Чистое учение о праве Г. Кельзена 2 страница

В кельзеновской нормологической интерпретации позитивного права понятие действенности права (его реальной силы, реально­сти) выступает как условие действительности права, но не тожде­ственно действительности права (его смыслу нормативного должен­ствования), под которой имеется в виду специфическое существо­вание права, отличное от природной реальности, тот собственный смысл права, с которым право обращается к реальности: природ­ная (в том числе — социальная) реальность может соответствовать или противоречить праву лишь в том случае, если сама она не тождественна действительности права. Разрывая сущее и долж­ное, Кельзен вместе с тем, как бы стремясь преодолеть крайние последствия такого разрыва, признает невозможность отвлечься от реальности (действенности) права при определении его действи­тельности, хотя и предостерегает против их отождествления.

По существу же (т. е. социологически, по словам Кельзена) под действенностью позитивного права имеется в виду власть (пра-воустанавливающая власть, властная сила права), а под действи­тельностью права — установленное этой властью позитивное пра­во, т. е. приказы власти любого произвольного содержания, нормо-логически интерпретируемые в чистой теории права Кельзена как система правовых норм долженствования, исходящая из гипотети­ческой основной нормы. В этой связи Кельзен пишет: "Если заме­нить понятие реальности (истолкованной как действенность право­порядка) понятием власти, то вопрос о соотношении действитель­ности и действенности правопорядка совпадает с хорошо извест­ным вопросом о соотношении права и власти. И тогда предложен­ное здесь решение оказывается всего лишь строго научной форму­лировкой старой истины: хотя право и не может существовать без власти, оно, однако, власти не тождественно. Право, с точки зрения

¹ Там же. С. 87. ¹ Там же. С. 89.

«U»«!»«'Г5>е«?*

, 'von F.-M. Sc

¹ Там же. С. 81—82.

² Там же. С. 98.

Раздел V. История философии права и современность

изложенной здесь теории, представляет собой порядок (или орга­низацию) власти"¹.

С этих позиций Кельзен выступает против традиционного дуализма государства и права, отождествляет государство и пра­во и трактует государство как правопорядок (в кельзеновско-нор-мативистском понимании права как принудительного социального порядка). "Как только, — пишет Кельзен, — мы начнем подразуме­вать под государством правопорядок, тотчас обнаружится, что про­тивостоящая простым этико-политическим постулатам "действи­тельность" или "реальность" государства есть позитивность права. "Действительное" государство представляет собой позитивное пра­во в отличие от справедливости, т. е. требования политики"².

В отличие от традиционного позитивизма, который этатизиру-ет право, кельзеновский нормативизм, напротив, легализирует (в кельзеновском смысле чисто формального долженствования!) госу­дарство. При этом не следует забывать, что в чистом учении Кель-зена речь идет о теоретическом обосновании объективной действи­тельности всякого уже данного (установленного официальной вла­стью, государством) позитивного права с любым произвольным со­держанием. И если в концепциях этатистского позитивизма исход­ное оправдание государства (и его властных полномочий на уста­новление любого права) подразумевает оправдание и соответствую­щего позитивного права (приказов государственной власти), в нор-мативистском позитивизме тот же эффект (но в более "чистом" виде, т. е. не откровенно социологически, а юридически, по Кельзену) достигается противоположным путем: исходная оправданность любо­го позитивного права подразумевает (и включает в себя) оправдан­ность и любого государства (и как правопорядка — в "юридической" плоскости долженствования, и как фактической власти с монополией насилия и принуждения — в социологической плоскости).

При этом следует признать, что в своей критике традицион­ной (т. е. позитивистской в некельзеновском варианте) доктрины государства и права Кельзен верно отмечает ряд ее существенных недостатков. Согласно такой доктрине, государство существует не­зависимо от (и даже до) права, но оно создает право, "свое" право, объективный правопорядок, а затем само ему подчиняется, т. е. обязывает и управомочивает себя посредством собственного права. "Таким образом, — критически замечает Кельзен, — государство — как метаправовая сущность, как своего рода социальный организм —-есть предпосылка права, но в то же самое время государство пред­полагает бытие права в своем качестве правового субъекта, так как государство подчиняется праву, им обязывается и управомочива-ется. Так выглядит теория двусторонности и самообязывания госу-

¹ Там же. С. 93.

² Reisen Я. Allgemeine Staatslehre. Berlin, 1925, S. 45.

Глава 5. Философия права в XX в.: основные концепции 599

дарства, которая, несмотря на свои очевидные противоречия и вы­двигаемые ее оппонентами возражения, по-прежнему обнаружива­ет поразительную жизнеспособность"¹.

. Государство Кельзен характеризует как централизованный правопорядок — в отличие от таких совершенно децентрализован­ных порядков принуждения, как правопорядок первобытного об­щества и общий международный правопорядок. "Чтобы быть госу­дарством, — пишет Кельзен, — правопорядок должен иметь ха­рактер организации в узком и специальном смысле слова: он дол­жен устанавливать органы, которые, функционируя по принципу разделения труда, создают и применяют нормы, образующие этот правопорядок; он должен обнаруживать известную степень цен­трализации. Государство — это относительно централизованный правопорядок"². Государственная власть имеет нормативный ха­рактер и представляет собой действительность эффективного госу­дарственного правопорядка. "Таким образом, — пишет Кельзен, — государство, основными элементами которого являются население, территория и государственная власть, определяется как относи­тельно централизованный, в общем и целом действенный правопо-* рядок с ограниченной пространственной и временной сферой дей­ствительности, суверенный или непосредственно подчиненный мег ждународному праву"³.

Отвергая концепции "самообязывания государства" и пра­вового государства, Кельзен утверждает, что "государство, не под­чиненное праву, немыслимо"⁴. Ведь государство, согласно юриди-ко-нормативной трактовке Кельзена, только и существует в своих актах, которые представляют собой человеческие акты, приписы­ваемые государству как юридическому лицу. А такое приписыва­ние возможно лишь на основании правовых норм, предусматри­вающих эти акты. Так, высказывание: "Государство создает пра­во", замечает Кельзен, значит лишь, что люди (например, члены парламента, правительства и т. д.), чьи акты приписываются госу­дарству на основании права, создают право. Но это означает, что право регулирует процесс своего создания. Не государство подчи­няется созданному им праву, а право регулирует поведение людей, в особенности направленное на создание права, и таким образом подчиняет себе этих людей. Приписывание государству (а не кон-

¹ Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 2. С. 110. Одним из известных пред­ставителей критикуемой здесь концепции "самоограничения" государства соз­данным им же позитивным правом как "этическим минимумом был Г. Елли-

нек, чьи юридико-позитивистские идеи (в том числе и концепция юридического понимания и толкования государства) оказали (наряду со взглядами К. Бергбома, А. Меркеля и др.) заметное влияние на учение Кельзена. i

² Там же. С. 112.?

³ Там же. С. 116.»

⁴ Там же. С. 145. ^г

Раздел V. История философии права и современность

Глава 5. Философия права в XX в.: основные концепции

кретным людям) прав и обязанностей, в результате чего государст­во как самостоятельное лицо персонифицирует правопорядок, — это, согласно Кельзену, "есть всего лишь мыслительная операция, вспомогательное средство познания"¹. А предмет познания — это только право.

Поскольку Кельзен отождествляет государство и право, для него "всякое государство есть правовое государство, а сам этот тер­мин представляет собой плеоназм"². Использование же понятия "пра­вовое государство" в специальном смысле — для характеристики "такого типа государства, которое отвечает требованиям демокра­тии и правовой безопасности", Кельзен отвергает, поскольку при этом предполагается и "принятие допущения, согласно которому лишь такой порядок принуждения может считаться "настоящим" правопорядком"³.

Но такое допущение, по оценке Кельзена, это "предрассудок, основанный на теории естественного права"⁴. Кельзен же под пра­вопорядком (и в качестве права, и в качестве государства) имеет в виду только позитивное право с любым произвольным содержа­нием. "Ведь, — пишет он, — и относительно централизованный порядок принуждения, имеющий характер автократии, и при неог­раниченной гибкости не гарантирующий никакой правовой безо­пасности, — это тоже правопорядок... С точки зрения последова­тельного правового позитивизма, право, как и государство, не мо­жет быть понято иначе, нежели как принудительный порядок че­ловеческого поведения, что само по себе еще никак не характери­зует его с точки зрения морали или справедливости. Тогда государ­ство может быть понято в "юридическом смысле" не в большей и не в меньшей мере, чем само право"⁵.

Наряду с основной нормой позитивного правопорядка отдель­ного государства Кельзен выделяет (и формулирует) также ос­новную норму международного права и основную норму естест­венного права.

Если, как обычно, исходить из примата государственного, а не международного правопорядка, то тогда, замечает Кельзен, меж­дународное право — лишь составная часть суверенного государст­венного правопорядка, основная норма которого является основа­нием действительности одновременно и государственного, и меж­дународного правопорядка. При примате же международного пра­ва, из чего исходит Кельзен, международное право — это единст­венный суверенный правопорядок, которому подчинены все госу­дарственные правопорядки. В таком случае основанием действи-

¹ Там же. С. 146.

² Там же. Плеоназм — словесное излишество.

³ Там же. С. 153.

* Там же.

⁵ Там же. С. 153—154.

тельности индивидуальных государственных правопорядков являет­ся не постулируемая норма (не основная норма каждого такого правопорядка), а позитивная (фактически установленная) нор­ма международного права, которая описывается так: "В соответ­ствии с общим международным правом, правительство, независи­мо от других правительств осуществляющее эффективный кон­троль над населением определенной территории, есть легитимное правительство, а население, живущее на этой территории и кон­тролируемое этим правительством, образует государство (в смыс­ле международного права)"¹. Основанием же действительности и этой позитивной нормы международного права, и всего междуна­родного права, и опосредованно — каждого отдельного государ­ственного правопорядка при примате международного права яв­ляется основная норма (т. е. не позитивная, а постулируемая) ме­ждународного права.

Основная норма международного права, по Кельзену, гласит: "Государства, т. е. правительства, в своих взаимоотношениях должны вести себя в соответствии с существующим в международных от­ношениях обычаем", или: "Принуждение одного государства по от­ношению к другому должно осуществляться при таких условиях и таким образом, которые соответствуют существующему в между­народных отношениях обычаю"².

Это основная норма международного права — логико-юриди­ческая предпосылка, позволяющая рассматривать так называемое общее международное право, т. е. действенные нормы, регулирую­щие поведение всех государств по отношению друг к другу, как правовые нормы, обязывающие государства.

Кельзен подчеркивает, что основная норма международного права тоже не утверждает никакой ценности, внеположенной пози­тивному праву, даже ценности мира, т. е. содержание позитивного права (международного и государственного) может быть любым. При примате международного правопорядка он "понимается как более высокий по отношению к государственному и, следова­тельно, как наивысший и суверенный правопорядок"³. Если же ис­ходить из примата государственного правопорядка и государства (государственные правопорядки) все же называть "суверенными", то, критически замечает Кельзен, "этот "суверенитет" может озна­чать только то, что государственные правопорядки подчиняются одному лишь международному правопорядку, или (пользуясь при­нятой терминологией) что государства представляют собой непо­средственные международно-правовые сообщества"⁴.

¹ Там же. С. 94.

² Там же. С. 96.

³ Там же. С. 97.

⁴ Там же.

Раздел V. История философии права и современность

Чистое учение Кельзена, акцептирующее любое позитивное право, направлено как против традиционного позитивизма, так и против всех антипозитивистских концепций правопонимания, кри­тикуемых им в качестве идеологизированных (ненаучных) естест-венноправовых воззрений. В этой связи он постоянно подчеркива­ет, что основная норма, которая в его учении обосновывает объек­тивную действительность позитивного права, выполняет эписте-мологическую, а не этико-политическую функцию (как естест­венное право, различные концепции морального обоснования или отрицания позитивного права). Правда, признает он, и основная норма (как и естественное право), обосновывающая позитивное право, сама не является позитивным правом. "В этом, — отмечает он, — можно обнаружить определенное ограничение, налагаемое на прин­цип правового позитивизма, а различие между позитивистской и естественноправовой теорией можно счесть всего лишь относитель­ным, а не абсолютным. Однако это различие достаточно значитель­но, чтобы отвергнуть игнорирующую его точку зрения, согласно которой позитивистская теория основной нормы, предлагаемая чис­тым учением о праве, представляет собой разновидность естест­венноправовой теории"¹.

В своей критике естественноправовой теории (и ее попыток этико-политического оправдания или отрицания того или иного по­зитивного правопорядка) Кельзен отмечает, что основные усилия данной теории обычно сосредоточены на поисках критерия, согласно которому позитивное право можно оценить как справедливое или несправедливое, а главное — можно оправдать как справедливое. Однако, по Кельзену, такого критерия абсолютной справедливости нет. Поэтому представители этого учения, замечает Кельзен, про­возглашали не одно естественное право, а множество разных, проти­воречащих друг другу естественноправовых порядков. Так, согласно одной теории, "естественна", т. е. справедлива, только частная собст­венность, согласно другой — только коллективная; согласно одной — только демократия, согласно другой — только автократия.

Иллюзорным, по оценке Кельзена, является и представление, согласно которому теория естественного права может дать ничем не обусловленный ответ на вопрос об основании действительности позитивного права. Такая теория видит основание действительно­сти позитивного права в естественном праве, т. е. в порядке, уста­новленном природой в качестве высшей властной инстанции, стоя­щей над обычным законодателем. Но при такой трактовке, отмеча­ет Кельзен, естественное право — это тоже установленное, т. е. позитивное право, только оно установлено актом не человеческой, а надчеловеческой воли. Поэтому логически последовательная тео­рия естественного права тоже должна постулировать свою основ-

Там же. С. 100.

Глава 5. Философия права в XX в.: основные концепции

ную норму, а именно: "Должно исполнять повеления природы"¹. По Кельзену, это означает, что и теория естественного права (как и чистое учение о праве) может дать не беспредпосылочный, а лишь обусловленный (обусловленный допущением своей гипотетической основной нормой) ответ на вопрос об основании действительности позитивного права.

Но подобный ответ (в виде основной нормы естественного пра­ва) Кельзен считает неприемлемым. Ведь природа, замечает он, это система каузально детерминированных элементов, у нее нет воли, и она поэтому вообще не может устанавливать никаких норм. "Нор­мы, — пишет Кельзен, — могут считаться имманентно присущими природе, только если видеть в ней проявление воли Бога. Утвер­ждение о том, что Бог через природу (или как-то иначе) повелевает людям вести себя определенным образом, есть метафизическое до­пущение, которое не может быть принято наукой вообще и право­ведением в частности, потому что предметом научного познания не может быть явление, о котором говорится, что оно существует за пределами всякого возможного опыта"².

Существенное различие между юридическим позитивизмом и естественноправовым учением, согласно Кельзену, состоит в ут­верждении, что действительность позитивного права не зависит от его соотношения с нормой справедливости. При этом он счита­ет справедливость присущей людям добродетелью и относит ее к области морали. "Как и всякая добродетель, — пишет Кельзен, — справедливость есть моральное качество; поэтому справедливость находится в сфере морали"³.

Все социальные нормы Кельзен делит на правовые и мо­ральные (как моральные он при этом рассматривает все неправо­вые нормы, включая и религиозные). "Правоведение, — пишет он, — не единственная дисциплина, занимающаяся изучением и описани­ем социальных норм. Эти другие социальные нормы можно объеди­нить под названием "мораль"; изучающую и описывающую их дис­циплину можно назвать этикой"⁴.

Этика, как и правоведение, — это, по Кельзену, наука о нор­мах, а не о фактах, и она изучает и описывает моральные нормы, установленные властной инстанцией в области морали (моральным авторитетом) или сложившиеся на основании обычая.

Справедливость как свойство человека (добродетель) прояв­ляется в его социальном поведении по отношению к другим людям. Социальное поведение человека, согласно Кельзену, справедливо, если оно соответствует некоей норме, которая предусматривает это

¹ Там же. С. 101.

² Там же. С. 102.

³ Там же. С. 156. Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1. С. 82.

Раздел V. История философии права и современность

поведение, т. е. устанавливает его в качестве должного и тем самым конституирует ценность справедливости. Социальное поведение человека несправедливо, если оно противоречит некоей норме, пред­писывающей определенное поведение. "Эту норму, — пишет Кель-зен, — можно назвать нормой справедливости"¹.

Норма справедливости — моральная норма, и понятие спра­ведливости подчинено понятию морали. "Методологической чисто­те правоведения, — подчеркивает Кельзен, — угрожает опасность не только потому, что часто не замечают границу, отделяющую его от естествознания, но и — гораздо больше — потому, что правове­дение не отличают (или отличают недостаточно ясно) от этики и, соответственно, не проводят четкого различия между моралью и правом"².

С этих позиций Кельзен возражает против того, что "справед­ливость, как и несправедливость, считается также свойством самих норм, что нормы тоже оцениваются как хорошие или плохие, спра­ведливые или несправедливые, когда говорят о хорошем или пло­хом, справедливом или несправедливом позитивном праве"³.

По Кельзену же, норма (права или морали) может быть — и это по существу ее единственная характеристика — либо действи­тельной, либо недействительной, причем при конфликте норм (на­пример, нормы справедливости, на которую опирается естествен­ное право, и нормы позитивного права) лишь одна из них может считаться действительной. Поэтому, замечает Кельзен, когда нор­му позитивного права считают действительной лишь постольку, по­скольку она соответствует естественному праву, то собственно дей­ствительным в этой норме является только естественное право.

Кельзеновское "очищение" права от справедливости продик­товано позитивистским характером его чистого учения. Уже то, что Кельзен относит справедливость к морали, предрешает его нега­тивное отношение к теории естественного права, да и вообще к любой концепции различения права и закона (позитивного права). Своеобразие кельзеновского легизма обусловлено спецификой его нормативизма: разрывом сущего и должного, трактовкой приказа­ния власти как логического ("чистого") долженствования, любой практически успешной системы насилия (включая тиранию, деспо­тизм, диктатуру, социализм, фашизм, словом — любой тоталита­ризм) как действенного социального порядка принуждения и, сле­довательно, объективного правопорядка, оправданного гипотетиче­ской основной нормой. Причем такая норма каждый раз без всяких проблем примысливается к соответствующему случаю и, словно Бог из логической машины, произносит магическое заклинание кельзе-

¹ Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 2. С. 156.

² Там же. Вып. 1. С. 83.

³ Там же. Вып. 2. С. 157—158.,3 J ЯИО.«я-ааэ» еэн»'1.*шкг

Глава 5. Философия права в XX в.: основные концепции

невского нормативизма: "Должно считать это действенное насилие действительным правом".

Чистое учение о праве как должном тем самым предстает как нормологическая легитимация сущего, включая любое действен­ное насилие, в том числе и организованной и действенной банды. Между правом и произволом при таком подходе нет принципиаль­ного различия. Различие это в лучшем случае не качественное, а количественное: большой произвол (в масштабах страны) — это, по Кельзену, право, а малый произвол — правонарушение. Кельзе­новское "очищение" права от любого содержания в действительно­сти означает оправдание всякого содержания права.

Кельзеновская теория права как принудительного порядка представляет собой по существу не теорию права, а интерпрета­цию силы как права.

Необходимо, правда, отметить, что сама постановка Кельзе-^ i ном задачи очищения предмета правоведения от всего неправо-, вого является в принципе правильной. В этом плане Кельзен обос­нованно критикует смешение права и морали и отмеченные подоб­ным смешением различные естественноправовые концепции¹. Но поскольку Кельзен исходно считает правом только позитивное пра­во (т. е. закон), а его отличительный признак видит в принудитель­ности, он по существу (и логически и фактически) отрицает нали­чие у права своего специфического принципа, отличающего пра­во от неправа и всего неправового (морального, произвольного, на­сильственного и т. д.).

Так, очевидно, что в подходе Кельзена игнорируется право­вой смысл не только справедливости, но и вообще формального равенства как объективной отличительной особенности и фунда­ментального принципа права. Ясно также, что ни фактическая (т. е. по природе своей — хаотическая и неопределенная) принудитель­ность, ни трансцендентальная основная норма не являются (и не могут быть) принципом права. Поэтому можно сказать, что для ре­шения своей основной задачи (очищения правоведения от всего неправового) у Кельзена нет самого главного — адекватного осно­вания такого очищения, т. е. объективного критерия отличия пра­ва от неправа. Причем речь идет именно о формализованном (фор­мально-правовом) критерии и принципе, каковым, на наш взгляд, является принцип формального равенства (подразумевающий и включающий в себя формальность свободы и справедливости), оп­ределяющий право как форму (т. е. отличие права от фактичности, фактического содержания) и вместе с тем выражающий содержа-

¹ Однако верная критика различных естественноправовых концепций, смешиваю­щих право с моралью, сопровождается у Кельзена игнорированием тех правовых начал (и прежде всего — правового смысла равенства, справедливости и свободы), которые в той или иной мере и форме имеются в учениях о естественном праве.

606 Раздел V. История философии права и современность

тельность (в формальном, а не в фактически-содержательном { смысле) правовой формы (права как формы). |

У Кельзена же в силу отсутствия принципа права правовая *! форма (т. е. вся нормологически описываемая сфера долженствова- \ иия) оказывается совершенно пустой, бессодержательной (в фор­мально-правовом смысле), можно сказать, специально очищенной для любого, в том числе и произвольного, позитивно-правового со­держания (в фактическом смысле). Порок кельзеновского форма­лизма, следовательно, состоит не в том, что он трактует (в принци­пе правильно) право как форму (как систему норм долженствова­ния и т. д.) и стремится очистить правовую форму (право как фор­му) от внеправового (фактического) содержания, а в том, что сама эта форма в его интерпретации оказывается (ввиду отрицания соб­ственного принципа права) полностью "очищенной" от всего собст­венно правового, т. е. общелогической (в духе кельзеновской нор-мологии, т. е. всеобщей логики норм¹, логики долженствования), а не специфически-правовой формой. Иначе говоря, в чистом уче­нии о праве правовая форма (и право как форма) подменяется логической формой (нормологической структурой долженствова­ния), которая совершенно бессодержательна в формально-право­вом смысле и потому абсолютно безразлична к любому фактиче­скому (позитивно-правовому, принудительно-законодательному) со­держанию.

Таким образом, в подходе Кельзена "чистота" внеправового формализма (нормологизма) сочетается с антиправовыми "не­чистотами" позитивизма любого фактически данного позитив­ного права. Причем бессодержательная (не только в фактическом, но и в формально-правовом смысле) кельзеновская нормологиче-ская форма (и структура) долженствования (т. е. основной итог усилий Кельзена в области аналитической теории права и в целом юриспруденции, опирающейся на логический анализ позитивного права) сама по себе, в отрыве от сущего позитивного права, ни­чтожна в правовом смысле. Правовое же значение эта логическая форма получает в учении Кельзена лишь благодаря ее весьма про­извольной стыковке с любой фактичностью позитивного права.

Кельзеновский разрыв между должным и сущим (и соответст­вующее "очищение" первого от второго) оборачивается полной за­висимостью должного от сущего.

В целом чистое учение о праве Г.Кельзена представляет собой, с точки зрения юридического типа правопонимания, одну из самых радикальных теоретических версий позитивистского антиюри-дизма.

¹ В поздних работах Кельзеяа уже отрицается возможность такой логики норм,

которая лежит в основе "Чистого учения о праве", и предпринята попытка обосно­вания позитивистской теории права с иных методологических позиций.

Глава 5. Философия права в XX в.: основные концепции 607 5. Концепции "возрожденного" естественного права

"Возрожденное" естественное право: традиции и обновле­ние. Прозвучавшие в начале XX в. на разных европейских языках, включая и русский, призывы к "возрождению естественного пра­ва" знаменовали собой протест против утвердившегося во II поло­вине XIX в. господства позитивизма в философии и юриспруден­ции. Усиление в последующем внимания к естественноправовым концепциям (с позиций неотомизма, неогегельянства, неокантиан­ства и т. д.) сопровождалось углублением разработок идей надпози-тивного права, оживлением интереса к антипозитивистски ориен­тированным философским исследованиям проблем права и в целом к философии права как ведущей и основополагающей антипози­тивистской научной дисциплине в сфере учений о праве.

Однако действительное возрождение естественного права, его бурный "ренессанс" в Западной Европе (особенно в Австрии, ФРГ, Швейцарии, Италии) пришелся на первые десять-пятнадцать лет после второй мировой войны. Именно в это время формировались новые представления о естественном праве, заметно обновлялись старые и складывались новые естественноправовые концепции.

Этот процесс послевоенного обновления (в содержательном, теоретико-методологическом и иных аспектах) различных светских и теологических учений о естественном праве в заметной мере сти­мулировал — в силу общих антипозитивистских корней и устрем­лений — развитие также и собственно философско-правовых ис­следований в рамках юридических и философских наук.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: