Природа тревоги Мэри

Первое, что могло бы помочь нам в понимании этого случая, это представление о природе тревоги Мэри. Как Винникотт, так и Кохут указывали на то, что некоторый уровень немыслимой тревоги зарождается на симбиотичес-кой стадии детского развития, когда ребенок всецело зависит от матери, которая играет для него роль своего рода внешнего органа метаболизации психологического опыта. В этом случае мать служит связующим звеном между психикой ребенка и переживанием, что особенно важно при переработке тревоги. Это похоже на то, как будто ребенок дышит психологическим кислородом "легкими", которые дает ему мать. Что же случается, когда мать внезапно исчезает? Винникотт так описывает эту ситуацию:

... [для ребенка] ощущение присутствия матери длится х минут. Если мать отсутствует в течение более чем х минут, ее имаго исчезает, и вместе с ним младенец теряет способность использовать символ единства. Ребенок погружается в состояние дистресса, однако вскоре этот дистресс снимается, потому что мать возвращается через х+у минут. В течение х+у минут с ребенком не происходят драматические изменения. Однако через x+y+zминут ребенок становится травмированным. Через x+y+zминут возвращение матери не улучшает измененного состояния ребенка. Травма подразумевает, что ребенок пережил разрыв жизненного континуума, жизненной целостности, поэтому, начиная с этого момента, примитивные защиты организуются таким образом, чтобы предотвратить повторение переживания "немыслимой тревоги" или возвращения острого состояния спутанности, обусловленного дезинтеграцией нарождающейся структуры эго.

Мы должны иметь в виду, что подавляющее число младенцев никогда не переживали x+y+zединиц деприва-ции. Это означает, что большинство детей не несут через всю свою жизнь груз опыта состояния безумия. Безумие здесь означает просто распад всего того, что составляет личную целостность существования. Восстановившись после x+y+zединиц депривации, ребенок вынужден теперь вновь и вновь постоянно подавлять источник тревоги, корни которого лежат в нарушении непрерывности личного начала.

(Winnicott, 197lb: 97; курсив оригинала)

В случае Мэри, ее давно забытое переживание x+y+-zдепривации отразилось в сновидении, в котором маленькая девочка в беззвучном крике, раскинув руки, уплывала в открытый космос, лишенная снабжения кислородом — в отсутствии связи с "материнским" кораблем. Тревога по поводу утраты связи с матерью вернулась во втором сновидении, где сновидица была завлечена в больницу с зомби. Центральным здесь является чувство тревоги о том, что она не узнает о смерти своей матери. И снова Винникотт учит нас, что большинство страхов такого рода на самом деле являются зашифрованными воспоминаниями о некоторых событиях, которые имели место до того, как завершилось формирование эго (см. Winnicott, 1963: 87). И если мы посмотрим с этой точки зрения на содержание сновидения Мэри, то сможем предположить, что "смерть" ее матери является чем-то, что уже много раз эмоционально переживалось ею, даже если Мэри "не знала об этом", даже если ее настоящая мать была все еще жива. Другими словами, больница с живыми мертвецами — это место, где ее подвергнут анестезии, чтобы она не чувствовала боль утраты после смерти матери, место, где разорвутся все психологические связи, соединяющие ее с этим фактом. С этой задачей справится доктор-Трикстер: он введет свою изменяющую сознание сыворотку.

Переведя это на язык Юнга, мы могли бы сказать, что "немыслимый" уровень тревоги возникает в том случае, когда попытка очеловечивания архетипических энергий терпит неудачу и ребенок остается на милость архетипа Ужасной и Хорошей Матери. Однако этот язык не позволяет уловить эмоциональную суть переживания ребенка, который теперь стал нашим пациентом. Хайнц Кохут подошел еще ближе к сути проблемы, когда назвал эту тревогу "тревогой дезинтеграции". Он говорил, что эта тревога "является самой глубокой тревогой, которую может испытывать человек" (Kohut, 1984:16). Она угрожает тотальной аннигиляцией самой человечности — полным разрушением человеческой личности. Мы могли бы сказать, что на выручку приходит архетипическая "сила", предотвращая это разрушение. Эта архетипическая сила представляет защитную систему самосохранения, которая гораздо более архаична и опустошительна, чем обычные защитные механизмы эго. Мы могли бы представить эту фигуру как "Мистер Диссоциация" собственной персоной — эмиссар темного мира бессознательного, воистину сам дьявол. Мы находим его в двух эпизодах в материале Мэри — во-первых, это дьявольский "голос" ее пристрастия к перееданию и, во-вторых, это доктор-Трикстер, заманивающий ее в больницу с зомби, где она будет навечно изолирована от своей жизни и от "смерти" матери. Мы вернемся к этим образам через некоторое время.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: