Рассказ о быке с ослом 61 страница

А потом Марзуван сказал Камар-аз-Заману: «Знай, о господин мой, что я прибыл от Ситт Будур и цель моего путешествия в том, чтобы освободить её от её недуга. Нам остаётся лишь придумать хитрость, чтобы отправиться к ней, так как твой отец не может с тобой расстаться, и, по моему мнению, тебе следует завтра попросить у отца разрешения поехать на охоту в пустыню. Захвати мешок, полный денег, сядь на коня и возьми с собою подставу, и я тоже, как и ты, сяду на коня. А своему отцу ты скажи: „Я хочу прогуляться в равнине я поохотиться, я посмотрю пустыню и проведу там одну ночь“. И когда мы выедем, то отправимся своей дорогой, и не давай никому из слуг следовать за нами».

И Камар-аз-Заман воскликнул: «Прекрасен такой план!» – и обрадовался великой радостью, и его спина укрепилась. И он вошёл к своему отцу и рассказал ему все это, и царь позволил ему поехать на охоту и сказал: «О дитя моё, тысячу раз благословен тот день, который дал тебе силу. Я согласен на твою поездку, но только переночуй там одну лишь ночь, а завтра приезжай и явись ко мне: ты знаешь, что жизнь приятна мне лишь с тобою, и мне не верится, что ты поправился от болезни. Ты для меня таков, как сказал об этом поэт:

И если б иметь я мог на каждую ночь и день

Ковёр Сулеймана[234 - Легенда приписывает Сулейману (Соломону) обладание чудесным ковром-самолётом, который был соткан джиннами из зелёного щёлка и золота. «Этот ковёр, – гласит предание, – носил, кроме самого Сулеймана, его войска, вьючных животных, коней, верблюдов и всех (!) людей, джиннов и диких зверей, а войска было у него тысяча тысяч и сопровождала его тысяча тысяч. И ковёр летел между небом и землёй и переносил Сулеймана, куда тот хотел, быстро или медленно, по его желанию».] и Хосроев могучих власть, —

Все это не стоило б крыла комариного,

Когда бы не мог мой глаз всегда на тебя взирать».

Потом царь снарядил своего сына Камар-аз-Замана и снарядил вместе с ним Марзувана и приказал, чтобы им приготовили четырех коней и двугорбого верблюда для поклажи, и одногорбого, чтобы нести воду и пищу. И Камар-аз-Заман не позволил никому с ним выехать, чтобы служить ему. И отец простился с сыном и прижал его к груди и поцеловал и сказал: «Ради Аллаха, прошу тебя, не отлучайся больше чем на одну ночь: сон для меня в эту ночь будет запретен, ибо я чувствую так, как сказал поэт:

Сближенье с тобою – блаженство блаженств,

Мученье мучений – страдать без тебя.

Я жертва твоя! Если грех мой – любовь

К тебе, то проступок велик мой, велик.

Как я, ты горишь ли огнями любви?

Они меня жарят, как пытки в аду».

«О батюшка, если захочет Аллах, я проведу там только одну ночь, – сказал Камар-аз-Заман, а затем он простился с отцом и уехал. И Камар-аз-Заман с Марзуваном выехали, сев на коней (а с ними был двугорбый верблюд, нагруженный поклажей, и одногорбый верблюд с водой и пищей), и направились в пустыню…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести первая ночь

Когда же настала двести первая ночь, она сказала». «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-азЗаман с Марзуваном выехали и направились в пустыню и ехали от начала дня и до вечера, а потом остановились, поели, попили и накормили животных и отдыхали некоторое время. А затем они сели на коней и поехали, и ехали, не останавливаясь, три дня, а на четвёртый день появилась перед ними просторная местность, где были густые заросли, и они остановились там. И Марзуван зарезал верблюда и коня и разрубил их мясо на куски и очистил кости от мяса, а потом он взял у Камар-аз-Замана его рубашку и одежду, порвал их на куски и вымазал в крови коня, и взял кафтан Камар-аз-Замана, тоже порвал его и вымазал в крови и бросил у разветвления дороги.

А потом они попили, поели и двинулись дальше. И Камар-аз-Заман спросил Марзувана: «Что это ты сделал, о брат мой, и какая будет от этого польза?» – и Марзуван отвечал ему: «Знай, что когда нас не будет ещё одну ночь после той ночи, на которую мы взяли позволение, и мы не явимся, твой отец, царь Шахраман, сядет на коня и поедет за нами следом. И когда он доедет до этой крови, которую я разлил, и увидит твою разорванную рубашку и одежду и на них кровь, он подумает, что тебя постигла беда от разбойников иди зверей пустыни, и перестанет надеяться на твоё возвращение и вернётся в город. А мы достигнем этой хитростью того, чего хотим». И Камар-азЗаман сказал: «Клянусь Аллахом, это прекрасная хитрость! Ты хорошо сделал!»

И потом они ехали в течение дней и ночей, и все это время Камар-аз-Заман, оставаясь наедине с собою, жаловался и плакал, пока не возрадовался, узнав, что земля его возлюбленной близко. И он произнёс такие стихи:

«Сурова ли будешь с тем, не мог кто забыть тебя

На час, и откажешь ли, когда я желал тебя?

Не знаю пусть радости, когда обману в любви,

И если я лгу, то пусть разлуку узнаю я!

Вины ведь за мною нет, чтоб ты холодна была,

А если вина и есть, пришёл я с раскаяньем.

Одно из чудес судьбы – что ты от меня бежишь:

Ведь дни непрестанно нам приносят диковины».

Когда же Камар-аз-Заман кончил говорить стихи, Марзуван сказал ему: «Посмотри, вот показались острова Варя аль-Гайюра, и Камар-аз-Заман обрадовался и поблагодарил его, поцеловал его и прижал к груди. Когда же они достигли островов и вступили в город, Марзуван поместил Камар-аз-Замана в хане, и они отдыхали после путешествия три дня, а затем Марзуван взял Камар-азЗамана и свёл его в баню и одел его в одежду купцов. Он достал для него золотую дощечку, чтобы гадать на песке[235 - Гаданье на песке – один из распространённых на средневековом Востоке способов предсказания будущего.], и набор принадлежностей, и астролябию из серебра, покрытого золотом, и сказал: «Поднимайся, о господин мой! Встань под царским дворцом и кричи: „Я счётчик, я писец, я тот, кто знает искомое и ищущего, я мудрец испытанный, я звездочёт превосходный! Где же охотники?“ И когда царь услышит тебя, он пошлёт за тобою и приведёт тебя к своей дочери, царевне Будур, твоей возлюбленной, а ты, войдя к ней, скажи ему: „Дай мне три дня сроку, и если она поправится – жени меня на ней, а если не поправится – поступи со мной так же, как ты поступил с теми, кто был прежде меня“. И царь согласится на это. Когда же ты окажешься у царевны, осведоми её о себе, и она окрепнет, увидя тебя, и прекратится её безумие, и она поправится в одну ночь. Накорми её и напои, и отец её возрадуется её спасенью и женит тебя на ней и разделит с тобою своё царство, так как он взял на себя такое условие. Вот и все!»

Услышав от него эти слова, Камар-аз-Заман воскликнул: «Да не лишусь я твоих милостей!» – И взял у него принадлежности и вышел из хана, одетый в ту одежду (а с ним были те принадлежности, о которых мы упоминали), и шёл, пока не остановился под дворцом царя аль-Гайюра.

И он закричал: «Я писец, и счётчик, я тот, кто знает искомое и ищущего, я тот, кто открывает книгу и подсчитывает счёт, я толкую сны и вычерчиваю перьями клады. Где же охотники?»

И когда жители города услышала эти слова, они пришли к нему, так как уже долго не видели писцов и звездочётов, и встали вокруг него и принялись его рассматривать. И они увидели, что он до крайности красив, нежен, изящен и совершенен, и стояли, дивясь его красоте и прелести, и стройности и соразмерности. И один из них подошёл к нему и сказал: «Ради Аллаха, о прекрасный юноша с красноречивым языком, не подвергай себя опасности и не бросайся в гибельное дело, желая жениться на царевне Будур, дочери царя аль-Гайюра. Взгляни глазами на эти повешенные головы – их обладатели были все убиты из-за этого».

Но Камар-аз-Заман не обратил внимания на его слова и закричал во весь голос: «Я мудрец, писец, звездочёт и счётчик!» – и все жители города стали удерживать его от такого дела, но Камар-аз-Заман вовсе не стал смотреть на них и подумал: «Лишь тот знает тоску, кто сам борется с нею!» И он принялся кричать во весь голос: «Я мудрец, я звездочёт…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести третья ночь

Когда же настала двести третья ночь[236 - В оригинале за ночью 201-й непосредственно следует 203-я – характерная ошибка писца.], она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман не обратил внимания на слова жителей города и стал кричать: „Я писец, я счётчик, я звездочёт!“ И все жители города рассердились на него и сказали: „Ты просто глупый юноша, гордец и дурак. Пожалей свою юность и молодые годы, и прелесть и красоту!“ Но Камар-аз-Заман продолжал кричать: „Я звездочёт и счётчик – есть ли охотники?!“

И когда Камар-аз-Заман кричал, а люди его останавливали, царь аль-Гайюр услышал его голос и шум толпы, и сказал везирю: «Спустись, приведи к нам этого звездочёта». И везирь поспешно спустился и, взяв Камар-аз-Замана из толпы людей, привёл его к царю. И, оказавшись перед царём аль-Гайюром, Камар-аз-Заман поцеловал Землю и произнёс:

«Собрал ты в себе одном прославленных восемь свойств, —

Так пусть же тебе судьба всегда их даёт как слуг:

То слава, и истина, и щедрость, и набожность,

И слово, и мысль твоя, и знатность, и ряд побед».

И царь аль-Гайюр посмотрел на него и усадил его с собой рядом и, обратившись к нему, сказал: «Ради Аллаха, о дитя моё, если ты не звездочёт, то не подвергай себя опасности и не входи сюда, приняв моё условие, ибо я обязался всякому, кто войдёт к моей дочери и не исцелит её от недуга, отрубить голову, а того, кто её исцелит, я женю на ней. Так пусть не обманывает тебя твоя красота и прелесть. Аллахом клянусь, если ты её не вылечишь, я непременно отрублю тебе голову!» – «Пусть так и будет! – отвечал Камар-аз-Заман. – Я согласен и Знал об этом раньше, чем пришёл к тебе».

И царь аль-Гайюр призвал судей засвидетельствовать Это и отдал Камар-аз-Замана евнуху и сказал ему: «Отведи его к Ситт Будур!» И евнух взял Камар-аз-Замана За руку и пошёл с ним по проходу, и Камар-аз-Заман опередил его, и евнух побежал, говоря ему: «Горе тебе, не ускоряй гибели своей души! Я не видел звездочёта, который бы ускорял свою гибель, кроме тебя, но ты не знаешь, какие перед тобой напасти». Но Камараз-Заман отвернул лицо от евнуха…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести четвёртая ночь

Когда же настала двести четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух говорил Камар-аз-Заману: „Потерпи и не торопись!“ – но Камар-аз-Заман отвернул от него лицо и произнёс такие стихи:

«Хоть я знающий, но не знаю, как описать тебя,

И растерян я, и не ведаю, что сказать теперь.

Коль скажу я: «Солнце» – заката нет красоте твоей

Для очей моих, но закатится солнце всякое.

Совершенна так красота твоя! Описать её,

Кто речист, бессилен, – смутит она говорящего».

Потом евнух поставил Камар-аз-Замана за занавеской» висевшей на двери, и Камар-аз-Заман спросил его: «Какой способ тебе приятнее: чтобы я вылечил и исцелил твою госпожу отсюда или чтобы я пошёл к ней и вылечил её по ту сторону занавески?» И евнух изумился его словам и сказал: «Если ты вылечишь её отсюда, это увеличит твои достоинства».

Тогда Камар-аз-Заман сел за занавеской и, вынув чернильницу и калам, взял бумажку и написал на ней такие слова: «Это письмо от того, кого любовь истомила и страсть погубила, и печаль изнурила, кто на жизнь надежды лишился и в близкой кончине убедился. И нет для сердца его болезного помощника и друга любезного, и для ока, что ночью не спит, нет никого, кто заботу победит. И днями он в пламени сгорает, а ночами, как под пыткой, страдает, и тело его худоба изводит, но гонец от любимого не приходит».

А потом он написал такие стихи:

«Пишу, и душа моя тебя поминает лишь,

И веки сгоревшие не слезы, а кровь струят.

Печаль и страдания на тело надели мне

Рубаху томления, и в ней я влачу его.

Я сетовал на любовь, любовью терзаемый,

И нет для терпения местечка в душе моей.

К тебе обращаюсь я: «Будь щедрой и кроткою

И сжалься» – душа моя в любви разрывается».

А под стихами он написал такие созвучия: «Сердец исцеленье – любимым единенье. Кого любимый терзает, того Аллах исцеляет. Кто из нас иль из вас обманщиком будет, тот желаемого не добудет. Нет лучше, чем любящий и верный любимому, что суров безмерно».

И он написал, подписываясь: «От безумно влюблённого, любящего, смущённого, любовью и страстью возбуждённого, тоской и увлечением пленённого Камар-аз-Замана, сына Шахрамана, – единственной во все времена, что среди прекрасных гурий избрана, госпоже Будур, чей отец – царь аль-Гайюр. Знай, что ночи провожу я в бденье, а дни свои влачу в смущенье, больной, истощённый, любящий, увлечённый, многие вздохи испускающий, обильные слезы проливающий, любовью пленённый, тоской умерщвлённый, с душою, разлукой прожжённой, страсти заложник, недугов застольник. Я бодрствующий, чьё око сном не смежается, влюблённый, чьи слезы не прекращаются, и огня сердца моего не погасить, а пламени страсти не сокрыть».

А потом Камар-аз-Заман написал на полях письма вот какой превосходный стих:

«Привет мой из сокровищ благ господних

«Тому, кто держит и мой дух и сердце».

И ещё он написал:

«Хоть слово в подарок мне вы дайте и, может быть,

Меня пожалеете, и дух мой смирится.

И правда, от страсти к вам, влюблённый, считаю я

Пустым то, что пережил – моё униженье.

Аллах, сохрани же тех, к кому отдалён мой путь!

Я скрыл свои чувства к ним в достойнейшем месте.

Но вот свои милости послала ко мне судьба,

И ныне закинут я к порогу любимой.

Я видел Буду со мной на ложе лежащею

Светила луна моя в лучах её солнца».

А потом Камар-аз-Заман, запечатав это письмо, написал на месте адреса такие стихи:

«Письмо ты спроси о том, что пишет перо моё, —

Поведают письмена любовь и тоску мою.

Вот пишет рука моя, а слезы текут из глаз,

И жалуется любовь бумаге из-под пера.

Пусть вечно течёт слеза из глаз на бумаги лист,

Коль слезы окончатся, польётся за ними кровь».

А заканчивая письмо, он, наконец, написал ещё:

«Я перстень послал тебе, что в день единения

Я взял своему взамен, – пришли же мне перстень мой».

Потом Камар-аз-Заман положил перстень Ситт Будур в свёрнутую бумажку и отдал её евнуху, а тот взял её и вошёл с нею к своей госпоже…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести пятая ночь

Когда же настала двести пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман положил перстень в бумажку и отдал её евнуху, а ют взял её и вошёл к Ситт Будур. И царевна взяла бумажку из рук евнуха и, развернув её, увидала, что в ней её перстень, – он самый, и прочитала бумажку, а когда она поняла её смысл, то узнала, что письмо от её возлюбленного и что это он стоит за занавеской. И её ум улетел от счастья, и грудь её расправилась и расширилась, и от избытка радости она произнесла такие стихи:

«Горевала я, как пришлось с тобой разлучиться нам,

И пролили веки потоки слез в печали.

И поклялась я, что когда бы время свело нас вновь,

О разлуке бы поминать не стал язык мой.

Налетела радость, но бурно так, что казалось мне,

Что от силы счастья меня повергла в слезы.

О глаза мои, ныне слезы лить уж привычно вам,

И вы плачете и от радости и с горя».

А когда Ситт Будур окончила свои стихи, она тотчас поднялась и, упёршись ногами в стену, с силой налегла на железный ошейник и сорвала его с своей шеи, а потом она порвала цепи и, выйдя из-за занавески, бросилась к Камар-аз-Заману и поцеловала его в рот, как клюются голуби, и, обняв его от сильной любви и страсти, воскликнула: «О господин мой, явь это или сон? Неужели Аллах послал нам близость после разлуки? Слава же Аллаху за то, что мы встретились после того, как потеряли надежду!»

И когда евнух увидал, что она в таком состоянии, он выбежал бегом и, придя к царю аль-Гайюру, поцеловал землю меж его рук и сказал: «Знай, о мой владыка, что этот звездочёт – шейх звездочётов и ученее их всех. Он вылечил твою дочку, стоя за занавеской и не входя к ней». – «Посмотри хорошенько, верная ли это весть!» – сказал царь. И евнух ответил: «О господин, встань и взгляни на неё, она нашла в себе столько сил, что порвала железные цепи и вышла к звездочёту и принялась его целовать и обнимать».

И тогда царь аль-Гайюр поднялся и вошёл к своей дочери, а та, увидав его, встала на ноги, закрыла себе голову и произнесла такое двустишие:

«Не люблю зубочистку я, потому что,

Её вспомнив, скажу всегда: «Без тебя я!»

А арак, тот любезен мне, потому что,

Его вспомнив, скажу всегда: «Тебя вижу!»[237 - В подлиннике игра слов, основанная на созвучии: «сивак» – зубочистка, и «сивака» – «другой», «не ты». Второе созвучие; «арак» – название растения и «арака» – «я тебя вижу.]

И тогда отец её до того обрадовался её благополучию, что едва не улетел, и он поцеловал дочь меж глаз, так как любил её великой любовью. И царь аль-Гайюр обратился к Камар-аз-Заману и спросил его, кто он, и сказал: «Из каких ты земель?» И Камар-аз-Заман рассказал царю о своём происхождении и сане и осведомил его о том, что его отец – царь Шахраман. А затем Камар-аз-Заман рассказал ему всю историю, с начала и до конца, и поведал ему обо всем, что приключилось у него с Ситт Будур и как он взял у неё с пальца её перстень и надел ей свой перстень. И царь аль-Гайюр изумился и воскликнул: «Поистине, вашу историю надлежит записать в книгах, чтобы её читали после вас поколения за поколениями!»

И потом царь аль-Гайюр призвал судей и свидетелей и написал брачную запись госпожи Будур с Камар-аз-Заманом и велел украсить город на семь дней. А после этого разложили скатерти с кушаньями и устроили празднества я украсили город, и все воины надели самые роскошные платья, и забили в литавры и застучали в барабаны, и Камар-аз-Заман вошёл к Ситт Будур, и её отец обрадовался её исцелению и выходу её замуж и прославил Аллаха, пославшего ей любовь к красивому юноше из царских сыновей.

И царевну раскрывали перед Камар-аз-Заманом, и оба они были похожи друг на друга красотой, прелестью, изяществом и изнеженностью. И Камар-аз-Заман проспал подле неё эту ночь и достиг того, чего желал от неё, а она удовлетворила своё стремление к нему и насладилась его красотой и прелестью, и они обнимались до утра. А на другой день царь устроил званый пир и собрал на него всех жителей внутренних островов и внешних, и разостлал для них скатерти с роскошными кушаньями, и столы были расставлены в течение целого месяца.

А после того, как сердце Камар-аз-Замана успокоилось, и он достиг желаемого и провёл таким образом с Ситт Будур некоторое время, ему вспомнился его отец, царь Шахраман. И он увидел во сне, что отец говорит ему: «О дитя моё, так ли ты поступаешь со мною и делаешь такие дела?» И произносит ему, во сне, такое двустишие:

«Луна во мраке страшит меня отдалением,

Поручила векам стеречь она стадо звёзд своих»

Дай срок, душа! Ведь, может быть, и придёт она.

Потерпи же, сердце, когда прижгли, как клеймом, тебя».

И Камар-аз-Заман, увидав во сне своего отца, который упрекал его, был наутро озабочен и печален, и Ситт Будур спросила его, и он рассказал ей о том, что видел…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести шестая ночь

Когда же настала двести шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Камараз-Заман рассказал Ситт Будур о том, что видел во сне, она вошла с ним к своему отцу, и они рассказали ему об этом и попросили позволения уехать. И царь позволил Камар-аз-Заману уехать, но Ситт Будур сказала: „О батюшка, я не вытерплю разлуки с ним“. И тогда её отец отвечал: „Поезжай с ним!“ – и позволил ей оставаться с Камар-аз-Заманом целый год, с тем чтобы после этого она приезжала навещать отца ежегодно.

И царевна поцеловала отцу руку, и Камар-аз-Заман также, а потом царь аль-Гайюр принялся снаряжать свою дочь и её мужа, и приготовил им припасы и все нужное для путешествия, и вывел им меченных коней и одногорбых верблюдов, а для своей дочери он велел вынести носилки, и он нагрузил для них мулов и верблюдов и дал им для услуг чёрных рабов и людей, и извлёк для них все то, что им было нужно в путешествии. А в день отъезда царь аль-Гайюр попрощался с Камар-аз-Заманом и одарил его десятью роскошными золотыми платьями, шитыми жемчугом, и предоставил ему десять коней и десять верблюдиц и мешок денег и поручил ему свою дочь Ситт Будур, и выехал проводить их до самого дальнего острова.

Потом он простился с Камар-аз-Заманом и вошёл к своей дочери Ситт Будур, которая была на носилках, и прижал её к груди и поцеловал, плача и говоря:

«К разлуке стремящийся, потише:

Услада влюблённого – объятья.

Потише: судьба всегда обманет,

И дружбы конец – всегда разлука».

И потом он вышел от своей дочери и пришёл к её мужу, Камар-аз-Заману, и стал с ним прощаться и целовать его, а затем он расстался с ним и возвратился с войском в свой город, после того как приказал им трогаться.

И Камар-аз-Заман со своей женой Ситт Будур и теми, кто с ними был из сопровождающих, ехали первый день, и второй, и третий, и четвёртый, и двигались, не переставая, целый месяц. И остановились они как-то на лугу, обширно раскинувшемся, изобиловавшем травою, и разбили там палатки, и поели и попили и отдохнули. И Ситт Будур заснула и Камар-аз-Заман вошёл к ней и увидел, что она спит, а на теле её шёлковая рубашка абрикосового цвета, из-под которой все видно, а на голове у неё платок из золотой парчи, шитый жемчугом и драгоценными камнями. И ветер поднял её рубашку, которая задралась выше пупка, и стали видны её груди и показался живот, белее снега, и каждая впадина в его складках вмещала унцию орехового масла, И любовь и страсть Камар-аз-Замана увеличилась, и он произнёс:

«Когда бы сказали мне (а знойный бы ветер жёг,

И в сердце и в теле всем огонь бы и жар пылал):

«Что хочешь и жаждешь ты: увидеть влюблённых

Иль выпить глоток воды?» – в ответ я сказал бы: «Их!»

И Камар-аз-Заман положил руку на перевязь одежды Будур и, потянув перевязь, развязал её, так как сердце его пожелало царевну. И он увидел красный камень, как драконова кровь, привязанный к перевязи, и, отвязав камень, посмотрел на него и заметил на нем имена, вырезанные в две строчки письменами нечитаемыми. И Камараз-Заман удивился и сказал про себя: «Если бы камень не был для неё великою вещью, она бы не привязала его таким образом на перевязи своей одежды и не сохранила бы его в самом дорогом для себя месте, чтобы не расставаться с ним. Посмотреть бы, что она с этим камнем делает и какова тайна, скрывающаяся в нем!»

Потом Камар-аз-Заман взял камень и вышел из шатра, чтобы посмотреть на него при свете…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести седьмая ночь

Когда же настала двести седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-азЗаман взял камень, чтобы посмотреть на него при свете, и стал его разглядывать, держа его в руке. И вдруг низринулась на Камар-аз-Замана откуда-то птица и выхватила камень у него из рук, и полетела, и опустилась с камнем на землю. И Камар-аз-Заман испугался за камень и побежал вслед за птицей, а птица побежала так же быстро, как бежал Камар-аз-Заман. И Камар-аз-Заман все время следовал за нею с одного места в другое, и с холма на холм, пока не пришла ночь и в воздухе не стемнело. И птица заснула на высоком дереве, а Камар-аз-Заман остановился под ним и был в замешательстве. А душа его растаяла от голода и утомления, и он почувствовал, что погибает, и хотел вернуться, но не знал, где то место, откуда он пришёл, и мрак налетел на него.

И Камар-аз-Заман воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!» – а затем он лёг и проспал до утра под деревом, на котором была птица. И пробудился он ото сна и увидел, что птица проснулась и улетела с дерева. И Камар-аз-Заман пошёл за Этой птицей, а она отлетала понемногу, вровень с шагами Камар-аз-Замана. И юноша улыбнулся и воскликнул: «О диво Аллаха! Эта птица вчера отлетела на столько, сколько я пробежал, а сегодня она поняла, что я утомился и не могу бежать, и стала лететь вровень с моими шагами! Клянусь Аллахом, это, поистине, удивительно, но я непременно последую за этой птицей! Она приведёт меня либо к жизни, либо к смерти, и я последую за ней, куда бы она ни направилась, так как она во всяком случае остановится только в населённых местах».

И Камар-аз-Заман пошёл за птицей (а птица каждую ночь ночевала на дереве) и следовал за нею в течёт» десяти дней, и питался он плодами земли, пил из ручьёв. А на десятый день он приблизился к населённому городу. И птица вдруг мотнулась, быстро как взор, и влетела в этот город и скрылась из глаз Камар-аз-Замана, и тот не знал, что с нею, и не понимал, куда она пропала.

И Камар-аз-Заман удивился и воскликнул: «Хвала Аллаху, который охранил меня, и я достиг этого города!» Потом он сел возле канала и вымыл руки, ноги и лицо и немного отдохнул, и вспомнилось ему, в каком он был покое и блаженстве, вместе с любимой, и посмотрел он на то, как теперь утомлён и озабочен и голоден, в отдалении и разлуке, и слезы его полились, и он произнёс:

«Хоть таил я то, что пришлось снести мне, но явно все,

И сон глаз моих заменила ныне бессонница.

И воскликнул я, когда дум чреда утомила дух:

«О судьба моя, не щадишь меня и не милуешь,

И душа моя меж мучением и опасностью!

Если б царь любви справедливым был, относясь ко мне,

От очей моих навсегда мой сон не прогнал бы он,

Господа мои, пожалейте же изнурённого

И помилуйте прежде славного, что унизился

На путях любви, и богатого, нынче бедного.

Я хулителей, за тебя коривших, не слушался,

И глухим я сделал мой слух совсем и закрыл его».

Они молвили: «Ты влюблён в красавца», – а я в ответ:

«Я избрал его средь других людей и оставил их».

Перестаньте же! Коль судьба постигнет, не видит взор».

Потом Камар-аз-Заман, окончив говорить стихи и отдохнув, поднялся и шёл понемногу, пока не вступил в город…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести восьмая ночь

Когда же настала двести восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Камар-азЗаман окончил говорить стихи и отдохнул, он вошёл в городские ворота, не зная, куда направиться. Он прошёл город насквозь, с начала до конца (а вошёл он в ворота, ведшие из пустыни), и шёл до тех пор, пока не вышел из морских ворот, и никто его не встретил из жителей города (а город был на берегу моря). И Камар-аз-Заман вышел из морских ворот и все шёл, пока не дошёл до городских садов и рощ. Он вошёл под деревья и пошёл дальше и, придя к одному саду, остановился у ворот.

И к нему вышел садовник и поздоровался с ним, и Камар-аз-Заман ответил на его приветствие, а садовник сказал ему «Добро пожаловать! – и воскликнул! – Слава Аллаху за то, что ты пришёл нетронутый жителями этого города! Войди же скорее в сад, пока тебя не увидал никто из его обитателей!»

И тогда Камар-аз-Заман вошёл в этот сад, потеряв разум, и спросил садовника: «Что за история с жителями этого города и в чем дело?» И садовник ответил: «Знай, что здешние жители все маги[238 - Магами (маджус) мусульмане называют огнепоклонников, последователей древнеиранской религии зороастризма.]. Ради Аллаха, расскажи мне, как ты пришёл в это место и какова причина твоего прихода в нашу страну».

И Камар-аз-Заман рассказал садовнику обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и садовник до крайности изумился и сказал: «Знай, о дитя моё, что страны ислама далеко отсюда, и от них до нас четыре месяца пути по морю, а по суше так целый год. У нас есть корабль, который снимается раз в год и уезжает с товарами к берегам земель ислама, и отсюда он едет в море Эбеновых островов, а оттуда к островам Халидан, где царствует царь Шахраман».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: