1 страница. Название: Никто не узнает Автор(ы): Джо Миллер Бета-ридеры(ы): Gindzin Жанр: мистика, слэш, юмор Рейтинг: NC-17 Предупреждение: не лопните от смеха и ужаса

Никто не узнает

3 Май, 2010

Название: Никто не узнает
Автор(ы): Джо Миллер
Бета-ридеры(ы): Gindzin
Жанр: мистика, слэш, юмор
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: не лопните от смеха и ужаса
Описание: Не всегда влюбленность в лучшего друга заканчивается хорошо. И не всегда великий способ "изнасиловать и посмотреть, что будет" работает в нужном направлении.

* * *

Предисловие.

Меня тошнит и выворачивает в лесу, прямо рядом с пикапом папы, на котором я приехал. Горло жжет, все внутренности болят, рот горит, и бесит горечь. Алкоголя во мне уже как ни бывало, но опьянение не прошло. Кошусь в сторону завернутого в пледтеплого тела, которое вытащил из кузова и положил рядом с краем болота. Кажется обычной поляной, особенно ночью – в лесу, не знаю, как сам в нее не въехал на тачке со всего размаха. Хотя, для машины это болото - скорее лужа, не сильно глубокая, но найти там труп… Явно будет сложно.

Вытираю рот рукавом, брезгливо тру рукава друг о друга, смотрю на дисплей мобильника – уже поздно, но предки вернутся только в понедельник, так что времени – завались. Ведь уикенд только начался.

Наклоняюсь над пледом, разворачиваю, снова становится плохо, какого хера я наделал!? Но я еще в шоке, меня почему-то совсем не пугает труп… Лучшего друга. В порванной футболке и джинсах, застегнутых мной после того, как я…

* * *

Час назад.

- Какого хрена ты делаешь, Джонсон!? – он кричит и шарахается от меня к окну, но я только смеюсь и хватаю его за руку, тяну на себя. Он тоже пьян, он просто не понимает, что это будет приятно и очень круто.

- Я тебя люблю, Маклаферти, что тут непонятного?.. – хохочу, как психопат, утягивая его на кровать и дергая футболку наверх, собираясь снять ее.

- Ты охерел, мудила?!! – он орет, вырывается и размахивает кулаками, пинается и лягается. Ах, да, он же наш хренов натурал. Дон Жуан школы Фог-Тауна. Кто бы ему еще объяснил, что его хитрая рожа нравится не только девчонкам, что за задницу его хотят облапать не только в шутку, и что… Его друг (то есть Я) хочет его совсем недвусмысленно.

- Да что ты, в самом деле? Один раз, ты же сам говорил… - я прерываюсь на смех и стягивание с него джинсов, потому что руки уже привязал кабелем от компьютера к спинке кровати, затянув потуже на запястьях. Они закрыты напульсниками, Маклаферти режет вены каждый раз, когда его избивает очередной хахаль старшей сестры.
По рукам на мою подушку сразу начинает стекать кровь, тонкими струйками из разошедшихся порезов, он не перестает орать и посылать меня такими словами, что уши хочется зажать.

- Пошел ты, ублюдок, я засужу тебя!! – надрывается, сверкая глазами, пока я не даю ему по роже, разбивая узкие губы. Верхняя совсем не двумя треугольничками, а вполне пропорциональна нижней… Это все я успел рассмотреть за чертовы шесть лет средней и старшей школы.

- Заткнись, ты достал!! – рявкаю ему в лицо, он захлебывается воплями, и пока он в шоке, стягиваю джинсы совсем, за ними и трусы (кстати, всегда хотел узнать, какие у него трусы… Оказалось – черные, не удивил). Рывком раздвигаю ноги, отметив который раз, что даже в темноте член у него впечатляющий. Недаром даже наш «крутой рокер» Эверик завидует, а в душе пялится, как мудак. И педик. Но педик, вообще-то, я. Но об этом никто никогда не узнает.

И потом, мой член больше, он сейчас в этом убедится…

- Нет!! – взвыл так, как будто я не любовью с ним заниматься… Ну ладно, не сексом с ним заниматься, а резать циркулярной пилой собрался! Идиот! Самодовольная тупая скотина, слепая и не видящая, что при мне лучше не раздеваться после физкультуры, и лучше не хлестать по заднице мокрым полотенцем с криками «Взбодрись, Джонсон!»

Возвращаюсь к реальности, немного погодя, из-за крика, который просто оглушает. А мне вроде как не больно? Слишком узко, чтобы протискиваться, а он еще и дергается, как эпилептик. И… Надо же! Рыдает! В третий раз в жизни вижу, как Кеннон Маклаферти плачет. Да неужели так больно?.. Не может быть, Розали все нравилось, а с ней я даже не церемонился на тему ТАКОГО секса.

Минут через пять он перестает кричать, потому что срывает голос, хрипнет и просто продолжает плакать, жмурясь и отворачиваясь, а у меня в мозгах что-то щелкает.

Я же люблю его, что я делаю?! Какого черта так мучаю?!

Резко выхожу, отпускаю и хлопаю по щекам, вдруг потерял сознание?

- Кен. Кенни?.. Все нормально?

Разворачивается и с чувством плюет мне в лицо.
- Сука! Ты думаешь, я тебе это прощу? Да я сгною тебя в тюрьме, дрянь, это тебя там будут трахать в задницу все, кому не лень, ясно?! – заорал как всегда с гонором, у него по-другому и не бывает.

Зря, кстати, потому что плевок я ему может и простил бы еще… Стерев его с лица рукавом.

- И… - не успевает закончить, я хватаю вторую подушку и накрываю его лицо, прижимая края подушки к матрасу. Мычит, выгибается дугой, сучит ногами, а я жду, когда он успокоится. Задолбал истерить, неужели нельзя было просто потрахаться и продолжать жить спокойно?.. Минута… Чего это он не затихает? Переходит уже совсем на дикую тряску, я еле могу удержать этого взбесившегося психа, прижимая к кровати. Две минуты. Почему-то дергается уже редко, но очень резко, то дернув ногой, то выгнувшись.
- Ну, ты успокоился? – ухмыляюсь, убираю подушку и минуты три непонимающе смотрю на него. Открытые глаза и дебильная улыбка. Или это просто так выглядит в свете луны из окна?

- Кен, не пугай меня, это не смешно, - бурчу, отвязывая провод от его рук, которые падают на подушку над его головой, а он не пытается их опустить или посмотреть, что с ранами на запястьях. Руки бледные, или даже синеватые, я слишком сильно их передавил, наверно.

- Кенни!? Кенни, что за хуйня, перестань! – трясу его за плечи, хлещу по щекам, замечаю, что кровь из губы у него идти перестала. Прислушиваюсь, прижав ухо к его груди…

- О, Господи! – меня как ударом отшибает от кровати, на которой лежит не Кенни. А его труп. Тело. Мертвец. Дохлый чертов Кенни Маклаферти. Протягиваю руку, вдруг я спьяну (хотя, кажется, уже протрезвел) не услышал? Нет, пульса на запястье тоже нет, а я испачкал кровью с напульсника пальцы.

* * *

Сейчас же я сижу рядом с его телом, смотрю на эту дебильную улыбку и открытые, пялящиеся в небо глаза и кровь вокруг рта, кровь на руках. Кровь, по-моему, была даже на бедрах, когда я натягивал на него джинсы и застегивал их, превозмогая суеверный ужас и тошноту. Вообще, первым порывом было побежать и позвонить папе с мамой и заорать: «Я убил Кенни!!» Но потом я понял, что это глупость, нужно что-то срочно делать.

Сейчас понимаю, что все как нельзя кстати. То, что он и его сестра - сироты, живут вместе в расписанном граффити вагончике на окраине города, это конечно грустно и вызывает желание пожалеть… Но мне очень на руку. Тиффани уехала с очередным дальнобойщиком «покорять Голливуд», а больше искать Кенни никто не будет. А я его лучший друг, скажу, что он смылся в Сан-Франциско, например, он давно хотел.

В темноте черного леса, в который обычно и на пикники-то никто не ходит, светлый плед с трупом в нем выглядит жутко. Если бы у Кенни были закрыты глаза, возможно казалось бы, что он просто спит… Но мне проще откусить себе руку по локоть, чем закрыть ему глаза.

Черт… Я - ублюдок, я - тупой кретин, что я наделал?!

Минут двадцать (а может больше, не смотрел на часы) сижу на земле, обняв колени, и раскачиваюсь, не отрывая взгляда от любимого друга. А потом, наконец, решился и, встав, поднял на руки оказавшееся странно тяжелым тело, подтащил его к болоту. Глянул в последний раз на застывшее лицо с кошмарной улыбкой и, наклонившись, отпустил его. И с ужасом уставился на то, как грязная, черная жижа забирает труп внутрь, в какую-то глубину, кажущуюся бездной. Последним уходит лицо, неестественно белое в темноте и свете полнолуния. Полнолуние? Очень символично.

- Прости, Кен, прости… - не могу сдержать слез, плачу, как девчонка, уже абсолютно трезвый. Зачем я вообще все это затеял? Зачем его напоил, зачем трахнул?! Он же нормальный парень, так зачем?..

Вдруг захватил такой дикий ужас, что я метнулся к машине, но вспомнил про плед, кинул и его в болото тоже, затолкал попавшейся под руку палкой поглубже, а потом уже уехал. Прочь из леса, по пустынным улицам, сшибая попадающиеся мусорные баки чисто случайно. Все равно все спят… И никто не заметил, что умер Кенни Маклаферти. И никто не узнает, что случилось на самом деле.

* * *

Полтора месяца спустя мне уже было сложно поверить, что это случилось на самом деле. Я не помнил, как в подвальной печи для обогрева дома сжег подушку, испачканную его кровью, простыни, даже одеяло, которое к нему прикасалось. Я не помнил, куда дел тот кабель от компьютера, поэтому пришлось купить новый, я не помнил, как я доехал домой и как загнал пикап в гараж, как потом отпирался первые дни от соседей и родителей – почему мусорные баки валяются на улице опрокинутые. Самое важное – меня в ту ночь никто не видел, все спали. Видел меня, возможно, только Кенни. Но он был мертв, так что он не считается.

Мне не стало одиноко, просто каждый раз, когда я тянулся к домашнему телефону позвонить ему, я вспоминал, что его нет дома. Точно нет дома, и никогда не будет. Тиффани так и не вернулась из очередного загула, она даже не знала о том, что ее младший ненавистный братец где-то глубоко в болоте. Если бы сейчас меня схватили полицейские и приказали найти место, где я утопил труп, я бы не смог, потому что не помнил дорогу через лесные дебри. Удивляюсь, как я вообще проехал там на тачке…
На анатомии и на химии, на которых мы сидели рядом, меня брала дрожь от того, что соседний высокий стул на одной ножке теперь всегда пустовал. Одноклассники же очень быстро забыли Маклаферти после того, как я с безразличным видом и улыбкой махнул рукой: «Да он смотался в Сан-Франциско. Тиффани же ездит, почему ему нельзя?» И все успокоились, девчонки, правда, потосковали немного, ведь трахался он наверняка классно. Младшеклассницы грустили, что «Душки Кенни нет». На него было приятно смотреть в баскетболе, футболе. И заодно он был чемпионом Фог-Тауна по соксу. Ну и граффити рисовал отменно. Он был классическим хулиганом, наш милашка Кенни, правда немного похож на телку. На стервозную, мужеподобную телку со злобным прищуром узких карих глаз из-под тонких, круто выгнутых черных бровей. На самом деле он не злобно щурился, он просто был близоруким, на линзы было влом тратить деньги, а очки он, естественно, носить не хотел. Ржал надо мной, когда на некоторых уроках я все же надевал дурацкие стекляшки и выглядел как спортсмен-ботан. Он обожал носить велосипедные перчатки без пальцев, грыз ногти, он сам проколол себе оба уха, вставив в них кучу металлолома, стыренного в тату-салоне на углу. Он был клептоманом, о, да. У него это от папочки, который до сих пор торчит в тюрьме за убийство мамочки. С чего я вообще с ним дружил?.. У меня не было выбора. Хоть я и спортсмен, я сильнее его, я выше, у меня шире плечи… Но он был умнее и хитрее, и он был конченым… Беспризорником. Мы начали дружить во втором классе, но уже тогда все понимали – есть два выхода. Либо ты дружишь с Маклаферти и тебя никто не трогает. Либо ты с ним не дружишь, и тебя могут в любой вечер хорошо «повоспитывать» ломом по ребрам где-нибудь на переулке Мэйн-стрит. Или просто Тиффани, вспомнив о долге старшей сестры и опекунши, натравит шайку байкеров, чтобы испортить жизнь. Кенни тоже умел ее портить, точно так же он умел осадить шутников, которые вспоминали при нем Кенни Маккормика. Кенни Маклаферти не убивали каждый день, он не носил капюшон и не был дебилом.

Кенни Маклаферти убили только один раз, и это сделал я. И он точно не ждал, что перед этим я все же выебу его, доказав, что он похож на бабу. Иначе бы я его просто не захотел. Он даже волосы отращивал ниже ушей, правда без челки, потому что обычно носил шапку. Бронзовые прямые волосы, прямые, даже не спутанные, хотя расчески он тоже ненавидел. Но был чистоплюем, это мне доподлинно известно, он всех своих девок заставлял чуть ли не по три раза в день мыться, потому что был невероятно брезгливым.

Был. Бедняга Кенни… Ты не думал, что я по-пьяни осмелею настолько, что перестану бояться мести твоих дружков и трахну тебя. И просто придушу и брошу в топь. Ты не думал, что твои дружки поверят мне на слово и ничего не сделают. Ты не думал, что вообще весь Фог-Таун не заметит твоей смерти, ты даже никогда не станешь очередной «городской легендой», как всегда хотел.

И через полтора месяца, точнее – через сорок дней, я уже даже не помню о нем. Только иногда, глянув на фотографию класса в конце кабинета, вижу темную фигуру в полосатом пуловере. Ты обожал раньше фильмы про Улицу Вязов, ты носил пуловер – в черно-красную полоску, как Фредди. И ты обожал страшилки у костра ночью. И ты уговорил меня однажды отправиться в заброшенную психушку на окраине города, после чего ты сам же меня утешал и уговаривал не бояться темноты. И ты уговорил меня пойти в наш городской крематорий, после чего опять же уговаривал не истерить. Ты вообще не боялся трупов, в отличие от меня, ты любил всю эту поебень, а я ненавидел, я не верю в духов и зомби, но я их боюсь.

И ты точно знал об этом, и ты даже не рассказал мне о том, что на месте нашего леса раньше было индейское кладбище… Хотя наверняка ты об этом знал из какой-нибудь городской легенды. Хотя об этом я узнал именно от тебя. Но уже было поздно.

* * *

Домой я сегодня приперся поздно, в час ночи наверно. Папа уже отплыл куда-то в рай в кресле перед телеком, пялясь в футбольный матч. Иногда мне становится интересно – он правда думает, что если кричать матом и орать: «БЕЙ ПО ВОРОТАМ СУКА, А НЕ МИМО!!!» футболисты резко начнут играть лучше? Не думаю, но и разочаровывать его не хочу. Он же пашет, как вол, пусть оторвется хоть вечером в пятницу. Мама треплется по телефону на кухне, интересно, как у нее язык не отсыхает или она мозоль не натирает о зубы? Сколько можно болтать? Об одном и том же, о моем взрослении, о внуках (о, боже), о еде, о мужьях…

Ладно, плевать, это их тупая жизнь, полная бреда и серости. Вообще-то привычку обзывать людей серыми мне тоже привил Маклаферти, он ненавидел серость, он хотел как Курт Кобейн, недолго, но ярко гореть.

Чего в итоге, в общем-то и добился, горел он недолго, но так, что слепило глаза всем окружающим.

- Ма, как дела?

Машет рукой типа «пошел нахуй, сынок», закатываю глаза, открываю холодильник, достаю пакет молока и, понюхав на предмет испорченности, топаю с ним по лестнице к себе в комнату. Задолбали предки, задолбала школа, скорее бы уже этот год закончился и можно было поехать в универ. Там хотя бы телки и… Парни будут поинтереснее, чем в тоскливом Фог-Тауне, единственная негласная звезда которого позорно сдохла у меня на кровати. Жаль не от оргазма, а от асфиксии, но тоже что-то, ннэ?

Открываю дверь коленом, закрываю ногой, толкнув и защелкнув замок обычной «золотистой» круглой ручки. Включаю настольную лампу у стены справа, лениво падаю на стул и врубаю компьютер. Любимый друг, на экране которого часто мелькают то раздвинутые ноги шлюх, то стоящие раком мужики. Да, я извращенец и онанист, ну и что.

И только тут я слышу сзади до инсульта знакомый голос:

- А как ты думаешь, Джонсон? После смерти ногти и волосы продолжают расти?.. – мурлыкающие нотки, абсолютно спокойная интонация. Я примерзаю к месту, не верю, мозг отказывается фиксировать факт, уши врут, я не верю… Смотрю на руку – на ней дыбом встали волосы, сердце делает пару лишних ударов в минуту и замирает. Оборачиваюсь – нет, там нет никакой жути, никаких резких выпрыгиваний из окна. Там на кровати, внимательно рассматривая меня почему-то не карими, а белыми глазами, лежит Маклаферти. Настоящий Кенни Маклаферти. Даже не моргает, а на лице та же дурацкая полуулыбка, что и утонула сорок дней назад в топи леса.

- Т…Ты!? Какого хуя?! – не контролирую себя, слова, ору, как псих, слетая со стула и отпрыгиваю в правый угол комнаты. Рядом с дверью, кровать стоит в противоположном по диагонали углу, Кенни даже не пошевелился, только взгляд на меня перевел.

- А что? Уже не хочешь меня? Я бы как раз не отказался, а то что-то мышцы затекли, знаешь… - двигает челюстью вправо-влево, как будто разминая ее, но вдруг ее сильно заклинило справа, к моему горлу подкатила тошнота. Он вернул челюсть на место.

- Че заткнулся? Не ждал, что ли? А как же твоя страстная искренняя ко мне любовь? Ты ее, кажется, не до конца выразил… - я вжимаюсь в угол, чувствую, что белею от ужаса, вся кровь уходит в ноги, придавливая их к полу. Не могу даже пошевелиться, в животе дрожит что-то, как будто стая бабочек бесится и бьется о стенки желудка.

- Т-тебя не может тут быть, это мне снится, - смеюсь нервно. Он делает шаг вперед, я вскрикиваю:

- Нет!!! Стой на месте!! – невольно разворачиваюсь в «защитную» позу – боком, прикрывшись руками, зажмуриваюсь.

- Ты думаешь, я тебя жрать сейчас заживо начну? Хрустя костями и брызгая кровью? – он насмешливо уточняет, наклоняясь ко мне ближе, а я отмечаю, что от него веет такой, как бы банально ни звучало, могильной «свежестью»… Холодом, от которого у меня мурашки по телу.

Чертово привидение. Они существуют, по крайней мере – одно.

- Скажи, что бы ты сделал на моем месте?

- Н-на т-твоем м-мес-сте?.. – заикаюсь, как в средней школе. Кстати он всегда отбивал меня от одноклассников, которые дразнили заикой.

- Если бы я тебя выебал, а потом придушил и выкинул в лесу, в какую-то гребаную лужу?! – орет, но я слышу уже не просто голос. А его же голос, неестественно искаженный, как голос на старой пластинке для патефона. Заевшей пластинке. Такой технический, бесполый голос…

- Я б-бы п-простил т-тебя… - шепчу еле слышно. Он прислоняет ладонь к своему уху, наклоняется близко, так что его локоть проходит сквозь мой и я быстро дышу, глядя на это вытаращенными глазами. По спине струится ледяной пот, это не шутка, мне сейчас станет плохо, и не только потому, что я потеряю сознание от страха.

- Я не слышу?! Повтори!

- Я бы простил тебя!

- Да?.. Ты думаешь, это шутка? – он смеется так, что со стола слетают предметы, трясется кровать и кресло, даже шкаф стучит ножками о пол.

- Тебя здесь не может быть, не может… Не может… - я сползаю по стене на пол, забиваюсь в угол и пялюсь на него чисто инстинктивно, забыв закрыть глаза.

- А если я сделаю так, ты поверишь, что я здесь? – ухмыляется, я только открываю рот, чтобы спросить идиотски: «Как?»

И тут же у меня глаза вылезают на лоб, а рот раскрывается уже в тупом крике, горло сжимается, и я давлюсь от ужаса, увидев, как он подался вперед, растопырив пальцы, как медведи нападают на жертву. Но это ничего – его лицо вдруг стало гниющей раной, а из пустых глазниц и из широко разинутого рта полезли дождевые черви – длинные и коричневые, извивающиеся и вполне живые. Я орал, а они подползали ко мне и забирались в штанины джинсов, ползли вверх по ногам, а потом даже его волосы стали змеями, извиваясь в воздухе, на пол лилась бордовая кровь из расползающегося, как вареный лук, лица. Падали уже белые могильные личинки, а я чуть не охрип от воплей.

- МАМАААААААА!!! – заорал, зажмурившись и закрыв лицо руками…

- Стив? Стивен, все в порядке? – открываю глаза, убираю руки, еще трясущиеся от ужаса. Вижу собственную мать в дверях, она открыла ее почти настежь, стоит и смотрит на меня. А я, как дебил, сижу в углу, забившись в него, как мелкий первоклассник.

- Ты кричал.

А стука кровати и шкафа, смеха и криков этого… Этого! Она не слышала?!
- Да нет… - поднимаюсь, мне стыдно, вообще неловко… Запускаю руку в волосы и отвожу взгляд. – Просто сон приснился плохой.

Мама скептически смотрит на включенный комп, лампу и меня одетого. И заправленную постель.

- Кхм… Ну ладно, не ори в следующий раз, не маленький же уже, - она смеется и уходит, я стою скромный-скромный, спиной к закрывшейся двери.

Он исчез, его нет. Может, это и правда был плохой сон? Глюк?

- Не меня ищешь? – я точно поседею за этот вечер, потому что оборачиваюсь, как дурак. И вижу, что Он стоял за дверью, пока она была открыта. Стоял прямо через дверь от ничего не подозревающей мамы, расслабленно привалившись плечом к стене. Целый и невредимый. По крайней мере, так выглядел. – Попробуем поговорить еще раз? – предложил, улыбаясь, но ледяным голосом.

* * *

Минута мне понадобилась на то, чтобы прийти в себя, понять, что это уже случилось, что долбанный Маклаферти точно труп, и что он сейчас абсолютно точно здесь. И это не сон, не глюк, и уж совсем не похоже на прикол.

Нет, он, конечно, на многое способен… Был. Но прикинуться мертвым и позволить утопить себя с головой в болоте?! Нет, это запредельно даже для Кенни.

Поэтому я решил мыслить логически, как всегда.

- Не подходи ко мне, - выставил в его сторону руку, указательным пальцем в сторону груди. – Стой, где стоишь.

- Я не стою, - извиняющийся тон и улыбочка. Смотрю вниз – о, боже мой, чертов призрак, он даже не касается ногами пола…

- Короче, ты понял меня! Не приближайся! – отхожу назад.

- Да ладно, че ты испугался-то? – летящей (во всех смыслах) походкой направляется вперед (вот скотина!!) А я шагаю назад, пока не упираюсь задницей в подоконник. – А еще я умею вот так, - он улыбнулся, и я чуть не умер от инфаркта, открыл рот, тут же зажал его ладонью и беззвучно застонал, наблюдая, как двумя руками, взявшись за собственные челюсти, он их медленно раздвинул.

Я ненавижу анатомию. Я ненавижу анатомию. Я ненавижу жуткие длинные языки и разорванные рты. И тупой ржач, как в фильме «Омен 666» тоже ненавижу!!

- Перестань, псих! – рявкаю наконец, а он сразу прищуривается, резко став целым и начиная злиться. Да уж, странно, как так долго продержался, не психуя.

И опять техническим голосом с патефонной пластинки:

- Я - псих?.. Я - ПСИХ?.. Я взял и трахнул своего друга, чтобы придушить и спрятать труп?!

Ах, вот в чем дело… Я где-то слышал, что если тело не похоронено, то дух не успокоится. О, черт, болото было большой ошибкой.

- Ты сам виноват! – я не знаю, откуда во мне взялась эта наглость. – Ты… Ты просто… Ну ты сам виноват, что так получилось, а если бы не вырывался, ничего бы не было!

- Ты охренел? Ты охренел?! – он взвыл и дал мне офигенную пощечину, размахнувшись, как следует…

Я даже успел зажмуриться, ожидая удара, а рука у Маклаферти всегда была тяжелой. Но почувствовал только холод, скользнувший сквозь голову.

Приоткрыл один глаз, уставился на него. Кенни задумчиво изучал свою руку.

- Не понял… - мрачно так. А я понял. Я все прекрасно понял… Он же призрак. Долбаный глюк. Он же нематериален! Хотя вот червячки и личинки с кровью были очень материальными…

- Эй! – я возмущенно уставился на него, когда мне сквозь нос прошел кулак, мозг захолодило, а Он огромными глазами на меня смотрел, с такой дикой обидой, что даже жалко стало. Убрал руку и попытался толкнуть меня в грудь. И опять я наглядно увидел, как ладони проходят сквозь меня.

- Мать твою! – рявкнуло мертвое правосудие, развернувшись и пнув мою кровать. И психанув конкретно, потому что кровать подвинулась.

А я сел спокойно на кровать и улыбнулся. Да, правду люди говорят, ко всему человек привыкает…

- Ладно, спокойной ночи, мне завтра рано вставать, - пожелал ему, лег на кровать одетым, прямо поверх покрывала и закинул руки за голову. Кайф. Он даже тронуть меня не может.

Я даже задремал. Но проснулся от чьего-то резкого выдоха «ХА!» и, едва открыв глаза, подпрыгнул на кровати. На полу лежал разбитый монитор. Посреди комнаты с горящими (в прямом смысле) глазами стоял Маклаферти.

- Что за нахер?! – я заорал, забыв, что дома не один.

А он усмехнулся и вытянул правую руку в сторону стола.

- Смотри, как я быстро учусь, - хмыкнул, не отрывая взгляда от настольной лампы, а я с суеверным ужасом, еще не веря, наблюдал, как она поднимается в воздух. Синхронно с тем, как этот урод поднимал руку. Левой рукой опять в воздухе, не переставая жутковато лыбиться, сделал открывающее движение, и окно распахнулось. Взмах правой кистью, и лампа вылетела. Грохот. Мама меня зашибет.

- Классно? – он сел на кровать у меня в ногах, которые я сразу же согнул, прижав колени к груди.

- С-супер, - страх что-то как-то вернулся.

Дверь в комнату вдруг открылась, я дикими от испуга глазами уставился на мать, недовольно смотрящую на меня и стоящую в позе буквы «Ф» на пороге. Встрепанную и в белой такой, колоритной ночнушке. Боже, за что я это вижу? Я юн, наивен, и не хочу видеть Этого.

Маклаферти ее с интересом рассматривал, потом присвистнул.

- А я всегда говорил, у тебя сексуальная мать… - я не удержался и шарахнул его подушкой, забыв, что он не почувствует. Мама молча и мрачно проследила за тем, как подушка врезалась в стену, потом уставилась на открытое окно, на разбитый монитор на полу…

- Стив, ты уверен, что ВСЕ в порядке?.. – вкрадчиво уточнила, даже я уловил ехидство.

Кенни встал, подошел прямо к ней и, стоя впритык, сообщил:

- Понимаете, дело в том, что Стив здесь ни при чем, он просто трахнул меня дней сорок назад, - он неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. – А потом убил и утопил в болоте, в лесу, знаете? И вот поэтому я сейчас все это натворил, - широким жестом и с улыбочкой показал на комнату. Я от него взгляда не отрывал, а мама не отрывала взгляда от меня, глядя прямо сквозь него. Твою ж мать… Как я попал.

- Мне не нравится это, Стивен Пэйшнс Джонсон, - блин, как я ненавижу свое полное имя.

- Пэйшнс? А я-то думал, что у одного меня дурацкое второе имя, - хмыкнул Кенни, усаживаясь на стол и болтая ногами. – А все же, вы такая сушеная истеричка, а если бы хоть иногда, по праздникам, давали мужу, то он, возможно, и не трахал бы свою секретаршу! – хихикал, выговаривая это моей матери. Надо же, я только что узнал, что мой отец трахает свою секретаршу.

- Мам, все в порядке, я просто встал, запнулся за шнур и уронил монитор. А потом подумал: «Ну, раз уж разбился, то ничего не поделаешь». И лег спать, я завтра все уберу, - улыбнулся ей. Сказать, что в ее взгляде был скепсис – ничего не сказать, но все же.

- Ладно. Но больше, пожалуйста, не ходи в темноте, ладно? – попросила, глянув еще раз на окно.

- Окей, - пообещал ей клятвенно и облегченно вздохнул, когда дверь закрылась за ее спиной.

- Вот знаешь, всегда поражался твоему умению выкрутиться в таком положении, в котором уже хана, казалось бы, - разглагольствовал Кен. – И самое замечательное, что у тебя будет еще очень и очень много возможностей потренироваться в своем умении выкручиваться, - он посмотрел на календарь и оторвал лист. – Месяц. Год, - оторвал еще лист. – Пять лет, десять, двадцать… До самой смерти, Стив. Мы с тобой надолго вместе, ты разве не этого хотел? – обернулся, улыбаясь. Я всегда думал, что у мертвецов глаза горят красным дьявольским огнем, как в кино. Нет, едва заметное зеленоватое свечение на дне зрачков. И белая радужка.

- Ты мне ничего не сделаешь, - хмыкаю пренебрежительно. Знал бы он, скольких мне это стоило сил и нервов.

- Может и не сделаю… Но как долго ты выдержишь мою приятную компанию? – он улыбнулся еще страшнее и медленно, с грацией пантеры, залез ко мне на кровать, игнорируя мою бледную рожу. Улегся возле стены, подпер голову рукой, упер локоть в Мою подушку. Самое ужасное – подушка примялась. Значит, только людей он трогать не может.

- Мне плевать. Я завтра проснусь, а тебя не будет, понял?

- О, да, конечно. Я буду сниться тебе в эротических снах, - показал он свободной рукой по воздуху, как будто там была надпись «эротические сны».

- Пошел ты, - ложусь, накрываюсь и поворачиваюсь к нему спиной. Всего лишь сон. Сон. Глюк. Бред.

- О чем бы тебе рассказать? – слышу, что лыбится. – Наверно, я начну с детского сада, куда мы с тобой вместе ходили. Что мы там делали, зачем, почему… У меня вдруг такая память появилась, обалдеешь, твой комп сдох от зависти, какая у меня память. Так вот. У меня тогда была собака, ты еще завидовал, потому что предки тебе не разрешали завести даже хомяка. А Тиффани было похер, поэтому она приперла мне немецкую овчарку… И я назвал ее Тиффани. Не из любви к этой дебилке, а из вредности. Ну так вот…

* * *

До утра я ворочался, то отключаясь от усталости, то снова просыпаясь и снова слыша тупые рассказики ехидным голосом.

- Доброе утро, - слащаво пожелал Маклаферти, а я заметил, что он улыбается совсем не так, как раньше. Да уж, мертвый Кенни – то еще зрелище, угрозы куда-то пропали, появилась спокойная уверенность. Но фанатизм остался.

- Сгинь… - простонал я, встал, запнулся о монитор на полу, пнул его со злости, опять схватился за ногу. Пошел в ванную, закрыл дверь на замок, взял зубную щетку…
Уставился на отражение, в котором явно был не я. Явно Кен.

Не стал уточнять, почему он отражается, просто наверняка вселился в зеркало. Нечисть. Нежить. Ужас!

Пофигистично чищу зубы, наклоняюсь, чтобы выплюнуть пену от пасты, разгибаюсь, гляжу в зеркало и…

- О, господи!!! – черт, я опять заорал и шарахнулся к двери, Маклаферти стеклянно расхохотался в отражении. А ведь секунду назад там была моя рожа, а точнее – ее половина, вторая красиво сочилась кровью, сверкала костью и красовалась мясом.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: