Рассказ о быке с ослом 59 страница

Потом Камар-аз-Заман поднял руку девушки и снял с её маленького пальца перстень, который стоил много денег, так как камень его был из великих драгоценностей, и вокруг него были вырезаны такие стихи:

Не подумайте, что забыть я мог обещании;

Сколько времени вы бы ни были в отдалении

Господа мои, будьте щедрыми, будьте кроткими;

Целовать смогу я уста, быть может, и щеки вам.

Но клянусь Аллахом, уйти от вас не моту уж я,

Даже если бы перешли предел вы любви моей.

Потом Камар-аз-Заман снял этот перстень с маленького пальца царевны Будур и надел его на свой маленький палец, а затем он довернул к девушке спину и заснул.

И, увидя это, джинния Маймуна обрадовалась и сказала Дахнашу и Кашкашу: «Видели ли вы, какую мой возлюбленный Камар-аз-Заман проявил воздержанность с этой девушкой? Вот как совершенны его достоинства! Посмотри, как он взглянул на эту девушку с её красотой и прелестью – и не поцеловал её и не обнял и не протянул к ней руки, – напротив, он повернул к ней спину и заснул». – «Да, мы видели, какое он проявил совершенство», – сказали они.

Тогда Маймуна превратилась в блоху и, проникнув в одежды Будур, возлюбленной Дахнаша, прошла по её ноге, дошла до бедра и, пройдя под пупком расстояние в четыре кирата[226 - Слово «кират» (взято арабами с греческого) первоначально означало зёрнышко рожкового дерева. Как мера поверхности, «четыре кирата» равны площади, покрытой четырьмя зёрнышками.], укусила девушку.

И та открыла глаза и, выпрямившись, села прямо и увидела юношу, который спал рядом с ней и храпел во сне, и был он из лучших созданий Аллаха великого, и глаза его смущали прекрасных гурий, а слюна его была сладка на вкус и полезнее терьяка[227 - Терьяк (собственно: противоядие) – обычное в Египте название опиума.]. Рот сто походил на печать Судеймана[228 - Соломонова печать – растение из семейства лилейных, с цветком которого сравниваются уста юноши.], его уста были цветом как коралл, и щеки подобны цветам анемона, как сказал кто-то в таких стихах:

Утешился я, забыв Навар или Зейнаб

Для мирты пушка его вод розой ланиты;

Люблю газеленка я, одетого в курточку,

И нет уж любви во мне для тех, кто в браслетах.

Мой друг и в собраниях и в уединении

Не тот, что дружит со мной в домашнем покое.

Хулящий за то, что я и Зейнаб в Хинд забыл, —

Блестит, как заря в пути, моя невиновность.

Согласен ли ты, чтоб в плен повал я ко пленнице,

Живущей, как в крепости, за прочной стеною.

И когда царевна Будур увидела Камар-аз-Замана, её охватили безумие, любовь и страсть.»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят пятая ночь

Когда же настала сто восемьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царевна Будур увидела Камар-аз-Замана, её охватили безумие, любовь и страсть, и она воскликнула про себя: „О позор мне: этот юноша – чужой, и я его не знаю! Почему он лежит рядом со мною на одной постели?“

Потом она взглянула на него второй раз и всмотрелась в его красоту и прелесть и воскликнула: «Клянусь Аллахом, это красивый юноша, и моя печень едва не разрывается от любви к нему! О, позор мой с ним! Клянусь Аллахом, если бы я знала, что это тот юноша, который сватал меня у отца, я бы его не отвергла, но вышла бы за него замуж и насладилась бы его прелестью». И она посмотрела ему в лицо и сказала: «О господин мой, о свет моего глаза, пробудись от сна и воспользуйся моей красотой и прелестью!»

И потом она пошевелила его руку, но джинния Маймуна опустила над ним крылья и сделала сон его непробудным, и Камар-аз-Заман не проснулся. А царевна Будур принялась его трясти, говоря ему; «Заклинаю тебя жизнью, послушайся меня, пробудись от сна и взгляни на нарцисс и на зелень. Насладись моим животом и пупком, играй со мной и дразни меня от этой минуты до утра. Заклинаю тебя Аллахом, встань, господин, обопрись на подушку и не спи!»

Но Камар-аз-Заман не дал ей ответа, а, напротив, захрапел во сне, и девушка воскликнула: «Ой, ой, ты гордишься своей красотой, прелестью, изяществом и нежностью, но как ты красив, так и я тоже красива! Что же ты делаешь? Разве они тебя научили от меня отворачиваться, или мой отец, скверный старик, тебя научил и не позволил тебе и взял с тебя клятву, что ты не заговоришь со мной сегодня ночью?»

Но Камар-аз-Заман не раскрыл рта и не проснулся, и девушка ещё больше его полюбила, и Аллах вдохнул в её сердце любовь к Камар-аз-Заману. Она посмотрела на него взглядом, оставившим в ней тысячу вздохов, и сердце её Забилось, и внутри неё все затрепетало, и члены её задрожали. И она сказала Камар-аз-Заману: «Скажи мне чтонибудь, о мой любимый, поговори со мной, о возлюбленный, ответь мне и скажи, как тебя зовут. Ты похитил мой разум!»

Но при всем этом Камар-аз-Заман был погружён в сон и не отвечал ей ни слова, и царевна Будур вздохнула и сказала: «Ой, ой, как ты чванишься!»

А потом она стала его трясти и повернула его руку и увидела свой перстень на его маленьком пальце, и тогда она издала крик, сопровождая его ужимками, и воскликнула: «Ах, ах! Клянусь Аллахом, ты мой возлюбленный и любишь меня. И похоже, что ты отворачиваешься от меня из чванства, хотя ты, мой любимый, пришёл ко мне, когда я спала (и я не знаю, что ты со мной делал), и взял мой перстень, но я не сниму моего перстня с твоего пальца!»

И она распахнула ворот его рубашки и, склонившись к нему, поцеловала его, а затем она протянула к нему руку, чтобы поискать и посмотреть, нет ли на нем чегонибудь, что она могла бы взять. Но она ничего не нашла и опустила руку ему на грудь, и рука её скользнула к животу, так мягко было его тело, а потом она опустила руку к пупку и попала на его срамоту. И сердце девушки раскололось, и душа её затрепетала, и поднялась в ней страсть, так как страсть женщин сильнее, чем страсть мужчин, и девушка смутилась.

А потом она сняла перстень Камар-аз-Замана с его пальца и надела его себе на палец вместо своего перстня, и поцеловала Камар-аз-Замана в уста, и поцеловала ему руки, и не оставила на нем места, которого бы не поцеловала. И после этого она придвинулась к нему и взяла его в объятия и обняла его и положила одну руку ему под шею, а другую под мышку и, обняв его, заснула с ним рядом…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто шестая ночь

Когда же настала сто восемьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Будур заснула рядом с Камар-аз-Заманом и с нею было то, что было, Маймуна сказала Дахнашу: „Видел ты, о проклятый, какое проявил мой возлюбленный высокомерие и гордость и что делала твоя возлюбленная из любви к моему возлюбленному? Нет сомнения, что мой возлюбленный лучше твоей возлюбленной, но всетаки я тебя прощаю“.

Потом она написала ему свидетельство, что отпустила его, и, обернувшись к Кашкашу, сказала: «Подойди вместе с Дахнашем, подними его возлюбленную и помоги ему снести её на место, так как ночь прошла и от неё осталось лишь немного». – «Слушаю и повинуюсь!» – сказал Кашкаш. И затем Кашкаш с Дахнашем подошли к царевне Будур и, зайдя под неё, поднялись и улетели с нею, и принесли её на место и уложили на постель. А Маймуна осталась одна и смотрела на Камар-аз-Замана, который спал, пока от ночи не осталось только немного, я потом она удалилась своим путём.

А когда показалась заря, Камар-аз-Заман пробудился от сна и повернулся направо и налево, но не нашёл около себя девушки. «Что это такое? – сказал он себе. – Похоже, что мой отец соблазнял меня жениться на той девушке, которая была подле меня, а после тайком взял её от меня, чтобы увеличилось моё желание жениться». И он кликнул евнуха, который спал у дверей, и сказал ему: «Горе тебе, проклятый, поднимайся на ноги!» – и евнух встал, одурев от сна, и подал таз и кувшин. И Камар-аз-Заман поднялся и вошёл в место отдохновения и, исполнив нужду, вышел оттуда, омылся, совершил утреннюю молитву и сел и стал славить великого Аллаха.

А потом он посмотрел на евнуха и увидел, что тот стоит перед ним, прислуживая ему, и воскликнул: «Горе тебе, о Сауаб, кто приходил сюда и взял девушку, что была рядом со мною, когда я спал?» – «О господин, что это за девушка?» – спросил евнух, и Камар-аз-Заман отвечал: «Девушка, которая спала подле меня сегодня ночью».

И евнух испугался его слов и воскликнул: «Клянусь Аллахом, не было подле тебя ни девушки, ни кого другого! Откуда вошла к тебе девушка, когда я сплю у двери и она заперта? Клянусь Аллахом, господин, не входил к тебе ни мужчина, ни женщина». – «Ты лжёшь, злосчастный раб! – воскликнул Камар-аз-Заман. – Разве ты достиг таких степеней, что тоже хочешь обмануть меня и не говоришь мне, куда ушла девушка, которая спала подле меня сегодня ночью, и не рассказываешь, кто взял её у меня?»

И евнух сказал, испугавшись его: «Клянусь Аллахом, я не видел ни девушки, ни юноши». А Камар-аз-Заман сильно сердился на слова евнуха м воскликнул: «О проклятый, мой отец научил тебя хитрить. Подойди-ка ко мне». И евнух подошёл к Камар-аз-Заману, а Камар-аз-Заман схватил его за ворот и ударил об землю, и евнух пустил ветры. А потом Камар-аз-Заман встал на него коленями и пнул его ногой и так сдавил ему горло, что евнух обеспамятел.

А после этого Камар-аз-Заман поднял его и, привязав к верёвке колодца, стал спускать его, пока он не достиг воды, и опустил его туда (а тогда были дни зимние и очень холодные), и евнух погрузился в воду, а потом Камар-азЗаман вытянул его к опустил во второй раз. И он все время погружал евнуха в воду и выдёргивал его оттуда, и евнух Звал на помощь, кричал и вопил. А Камар-аз-Заман говорил ему: «Клянусь Аллахом, о проклятый, я не подниму тебя из этого колодца, пока ты мне не сообщишь и не расскажешь об этой девушке и о том, кто взял её, когда я спал…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят седьмая ночь

Когда же настала сто восемьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал евнуху: „Клянусь Аллахом, я не подниму тебя из этого колодца, пока ты мне не сообщишь и не расскажешь об этой девушке и о том, кто её взял, когда я спад“.

И евнух сказал ему, после того как увидел смерть воочию: «О господин, выпусти меня, и я расскажу тебе по правде и сообщу тебе всю историю». И тогда Камар-аз-Заман вытянул его из колодца м поднял его, а евнух исчез из мира от холода и пытки, погружения и боязни утонуть, и от побоев, которые он перетерпел. И он принялся дрожать, как тростинка на сильном ветру, и его зубы судорожно сжались. А платье его вымокло, и тело его измазалось и покрылось ссадинами от колодезных стен, и оказался он в гнусном положении, И Камар-аз-Заману стало тяжело видеть его таким.

А когда евнух увидел себя на липе земли, он воскликнул: «О господин, дай мне снять с себя одежду, – я её выжму и расстелю на солнце и надену другую, и потом быстро приду к тебе и расскажу тебе все дело по правде».

«О злой раб, – воскликнул Камар-аз-Заман, – если бы ты не взглянул в глаза смерти, ты бы не признался в истине и не сказал бы этого! Иди сделай свои дела и возвращайся ко мне скорей и расскажи мне все по правде».

И тут раб вышел, не веря в спасение, и до тех пор бежал, падая и вставая, пока не вошёл к царю Шахраману, отцу Камар-аз-Замана. И он увидел, что тот сидит, и везирь рядом с ним, и они беседуют о Камар-аз-Замане, и царь говорит везирю: «Я сегодня ночью не спал, так моё сердце было занято мыслью о моем сыне Камар-аз-Замане. Я боюсь, что его постигнет беда в старой башне. Зачем надо было его заточать?» И везирь ответил ему: «Не бойся! Клянусь Аллахом, с ним совершенно ничего не случится! Оставь его в заточении на месяц времени, пока нрав его не смягчится и не будет сломлена его душа и не успокоится его гнев».

И когда они разговаривали, вдруг вошёл евнух в таком виде, что царь встревожился из-за него, а евнух сказал ему: «О владыка султан, у твоего сына улетел разум, и он стал бесноватым и сделал со мною то-то и то-то, так что я стал таким, как ты видишь. И он говорит мне: „Девушка ночевала подле меня в сегодняшнюю ночь и тайком ушла; где же она?“ И заставляет меня рассказать про неё и про то, кто её взял, а я не видел ни девушки, ни юноши, и дверь всю ночь была заперта, а я спал у двери, и ключ был у меня под головой, и я своей рукой открыл ему утром».

Услышав такие слова о своём сыне Камар-аз-Замане» царь Шахраман вскричал: «Увы, мой сын!» – и разгневался сильным гневом на везиря, который был виновником во всем, что случилось, и сказал ему: «Вставай, выясни, что с моим сыном, и посмотри, что случилось с его разумом».

И везирь встал и вышел, спотыкаясь о полы платья, от страха перед гневом царя, и пошёл с евнухом в башню (а солнце уже поднялось), и вошёл к Камар-аз-Заману и увидел, что тот сидит на ложе и читает Коран.

Он приветствовал его, и сел с ним рядом, и сказал ему: «О господин, этот скверный евнух рассказал нам о деле, которое нас огорчило и встревожило, и царь разгневался из-за этого». – «А что же он вам про меня рассказал, что расстроило моего отца? – спросил Камар-аз-Заман. – По правде, он расстроил лишь меня одного». – «Он пришёл к нам в непохвальном состоянии, – отвечал везирь, – и сказал твоему отцу некие слова, да будешь ты далёк от них! – и этот раб солгал нам такое, чего не подобает говорить о тебе. Да сохранит Аллах твою юность, и да сохранит он твой превосходный ум и красноречивый язык, и пусть не проявится от тебя дурное!» – «О везирь, а что же сказал про меня этот скверный раб?» – спросил Камар-азЗаман, и везирь отвечал: «Он рассказал нам, что твой разум пропал и что ты будто бы сказал ему, что подле тебя была прошлой ночью девушка и ты заставлял его рассказать, куда она ушла, и мучил его, чтобы он это сделал».

И, услышав эти слова, Камар-аз-Заман разгневался сильным гневом и сказал везирю:

«Мне стало ясно, что вы научили евнуха тем поступкам, которые он совершил…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят восьмая ночь

Когда же настала сто восемьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, услышав слова везиря, Камар-аз-Заман разгневался сильным гневом и сказал везирю: „Мне стало ясно, что вы научили евнуха тем поступкам, которые он совершил, и не позволили ему рассказать мне о девушке, что спала подле меня сегодня ночью. Но ты, о везирь, умнее евнуха, – расскажи же мне тотчас, куда пропала та девушка, которая спала этой ночью у меня в объятиях. Ведь это вы её послали ко мне ж велели ей спать в моих объятиях, и я проспал с нею до утра, а проснувшись, я не навёл её. Где же она теперь?“ – „О господин мой, Камар-аз-Заман, имя Аллаха да будет вокруг тебя! – воскликнул везирь. – Клянусь Аллахом, мы никого к тебе не посылали сегодня ночью, и ты спад один, и дверь была заперта, а евнух спал за дверью. К тебе не приходила ни девушка, ни кто-нибудь другой. Укрепи же свой ум и возвратись к разуму, о господин, и не занимай Этим твоего сердца“.

И Камар-аз-Заман, который рассердился на везиря, воскликнул: «О везирь, эта девушка – моя возлюбленная, и она красавица с чёрными глазами и румяными щеками, которую я обнимал всю сегодняшнюю ночь!» И везирь удивился словам Камар-аз-Замана и спросил: «Ты видел сегодня эту девушку глазом наяву иди во сне?» – «О скверный старец, – воскликнул Камар-аз-Заман, – а ты думаешь, я видел её ухом? Я видел её своими глазами, наяву, и поворачивал её рукою и провёл с нею без сна половину всей ночи, смотря на её красоту, прелесть, изящество и нежность. Но только вы научили её и наставили, чтобы она не говорила со мной, и она притворилась спящей. И я проспал рядом с ней до утра, а когда проснулся, не нашёл её».

«О господин мой, Камар-аз-Заман» – сказал везирь, – может быть, это дело было во сне, и окажется, что это спутанные грёзы или призраки, привидевшиеся от того, что ты поел разных кушаний, или наущения проклятых дьяволов». – «О скверный старец! – воскликнул Камараз-Заман. – Так ты тоже насмехаешься надо мной и говоришь мне: „Это, может быть, спутанные грёзы“, когда евнух уже признался и сказал мне: „Сейчас я вернусь и расскажу тебе всю историю этой девушки“.

И Камар-аз-Заман в тот же час и минуту встал и, подойдя к везирю, захватил его бороду рукою (а борода у него была длинная), а схватил её и навернул на руку и, потянув везиря за бороду, свалил его с ложа и уронил на землю. И везирь почувствовал, что дух из него выходит, так сильно ему рвали бороду. А Камар-аз-Заман не переставал пихать его ногами и бить кулаками в грудь и в ребра, и колотить по затылку, и едва не погубил его.

И тогда везирь сказал про себя: «Если раб-евнух освободился от этого одержимого с помощью лжи, то я более достоин сделать это, чем он. Я тоже освобожусь от мальчика ложью: иначе он меня погубит. Вот я солгу ему и освобожусь: он бесноватый, нет сомнения в его бесноватости!» И он обратился к Камар-аз-Заману и сказал ему: «О господин, не взыщи с меня: твой отец велел мне скрывать от тебя историю этой девушки. Но сейчас я обессилел и утомился, и мне больно от побоев, так как я старый человек и нет у меня терпения и силы выносить удары. Дай мне срок, и я поведаю и расскажу тебе историю девушки».

Услышав это от везиря, Камар-аз-Заман перестал бить его и спросил: «А почему ты расскажешь мне историю Этой девушки только после унижения и побоев? Вставай, о скверный старец, и расскажи мне её историю». – «Ты спрашиваешь о той девушке, обладательнице красивого лица и изящного стана?» – спросил его везирь. И Камараз-Заман ответил: «Да! Расскажи мне про неё, о везирь, кто привёл её ко мне и положил её со мною рядом, и кто взял её от меня ночью, и куда она ушла сейчас. Расскажи, чтобы я сам к ней отправился.

И если мой отец, царь Шахраман, совершил со мною такие поступки и испытал меня красотой этой девушки, чтобы я на ней женился, я согласен жениться на ней и избавить от этого свою душу. Он ведь сделал со мною все Это только потому, что я отказывался жениться. Но вот я согласен жениться и ещё раз согласен жениться. Уведомь же об этом моего отца, о везирь, и посоветуй ему женить меня на этой девушке – я не хочу никого другого, и моё сердце любит только её. Вставай и поспеши к моему отцу и посоветуй ему ускорить мою женитьбу, а потом сейчас же возвращайся ко мне с ответом».

И везирь сказал ему: «Хорошо!» – и не верил он, что вырвался из его рук, а потом он поднялся и вышел из башни, спотыкаясь на ходу от сильного страха и испуга, и бежал до тех пор, пока не вошёл к царю Шахраману…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто восемьдесят девятая ночь

Когда же настала сто восемьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь вышел из башни и бежал до тех пор, пока не вошёл к царю Шахраману. А когда он пришёл к нему, царь спросил его: „О везирь, что тебя постигло и кто поразил тебя злом, и почему, я вижу, ты смущён и прибежал испуганный?“ – „О царь, – отвечал везирь, – я пришёл к тебе с новостью“. – „Какою же?“ – спросил царь, и везирь сказал: „Знай, что у твоего сына Камар-аз-Замана пропал разум и его постигло безумие“.

И когда царь услышал слова везиря, свет стал мраком перед его лицом, и он воскликнул: «О везирь, разъясни мне, каково его безумие!» – «О господин, слушаю и повинуюсь!» – сказал везирь, и затем он осведомил царя о том, что Камар-аз-Заман совершил то-то и то-то и рассказал ему, что у него с ним случилось.

«Радуйся, о везирь! За твою новость о том, что мой сын обезумел, я отсеку тебе голову и прекращу к тебе милости, о сквернейший из везирей и грязнейший из эмиров! Я знаю, что ты виноват в безумии моего сына, так как дал мне совет и указал способ, скверный и несчастный в начале и в конце. Клянусь Аллахом, если с моим сыном произойдёт какая-нибудь беда или он станет безумным, я обязательно приколочу тебя гвоздями к куполу дворца и дам тебе вкусить превратности!»

Потом царь поднялся на ноги и пришёл с везирем в башню. Он вошёл к Камар-аз-Заману, и когда они оба пришли к нему, Камар-аз-Заман вскочил на ноги и поспешно спустился с ложа, на котором сидел, и поцеловал отцу руки, и потом он отошёл назад и склонил голову к Земле, заложив руки за спину, и остановился перед своим отцом и простоял так некоторое время, а затем он поднял голову к отцу и слезы побежали из его глаз и потекли по его щекам, и он произнёс:

«Коль свершил я прежде оплошность с вами когда-нибудь

Или сделал с вами я что-нибудь непохвальное,

То раскаялся я в грехе моем, и прощение

Ведь объемлет злого, когда приходит с повинной он».

И тогда царь встал и обнял своего сына Камар-аз-Замана и, поцеловав его меж глаз, посадил его рядом с собою на ложе и обернулся к везирю и, взглянув на него глазом гнева, воскликнул: «О собака среди везирей, как ты говоришь на моего сына Камар-аз-Замана то-то и то-то и возбуждаешь против него моё сердце?» И царь обратился к своему сыну и спросил его: «О дитя моё, как называется сегодняшний день?» – «О батюшка, сегодня день субботы, а завтра воскресенье, а затем понедельник, а затем вторник, а затем среда, а затем четверг, а затем пятница», – отвечал Камар-аз-Заман. И царь воскликнул: «О дитя моё, о Камар-аз-Заман, слава Аллаху, что твой ум невредим! А как называется по-арабски тот месяц, что теперь у нас?» – «Он называется Зу-ль-Када, а за ним следует Зу-ль-Хиджже, а после него – Мухаррам, а после Сафар, а после – месяц Раби первый, а после – месяц Раби второй, а после – Джумада первая, а после – Джумада вторая, а после – Раджаб, а после – Шабан, а после – Рамадан, а после него Шавваль», – отвечал Камар-аз-Заман.

И царь обрадовался сильной радостью и плюнул в лицо везирю и сказал ему: «О дурной старец, как ты утверждаешь, что мой сын сошёл с ума, а оказывается, что сошёл с ума один лишь ты!» И тут везирь покачал головой и хотел говорить, но потом ему пришло в голову подождать немного, чтобы посмотреть, что будет. А царь затем сказал своему сыну: «О дитя моё, что это за слова ты говорил евнуху и везирю, когда сказал им: „Я сегодня ночью спал с красивой девушкой?“ Что это за девушка, про которую ты говорил?»

И Камар-аз-Заман засмеялся словам своего отца и сказал: «О батюшка, знай, что у меня не осталось сил переносить насмешки. Не прибавляйте же больше ничего, ни одного слова: моя душа стеснилась от того, что вы со мной делаете. И узнай, отец, и будь уверен, что я согласен жениться, но с условием, чтобы вы женили меня на той девушке, которая спала возле меня сегодня ночью. Я уверен, что это ты прислал её ко мне в возбудил во мне страсть к ней, а потом послал за вея перед утром и взял её от меня»

«Имя Аллаха да будет вокруг тебя, о дитя моё! Да охранит он твой разум от безумия!» – воскликнул царь.»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до ста девяноста

Когда же настала ночь, дополняющая до ста девяноста, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Шахраман сказал своему сыну Камар-аз-Заману: „Имя Аллаха да будет вокруг тебя, о дитя моё. Да сохранит он твой разум от безумия! Что это за девушку, ты говоришь, я прислал к тебе сегодня ночью, а потом послал взять её от тебя перед утром? Клянусь Аллахом, дитя моё, я не ведаю об Этом деле! Заклинаю тебя Аллахом, расскажи мне: спутанные ли это грёзы, или привиделось после кушаний? Ты провёл сегодня ночь с умом, запятым мыслью о женитьбе и смущённый речами о ней, – прокляни Аллах женитьбу и час её создания, и прокляни он того, кто её посоветовал! Наверное в нет сомнения, что твоё настроение было смущено из-за брака, и ты увидел во сне, что тебя обнимает красивая девушка, а теперь уверен в душе, что видел её наяву. Все это, о дитя моё, спутанные грёзы!“

«Брось эти речи и поклянись мне Аллахом, творцом всеведущим, сокрушающим притеснителей и погубившим Хосроев[229 - Хосрои – имя двух персидских царей из династии Сасаиидов. Легенда приписывает им огромное богатство и могущество.], что ты не знаешь девушки и её местоприбывания», – сказал Камар-аз-Заман. И царь воскликнул: «Клянусь великим Аллахом, богом Мусы и Ибрахима[230 - Муса и Ибрахим – библейские Моисей и Авраам, о которых упоминается также и в Коране.], я этого не знаю, и нет у меня об этом сведений, и все это спутанные грёзы, которые ты видел во сне!» – «Я приведу тебе сравнение, которое ясно покажет тебе, что это было наяву», – сказал Камар-аз-Заман…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто девяносто первая ночь

Когда же настала сто девяносто первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камараз-Заман сказал своему отцу: „Я приведу тебе сравнение, которое ясно покажет тебе, что это было наяву. Я спрашиваю тебя: случалось ли кому-нибудь видеть во сне, что он сражается и ведёт жестокий бой, а потом пробудиться от сна и найти у себя в руке меч, вымазанный кровью?“ – „Нет, клянусь Аллахом, о дитя моё, этого не случалось“, – отвечал царь.

И тогда Камар-аз-Заман сказал своему отцу: «Я расскажу тебе, что произошло со мною.

Сегодня ночью мне привиделось, будто я пробудился от сна в полночь и нашёл девушку, которая спала подле меня, и стан её был, как мой стан, и вид её был, как мой вид, и я обнял её и повернул своей рукой, и взял её перстень и надел его себе на палец, а свой перстень я сиял и надел ей на палец. И я заснул подле неё и воздержался от неё, стыдясь тебя и боясь, что это ты послал её, чтобы испытать меня, и я подумал, что ты где-нибудь спрятался, чтобы посмотреть, что я с ней делаю. И поэтому я постыдился поцеловать её в рот, от стыда перед тобою, и мне казалось, что ты соблазняешь меня жениться.

А потом я пробудился, на рассвете, от сна и не увидел и следа девушки и не знал о ней ничего. И случилось у меня с евнухом и с везирем то, что случилось. Как же может быть это сном или ложью, когда дело с перстнем – истина? Если бы не перстень, я бы думал, что это сон, но вот её перстень у меня на маленьком пальце. Посмотри на перстень, о царь, сколько он стоит?»

И Камар-аз-Заман подал перстень своему отцу, и тот взял перстень и всмотрелся в него и повертел его, а затем он обратился к своему сыну и сказал: «В этом перстне – великое уведомление и важная весть, и поистине, то, что случилось у тебя с девушкой сегодня ночью, – затруднительное дело. Не знаю, откуда пришло к нам это незваное, и виновник всей этой смуты один лишь везирь. Заклинаю тебя Аллахом, о дитя моё, подожди, пока Аллах облегчит тебе эту горесть и принесёт тебе великое облегчение. Ведь кто-то из поэтов сказал:

Надеюсь, что, может быть, судьба повернёт узду

И благо доставит мне, – изменчиво время! —

И помощь в надеждах даст, и нужды свершит мои —

Ведь вечно случаются дела за делами.

О дитя моё, я убедился сейчас, что нет в тебе безумия, но дело твоё диковинно, и освободит тебя от него лишь Аллах великий».

«Заклинаю тебя Аллахом, о батюшка, – сказал Камар-аз-Заман, – сделай мне добро и разузнай для меня об этой девушке. Поторопись привести её, а не то я умру с тоски и никто не будет знать о моей смерти». Потом Камар-аз-Заманом овладела страсть, и, повернувшись к своему отцу, он произнёс такое двустишие:

«Когда обещание любви вашей ложно,

Влюблённого хоть во сне тогда посетите.

Сказали: «Как призраку глаза посетить его,

Когда запрещён им сон и к ним не допущен?»

А затем, произнеся эти стихи, Камар-аз-Заман обернулся к своему отцу, смиренно и огорчённо, и пролил слезы и произнёс такие стихи…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто девяносто вторая ночь

Когда же настала сто девяносто вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камараз-Заман, сказав своему отцу эти стихи, стал плакать, сетовать и вздыхать из глубины пораненного сердца и произнёс ещё такие стихи:

«Страшитесь очей её – волшебна ведь сила их,

И тем не спастись уже, кто стрелами глаз сражён.

Не будьте обмануты речей её нежностью:

Поистине, пылкость их умы опьяняет нам.

О нежная! Если бы щекой коснулась роз она,

Заплакала бы, и дождь лился бы из глаз её.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: