ГЛАВА 5. ЛАБИНСКАЯ ЛИНИЯ

Военное командование на Кавказской линии настойчиво предлагало правительству проекты переноса укреплённой линии на Лабу, что дало бы возможность на пространстве от Верхней Кубани до Лабы расселить казачьи станицы, а под их контролем и покорные аулы, а затем ввести военно-административное управление закубанскими народами. Укреплённая Лабинская линия превратила бы Баталпашинский участок в прочный плацдарм для дальнейшего продвижения войск к Чёрному морю, но для этого требовалась безусловная лояльность и верность местных народов российским властям.

В 1836 г. Вельяминов получил предписание военного министра: «Потребовать предварительно добровольного изъявления покорности со стороны горских племён, за новой линией обитающих, и представления достаточных ручательств в ненарушимом соблюдении всех условий подданства, а затем уже обратиться к силе оружия, неотступно опустошая жилища и поля в пределах наших, доколе не будут вынуждены к безусловной покорности и не выдадут оружия»¹.

Однако горцы мешали строительству на их землях укреплений и станиц, поэтому военные власти стали изгонять население равнин. Вельяминов решил загнать их в горы и морить голодом, уничтожая их поля и занимая пастбища под казачьи поселения, так как «строить укрепления было слишком затруднительно»². Если владельцы аулов изъявляли покорность, то их переселяли на охраняемые места. Так, бесленеевцев переселили на правобережье Лабы, чтобы изолировать от абадзехов, но им по-прежнему не доверяли. 25 апреля 1838 г. Засс приказал войскам переселить с Лабы на Кубань бесленеевский аул Хаджи-хабль за «подозрительные сношения с Абадзехами»³.

В феврале 1837 г. Николай I утвердил проект Новой линии и перенос на Лабу системы военных управлений, кордонов и станиц⁴. Так как свободных резервов для этого не было, Розен предложил перевести на Лабинскую линию казаков с Центра Кавказской Линии, поскольку никакой опасности со стороны карачаевцев не предвиделось: их огромные стада паслись впереди Кисловодской линии и «все благосостояние карачаевцев» было в пределах досягаемости российских войск⁵. Кисловодскую крепость в 1835 г. «упразднили», сохранялись только посты, наблюдавшие за карачаевцами на Кинжал-горе, Хасауте, Кич-Малке, Эшкаконе и Кумбаши; на Верхней Кубани казачьи укрепления были в Хумаре, Джегуте, в Темнолесской и Кавказской крепости⁶.

А.А. Вельяминов не соглашался оставить без охраны Верхнюю Кубань, напомнив обо всех набегах закубанцев: «Опыты прошедших годов ясно доказывают необходимость иметь в верхней части Кубани и на Кисловодской линии местную оборону». Кроме того, Вельяминов противился переселению на Лабу казаков из станиц Бекешевской с Кисловодской линии и Баталпашинской с Кубанской линии, так как для них «переселение будет отяготительнее, нежели для других, потому что не более 10 лет как они переведены на теперешние места»⁷.

От устья Кубани до впадения в неё Лабы службу несли казаки Черноморской кордонной линии, а «далее, до Карачая, располагалась Кубанская линия, охраняемая армейскими регулярными частями и линейными казаками»⁸. В конце концов перевести на Лабу решили казаков именно с этого участка, т.е. Баталпашинского. Новая линия оставляла в тылу покорные аулы бесленеевцев, башильбаевцев, беглых кабардинцев и ногайцев. Ограничиваясь Лабой от враждебных народов, бассейн Верхней Кубани находился под единым командованием, что облегчало расселение здесь казачьих станиц и мирных аулов.

Розен признал: «Теперь уже не Кубань, а Лаба составляет настоящий рубеж между местами нам подвластными и теми, в которых непокорные горцы ещё пользуются некоторою свободою»⁹. Первоначально на Лабе возвели укрепления Зассовское, Михайловское, Темиргоевское, Новодонецкое, Георгиевское, Махошевское. Затем вблизи них возникли станицы Вознесенская, Лабинская, Чамлыкская и Урупская, ставшие опорными пунктами русских в Закубанье.

С возникновением казачьих укреплений и станиц по Лабе расселение аулов становилось более эффективным и прочным. Так как беглые кабардинцы не имели постоянного местожительства и средств жизнеобеспечения, то военные власти занялись решительными действиями по выводу их из горных укрытий и расселением позади Лабинской линии. В 1837 г. их водворили на плоскость между устьями Урупа и Большого Зеленчука, «до того же времени они продолжали заниматься хищническими набегами»¹⁰. Но, не имея прочной оседлости и земельных наделов, они были бы обузой для властей и угрозой для колонистов.

Пытаясь привлечь беглых кабардинцев к военной службе, в правительстве родилась идея причислить их к казакам и восполнить ими недостаток в свободном казачьем резерве на Лабинской линии. 5 февраля 1837 г. Вельяминову передали желание императора, чтобы после перенесения кордонной линии на Лабу «сделать шаг ещё более решительный к благоустройству мирных горских племён» и приписать население между Кубанью и Лабой к поселяемым на Лабе казачьим станицам «целыми племенами или отдельными аулами». До этого власти уже приписывали к казачьим войскам моздокских осетин и кабардинцев, пятигорских абазин и др.

Однако Вельяминов убедил кавказские власти, что как только закубанские народы почувствуют желание императора приписать их к казачьему сословию, то «это произведёт большое между ними беспокойство и неудовольствие». Он писал: «Самые усердные теперь к правительству сделаются врагами и будут препятствовать и явно, и тайно, как перенесению линии на левую сторону Кубани, так и переселению казаков»¹¹.

В это время впереди Лабинской линии до Чёрного моря среди западных адыгов действовали английские эмиссары, пытавшиеся объединить их на борьбу против России. Они не только снабжали горцев оружием, но и привезли натухайцам, шапсугам и абадзехам в подарок от английского короля «санджак независимости» - знамя, призванное олицетворять единство разрозненных адыгских племён и их независимость. Однако одной из главных причин сопротивления российской власти являлась контрабанда: адыго-абхазские народы активно занимались пленопродавством, и эта деятельность крепко связывала их с Османской империей.

Российский агент в Стамбуле доносил, что около 370 семей, уехавших в 1834 г. из разных мест Кабарды и Черкесии, поселены на Черноморском побережье Азиатской Турции, где занимаются не только земледелием: «Уздени их ежегодно путешествуют в Черкесию и вывозят невольников для продажи в Турцию… Можно положить, что из Черкесии вывозят ежегодно до 4000 невольников и невольниц в разные места Турции»¹². Российские власти пытались прервать связь с турками на Черноморской береговой линии, но фактически всё пространство от Лабы до Чёрного моря Россией не контролировалось.

Интересно, что в 1836 г. полковник Хан-Гирей, потомок крымских султанов, подал в Генеральный штаб «Предложения о средствах приведения черкесов в гражданское состояние кроткими мерами, с возможным избежанием кровопролития»¹³. Но в 1837 г., когда Николай I прибыл на Западный Кавказ, местное население не изъявило «чувств преданности русскому государю», несмотря на все старания специально присланного к ним «черкеса» Хан-Гирея. Он не смог склонить горцев к выдаче английских эмиссаров, поэтому оказался в немилости у царя.

Пагубные последствия долговременного военного управления горцами отмечали и сами кавказские власти. Так, Розен писал: «Не война раздражает ненависть горцев к нам, война, можно сказать, стихия их… но ненависть их к нам, как я полагаю, закалили наиболее чиновники, которые, смею сказать, иногда без разбора назначались для управления ими. Не имея строгих правил честности, они, часто из корыстолюбивых видов, вовлекали горцев в тяжбы, запутывали их дела непонятным для них судопроизводством, правых делали виновными, грабили как одних, так и других, и этими злодействами вынудили многих обречься на вечную вражду с нами, и напитали их ненавистью, для искоренения которой не столько нужно действия оружия, сколько действия постоянной справедливости»¹⁴.

Власти не могли заниматься вопросами управления и обустройства народов, не закреплённых на постоянных местах. Поэтому был принят проект Вельяминова и Засса по колонизации пространства от Кубани до Лабы и последующему расселению аулов между станицами. Устройство Лабинской линии было необходимым условием для удержания закубанцев на постоянных местах. Аулы, выводимые в ходе военных экспедиций из горных и лесных укрытий, можно было удержать на плоскости, только расселив вблизи казачьих станиц. В 1839 г. Николай I приказал начать колонизацию Закубанья с востока, «чтобы в первый год достигнуть Лабы и таким образом отделить с юга часть прикубанских ногайцев, отдаленнейшею от гор, и стать прочной ногой в середине Закубанского края»¹⁵.

Таким образом, географическое положение Карачая и военная целесообразность оказались важнейшими факторами для общего с закубанцами военно-административного устройства в составе Баталпашинского участка Кубанской линии. Для разъединения покорных закубанских народов: ногайцев, бесленеевцев, башильбаевцев и беглых кабардинцев от непокорных залабинских народов систему укреплений и постов российские власти решили перенести с Верхней Кубани на Лабу, что должно было поставить заслон бегству закубанцев на запад.

Примечания

1. АКАК. Т. 8. С. 647.

2. Вельяминов А.А. Замечания на письмо главнокомандующего действующею армиею к военному министру от 27 июля 1832 года // КС. Тифлис, 1883. Т. 7. С. 143.

3. АКАК. Т. 9. Тифлис, 1884. С. 446 - 447.

4. Очерки истории Кубани с древнейших времён по 1920 г. Краснодар, 1996. С. 185.

5. Вельяминов А.А. Указ. соч. С. 77.

6. АКАК. Т. 8. С. 499.

7. Там же. С. 659-660.

8. Очерки истории Кубани с древнейших времён по 1920 г. С. 241.

9. АКАК. Т. 8. С. 648.

10. Томкпев В. Кавказская линия под управлением генерала Эмануеля //КС. Т. 19. Тифлис, 1898. С. 135.

11. АКАК. Т. 8. С. 657.

12. Шамиль – ставленник Султанской Турции и английских колонизаторов. Сборник документальных материалов. С. 126 – 127.

13. Клычников Ю.Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827 - 1840). Пятигорск, 2002. С. 337.

14. АКАК. Т. 8. С. 651.

15. Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина – начало XX вв. Сборник документов и материалов. Нальчик, 2000. С. 85.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: