![]() ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
18 страница. – Говорят, что в этом доме есть свежина?– Говорят, что в этом доме есть свежина? – А ну-ка мотайте отсюда! Да кто вы такие, чтобы здесь пастись? Ишь, повадились, вон… И она захлопнула с силой и злобой перед ними дверь. Зашла в комнату, села на Алешину возле печки кровать, уставшая, опустошенная, хотелось плакать и спать… Всё, утро вечера мудренее. «Завтра напишу Лене письмо, закажу в районе машину и пусть увозят всё мясо в город, продают… Оставлю только немного Алеше. Тушенку пусть поставят дома на балконе. Может и сама когда поем, потом… В ней ведь не разобрать, чье-то мясо: Васьки или Машки… А сейчас пока нет, тошнит…» Так и сделала. Мясо увезли. Через месяц вернулась и Анна Андреевна домой. Сдала все по акту в склады районо. «Но может быть она хочет поехать еще в другую деревню? И школа хорошая, теплая, и квартира отличная, и автобус рейсовый ходит три раза в день». – уговаривали ее в районо. Но нет Анна Андреевна решила вернуться домой. А Лена, уезжая, говорила: – Чего рвешься? Здесь такой воздух! Только тебе и жить! А там, у нас тараканов уйма. Да и перекопали всё около дома, не пройти. Не хотела, чтобы мать мешала им. Жить-то теперь вместе. Хоть и в трехкомнатной, молодым всегда бывает тесно. То старикам в тесноте – не в обиде. Теперь в обиде да еще какой. Лена увезла не только мясо и сало, но и картошки более десяти мешков, закрутки с консервированными овощами, компоты, банки с вареньем. И пошел пир горой. Часть мяса и картошки Лена отдала Семену, часть матери мужа. А у той матери был еще сын, а у него жена. А у той жены – мать и дочь, а у дочери муж… У него родня… и знакомые… И пошла цепная реакция без всякого взрыва. И за месяц двух кабанов, как не бывало. Даже тушенки для Алеши не оказалось «Повзрывалась»… А картошка вроде в чьем-то гараже померзла. Не жалко было всего этого, а все-таки как-то неприятно и обидно. Вроде за последнюю идиотку ее посчитали. И не подумала та, на месяц появившаяся родня, какие были руки Анны Андреевны и глаза и той поросячей Матроны, перед тем, как ей всадили нож в сердце… И снова припомнился Семен Ефимович. Нет, такого друга ей больше никогда не найти. Перед отъездом сходила на кладбище. Цветов уже не было. Стояли морозы, лежал снег. Наломала веток с дубка, положила на заснеженный холмик. Но кто это идет по дороге, по-видимому, из районного центра к кладбищу? Добирается своим ходом. Сворачивает к Анне Андреевне. Ага, Катерина, остановилась около могилки мужа, постояла, поплакала… Домой пошли вместе. – Анна Андреевна, скажите правду: кто вам был Ярков? Любовник? Вы так его оплакиваете… В деревне удивляются… – Нет, Катя, нет! Клянусь своими детьми. Он только один раз поцеловал мне руку. Но нравился мне очень. Да и я ему наверное была небезразлична. Но мы были с ним только хорошие друзья. А иногда это больше, чем одна постель. – Анна Андреевна, вы уже все сдали в районо? – Всё, на днях уезжаю. – И швейные машинки сдали? – Да, и швейные машинки. – Но там же не было челноков? – Всё, Катенька, было… – Анна Андреевна, простите меня. А ведь это я вытащила их… Хотела вам сделать больно за Яшу. Да и Мария Гузеева меня этому надоумила. – Не надо теперь ворошить старое. Хотя я знала, что это ты все сделала, не надо… Учительница заплакала и обняла уборщицу. – Но кто вам сказал про челноки? – удивилась Катерина. – Иногда сорока на хвосте кое-что приносит.
А вечером дома по привычке долго глядела в окно. На живые душистые вербы, взяла карандаш и записала прощальные стихи про яснополянский мостик, и ночи яснополянские, и про березы. Потом долго плакала: «Милая береза, долго ль будешь спать? С болью жду прогноза, чтоб тебя обнять…» Писала и такие стихи: «Когда тропинкой прохожу, я вижу старые берёзы и дуб кудлатый нахожу, что на отца был так похожий…» Писала о весне и об осени: «Осень, осень, моя ты печаль…», «Как уснули пустынно поля…» и т. д. Но закончила цикл своих стихов самым любимым ей, самым дорогим, под которым она подразумевала ей дорогую Ясную Поляну, Яркова, а может себя саму… И назвала его «Молящая береза».
Куда-то дорога лесами бежала, Железную путая нить, А рядом березка – подранок лежала: О, как ей хотелося жить! Ее роковая, склоненная поза – Была человеку в упрек. Казалось молилась невеста-береза Под стынувший шум тех дорог. А было когда-то беспечно звенела В младенческих играх листвой, Но чья-то рука для забавы меж дела Всадила топор ей кривой. И небо качнулось, и ствол зашатало, Так что же случилось? Понять не могла, Но тут же покорно, бессильно упала И землю листвой обняла. От гибели было только полшага, На душу уж веяло мглой, Но в судорогах билась и билась бедняга И встать не могла над землей. Лишь небу в предсмертьи молилась береза, Тонул ее стон в тишине, А рядом, склонившись у края откоса Рыдала лишь ива во сне…
Глава 29 И уже перед самым отъездом зашла Анна Андреевна в магазин к Бове. Та встретила ее ласково, разложила, расхваливая свой товар. Бери – не хочу. Было много дефицитов. Купила несколько кружевных женских кофточек, несколько джинсовых костюмов, а на следующий день увезла их в районо: «Девчата, бабы, налетайте. Что кому подойдет. Теперь уже можно, не работаю, не посчитаете за подхалимство…» И еще, когда шла из магазина Бовы, встретила на мостике старуху. – И ты, Андреевна, уезжаешь? – спросила в упор она. – Конечно, деревня-то закрывается. – И креста на тебе нет! Сама сматываешься и сына пристроишь в городе учиться… А кому же мы и наши дети останутся? – Но не я же закрываю деревню? – Ах, не ты? Но ты – коммунистка, али только книжечку красную носишь? Поеду в город, схожу в церковь, упаду там на колени и прокляну тебя… – Господи, что вы такое говорите? Да разве это от меня зависит? И ехала-то я к вам всего на один год, учебный, на девять месяцев… Ради бога, не говорите так. И простите, если где и не получилось, но старалась от души… Старуха посмотрела на нее зло, окинула с ног до головы взглядом, покачала головой, стукнула палкой о деревянный мостик и, не попрощавшись, ушла, ругаясь и проклиная: «Коммунисты поганые… Не люди с красными книжками… Варвары… Такую загубить деревню?!» А Анна Андреевна кокетливо двумя пальцами приподняла свои золотые очки… «Все, бабуся, через два дня буду уже в городе сидеть в уютной парикмахерской и вычищать грязь из-под своих ногтей… Стоп, стоп… Да разве у меня под ними грязь? Нет, земля, которая родит лес, цветы, травы, – это величайшее благо для нас, людей… Земля – поистине наше богатство…» А вечером перед самым отъездом зашел к учительнице Глушак, лесник, и вытащил две соболиные шкурки. – Купите, недорого возьму. В городе такие не достать. Ставил капканы на зайцев, а вот попались. За обе – сто пятьдесят рублей. Шапка в магазине пятьсот стоит, а тут еще и на манжеты хватит или воротник к костюму. Посмотрите, какая выделка? И Анна Андреевна купила те соболя. «Ой, и шапка у меня будет! Теплая красивая… Пожалуй и на две хватит…» И только в городе сообразила, почему так дешево были куплены соболя, почти даром… Глушак благодарил ее, что умела молчать… Но оставила Анна Андреевна свой двор весь убранный, цвели уже ромашки, флоксы и шафраны. И как всегда вдоль забора вьюнки и цветная фасоль, так как пришлось ей прожить в Ясной Поляне до августа.
Эпилог Анна Андреевна шла по Ленинской и вдруг навстречу ей Галина Васильевна, ее давнишняя подруга. Как и обычно, при встрече женщины бросились обнимать друг друга и тут же тысяча вопросов: – Как дела? Как здоровье? Давно ли вернулась из глухомани? Не собираешься ли обратно к медведям? А вид-то, вид у тебя какой?! Боже, какая шуба и шапка, и все из натурального меха… Вроде за границей побывала… Расскажи, как там жилось, работалось? – Нет, милая Галина Васильевна, одним словом все не расскажешь. Заходи на вечерний чай и блины, поговорим… А ты где работаешь? – В горкоме. Пригласили заведывать одним очень важным кабинетом, – вроде как бы немного стесняясь, но все-таки с гордостью, сказала Галина Васильевна. – А сама ты, как тут устроилась? – Вернулась в одну из школ, веду математику. Как видишь, даже в райком не взяли. – А все-таки, понравилось в деревне? Вон как помолодела на колхозных помидорах и дешевом молоке? Как сердце? – Сердце побаливает, но терпимо… А понравилось ли в деревне? Наверное да, хоть и парное дешевое молоко мы с сыном не пили. Помидоры ели, но свои… Думаю, что к весне, после окончания учебного года, опять куда-нибудь уеду, но только поближе к дому. Все-таки тут дочь и уже внук… А это немало… Правда, вернулась я в город не с пустыми руками, привезла что-то более ценное, чем шапка из соболя… Не поверишь, более полтысячи стихов… Думаю они ценнее шапки… Но в деревню Анна Андреевна попала не скоро: только через 10 лет. Но это уже будет новая повесть. Речь будет идти о новых людях, о другой жизни, а главное, о другом времени…
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|