Тень, запущенность и зло

Homo homini lupus est — человек человеку волк

Мания разрушения широко распространена в первую очередь среди молодежи. В этом возрасте деструктивные тенденции еще ничем не приукрашены и выражаются с достаточной непосредствен­ностью. Молодые люди склонны к ярко выраженным внешним прояв­лениям мании разрушения; им доставляет удовольствие разрушать собственность, совершать акты вандализма и подвергать опасности свою и чужую жизни. Жалобы на подобное поведение молодежи можно услышать всюду — от Капштадта до Швеции и от Москвы до Шотландии. Несмотря на то что политические или социальные моти­вы направляют подчас иррациональную агрессивность в конструк­тивное русло, все народы, на какой бы стадии культурного и полити­ческого развития они ни находились, страдают от разрушительного поведения своих юных соотечественников. В связи с этим молодеж­ная психология может служить ориентиром в исследовании мании разрушения, присущей людям любого возраста.

При взгляде на проблему деструктивного поведения молодых людей первым бросается в глаза тот факт, что они вполне преднаме­ренно покушаются не только на чужие жизнь и собственность, но и на свои личные. Например, манера некоторых молодых людей управ­лять автомобилем бывает подчас как «убийственна», так и «само­убийственна». Молодые люди постоянно попадают в опасные ситуа­ции и предпринимают вылазки, которые непосредственно угрожают их собственной жизни, поскольку их привлекает опасность. Сви­детельством этого может служить криминальная хроника любой ежедневной газеты.

Часто деструктивное поведение молодежи считают «символом нашего времени» и результатом падения моральных и нравственных устоев, неправильного социологическое развития, деструктурирования, неуверенности современного обывателя в завтрашнем дне и т. д. Необходимо поэтому категорически подчеркнуть, что в действитель­ности мы имеем дело с явлением, свойственным всем временам. Мания разрушения по отношению к себе и другим людям была всегда характерна для молодежи. Непререкаемые исторические факты убеди­тельнейшим образом свидетельствуют о том, что молодые люди всегда проявляли готовность убивать и гибнуть по ничтожнейшим поводам, а то и вовсе без них. Разрушительные войны не обходились без ода­ренных и мужественных участников из среды молодых людей. Что же кроется за этой деструктивностью? Как объяснить ее с психологиче­ской точки зрения? Надо заметить, что исследование человеческой мании разрушения — депо неблагодарное. Тот факт, что люди дейст­вуют разрушительно и саморазрушительно, никто не отрицает, однако объяснения, предоставляемые феномену учеными, весьма различны. Марксисты, например, понимают разрушительное поведение людей в целом — и молодежи в частности — как следствие классовой борьбы, подавления и эксплуатации Классовая борьба создает, по их мнению, атмосферу ненависти, провоцирующую агрессивное поведение. Когда же классовая борьба завершится победой пролетариата и построением бесклассового общества, люди забудут о деструктивности. Однако для достижения этого необходимо еще множество разрушительных свер­шений; быть может придется истребить полчеловечества... Так или иначе, грядущая победа революции исключает необходимость изуче­ния человеческой деструктивности, поскольку в результате общест­венных преобразований последняя просто исчезнет.

Марксистский подход к рассмотрению данной проблемы в более мягкой форме и со множеством оговорок выявляется во многих дис­куссиях, посвященных мании разрушения. Постоянно высказывается мнение, что удручающий нас феномен является просто следствием неправильной социальной организации, порочного влияния полити­ческих и экономических структур и может быть устранен путем их реорганизации. Ответственность за манию разрушения нередко воз­лагается и на так называемое авторитарное воспитание, в избавлении от которого видят исцеление человечества

Попытки дать феномену агрессивности подобные толкования можно охарактеризовать в духе британского историка Арнольда Тойнби (Arnold Toynbee) как «футуризм». Футуристы полагают, чю в будущем произойдут преобразования, которые устранят тревож­ный факт деструктивности, и видят потенциальную возможность

некоего грядущего золотого века И хотя удручающие факты совре­менной человеческой жизни рассматриваются футуристами доста­точно реалистически, потенциальная возобновляемость негативных проявлений отрицается, поскольку их принимают за ошибки, кото­рых можно избежать.

Социологическую и футуристическую попытку решить проблему деструктивности предпринял Герберт Маркузе (Herbert Marcuse). По его мнению человеком руководят в настоящее время темные силы, использующие его и им манипулирующие. Согласно Маркузе житель западного мира ошибается, когда полагает, что свободен, ибо в дейст­вительности он — бессильный раб материального комфорта, созда­ющего у него иллюзию собственной значимости. Таким образом, при­чиной деструктивного поведения оказывается отчужденность совре­менного человека от общества и возникающее в результате этого состояние продолжительной фрустрации. Поэтому выйти из сложив­шейся ситуации можно лишь путем полной перестройки социальной системы. Только в этом случае будут созданы условия, приемлемые для существования нового, неагрессивного, нефрустрированного, сча­стливого человека. В своих умозаключениях Маркузе опирается на теорию Фрейда и ссылается, в частное га, на мнение последнего о том, что развитие цивилизации мешает удовлетворению инстинктивных потребностей человека, поскольку достижение определенного уровня культуры требует от человечества компенсации в виде «отречения от инстинктов»*, результатом которого оказывается фрустрация.

Профессор Конрад Лоренц (Konrad Lorenz), автор, в частности, книги «Так называемое зло» («Das sogenannte Bose»), тоже исследо­вал деструктивное поведение. Он попытался решить проблему этого тревожного явления, применяя термины зоологии. Агрессия, согла­сно Лоренцу, является основным инстинктом, обеспечивающим выживание индивида и популяции в целом. Тем не менее, у хищников агрессия против соплеменников блокируется через запрещение (ингибицию), путем торможения, поэтому, например, волк не ста­нет убивать побежденного им волка. Люди были безобидными суще­ствами, и до тех пор пока у них не появилось оружие, необходимость в торможении не ощущалась. Однако с изобретением оружия люди получили возможность убивать себе подобных, возникла агрессия, а торможение так и не появилось. Конрад Лоренц полагает, что дест-руктивность — инстинкт, который в процессе развития и в связи с изменившимися условиями существования стал угрожать собст­венному роду.

Другое «зоологическое» объяснение деструктивности дают анг­личане К. Рассел и У М. С. Рассел (С. Russel & W. M. S. Russel). Деструктивность по мнению этих авторов — результат перенаселе­ния. Некоторые мирные на воле обезьяны становятся агрессивными в тесной обстановке зоопарка и нередко нападают даже на собствен­ных детенышей. Узкая, стесняющая популяцию территория «спуты­вает» инстинкты и стимулирует агрессию.

«Зоологические» объяснения человеческого поведения имеют свои рамки. Возможности объяснить поведение животных весьма ограничены, поэтому ценность формулировок, которые даются зна­комому нам по собственным переживаниям человеческому поведе­нию на основе приблизительных выводов, сделанных путем наблюде­ния за другими существами, может показаться довольно сомнитель­ной. Кроме того, «зоологические» толкования обходят молчанием тот факт, что человеческая агрессия, проявляющаяся в своем клас­сическом виде среди молодежи, связана прежде всего с самодеструк-тивностью. Данным фактом также пренебрегают многие (хотя и не все) психологи.

Что же предлагает в качестве объяснения человеческой деструк­тивности психология К. Г. Юнга? Используя уже прозвучавший в этой книге термин «тень» (нем. «Schatten») Юнг делает интерес­нейшую попытку толкования феномена разрушительного поведения. Необходимо учитывать, что Юнг не всегда описывал свои находки систематически, поскольку не стремился к созданию догматической психологической системы, и систематизация, которая приводится здесь, принадлежит мне.

В «тени» обнаруживаются три различные и тесно взаимосвя­занные психологические структуры. Первой следует упомянуть «личную тень» (нем. «personhcher Schatten»), которая в известном смысле тождественна бессознательному, по теории Фрейда. Ее содер­жанием являются образы, фантазии, влечения, потребности, пере­живания и т. д., которые подавляются в процессе индивидуального развития. Причины этого могут быть весьма разнообразны Боль­шую роль в подавлении и вытеснении влечений, например, у детей

играют родительские табу. Содержимое личной тени бывает подчас достаточно безобидным и представляет собой определенные аспекты сексуальности, недопустимые с точки зрения родителей и общества. Кроме того, личную тень составляют неприятные переживания лич­ного характера, неугодные эго и супер-эго. Для жителей Западной Европы такими нежелательными аспектами чаще всего оказываются сексуальные перверсии и подавленная агрессия.

Личная тень состоит в тесной связи с «коллективной тенью» (нем. «kollektiver Schatten»), которая характерна для каждого отдель­ного коллектива. Содержание коллективной тени представляет собой противоположность коллективного идеала, т.е. того, что принято в определенных культурных и общественных кругах. Например, европейский идеал девятнадцатого века получил свое выражение в викторианском мировоззрении, сочетавшем в себе элементы хри­стианства и либерализма. Любовь, прогресс, гигиена, гуманизм, трез­вый образ жизни, культ непорочности и т. д. были ценностями кол­лективными. Таким образом, коллективная тень того времени должна содержать ненависть, дионисийский экстаз, тенденцию к оргиям, удо­влетворение полового влечения как самоцель и т. п. В пуританские времена королевы Виктории коллективная тень заявляла о себе в виде процветавшей тогда порнографической литературы.

Коллективная тень христианской церкви на протяжении ее исто­рии от Средневековья до Новейшего времени нашла свое выраже­ние, в частности, в преследовании евреев, инквизиции и феномене процессов над ведьмами. О коллективной тени либеральной Англии девятнадцатого столетия свидетельствует история ирландского голо­да и насильственного переселения шотландских горцев. Жестокость, авторитаризм и корыстолюбие — вот обратная сторона медали, на лицевой стороне которой были с гордостью выбиты официальные идеалы британских правящих классов.

Личная тень оказывает разрушительное воздействие на идеалы эго. Коллективная тень стремится девальвировать идеал коллектив­ный. Вместе с тем два этих феномена выполняют весьма ценную функцию, заставляя идеальные представления находиться как бы в состоянии постоянной боеготовности и поощряя тем самым инди­видуальное и коллективное развитие.

Два данных типа тени и «архетипическая тень» (нем. «archetyp-ischer Scfeatten») сосуществуют по принципу симбиоза, тем не менее последняя в корне отличается от них. Даже само употребление термина «тень» представляется в данном контексте не совсем верным Тень, как известно,— нечто вторичное, производное Она возникает благодаря свету Коллективная и личная тени возникают не самосто­ятельно, они дублируют соответствующие идеалы Архетипическая же тень, напротив,— явление в достаточно высокой степени незави­симое, и поэтому правильнее было бы именовать его «злом» («das Bose»), хотя это слово и вызывает множество неприятных ассоциа­ций Юнг понимал «зло» как нечто автономное и изначальное, а не как pnvatio bom, т е отсутствие добра Согласно К Г Юнгу понятие «зло» можно описать словосочетанием «убийца и самоубийца внут­ри нас» Архетипическую "• ень издавна олицетворяла фигура дьявола и символический обрая <, черного солнца» — sol mger — алхимиков Многие персонажи религиозной истории разделили сомнительное право быть выразителями архетипическои тени Шива*, Локи**, Вельзевул и т д Отталкиваясь от эт их фактов. Юнг ведет речь о нали­чии в человеческом сознании нередуцируемой мании разрушения Только ли Юнг предполагал существование подобного начала в чело­веческой психике1? В своей известной работе «По ту сторону прин­ципа удовольствия» Зигмунд Фрейд высказал аналогичное предпо ложение Кровавые события Первой мировой воины натолкнули Фрейда на мыс ть, что человеком управляю г два влечения танатос — инстинкт смерти, и эрос — инстинкт любви Огромной заслугой Фрейда было предположение о том, что агрессия, направленная про тив других, и агрессия, направленная против себя, взаимосвязаны Инстинкт смерти представляет собой «стремление» к смерти и состояние постоянного ее поиска Не имея возможности редуциро­вать данное влечение, Фрейд, а за ним и Юнг констатировали, что феномен «убийцы и самоубийцы внутри нас» не доступен логиче­скому объяснению, однако это обстоятельство ни в коем случае не отрицает его существования

Более пристально рассмотреть природу данного феномена на примере молодежи, у которой он прояв шется отчетливее всего,

Щива[санскр «блаюсклонньш», «милосердию]—богищийскоитроицы Брах

мал [созидатель], Вишну [хранитеть], Шива [разрушигеть] При этом Шива не

только карает за i pex, но и защищает, не to чым разрушает, но и созидает — Прим

переводчика

Локи — популярный персонаж скандинавской мифотогии, тип мифологического

плута [i рикстера], в котором переплетены чер i ы комизма и демонизма Локи уча

ствуег вместе с Одином в сотворении людей — Прим переводчика

можно через призму волшебных сказок В связи с тем что, в част­ности, фигура дьявола, черта представляется символом этой архети-пической ситуации, имеет смысл обратиться к тем сказкам и мифам, главными героями которых оказываются дьявол и молодой человек Например, юный герой сказки братьев Гримм «Черт с золотыми волосами» должен вырвать из головы черта три золотых волоска, и тогда он получит право жениться на очаровательной принцессе Подобная мифологема типична

Женитьба на принцессе символизирует развитие молодого чело­века до состояния целостности, способности на «внешнее»и «внут­реннее» соединение с женским началом Однако, для того чтобы дос тигнуть этого, он должен вступить в контакт с чертом, столкнуться с ним тет-а-тет Не менее важным является и то обстоятельство, что волосы у черта золотые Золото — символ света, сознания Черт с золотыми волосами приобретает таким образом нечто общее с сол­нечным богом Не случайно его называют Люцифером, носителем света, который был когда-то самым сияющим ангелом в Небесном воинстве Сказка в аллегорической форме говорит о том, что психо логическое развитие до состояния целостности возможно лишь путем осознания зла в самом себе или контакта с ним Иначе говоря, молодой человек не сможет продолжать свое развитие, избегая соприкосновения с архетипической тенью Кроме того, дьявол, сим­волизирующий вселенское зло, в каком-то смысле подчинен Богу В книге Иова Сагана назван одним из сынов Божьих, а Исайя говорит «Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия, Я, Господь, делаю все это»*

Мифологемы могут дать ответ на психологические, философ­ские и религиозные вопросы, рационального ответа на которые у нас нет,— представляя необъяснимое и таинственное в мифо логических символах Объяснить с научной психологической позиции, почему молодому человеку, для того чтобы продолжать свое развитие, необ­ходимо соприкоснуться с архетипической тенью, весьма сложно,— возможности психологии и рационального подхода не всегда безгра ничны Отношение человека к бытию, к своей роли в этом мире, к тво­рению и Богу имеет одну занятную особенность Человек желает обладать известной свободой, судить, оценивать, высказывать раз нообразные мнения и свободно принимать решение по тому или иному вопросу. Люди не ограничиваются пониманием того, что есть добро и зло, подобно Адаму и Еве, которые вкусили с древа позна­ния; им необходимо иметь возможность выбора, право на собст­венную позицию по отношению к бытию, Богу, окружающим нас людям. Защищая или отнимая чью-то жизнь, мы делаем это по собст­венной воле.

Только тот, кто способен сказать творению «нет», способен и на сознательное признание существующего порядка вещей. Лишь тот, у кого есть свобода разрушать, может по собственной воле посвя­тить свою жизнь созиданию. Отсутствие греховного деструктивного отрицания уподобило бы нас животным, вернее сложившемуся пред­ставлению о них, превратило бы в существ, подверженных неконтро­лируемым влечениям, руководимых исключительно инстинктом самосохранения, не могущих принимать решение и не имеющих никакого выбора. Вполне вероятно, поэтому, что архетипическая тень является характерной чертой именно человека.

Каким образом происходит контакт с дьяволом, с деструктив­ным? Обратимся к примеру молодого человека, который находится на пути из детства в зрелость и так или иначе приходит в соприкосно­вение с деструктивным началом. Разумеется, ребенок также скло­нен к деструктивным проявлениям — многие дети ведут себя, как сущие «черти». Однако уклад жизни ребенка определяется родите­лями, и свои проблемы он решает теми средствами, которые доста­лись ему от родителей. Одним словом, ребенок очень несвободен. Резонно заметить, что подросток также в значительной степени зави­сит от своих родителей и по большей части просто перенимает их взгляды на жизнь. Однако, для того чтобы продолжить индивидуаль­ное психологическое развитие, юноше необходимо пройти стадию отрицания, дабы затем сознательно вернуться к родительским ценно­стям или же выработать свое собственное мировоззрение. Молодой человек, переживающий процесс взросления, вступает в соприкос­новение с «дьяволом» для того, чтобы добиться свободы. Следует, однако, учитывать, что мое объяснение грешит некоторым упроще­нием, а предложенная классификация имеет в контексте архетипиче-ской тени значение весьма относительное. Феномен «убийцы и само­убийцы внутри нас» поддается лишь частичному толкованию, свиде­тельством чему служит приведенное здесь объяснение, со всеми его издержками. Неутешительная истина заключается в том, что мы можем лишь знать о существовании архетипической тени и сообразовывать наше поведение с данным обстоятельством, но объяснить его назначение не в состоянии. Нельзя со всей ответственностью утвер­ждать, что деструктивность является гарантом свободы. Однако это вполне вероятно. Не случайно во время инициации (обрядов посвя­щения) у многих примитивных народов молодому человеку предпи­сывается символическое действие, связанное с опасностью, убийст­вом врага, расчленением последнего и т.п. Не стоит удивляться само-деструктивности, которую проявляет молодежь. Молодым людям необходимо вступать в игру с «дьяволом», однако они ни в коем слу­чае не должны себя с ним идентифицировать. Эго молодого чело­века должно сохранять хотя бы минимальную дистанцию со злом. Иными словами, юноша должен осознавать свои действия.

Многие здоровые молодые люди, разрушающие собственность, занимающиеся воровством и т.п., отдают себе отчет в том, что речь в данном случае идет о временном эксперименте, который в конеч­ном счете не имеет ничего общего с подлинным образом их жизни. Они понимают, что такое захватывающее приключение в действи­тельности — зло. Спешу добавить, что не все молодые люди идут на открытое выражение собственной деструктивности, не все из них водят автомобили подобно самоубийцам, не все воруют, покушаются на чужую собственность, дерутся и т. д. Тем не менее, все без исклю­чения молодые люди в той или иной форме соприкасаются с «дьяво­лом». Для этого существуют различные пути, и непосредственное агрессивное действие — лишь один из них. В юном возрасте весьма развито воображение и склонность идентифицировать себя с фанта­зиями другого человека. Именно в юности Фридрих Шиллер написал «Разбойников», а Иоганн Вольфганг Гете выразил стремление к само­убийству в «Страданиях юного Вертера». Литература изобилует мрачными и зловещими персонажами, с которыми юный читатель может себя идентифицировать и соприкоснуться с тенью. Кино, теле­видение и театр предоставляют молодежи сотни возможностей «вырвать пару золотых волосков из головы дьявола»

Фантазии деструктивного характера играют весьма значитель­ную роль в жизни молодого человека. Часто у подростков обнаружи­ваются мысли о самоубийстве и фантазии, связанные с убийством и другими не менее отвратительными агрессивными действиями. Увлечение философией или обостренное религиозное переживание образа дьявола — неотъемлемая черта юности. Столь напряженное существование приводит подчас к тому, что молодые люди терпят фиаско в смелой вылазке, имеющей своей целью вырвать волоски из головы дьявола, и заканчивают свою жизнь трагически. Осознание демонического начала невыносимо и часто его пытаются устранить любым способом. В связи с этим многим молодым людям, находя­щимся в стадии размежевания со злом, свойственно проецировать архетипическую тень на окружающих: взрослых, родителей и т. д. и воспринимать их в качестве носителей зла и деструктивности. У здоровых молодых людей подобные проекции со временем ухо­дят, а у подростков, выросших в атмосфере ненависти, отсутствия нормальной семейной жизни, сохраняются. Родители остаются для такого молодого человека существами пугающими и не внушающи­ми доверия; у него могут возникнуть проблемы в школе, сложиться неблагоприятные отношения с одноклассниками и учителями. Часто дело осложняется тем, что молодой человек в действительности пережил какую-то драму, связанную с жестокостью окружающих его людей. Поэтому, вступая в контакт с деструктивностью, он бывает готов к тому, чтобы ради облегчения процесса размежевания со злом проецировать деструктивность на окружающих или по меньшей мере на часть своего окружения. В результате деструктивное оказывается для него не интегральным элементом человеческой психологии, а чер­той, характерной только для определенных людей или определенных социальных структур. Такие проекции во многом блокируют даль­нейшее психологическое развитие и весьма осложняют социальную интеграцию, в чем опять-таки винят агрессивно настроенное окруже­ние, поскольку в своих собственных глазах данный молодой человек деструктивен поневоле, а точнее, по злой воле социума. Иногда такая самодеструктивность рационализируется. С подобным явлением часто сталкиваются работники социальной службы. Что бы ни делал инспектор данного учреждения для своего подопечного,— все вос­принимается отрицательно, во всем усматривается злой умысел. В том случае, если, например, молодому человеку подыскали рабо­чее место, он полагает, это — следствие особого коварства, целью которого является контроль за его жизнью и лишение его права на свободный выбор. Если же вакансии отсутствуют и ему приходится искать работу самостоятельно, он винит попечителя в равнодушии и умышленном сокрытии важной информации. Подобным молодым людям с интровертным характером, обуславливающим способность пережить такого рода конфликты в фантазии, удается существовать в социальном отношении совершенно незаметно, хотя обычно они

бывают на всех озлоблены и втайне плетут интриги. Однако чаще всего таким молодым людям не выпадает счастья родиться в среде, поощряющей богатую внутреннюю жизнь, в среде, предоставившей бы им возможности решить свои проблемы через фантазии, поэтому им приходится переживать все драматические ситуации в реаль­ности. Результатом этого оказывается типаж антисоциального, а воз­можно даже криминального молодого человека. И хотя проявления его деструктивиости внешне напоминают действия молодого чело­века, временно соприкоснувшегося со злом, в действительности все обстоит иначе: контакт с дьяволом — для него трагедия, непрекраща­ющаяся борьба с окружением, олицетворяющим зло. Подобного несчастного юношу можно сравнить с Дон-Кихотом, бросающимся на ветряные мельницы. Нередко асоциальные личности такого типа ошибочно характеризуются специалистами как психопаты, как люди с врожденными дефектами характера. В дальнейшем эти люди могут оказаться способными создать семью и воспитать своих детей в духе собственного антисоциального мировоззрения. Дело принимает опасный оборот, когда такие личности начинают склоняться к расиз­му или социальной зависти.

Жизнь подобных людей необыкновенно трагична. Только чело­век определенного психологического склада может стать жертвой деструктивности. Люди равнодушные не способны болезненно реагировать на зло даже в том случае, когда растут в деструктивной среде. Феномен деструктивности не доставляет им никаких особых хлопот. В юности они весьма поверхностно соприкасаются со злом и в дальнейшей жизни его не замечают. Другое дело — те, на кого уже в детстве произвел глубокое впечатление феномен зла. Они не в силах отказаться от борьбы со злом, однако борьба оказывается бессмысленной, поскольку молодые люди не понимают, что в конеч­ном счете зло есть проблема внутренняя," а проекция собственного деструктивного начала вовне неизменно оборачивается новыми беда­ми и страданиями. ч

Обречен ли анализ на провал?

Предыдущая глава представляет собой попытку рассмотреть феномен архетипической тени на примере развития молодежи. Архе-типическая тень создает для психотерапевта особые проблемы. Разу­меется, данный феномен не исчезает по прошествии молодости. Средний здоровый человек периодически оказывается под влиянием самодеструктивных и агрессивных тенденций, разрушая созданное, саботируя отношения, которые для него дороги, мучая близких и дру­зей. В особенности же от воздействия архетипической тени страдает психотерапевт. Здесь уже упоминался психологический закон, суть которого сводится к тому, что сила стремления к свету прямо про­порциональна активизации тени. В частности, психотерапевт, стре­мящийся к осознанию, путем которого он желает помочь пациенту, рискует оказаться под влиянием бессознательного начала в гораздо большей степени, чем обычный человек. Налицо парадокс: чем боль­ше усилий прикладывает психотерапевт к осознанию, тем бессозна­тельнее он становится. Иными словами, чем сильнее освещен один угол комнаты, тем темнее кажутся другие ее углы.

Человеку, осознающему свои собственные деструктивные и самодеструктивные тенденции, тяжелее всего дается переживание их в себе, а не только в проекции. Будучи человеком, беспрерывно находящимся в контакте с бессознательным, психотерапевт в изве­стном смысле подвержен влиянию архетипической тени более, чем любой другой индивид. Сознательно психотерапевт желает помочь клиенту, избавить его от проявлений чрезмерной деструктивности Именно с этой целью, ежедневно, в течение восьми и более часов психотерапевт общается с людьми, которым он хочет вернуть здо­ровье и ощущение радости жизни. Задача эта весьма непроста, и кро­ме того следует учитывать, что сознательное стремление к добру

подразумевает наличие в бессознательном такой же по силе злой воли. Предвидя данную опасность, основоположники психоанализа и психотерапии выдвинули требование учебного анализа, предшест­вующего самостоятельной психотерапевтической и аналитической практике. От психотерапевта требуется хорошее знание психологии и психопатологии, что позволяет ему безошибочно определять этио­логию невротических симптомов. Однако именно учебный анализ, случаи эффективного распознания деструктивного начала у паци­ента и мнение о том, что аналитик добился выдающихся успехов в самопознании, искушают терапевта закрыть глаза на собственную тень и видеть ее проявления лишь у анализанда.

Психотерапевт ежедневно сталкивается с нестандартным челове­ческим поведением, выражающим на практике личную, коллектив­ную и архетипическую тени. Случается, что он начинает распозна­вать проявления, в частности, архетипической тени лишь у окружа­ющих, подобно аутсайдеру, проецирующему свою бессознательную деструктивность вовне. Благоприятную почву для таких проекций создает и то обстоятельство, что количество пациентов с ярко выра­женными проявлениями бессознательной деструктивное™ в прак­тике аналитика никогда не убывает.

Проблема усугубляется тем, что многие психотерапевтические школы склонны вообще отрицать необходимость для аналитика изу­чения собственного деструктивного начала. Это мнение свидетель­ствует о тенденции к преобразованию психологии в естественную науку, что подразумевает преувеличение значения аналитической методики. Иными словами, исследование течения психологических процессов в собственной психике и психике другого индивида при­равнивается, скажем, к наблюдениям за химическим процессом в лаборатории. Не лишним будет заметить, что последователи Фрейда нередко избегают распознания в себе описанного венским психоаналитиком инстинкта смерти, поскольку возможное наличие подобного влечения в собственной личности внушает им опасения и в состоянии пагубно повлиять на их объективную научную пози­цию. Несмотря на то чго в рамках психотерапии юнгианского направ­ления проблеме тени уделяется огромное значение, тем не менее под этим понятием зачастую фигурирует только личная и коллективная тени, а тень архетипическая в расчет не берется.

Здесь уже шла речь о том, что психотерапевт находится в очень опасной и сложной психологической ситуации. С какой бы стороны мы ни подошли к его проблематике, повсюду нас подстерегают пре­пятствия. Фундаментальная модель врача, соответствующая деятель­ности психотерапевта, содержит искушение — вытеснить один из полюсов архетипа целителя и больного и спроецировать патологиче­ский аспект на пациента. Пытаясь путем применения власти ликвиди­ровать это разделение, аналтик поступает подобно врачу. В психо­терапии напряженность, существующая между полюсами целителя и больного, обострена «противостоянием» сознательного и бессозна­тельного В неблагоприятной сигуации бессознательное проециру­ется на пациента. Сам же аналитик, призванный помочь пациенту в осознании, безо всяких на то прав выступает в роли исключительно сознательного человека. В том случае, если честный аналитик при­ближается к осознанию, мрак собственного бессознательного скорее всего станет ему очевиден. Ведь, не забудем, чем больше света, тем гуще тень. Под покровом этой тьмы скрываются теневые двойники священника, врача и психотерапевта — мнимый пророк и шарлатан. Такая психологическая ситуация создает идеальное поле деятель­ности для архетипической тени Бессознательная деструктивность проявляется как в расщеплении архетипа, так и в существовании теневых двойников. Таким образом «зло» угрожает аналитику со всех сторон.

Возникает вопрос, не обречено ли смелое предприятие психоте­рапии на провал или оно может быть эффективным только под руко­водством гениев психологии? Многих психотерапевтов, отдающих себе отчет в этой проблематике, утешает наивное убеждение в том, что путем кропотливого учебного и личностного анализа они спо­собны достигнуть некоего гипотетического «мастерства». Среди ана­литиков бытует мнение, что избежать опасности можно, например, посредством изучения и детального описания своих снов. Ахилле­сова пята этого аргумента — толкование. Ведь сны в таком случае получают интерпретацию самого сновидца. Укажем на то, что ника­кой системы, никакой техники, которые гарантировали бы стопро­центное понимание посланий, заключенных в сновидении, не сущест­вует. Интерпретация сновидений — деятельность индивидуальная, если угодно, «штучная», близкая к искусству, зависящая от личное ги толкователя. Искусный и опытный психо терапевт приобретает со временем большую сноровку в интерпретации своих сновидений, которая отвечала бы его желаниям. Феномены тени он видит лишь в том случае, когда они угодны его эго, и нередко воспринимает

деструктивные аспекты собственной личности как черты в извест­ном смысле даже положительные.

Пессимизм таких утверждений вполне оправдан. Тем более, что бесчисленные внутренние противоречия и конфликты между пси­хотерапевтами, кажется, подтверждают правоту такой неутеши­тельной, впрочем, точки зрения. Споры, обоюдная критика и горь­кие последствия разногласий редко достигают такой остроты (а под­час и непорядочности), как в среде тех, кто чуть ли не официально заявляет о себе как об исключительно «осознавших» людях,— в сре­де аналитиков и психотерапевтов. Является ли психотерапия, а точ­нее глубинный анализ человеческой психики, предприятием невозможным? Следует ли расценивать этот грандиозный экспе­римент как очередную неудачу человеческой мысли? Исчерпал ли себя анализ?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: