреляли почти без разбора. При этом чаще всего никогда не было свидетелей, готовых дать показания. Такая ситуация побудила Сиднея Смита, подобно многим европейским судебным медикам, заняться совершенно новой для него областью – идентификацией огнестрельного оружия. Раз в Египте молчали свидетели, то показания против убийц должны были давать пули и гильзы.

Приступив к этой работе, Смит не знал многого из того, что знали Уэйт или Калвин Годдард в начале своей деятельности. Но число убитых, множество гильз и пуль, которые тащили в его институт, предоставляли ему широкие возможности для быстрого и основательного изучения новых проблем. Он доказал египетским правительственным чиновникам, что патроны, которыми стреляли во время одного из бунтов, были добыты из арсеналов их собственной полиции. У него появилось много врагов, но он не дал сбить себя с толку. В 1924 г. он случайно прочел небольшую заметку о том, что Уэйт и Грейвелл совместили в одной конструкции два микроскопа, чтобы лучше сравнивать пули. Смит тотчас же взялся за работу и смастерил свой первый сравнительный микроскоп. Все это было как нельзя кстати, ибо уже через несколько недель произошло сенсационное событие, повлекшее принципиальную проверку его мастерства.

19 ноября 1924 г. на улицах Каира был застрелен британский сардар, то есть главнокомандующий египетской армией сэр Ли Стэк‑паша. В центре города его автомобиль должен был пересечь трамвайные рельсы, поэтому он замедлил ход, и в тот же момент несколько заговорщиков открыли огонь. Стреляя, они еще пару минут бежали за машиной, а затем скрылись на ожидавшем их такси. Сардар скончался от внутреннего кровотечения, его телохранители были ранены.

Сидней Смит поспешил к месту преступления, где обнаружил девять гильз от патронов. Из тел потерпевших было извлечено шесть пуль. К тому времени Смит накопил достаточный опыт, чтобы быстро определить, что все гильзы отстреляны из автоматических пистолетов 32‑го калибра, но из трех различных типов таких пистолетов. На трех гильзах были специфические следы «захватов» выбрасывателя кольта. Пули тоже были 32‑го калибра. Пять из них путем надреза их головок были превращены в так называемые «дум‑дум» – разрывные пули, которые, попав в человека, оказывают особенно губительное действие. Пули эти тоже вылетели из пистолетов трех различных типов: во‑первых, из кольта с шестью левыми нарезами, во‑вторых, из маузера с четырьмя правыми нарезами и, в‑третьих, из браунинга либо из пистолета марки «Сюртэ» с шестью правыми нарезами. Кольт, по всей вероятности, был в плохом состоянии, следы его нарезов были едва видны, Кроме того, на его пулях было много бороздок, а это означало, что на дуле кольта есть дефекты. Смит задумался над этими бороздками: где‑то он их уже видел. Да, он был уверен, что видел их, и не раз, а довольно часто. И он обратился к своей коллекции пуль.

Там, их за несколько лет скопились сотни, а то и тысячи. Одну за другой сравнивал он их с пулями из кольта, которыми стреляли в сардара. Сомнений не было: тот же самый кольт, который использовался во время последнего нападения, послужил орудием многих других убийств и покушений на убийство.

Тем временем египетская полиция искала виновных старым, проверенным способом – через шпиков. Наконец шпики сообщили, что покушавшиеся принадлежали к националистической группе, руководимой адвокатом Шафиком Мансуром. Чуть позже стали известны и имена двух исполнителей – это были братья Энайат. Правда, против них не было ни малейших доказательств. Но Смит обещал представить доказательства, если в его распоряжении будет оружие подозреваемых.

Смиту представилась возможность заполучить это оружие. Один из шпиков предупредил подозреваемых братьев о грозящем аресте. «Убегайте в Триполи»,– посоветовал он. И оба действительно решили бежать – бежать на поезде через пустыню. В пустыне полиция остановила поезд, арестовала Энайатов и обыскала их. В ходе обыска из корзины с овощами вывалились четыре пистолета.

Смит с нетерпением дожидался этих трофеев у себя в лаборатории. Два пистолета были 25‑го калибра и не вызвали у него интереса. Однако два других, кольт и пистолет марки «Сюртэ», были 32‑го калибра. Громко разносились пробные выстрелы Смита по двору его тихого института, а выстреленные пули из корзин с хлопком сразу попадали под сравнительный микроскоп. Будь в то время у Смита побольше опыта, он непременно бы достиг еще более значительных результатов. А так он провел сравнение пуль, использованных при совершении преступления, и пробных пуль, выстреленных им из пистолета марки «Сюртэ», и не очень уверенно пришел к выводу: сравнение гильз и пуль показало, что при покушении на сардара был использован пистолет «Сюртэ». Но все сомнения отпали, когда Смит перешел к исследованию пробных пуль, выстреленных из кольта. На них были те самые бороздки, которые ему часто приходилось видеть. Так как Смит всегда старался избегать скороспелых выводов, он обследовал еще несколько дюжин кольтов. Лишь убедившись, что ни один из них не оставлял на пулях бороздки, он сообщил нетерпеливо ждавшему от него известий начальнику каирской полиции, что пуля, убившая сэра Ли Стэк‑пашу, была выпущена из кольта братьев Энайат.

Впервые политические убийцы в Египте столкнулись с немым и тем не менее таким красноречивым свидетельством, как их собственные пули. После первоначального скепсиса братьев Энайат охватила растерянность, сознание провала, затем они признали свою вину, выдав сообщников – Шафика Мансура и Махмуда Рашида. В доме Махмуда нашли пилки, напильники и двое тисков с колодками, покрытыми цинковыми обманками. По обманкам

Смит смог установить, что в них зажимали округлые предметы, по величине совпадающие с патронами 32‑го калибра. В шарнирах тисков осталась металлическая пыль (свинец, медь, никель), которая оказалась идентичной по составу со стружкой, полученной при обработке напильником пуль, причинивших смерть. Таким путем удалось доказать, что пули, предназначенные для убийства, превращались в доме Рашида с помощью напильника в разрывные пули «дум‑дум».

В конце мая 1925 г. Сидней Смит в качестве эксперта стоял перед судом в характерной для него позе: в одной руке у него был кольт убийцы, в другой – монокль. Он был последним свидетелем обвинения, и его показания легли в основу приговора.

Роберт Черчилл, или Блеск и тени оружейника. Ошибка, повлекшая оправдание убийцы. 1927 г.– дело Брауна и Кеннеди. Британская увертюра к внедрению сравнительного микроскопа.

Из Каира сравнительный микроскоп сделал свой последний большой прыжок на пути в Европу. Правда, и теперь он не сразу направился на континент, а забрел сначала в Лондон.

Написанная Смитом статья о деле сардара, которая в 1926 г. была опубликована в «Британском медицинском журнале», выходящем в Лондоне, привлекла внимание к сравнительному микроскопу. Ее прочитал человек, который в свою очередь давно уже бился над секретами экспертизы огнестрельного оружия,– Роберт Черчилл из Лондона.

Роберт Черчилл не был одним из тех находившихся на государственной службе ученых и криминалистов, которые все больше и больше определяли облик криминалистической науки на континенте. Он был, что называется, оригинал в полном смысле слова – этот сорокалетний мужчина, с мощными бицепсами и несколько бычьим лицом. Оружейный мастер по профессии, он из маленькой мастерской, изготовлявшей винтовки для стендовой стрельбы, сделал одно из самых солидных британских предприятий по выпуску дорогостоящего огнестрельного оружия ручной работы. Теперь это предприятие носило его имя. Его деловая контора на углу Ориндж‑стрит вблизи Лестер‑Сквер, в западной части Лондона, была похожа по царившей там атмосфере на английский клуб. На стенах висели предметы из его ценнейшей коллекции оружия. Под ними громоздились посылки с оружием, отправляемым во все части огромной Британской империи. Здесь Черчилл принимал своих клиентов и друзей из Англии, Индии и Южной Африки. Отсюда же они вместе отправлялись на охоту.

В 1910 г. английский суд впервые привлек его к участию в процессе об убийстве в качестве эксперта по баллистике. С тех пор постепенно стало само собой разумеющимся, что за советом по вопросам судебной баллистики следует обращаться к Роберту Черчиллу.

Черчилл, бесспорно опытный в делах, касающихся огнестрельного оружия, постоянно экспериментирующий, но так же мало, как и другие эксперты тех дней (не говоря уже о шарлатанах), владеющий надежными методами исследования, пользовался репутацией лучшего эксперта Великобритании в своей области, и обвинители умели оценить силу его воздействия, особенно если речь шла о том, чтобы убедить присяжных.

Насколько велик был его авторитет, легко судить хотя бы по тому факту, что он не так уж редко выступал вместе с Бернардом Спилсбери. Впоследствии Сидней Смит вспоминал: «С ним (Спилсбери) приходил Роберт Черчилл, эксперт по баллистике, который пользовался также заслуженной славой отличного оружейника, но был таким же упрямым и таким же догматиком, как Спилсбери. По делам, связанным с применением огнестрельного оружия, они часто выступали вместе. Они действительно были грозной парой, и ужасно было, когда они... допускали ошибки...»

Отзыв Смита не был лишен оснований. Одну из таких ошибок (в деле Дональда Меррета) Черчилл вместе со Спилсбери совершил как раз в то время, когда знакомился со статьей Смита в «Британском медицинском журнале». И позже, в 1932 г., он еще раз не избежал опасности поспешных выводов. В Лондоне, в суде Олд‑Бейли двадцатишестилетняя светская дама Эльвира Барни обвинялась в убийстве своего юного любовника Майкла. Очевидцев этого убийства не было, а Эльвира Барни утверждала, что речь идет о несчастном случае. Она, мол, в пылу ревности стала грозить своему любовнику, что застрелится, а Майкл попытался отнять у нее пистолет и при этом случайно раздался роковой выстрел.

Роберт Черчилл, будучи экспертом обвинения, заявил, что оружие, использованное при совершении данного деяния, является чуть ли не самым безопасным огнестрельным оружием, которое когда‑либо выпускалось. Выстрелить из него можно, только применив значительную силу. А это значит, что утверждение, будто оружие выстрелило «случайно», абсолютно несостоятельно.

И снова мертвая тишина воцарилась в зале суда, когда Патрик Гастингс, один из самых знаменитых британских защитников по уголовным делам, выступавший в 30‑х годах, в ходе принявших драматический характер прений сторон шутливо взял в руку пистолет Эльвиры Барни. Подвергая при этом Черчилла перекрестному допросу, он позволил себе в это время так же шутливо «цокать» курком этого пистолета. Цок, цок, цок.. И с каждым «цоканьем» присяжным становилось все более ясно, как на самом деле легко стрелять из этого оружия. Позже, однако, ходили слухи, что спуск курка не был таким легким, как это казалось, и что Гастингс будто бы даже от чрезмерного напряжения повредил себе указательный палец. Правда это или легенда, но, во всяком случае, опыт учил Черчилла, что, подобно любому другому эксперту периода становления судебной баллистики, он не застрахован от ошибок, притом самых серьезных.

Это, однако, не помешало тому, чтобы внедрение сравнительного микроскопа и научной судебной баллистики в Англии навсегда оказалось связанным с именем Роберта Черчилла и легендой вокруг этого имени.

Взявшись мастерить сравнительный микроскоп, Черчилл поехал в Нью‑Йорк, где встретился с Годдардом лично. Микроскоп Черчилла отнюдь не был шедевром, но свое предназначение он выполнял. И так же, как в свое время с Годдардом, именно случай сыграл свою роль в судьбе Черчилла, доставив ему в нужный момент сенсационное дело об убийстве, выступая в процессе по которому он дал столь же сенсационный старт сравнительному микроскопу и судебной баллистике в Великобритании. Это было дело об убийстве констебля Гаттериджа в ночь с 26 на 27 ноября 1927 г.

Ранним утром 27 ноября стояла пасмурная, туманная погода. Водитель почтовой машины Уорд из Стейплфорд‑Эббеса (графство Эссекс), проезжая по Ремфорд‑Онгар‑роуд, увидел у кромки дороги полицейского, лежащего в луже крови. Его записная книжка валялась на земле рядом с упавшим с головы шлемом. В правой его руке был зажат карандаш, которым полицейский, видимо, делал записи. Не было никаких следов борьбы. На левой щеке виднелись две пулевые раны. Одна пуля вышла через затылок, другая – через правую щеку. Необычное и вместе с тем ужасное впечатление производил тот факт, что убийца выпустил еще две пули – по одной в каждый глаз полицейского, как бы стремясь погасить обличающий взгляд умирающего. Уорд остолбенел от ужаса. Он узнал убитого: это был констебль Гаттеридж.

Начальник эссекской полиции обратился за помощью в Скотланд‑Ярд. Из Лондона был прислан главный инспектор Беррет. Этот грузный, широкоплечий, бородатый сотрудник Скотланд‑Ярда пользовался уже тогда достаточным авторитетом. Но именно дело Гаттериджа сделало его знаменитым, и впоследствии он посвятил ему вступительную главу своих мемуаров. Но важнее было все‑таки то, что Беррет не принадлежал к старой полицейской гвардии, отрицательно относившейся к техническим и научным достижениям.

Осматривая место происшествия, Беррет обнаружил отпечаток автомобильной шины на поросшей травой земле у кромки дороги и стал довольно эффектно конструировать возможные ситуации происшедшего. Дорога ночью не освещается, а карманный фонарик Гаттериджа был спрятан в мундире. Если Гаттеридж хотел что‑то записать, ему нужен был свет. Или, может, ему хватало света от фар автомобиля? А не хотел ли он записать номер какой‑нибудь подозрительной автомашины?

Вскоре поступило донесение, что прошлой ночью в Биллерикэй был угнан автомобиль доктора Пауэлла с находившимся в нем врачебным саквояжем. Беррет увидел в этом подтверждение того, что находится на правильном пути. А чуть позже был обнаружен и угнанный автомобиль. Воры бросили его на отдаленной дороге, видимо, в сильной спешке. На колесах налипли комья земли и травы. На подножке возле сиденья водителя были пятна крови, а позади левого переднего сиденья сержант полиции обнаружил стреляные гильзы. Поскольку Беррет кое‑что слышал о возможностях судебной баллистики, он позаботился о том, чтобы эти гильзы были посланы на баллистическую экспертизу. То же произошло и с тремя пулями, найденными в теле убитого и возле него. Проведение экспертизы поручено было Генри Иббитсону, Уильяму Фоксу и Генри Перри, испытателям оружия Королевского арсенала и Королевской фабрики ручного оружия в Инфилд‑Лох, но в первую очередь – Роберту Черчиллу из Лондона.

Испытатели оружия пришли к выводу, что пули, выстреленные в глаза Гаттериджа, были частью патронов, которые не производятся уже несколько десятилетий. В лицо же жертве стреляли модернизированными пулями с бездымным порохом. Довольно легко были идентифицированы и найденные гильзы. Все они были 45‑го калибра и были выпущены из револьвера одной из следующих марок: «Кольт», «Уибли» или «Смит и Вессон». О какой конкретно марке идет речь, испытатели не установили. И тут – именно тут – в образовавшийся пробел впервые втиснулся Черчилл со сравнительным микроскопом. Хотя смертоносные пули, наткнувшись на кости черепа, сильно деформировались, они вполне годились для того, чтобы их можно было сравнить с пробными пулями, выстреленными соответственно из револьверов «Кольт», «Уибли», «Смит и Вессон». Сравнительный микроскоп позволил Черчиллу сделать вывод: все пули выстрелены из револьвера «Уибли».

Беррет и несколько дюжин других сотрудников полиции развернули настоящую охоту за револьверами этой фирмы. Наконец в Хаммерсмите был найден выброшенный кем‑то «Уибли». Все испытатели оружия независимо друг от друга склонялись к предположению, что гильзы от патронов, найденные в автомобиле убийц, вылетели из этого револьвера. Казалось, имелись совпадения между линиями на шляпках гильз и на патронном упоре затвора револьвера. Увеличенные фотоснимки (как часто они уже приводили к заблуждениям!) усилили это предположение. Но Черчилл продолжал стрелять пробными пулями из найденного «Уибли». Он сличал их с пулями, причинившими смерть, под микроскопом, и... картина получалась совершенно иная. Револьвер «Уибли» из Хаммерсмита ни в коем случае не мог быть оружием, из которого было совершено данное убийство. Над сравнительным микроскопом склонился не только Черчилл, но и испытатели оружия, которые вынуждены были внести соответствующие коррективы в свои выводы.

Снова началась охота за револьверами. Беррета при воспоминании о Гаттеридже неотступно преследовали его пустые глазницы. Тот, кто произвел эти выстрелы, считал он, должен быть особенно жестоким и бесчувственным. Он проштудировал список известных преступников, особенно отличавшихся насилием, и прямо в самом его начале столкнулся с именем Фредерика Гая Брауна. Последний уже несколько раз отбывал наказания за свои преступления. Это был неисправимый, жестокий тип. Время от времени он занимался торговлей автомобилями сомнительного происхождения, как раз неподалеку от места, где произошло расследовавшееся Берретом преступление. В настоящее время он держал маленькую ремонтную мастерскую в Баттерси. Беррет велел понаблюдать за ним, но не находил никаких оснований для его ареста и для обыска его гаража до тех пор, пока в конце января 1928 г. Браун не продал очередную краденую автомашину. Теперь Беррет принялся за дело. Войдя в мастерскую Брауна, он наткнулся на еще одну машину. В ней лежали не только инструменты из врачебного саквояжа доктора Пауэлла, но и заряженный револьвер марки «Уибли» с огромным количеством боеприпасов к нему. Браун клялся в своей невиновности: Гаттеридж будто бы был ему совершенно незнаком, а револьвер «Уибли» он купил в апреле прошлого года.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: