ГЛАВА 7. НОВАЯ ЭТНОЛОКАЛИЗАЦИЯ НА ВЕРХНЕЙ КУБАНИ

В 60-е годы XIX в. в Верхнекубанском приставстве Кубанской области были расселены различные по языку и происхождению народы, и хотя некоторое смешение происходило, но всё же большая часть горцев сохранила этническую самоидентификацию благодаря компактному расположению новых аулов в долинах между Большим и Малым Зеленчуком. Так сформировались новые этнические границы ногайцев, абазин и черкесов (беглых кабардинцев и бесленеевцев). После образования постоянных селений, правительство приступило к проведению административных реформ, признав, что «существовавшие военно-народные управления, имевшие характер исключительно полицейский, недостаточны и что необходимо заменить их более обширными управлениями, учредить народные суды и вообще устроить администрацию по возможности на началах, которые бы вели к развитию между туземцами гражданственности»¹.

30 сентября 1864 г., в связи с окончанием массовой миграции западноадыгских народов в Османскую империю и водворением оставшихся на новых местах, в Кубанской области, «для придания большей средоточенности управлению туземцами», произошли территориально-административные изменения и созданы три округа: 1. Верхнекубанский с разделением на участки: Карачаевский, Абазинский и Армянский. 2. Бжедуховский с разделением на участки: Хамышевский и Черченейский. 3. Абадзехский с разделением на Верхнелабинский и Нижнелабинский участки².

К этому времени в Верхнекубанском округе считалось на Карачаевском участке: 14 448 карачаевцев и 1175 кумских абазин, на Абазинском участке (левобережье Верхней Кубани): зеленчукских абазин – 4752, кабардинцев – 4069, бесленеевцев – 1333, ногайцев – 3263 человек³. Военно-гражданские формы управления с административным делением на округа должны были «служить переходною ступенью к подчинению их общим законам Империи»⁴. Военно-гражданское управление позволяло властям силовыми и мирными методами привести местные народы к окончательной «оседлости» на определённых местах, так как для административных и аграрных преобразований в Кубанской области необходимым условием было компактное расселение в постоянных аулах в ведении единого начальства.

Окончательное решение земельных и других нужд горцев на новых местах затягивалось из-за неутихающего стремления народов Кубанской области эмигрировать в Османскую империю. Начальник Кубанской области писал: «Военные обстоятельства края, заставлявшие обратить все внимание на скорое покорение последних бывших тогда нам непокорными племён, не позволяли до 1865 г. думать о правильных и систематических мерах по водворению порядка и благоустройства в горских обществах Кубанской области, а потому все заботы бывших военно-народных управлений были обращены лишь на поддержание внешнего порядка в обществах и на исправное формирование милиций»⁵.

В свою очередь неопределённость земельного обеспечения толкала западных адыгов на упорное стремление к эмиграции. Особенно недовольны были своим положением бжедухи, которым были выделены болотистые места в устье Белой. Об увеличении земельных наделов просили и оставшиеся горцы Лабинского округа, лучшие земли которого заселили казаки. В Верхнекубанском округе изъявляли желание переселиться в Турцию «целым народом» только новые поселенцы: бесленеевцы, беглые кабардинцы и абазины⁶.

Начальник Кубанской области Дукмасов отмечал, что народы, оставленные на своих местах и не подвергавшиеся перемещениям в конце Кавказской войны, не желали покидать родину. Так, он писал, что ногайцы «были и есть самое полезное и преданное нам население – жаль, что их много выселилось в 1861 году», а о карачаевцах: «Думаю, что их если и силою погнать в Турцию, то большая часть лиц достаточных скорее возьмётся за оружие, чем исполнит такое распоряжение»⁷.

Несмотря на просьбы западных адыгов, в 1865 г. Александр II запретил массовое переселение горцев из Кубанской области, «принимая во внимание, с одной стороны, что при настоящем положении своём закубанские горцы не только совершенно для нас безвредны, но и приносят некоторую пользу в малолюдном закубанском крае, а с другой, – жалобы на стеснения и зло, которое было уже сделано христианскому населению в Турции бывшим переселением». Император дозволил переселяться только отдельным лицам и семействам, «удаление которых местное начальство сочтёт полезным»⁸.

Только после того, как массовая миграция в Османскую империю была приостановлена, в Кубанской области приступили к административным и аграрным реформам. Власти хорошо понимали, что без наделения землёй окончательного закрепления на указанных местах горских аулов не произойдёт. Начальник штаба Кавказской армии генерал Карцев писал, что горцы перестанут стремиться в Османскую империю, «если мы будем продолжать показывать населению заботливость о его положении, распределим правильно земли, для него предназначенные, будем защищать его от притеснения соседей-казаков (что нередко приходится делать)»⁹.

Земельный вопрос решался долго и трудно в силу различных обстоятельств и окончательного решения не имел вплоть до революции. В конце XIX в. исследователь Л.Я. Апостолов отмечал: «Остаткам черкесов была предоставлена в незначительном количестве земля по левому берегу рек Кубани и Лабы, где большинство их живёт и ныне… Земля эта, однако, в законодательном порядке за горцами Екатеринодарского отдела и в Карачае не утверждена, что вносит большую земельную неопределённость. Дело это тянется с 1878 года, а для Карачая даже с 1862 года»¹⁰.

Тем не менее власти предпринимали шаги к закреплению местных народов на новых местах. Благодаря наделению горцев землями в общинное пользование в Кубанской области обозначились современные этнические границы адыго-абазинских народов. Процесс этот был сложным и неоднозначным, часто сопровождался локальными перемещениями отдельных аулов и даже миграциями отдельных групп населения в Османскую империю вплоть до начала XX в.¹¹.

Так, в конце XIX в. главнокомандующий войсками Кавказского военного округа А.М. Дондуков-Корсаков способствовал выселению адыгов из Екатеринодарского и Лабинского отделов Кубанской области, но категорически возражал против эмиграции из Баталпашинского отдела. Поэтому в 1892 г. территориально аулы вблизи Армавира: Вольный, Карамурзинский, Кургоковский, Каноковский и Урупский – были срочно переведены из Баталпашинского отдела в Лабинский, чтобы они «подпадали» под эмиграцию. В 1895 г. Дондуков-Корсаков добился согласия Турции на приём 24 тысяч западных адыгов, и вместе с ними переселилась большая часть населения указанных аулов, подчинённых «в полицейском отношении временно администрации Лабинского отдела». Оставшиеся горцы расселялись по левобережью Кубани и по её притокам Зеленчукам, Урупу, Лабе, Белой и Псекупсу.

В 1865 г. во всей Кубанской области насчитывалось около 80 тысяч горцев, из них на своих местах, но значительно сокращённых, остались только карачаевцы и ногайцы. Очевидно, гражданские власти не могли справиться с вопросом окончательного водворения горцев на указанных местах и требовалось участие войск, поэтому «для более бдительного надзора» за народами Кубанской области произвели новое территориальное деление на военно-народные округа: Псекупский, Лабинский, Урупский, Зеленчукский, Эльбрусский. Окружные начальники непосредственно подчинялись помощнику начальника Кубанской области по управлению горцами¹².

Границы округов очертили следующим образом: 1. Псекупский округ находился на левой стороне Кубани между нижними течениями рек Пшиш и Афипс; 2. Лабинский округ граничил с севера с левым берегом Кубани, с востока – с р. Лабой, с юга прилегал к землям казачьих станиц Кубанского казачьего войска, с запада – к р. Белой до впадения её в Кубань; 3. Урупский округ граничил с северо-востока – с Кубанью, с юга-запада – с землями казаков 5-ой бригады, с юга – с землями 6-ой бригады и юго-востока – с землями Зеленчукского округа; 4. Зеленчукский округ включал земли на левой стороне Кубани от станицы Верхне-Николаевской до границ Урупского округа, ниже с. Ивановского между землями 3, 4, 5-ой бригад Кубанского войска¹³.

Границы Эльбрусского округа определялись линией казачьих станиц: на севере – казённые земли от укрепления Хахандуковского до станицы Усть-Джегутинской; на востоке – граница с Кабардинским округом Терской области; на западе – казённые земли Нагорной полосы по линии через речки Кардоник, Хасаут, Маруха до казачьей границы Урупской бригады; на юге Главный Кавказский хребет от Эльбруса до верховий Марухи отделял округ от Сухумского отдела¹⁴.

Новые административные границы разделили народы Кубанской области: 1. В Эльбрусский округ вошли карачаевцы и кумские абазины. 2. В Зеленчукский – черкесы (беглые кабардинцы и бесленеевцы), абазины и ногайцы, жившие по Зеленчукам. 3. В Урупский – адыги, ногайцы, армяне. 4. В Лабинский – адыги и абазины-шкарауа между р. Лабой и Белой. 5. В Псекупский – западноадыгские народы¹⁵.

Так долины Зеленчуков, отрезанные от Большого Карачая казачьими станицами и отведёнными им землями, выделили в отдельный Зеленчукский округ. В 1867 г. в него входили абазинские аулы Лоова и Дударукова, ногайские аулы Туганова, Ахлова и Уракова на левом берегу Кубани и аулы ногайцев, абазин, беглых кабардинцев, бесленеевцев, водворённых по берегам Малого Зеленчука. Кроме того, на левом берегу Кубани напротив станицы Беломечетской и на р. Казьме поселили Таврических меннонитов, саратовских и самарских колонистов¹⁶.

П.А. Гаврилов, исследовав поземельные отношения на Северном Кавказе в пореформенный период, отмечал: «Лучшие, как по богатству природы, так и по красоте местности, земли Закубанского края не вошли в район горских округов и достались большей частью в надел казакам». В самых тяжёлых условиях оказались карачаевцы, так как «в Эльборусском округе весьма значительное пространство занято бесплодными скалами, недоступными горными трущобами и частью вечными ледниками»¹⁷.

В 1867 г. начальник Эльбрусского военно-народного округа Н.Г. Петрусевич писалв отчёте, что в округе чуть больше 450 тыс. десятин, из которых 267 629 десятин принадлежат Карачаевскому обществу, до 10 тыс. десятин отведено аулам Кумско-Абазинскому и Хумаринскому. А остальное – пространство свободных казённых земель, большая часть которых лежит между Тебердой и Марухой, между снеговым хребтом и казачьими землями и только 48 870 десятин между Кумой и Кубанью.

Петрусевич отмечал: «Лучшие земли из всего округа казённые между Кумой и Кубанью, а остальные, состоя из отрогов главного хребта, представляют только в глубине речных долин некоторое удобство для покоса и пахоты, так что, несмотря на громадное пространство земель, принадлежащих Карачаевскому обществу, из которого и состоит почти округ, все скотоводство довольствуется на казённых землях близ лежащих казачьих станиц, из которых приобретается покупкой и весь хлеб»¹⁸.

Петрусевич настойчиво уговаривал карачаевцев основать постоянное селение у слияния Кубани и Теберды, вблизи Хумаринского укрепления. Однако они отказались, решив, что «их хотят сделать гяурами»¹⁹. Хумара строилась как окружной центр, и чтобы иметь здесь население, переселили Абуковский аул с р. Подкумок. Так, кроме карачаевцев, в Эльбрусский округ вошли абазины, переселённые из Пятигорского округа: аулы Кумско-Абазинский и Хумаринский (Ново-Абуковский) на р. Кубани.

Однако в 1865 г. абазин с Хумары стали переселять на правый берег Малого Зеленчука²⁰. Причина была в том, что между карачаевцами и абазинами начались земельные конфликты. Так, абазинский владелец эфенди Абуков пытался захватить часть земель карачаевского узденя Ожая Байчорова на Хумаринском участке, принуждая своих подвластных убить его. Подав об этом рапорт 27 сентября 1865 г. попечителю горских народов Кубанской области, пристав Петрусевич передал это дело в окружной словесный суд, где дело было закончено «миролюбиво с обеих сторон»²¹. Абазины из Хумары постепенно удалялись, так, в 1867 г. здесь оставалось 116 мужчин и 92 женщины²². После переселения их частью в Турцию, частью на Зеленчуки, на их место поселили кабардинцев, которых в 1880 г. было 242 человека²³.

В 1870 г. из Терской области в Кубанскую власти переселили 150 семей осетин²⁴. Примечательно, что феодалы в горной Осетии, как в Карачае и Балкарии, имели право частной собственности на земли. П.А. Гаврилов писал, «в нагорной части Осетинского округа, право владения землёй определено точно и положительно местными обычаями»²⁵. Но, переселяясь на плоскость, осетины получали землю только в общинное пользование. Глава г. Владикавказа Г.В. Баев отмечал в 1909 г.: «Осетин в горах воспитан на праве подгорного участкового владения землею, нынешняя общинная форма ему навязана искусственно»²⁶.

В пореформенный период бывшим осетинским владельцам в Тагаурии предложили частные участки в размере 300 дес. земли в Кубанской области, но с условием, чтобы «они отказались от получения надела в Терской области». Они не согласились на это условие, тогда в Кубанскую область предложили переселиться дигорским крестьянам, «живущим на бадилятских (княжеских – З.К.) землях, и они отказались»²⁷. Агитации за переселение «на Лабу» поддались только осетины самого малоземельного Алагиро-Мамисонского ущелья.

Кавказский наместник Великий князь М.Н. Романов намеревался водворить безземельных осетин на земли, освободившиеся в результате мухаджирства в Кубанской области. Начальник Терской области поручил агитацию за переселение подпоручику Левану Хетагурову, главе Наро-Мамисонского общества. В Осетии «быстро разнеслась молва о сказочной земле под непонятным для них названием – Лаба». Правда, к этому времени плодородные лабинские долины были уже отведены в войсковую собственность казаков, поэтому переселенцам из Осетии отвели место в Нагорной полосе²⁹. Переселенцам дали по 15 десятин земли на мужскую душу и 35 рублей подъёмных.

Осенью 1870 г. после двух месяцев пути через Дигорию на горных арбах, осетины прибыли в Карачай и осели вблизи Хумаринского укрепления у слияния Кубани и Теберды. Сначала это был поселок Шоанинский, по названию горы, а с 1879 г. – с. Георгиевско-Осетинское. Так было основано современное село Коста-Хетагуровское и положено начало осетинской этнической группе в современной Карачаево-Черкесии. Переселение осетин скоро прекратилось, так как правительство дало указание заселять Кубанскую область «главным образом русскими переселенцами, которые, по его мнению, превратившись в военно-казачье сословие, смогут стать надёжным оплотом империи»²⁸.

В пореформенный период Н.Г. Петрусевич начал активную деятельность по основанию новых крупных селений карачаевцев. В Большом Карачае из-за частной земельной собственности проведение крестьянской реформы было совершенно невозможным. Поэтому Н.Г. Петрусевич настойчиво добивался от властей Кубанской области выделения обещанных правительством 40 тыс. десятин земли взамен Эшкаконских пастбищ, отобранных в пользу Кабардинского округа. Власти Кубанской области не спешили выполнять решение правительства, отговариваясь тем, что «положение карачаевцев далеко не бедное: прекрасные горные пастбища и обширное скотоводство карачаевцев даже с избытком обеспечивают их потребности»³⁰.

Скудное земледелие действительно компенсировалось в горах интенсивным скотоводством, которое было, как писал Н.Г. Петрусевич, «главным источником богатства и благосостояния карачаевцев». Однако альпийские пастбища не могли возместить потери земель для отгонного скотоводства, а пахотных земель у карачаевцев не осталось вовсе, и они постоянно жаловались на недостаток земли. Петрусевич лично составил проект нарезки 40 тыс. десятин из казённых земель в Эльбрусском округе. Это вызвало неудовольствие начальника Кубанской области, запретившего ему «входить в гласное обсуждение каких бы то ни было общественных вопросов прежде, нежели общие основания таковых вопросов будут утверждены начальником области»³¹.

Тем не менее Петрусевич привлёк к этой проблеме внимание наместника императора на Кавказе, и тот признал, «что в пространстве земель, занимаемых карачаевцами, не заключается достаточного количества земли для обеспечения быта». В апреле 1865 г. по его распоряжению карачаевцам выделили 40 тыс. десятин земли из свободных кордонных земель «в постоянное пользование жителей этого общества собственно для пастьбы, взамен находящихся в их пользовании пастбищных мест, лежащих в пределах Терской области»³².

В 1866 г. было утверждено «Положение об управлении горцами Кубанской области», и проведены новые административные и судебные преобразования, началась крестьянская и земельная реформы среди горцев. Правительство преследовало цель наделения всех горцев землями в общинное пользование, чтобы облегчить земельное обеспечение крестьян. Поэтому часть земель Карачая, отобранных ранее в «казну», возвращалась только на общинном праве пользования. В.П. Невская назвала это «дарованием им их собственных земель»³³.

И хотя на выделенных под новые селения землях карачаевцы и раньше держали коши и стауаты (хутора), но они считались сезонными жилищами. Так, Н.Г. Петрусевич отмечал, что «в поселениях же на Дауте и на Маре есть выселившиеся из разных аулов, к которым они причислены и по переписи и по повинностям». Но он хотел основать крупные постоянные селения для тех, «которые или вовсе не имеют земли, или имеют её в самом незначительном количестве». Поначалу карачаевцы отказывались, но Н.Г. Петрусевич понимал, что причина этой медлительности в том, что большинство карачаевцев не могли выполнять главного условия переселения: «оставить в общественную пользу землю, который каждый переселяющийся имел как частную собственность в прежних границах Карачая». Второй причиной нежелания переселяться Петрусевич считал «привязанность Карачаевцев к своим горам, где они живут около 400, а может быть и более лет, и мнение, что при выселении разом нескольких сот дворов общество Карачаевское расстроится, а общество это действовало всегда единодушно, так что даже крестьяне и вовсе не имеющие земли не решаются на переселение»³⁴.

У карачаевцев были свои серьёзные мотивы настороженно относиться к образованию новых крупных селений, и в первую очередь, они не представляли себе жизнь без владельца – князя, который бы нёс ответственность за их семьи и имущество, что было очень важно при ведении отгонного скотоводства и длительного отсутствия мужчин в селе. Однако Петрусевич убедил карачаевцев в перспективности постоянного проживания в новых селениях с правом общинного пользования землями. Он добился выделения общинных земель в долинах Теберды, Мары и Джегуты для обеспечения землёй не только крепостных крестьян, которые в Карачае в 1867 г. составляли всего 3,3 процента, но и малоземельных крестьян (12,4 процента) и узденей (80,6 процента)³⁵.

О том, что карачаевское общество действительно трудно переходило на «общинное» право землепользования, свидетельствует факт очередной волны массового переселения карачаевцев в Турцию. Особенно, видимо, это касалось карачаевцев, земли которых изымались и предназначались в «общину» новых селений. В 1867 г. из Тебердинского ущелья выехало 100 карачаевских семейств, в их числе семья Джамбека Джаттоева, вернувшегося затем на родину³⁶.

Мы не имеем более точных сведений об этой миграции, но, исходя из логики событий, связана она была с «отменой крепостного права». Поскольку собственно крепостных, т.е. зависимых лично, у карачаевцев было на самом деле очень мало, возможно, даже меньше указанных Петрусевичем трёх процентов населения, а основная часть народа состояла из малоземельных или безземельных карачаевцев, но лично свободных, то крестьянская реформа касалась именно их: они должны были быть «освобождены» не от мнимого крепостного права, а от земельных участков, арендуемых ими у землевладельцев. Однако в пореформенный период только представив их как безземельных «крепостных», Петрусевич мог добиться выделения для них части казённых земель и основать новые селения. Неопределённость ситуации и неуверенность в своём будущем толкнула часть карачаевцев на миграцию в Турцию. Шаг этот был опрометчивый и поспешный, так как уже весной 1868 г. Петрусевич объявил карачаевцам о переселении на Теберду и Мару, чтобы «приступить к пахоте и постройке домов на новых местах»³⁷.

1 ноября 1868 г. карачаевцам торжественно объявили об отмене крепостного права и «освобождении» крестьян. Итак, в Эльбрусском округе перемещение карачаевцев в новые постоянные селения было связано с правительственной крестьянской реформой и деятельностью властей по обеспечению освобождённых от поземельной зависимости горцев землями на общинном праве пользования. В Карачае к крупным селениям Карт-Джюрт, Хурзук, Учкулан, Дуут и Джазлык прибавились селения Ташкёпюр (Каменномост), Теберда, Сынты, Мара и Джёгетей (Джегута)³⁸. Они строились на местах старых «стауатов» (хуторов) в течение 1868–1882 гг., и очень быстро стали такими же многолюдными, как и старые селения.

Недостаток пастбищ в Эльбрусском округе, разумеется, не мог быть решён окончательно. В конце 70-х годов Г. Петров писал из Хумаринского укрепления: «Главного предмета благосостояния – скотоводства, в пределах жилого Карачая вовсе незаметно… Карачаевцы не остаются постоянно на одних и тех же пастбищах; они меняются сообразно времени года, и потому карачаевец постоянно бродит со своим скотом с одного места на другое… В начале лета… большинство уходит из Карачая»³⁹. Большая часть пастбищных мест осталась в казне или отошла казачьим станицам, и карачаевцы вынуждены были арендовать их по очень высоким ценам: «Под разными предлогами и при каждом случае карачаевское общество неукоснительно твердит, что земли мало и что населению приходится затрачивать значительные сбережения на арендование земель, да ещё, кроме того, беспрестанно терпеть несправедливость от станичных обществ»⁴⁰.

Общинное землепользование с трудом внедрялось в Карачае и не решало проблемы малоземелья, что стало одной из главных причин массовых миграций в Турцию: в 1884–1887 гг. и 1905–1906 гг. из Карачая мигрировало более 12 тыс. человек. По распоряжению султана Османской империи они получили земли для компактного поселения в моноэтнических селениях, в результате чего они избежали ассимиляции и образовали карачаево-балкарскую диаспору⁴¹.

Надо сказать, что российские власти, как могли, пытались предотвратить эмиграцию из Карачая. Их опорой в новых селениях стали выборные старшины из узденского сословия: в Теберде – Ожай Байчоров, затем Юнус (Качхан) Батчаев, в Сенты – Токмак, затем Зекерья Джаубаевы, в Каменномосте – Алий Динаев, в Маре – Кючук Тохуй улу Блимготов, затем Джамболат Чотчаев, в Джегуте – Наны Хубиев, затем Урусов Тау-Герий.

В селениях Большого Карачая под нажимом властей старшинство также переходило в руки узденства. По принятой в 1866 г. «инструкции аульным старшинам» они должны были не только исполнять указания властей и руководить внутренней жизнью общины, но и «наблюдать за обращением владельцев со своими крестьянами, не допуская первых к насилию и несправедливым поступкам, а последних удерживать в повиновении и должном исполнении своих обязанностей, адатом определённых»⁴². Однако представляется, что главной целью властей было уничтожение феодальной и родовой собственности князей на земли, что позволило бы её перераспределить на общинном праве землепользования.

Во многом благодаря стараниям Петрусевича, княжеская верхушка теряла власть в народе, хотя сохраняла авторитет и влияние. Николай Григорьевич явно был человеком демократических принципов, он остался в народной памяти как благородный и справедливый человек, искренне желавший процветания и мира горцам. С его именем связывают прокладку первой арбяной дороги из укрепления Хумаринского в Большой Карачай, строительство первой больницы, первой школы с обучением на русском языке, мостов и т.д.⁴³. Н.Г. Петрусевич изучал жизнь, нравы и обычаи горцев и публиковал статьи в «Сборнике сведений о кавказских горцах»⁴⁴.

В 1880 г. Петрусевич был назначен начальником Закаспийского военного отдела, где погиб в начале 1881 г. при штурме крепости Геок-Тепе. Горцы Баталпашинского уезда перевезли его тело из Средней Азии и с почестями похоронили в ст. Баталпашинской (ныне г. Черкесск). В «Кубанских областных ведомостях» в некрологе писали: «Вполне основательное знание карачаевского языка… позволяло находить со всеми общий язык, знать сокровенные чаяния и надежды простого люда. Полнейшая доступность, простота в обращении, радушная приветливость, сдержанный характер, устойчивость и бесповоротность во взгляде и убеждениях, основанных всегда на всестороннем знакомстве с предметом или личностью… дали в его руки несокрушимую силу»⁴⁵.

Насколько повезло карачаевцам можно судить по высказанному П.И. Ковалевским суждению о большинстве чиновников на Кавказе: «Служить на окраину, за редким исключением, идут люди только негодные на родине. Такие попадали и на Кавказ. А раз Кавказ далеко от России, дело идёт о дикарях, требовались нередко меры строгие и суровые, – то можно себе представить какие на Кавказе могли явиться варвары и разбойники из русских же. И они, к несчастью, явились и обрушились на покорённых инородцев»⁴⁶.

От личности начальства, представлявшего российскую власть, во многом зависела успешность интегрирования местных народов в состав России. В переломный исторический момент, когда в Карачае крепкая традиционная власть владетельных князей была разрушена, общество получило достойного руководителя в лице Петрусевича, что позволило сохранить стабильность и мир в пореформенный период. Его помощник и преемник Г. Петров писал в 1879 г: «Со дня покорения Карачаевцы отличались преданностью и в тревожное время не возбуждали к себе таких опасений, как другие племена, умевшие искусно маскироваться, а при удобном случае, как говорится, показывать волчьи зубы. Все установленные русскими порядки карачаевцы охотно принимали и с необычайной искренностью привязывались к новым русским властям, в которых, по счастливому стечению обстоятельств, видели не только представителей власти и охранителей правительственных интересов, но и добрых руководителей в их частной жизни»⁴⁷.

Петрусевичу не удалось оспорить право частной земельной собственности в Большом Карачае, несмотря на свою убеждённость в её несправедливости. У других народов Северо-Западного Кавказа отсутствие частной земельной собственности значительно облегчало наделение их землёй в общинное землепользование в связи с отменой крепостного права. Большинство земель, занятые этими аулами, были казёнными, что позволило предоставить сельскому населению право общественного пользования отведёнными наделами.

Так, в пореформенный период на территории современной Карачаево-Черкесии были окончательно закреплены на постоянных местах с общинным правом пользования землёй абазинские аулы: Клычевский (ныне Псаучье-Дахе), Лоовско-Зеленчукский (ныне Инжич-Чукун), Бибердовский (ныне Эльбурган), Егибоковский (ныне Абазакт), Шахгиреевский (ныне Апсуа), Кувинский, Лоовско-Кубанский (ныне Кубина), Кумско-Абазинский (ныне Красный Восток); ногайские аулы: Мансуровский и Шабазовский (ныне Адиль-Халк), Ураковский (ныне Эркин-Юрт), Карамурзинский и Тохтамышевский (ныне Икон-Халк), Балтинский (ныне Кызыл-юрт)⁴⁸; черкесские (бесленеевцы и беглые кабардинцы): Тазартуковский (ныне Бесленей), Хахандуковский (ныне Алибердуковский), Касаевский (ныне Хабез), Атажукинский (ныне Зеюко), Атлескеровский (ныне Жако), Береслановский (ныне Инжи-Чишхо), Хумаринский⁴⁹.

Закрепление аулов на определённых местах позволило снять военный контроль, и 1 января 1871 г. в связи с образованием в Кубанской области гражданского управления, военные округи упразднили, а горское население вместе с русским вошло в состав новых уездов: Ейского, Темрюкского, Екатеринодарского, Майкопского и Баталпашинского. Эльбрусский, Зеленчукский и Урупский округа были вновь объединены и вместе с разделявшими их станицами 4, 5, 6-ой бригад Кубанского казачьего войска вошли в состав Баталпашинского уезда во главе с Н.Г. Петрусевичем⁵⁰. В его ведении оказались русские (казаки), карачаевцы, ногайцы, абазины, адыги (кабардинцы и бесленеевцы); и «Баталпашинский уезд сделался самым многонациональным в Кубанской области»⁵¹.

Кроме территории современной Карачаево-Черкесии в состав Баталпашинского уезда входили аулы у слияния Урупа и Кубани: Урупский, Карамурзинский, Кургоковский, Каноковский, Вольный, а также станицы: Беломечетская, Невинномысская, Барсуковская, Николаевская, Воровсколесская, Темнолесская, Суворовская, Бекешевская (совр. Ставропольский край) и Спокойная, Подгорная, Надёжная (совр. Краснодарский край)⁵².

Большую часть населения уезда во второй половине XIX в. составили казаки, как и во всей Кубанской области, что позволило властям констатировать: «В области хотя и остались прежние хозяева этих мест – горцы, всё ещё, в силу своей религии имеющие тяготение к мусульманскому миру, но, тем не менее, серьёзной опасности русскому делу они не представляют, как вследствие своей малочисленности, так и расселения между казачьими станицами»⁵³. Из 159 749 жителей Баталпашинского уезда горцев было только 44 507 человек⁵⁴, из них карачаевцев – 20 100 человек⁵⁵.

Формально общинные земли всех аулов, включая и новые селения карачаевцев, находились «в казне», т.е. были государственными. «Большинство земель признано казёнными, с предоставлением сельскому населению лишь право общественного пользования отведёнными наделами. Право частной собственности укреплено, по преимуществу, только за представителями высших классов населения», – писал В. Линден⁵⁶. В Баталпашинском уезде из 2 млн. 400 тыс. десятин земли более 1 млн. 100 тыс. было отдано под казачьи станицы, около 200 тыс. – под невойсковые поселения, по 100 тыс. десятин – русским и горским частным землевладельцам и около 900 тыс. десятин оставлено в казне⁵⁷.

Таким образом после Кавказской войны закончилось перемещение народов современной Карачаево-Черкесии и создание укрупнённых селений с правом общинного землепользования. Сформировалась современная этнолокализация абазин (тапанта и шкарауа) и черкесов (беглых кабардинцев и бесленеевцев), возникли новые этнические группы переселенцев – осетинская и греческая. Пространство земель от карачаевцев до ногайцев вместе с разделявшими их казачьими станицами и адыго-абазинскими аулами объединилось в единое административное образование – Баталпашинский уезд, границы которого в общих чертах повторяет современная Карачаево-Черкесская Республика.

Объединение карачаевцев, верхнекубанских казаков, черкесов, ногайцев и абазин диктовалось административной целесообразностью по управлению горцами и естественными географическими границами бассейна Верхней Кубани. Все местные народы, прочно освоив свои конкретные ниши, генетически связаны с другими народами региона, однако надо признать, что современные этнические группы и места их компактного расселения сформировались в результате военно-переселенческой и землеустроительной деятельности российского правительства.

Примечания

1. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 466. Л.1.
2. Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской империи. (20–70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов. Нальчик, 2001. С. 323.
3. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2 Д. 466. Л. 8, 14.
4. Там же. Л. 4.
5. Там же. Л. 2.
6. Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов… С. 392.
7. Там же. С. 393.
8. РГВИА. Ф. 38. Оп. 30/286. Д. 9. Л. 67.
9. Там же. Л. 66.
10. Апостолов Л.Я. Географический очерк Кубанской области (Извлечения) // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик, 2004. С. 551.
11. Трагические последствия Кавказской войны для адыгов. Вторая половина – начало XX века. Нальчик, 2000. С. 272, 351.
12. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 466. Л.4.
13. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2 Д. 384. Л. 241.
14. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 2.
15. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. Ставрополь, 1964. С. 41.
16. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 384. Л. 244 об.
17. Гаврилов П.А. Устройство поземельного быта горских племён Северного Кавказа // ССКГ. Вып. II. Тифлис, 1869. С. 65-66.
18. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 2–4.
19. Ёзденланы Абугалий. Сёз-халы кибикди. Ставрополь, 1994. С. 218. (на карач. яз.)
20. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 124. Л. 26.
21. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 239.
22. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 306. Л. 7.
23. Баталпашинский уезд. Статистические сведения. Екатеринодар, 1880. С. 32.
24. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии: Сборник документов. Ростов-на-Дону, 1985. С. 151.
25. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 28.
26. ЦГА РСО–А. Ф. 224. Д. 92. Л. 3-5.
27. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 29, 33.
28. Берозов Б.П. Переселение осетин с гор на плоскость. Орджоникидзе, 1980. С. 122.
29. ЦГА РСО–А. Ф. 270. Оп. 1. Д. 23. Л.87-89.
30. Гаврилов П.А. Указ. соч. С. 76.
31. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 130. Л. 15.
32. ЦГА РСО–А. Ф. 224. Оп. 1. Д. 96. Л. 45.
33. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 16.
34. ГАКК. Ф. 774. Оп. 1 Д. 306 Л. 3–4.
35. ГАКК. Ф.774. Оп. 2. Д. 466. Л.150.
36. Думанов Х.М. Вдали от родины. Сборник документов. Нальчик, 1994. С. 111
37. ГАКК. Ф.774. Оп. 1 Д. 650 Л. 5-6.
38. Обзор Кубанской области. Ростов-на-Дону, 1911. С. 78.
39. Петров Г. Верховья Кубани – Карачай. Памятная книжка Кубанской области. Екатеринодар, 1880. С. 141– 142.
40. Там же. С. 139.
41. Кипкеева З.Б. Карачаево-балкарская диаспора в Турции. Ставрополь, 2000. С. 122.
42. ГАКК. Ф. 774. Оп. 2. Д. 278. Л.1.
43. Шаманланы И. Къобан башында. Черкесск, 1987. С. 110. (на карач. яз.)
44. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие… С. 252.
45. Кубанские областные ведомости. 1881, № 12, 16.
46. Ковалевский П.И. Кавказ. Т. 2. История завоевания Кавказа. СПб, 1915. С. 72.
47. Петров Г. Указ. соч. С. 149.
48. Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. Черкесск, 1998. С. 60.
49. Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII – начале XХ века. М, 1974. С. 242.
50. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 46.
51. Народы Карачаево-Черкесии: история и культура. С. 365.
52. Баталпашинский уезд. Статистические сведения. С. 35.
53. Обзор Кубанской области. С. 70.
54. Тхайцуков М.Т. Этнополитические проблемы абазин в новейшее время. Ставрополь, 2000. С. 8.
55. Петров Г. Указ. соч. С. 124.
56. Линден В. Высшие классы коренного населения Кавказского края и правительственные мероприятия по определению их сословных прав. Исторический очерк Издание канцелярии наместника на Кавказе. Тифлис, 1917. С. 40.
57. Невская В.П. Карачай в пореформенный период. С. 15.

Заключение

Формирование этнических и административных границ на Северном Кавказе происходили с конца XVIII в. при непосредственном и решающем значении стратегических интересов Российской империи, так как военно-переселенческая деятельность правительства определялась внутренними и внешними факторами, влиявшими на безопасность новых границ государства. Перемещения и миграции местных народов, существенным образом изменившие этническую картину региона, зависели от степени их вовлечения в военные действия, выбора подданства (покровительства) и государственной принадлежностью той или иной территории, закреплённой в международных договорах.

Роль Российского государства была в рассматриваемый период решающей, хотя и не единственной причиной в переселениях народов. Значительную роль в этом играли особенности социально-экономического быта кочевых и горских народов Северного Кавказа, главной отраслью хозяйствования которых было кочевое или отгонное скотоводство, и другие общественно-политические реалии. Однако на формирование новых этнических территорий народов Северного Кавказа повлияли только массовые перемещения, проходившие в результате военно-переселенческой деятельности Российской империи и объективного восприятия на межгосударственном уровне статуса того или иного народа. Миграционные процессы на Центральном и Северо-Западном Кавказе были прямо связаны с утверждёнными в мирных договорах границами: между Российской империей и Крымским ханством до 1783 г., Российской и Османской империями с 1783 по 1829 г.

Российская политика, направленная на этнополитическую централизацию Кабарды до окончательного включения в состав России всего Центрального и Северо-Западного Кавказа, определялась прежде всего её российским статусом. Концепция Екатерины II по объявлению соседних народов «данниками» кабардинских князей позволяла переселять их на российскую сторону границы, как это произошло с абазинами-алтыкесеками, ногайцами-солтанаульцами, частью осетин и ингушей по результатам русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

В 1771 г. добровольное переселение ногайских орд с Северного Причерноморья на правобережье Кубани по инициативе Екатерины II ослабило военный потенциал Крымского ханства и заставило согласиться на условия России. По Кючук-Кайнарджийскому договору в 1774 г. Крымское ханство получило независимость от Османской империи, и российско-крымская граница на Северо-Западном Кавказе была утверждена по Азово-Моздокской линии.

В 1783 г. Константинопольским мирным договором Российская и Османская империи разделили между собой владения Крымского ханства, и на Северо-Западном Кавказе утвердили границу по р. Кубани. Горские народы Карачая и Балкарии остались независимыми, так как никогда не были подданными крымских ханов, а потому не подлежали разделу между империями.

Перемещение народов, принимавших российское подданство, на правобережье Кубани предопределялось обустройством и защитой российско-османской границы, разделившей не только территории, но и местные народы. В состав России вошли Крым и правобережье Кубани от устья до впадения в неё Урупа, дальше Кавказская линия шла «сухим» путём по предгорной полосе до верховий Кумы и Георгиевска, где соединялась с прежней Моздокской линией. Левобережье Нижней и Средней Кубани до Чёрного моря перешло во владения Османской империи, и жившее здесь население бывшего Крымского ханства получило статус османских подданных. Кубанская линия разделила кочевья ногайцев: кубанские ногайцы стали подданными Порты, а ордынские – России. Взаимные перемещения рассматривались как трансграничные миграции и регулировались властями в зависимости от статуса левобережных и правобережных ногайцев.

Для защиты новых рубежей правительство укрепляло Кавказскую линию, водворяя здесь постоянное казачье население. В конце XVIII в. появление на правобережье Кубани Черноморского казачьего войска, Хопёрского, Волгского, Кубанского и Кавказского линейных полков повлекло за собой значительные административно-территориальные преобразования. В 1797–1802 гг. территория Ставрополья, вошедшая в Астраханскую губернию, подверглась не только колонизации, но и заселению различными народами, принимавшими российское подданство. Так, чтобы оградить от притязаний кабардинских князей, абазин-алтыкесеков и ногайцев Пятигорья объединили в Бештовское приставство.

В начале XIX в. российские подданные кабардинцы, абазины-алтыкесеки и кумские ногайцы, бежавшие за Кавказскую линию, возвращались на российскую сторону различными способами. В период русско-турецких войн 1787–1791 гг. и 1806–1812 гг. за ними направлялись войска для насильственного вывода из Закубанья и водворения на свои места. В мирное время войскам запрещалось переходить границу, и возвращение беглецов происходило привлечением их меновой торговлей, предоставлением пастбищ и кочевий, разрешением мусульманского судопроизводства и т.д.

В стратегических целях цепь российских укреплений по Нижней и Средней Кубани и в районе Пятигорья имела задачи защитить новые владения от вероятных вторжений из турецкого Закубанья и подготовить плацдарм для русского продвижения к Чёрному морю. Бегства с российской территории в пределы Османской империи или независимых народов происходили в результате военно-административных действий властей по укреплению новых границ империи и перемещению местных народов на указанные места позади пограничной линии. Так это было при учреждении в 1822 г. Кабардинской линии, когда генерал А.П. Ермолов перенёс передовые укрепления на границу российской Кабарды и независимой Балкарии. Отказавшись перейти на контролируемые места по р. Малке, значительная часть владельцев бежала с подвластными аулами в Закубанье и составила этнолокальную группу «беглых кабардинцев».

Российские власти соблюдали международные договорённости по разграничению территорий, и вторжения войск за черту Кавказской линии происходили, в основном, в периоды русско-турецких войн. В мирное время войска переходили границу только для поиска и наказания за набеги беглых российских подданных. Чтобы пресечь пути сообщения народов Центрального и Северо-Западного Кавказа через Верхнюю Кубань, кавказские военные власти планировали покорение Карачая, однако правительство запрещало вторжение в мирное время на чужую территорию. Только в начале русско-турецкой войны 1828–1829 гг. войска генерала Г.А. Емануеля завоевали Карачай, и он вошёл в состав России.

В 1829 г. по Адрианопольскому договору Османская империя уступила России свои владения на Северо-Западном Кавказе, но большая часть закубанцев оказала сопротивление, которое вылилось в Кавказскую войну, не зависящую уже от международных договоров, так как было внутренним делом России. Российские войска продвигались от Кубани до Чёрного моря постепенно, перенося укреплённые линии на новые рубежи.

Строительство укреплений в стратегически важных местах Закубанья сопровождалось заселением казачьего населения, вместе с тем, власти способствовали образованию укрупнённых, закреплённых на определённом месте ногайских, адыгских и абазинских аулов. Однако удержать их на одном месте было невозможно, так как путь к бегству на запад был открыт, поэтому на пространстве от Кубани до Лабы началось водворение казачьих станиц, под надзором которых размещались аулы. В 1840 г. возведение Лабинской линии позволило успешно провести казачью колонизацию прилабинских равнин.

Местные жители, препятствовавшие водворению казаков постоянными набегами, большей частью вытеснялись на время строительства станиц за р. Лабу или в горные укрытия. Так, бесленеевцев и абазин-шкарауа изгнали с их мест, и часть из них мигрировала в Турцию. Остальные, покорившись российской власти, были водворены позади Лабинской линии сразу же после возведения укреплений и станиц. Новая линия служила не только плацдармом для дальнейшего продвижения войск к Чёрному морю, но и охраняла «мирные» аулы закубанцев. Необходимость занятия станицами стратегически важных мест обусловливалась отсутствием крупных постоянных селений у местных народов, подвижным и немногочисленным характером их поселений, которые легко снимались с места и перемещались в неконтролируемые места. Лабинская линия разделила покорные и непокорные народы, препятствовала бегству враждебных партий за Лабу и позволила сконцентрировать силы для продвижения к Чёрному морю.

Военно-переселенческая деятельность российских властей в Закубанье была приостановлена Крымской войной (1853–1855), но активизировалась сразу же после её окончания. Правительство заботило скорейшее укрепление новой границы империи на случай новой внешней войны, так как вмешательство европейских держав, особенно Англии, не признававшей прав России на восточный берег Чёрного моря, представляло реальную угрозу её владычеству на Северо-Западном Кавказе. Главной, если не единственной, составляющей военных экспедиций в Кубанской области было перемещение местных народов на указанные места позади укреплённых линий, а не истребление и уничтожение мирных аулов. Тем не менее, продвижение войск и колонизация Закубанья, в силу преобладания военных методов в отношении к местным народам, принято называть «Кавказской войной», конец которой совпал с окончанием массовой миграции части адыго-абазинских народов в Османскую империю в 1864 г.

Эмиграция в Османскую империю («мухаджирство») имела особенно трагические последствия, и некоторые исследователи этой темы усиленно внедряют в сознание широкой общественности идею о геноциде адыгских народов со стороны России. Массовые перемещения инородных приграничных народов широко практиковались в истории как России, так и других империй для обеспечения надёжности государственной границы на случай внешних войн. При всей их трагичности для местных народов совершенно недопустимо представлять для современного читателя эту практику российских властей как злой умысел против определённых этносов или геноцид, так как вопрос об их полном уничтожении никогда не ставился.

Военно-переселенческая деятельность российских властей, с согласия и при помощи которых происходили переселения непримиримых обществ в Османскую империю, приблизила конец Кавказской войны в 1864 г. При этом бесспорным является факт предоставления местным народам реальной альтернативы: перемещение на обширные равнинные места Прикубанской плоскости в пределах этнической родины. Основной причиной поспешности российских властей и принуждения горцев к переселению являлась необходимость скорейшего укрепления границы по восточному берегу Чёрного моря в условиях неотвратимости новой войны с Османской империей и поддерживающими её западными державами.

После окончания военных действий на Северо-Западном Кавказе власти, опираясь на лояльные местные элиты, приступили к административным и земельным реформам в Кубанской области. Это стало возможным только после окончательного расселения и укрупнения закубанских аулов, после чего командование приступило к созданию эффективной системы управления. Компактное расселение аулов в результате военно-переселенческой и реформаторской деятельности властей в процессе интегрирования исследуемого региона в состав империи было связано с обеспечением их российскими властями земельными наделами и созданием военно-народных административных образований. В 60-е годы XIX в. «демократические», т.е. не имевшие высшего сословия и властных структур, западноадыгские народы переместились с гор на равнину и компактно расселились в границах своих этнических территорий.

Новые границы в некоторых случаях не совпадали с пределами ранее существовавших феодальных владений или вольных обществ, так как определялись в зависимости от локализации казачьего населения и возможного военного контроля. Для перемещённых с побережья Чёрного моря западноадыгских народов в 1863 г. были образованы новые округа: Абадзехский (между Лабой и Белой) и Шапсугский (между Афипсом и Адагумом). В пореформенный период наделение землёй на общинном праве пользования окончательно закрепило их на постоянных местах. Так, абадзехи, шапсуги, натухайцы, бжедухи и др. западные адыги объединились в границах современной Адыгеи и составили её титульный этнос.

Перемещение и закрепление «аристократических», т.е. имевших высшее сословие, обществ ногайцев, беглых кабардинцев, бесленеевцев и абазин было связано с наделением высшего сословия за верную службу частными земельными владениями, на которые они переселяли подвластные аулы. В пореформенный период освобождённые от крепостной зависимости крестьяне получили землю в общинное пользование, что окончательно закрепило аулы на новых местах.

Так были созданы постоянные моноэтничные селения в Верхнекубанском приставстве, где произошло объединение двух колен абазин – тапанта (алтыкесеков) и шкарауа в единый абазинский этнос, а бесленеевцы и беглые кабардинцы составили общую этническую группу, уже при Советской власти официально названную «черкесами». Образование адыгских и абазинских аулов в долинах Большого и Малого Зеленчука стало возможным благодаря тому, что равнинные земли ногайцев освободились после массовой миграции в Османскую империю в 1857–1861 гг., а предгорные территории Западного Карачая были отведены в войсковую собственность или в казну.

В Большом Карачае, где были расположены крупные селения карачаевцев, правительство сохранило исторически сложившийся у них институт частной собственности на земли, что делало невозможным обеспечение крестьянских масс землёй в пореформенный период. Поэтому часть изъятых в казну земель Эльбрусского округа была им возвращена и на них были основаны новые карачаевские селения.

Колонизация Северного Кавказа повлекла за собой миграции ногайских, адыгских и абазинских народов, переселение и укрупнение аулов, закрепление различных этносов на определённой местности, но только после окончания Кавказской войны сложились условия для создания эффективной системы управления вновь присоединёнными территориями. Поэтому из разноплановой военной, хозяйственно-экономической и административной деятельности российских властей в регионе в исследуемый период важнейшими были военно-переселенческие, так как они позволили сформировать новые этнические границы и ввести административное управление в регионе.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

РГВИА – Российский государственный военно-исторический архив

ГАСК – Государственный архив Ставропольского края

ГАКК – Государственный архив Краснодарского края

ЦГА РСО-А – Центральный государственный архив Республики Северная Осетия-Алания

ЦГА КБР – Центральный государственный архив Кабардино-Балкарской Республики

ЦГИА РГ – Центральный государственный архив Республики Грузия.

АБКИЕА – Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв.

АКАК – Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею

ИОЛИКО – Известия общества любителей истории Кубанской области

КС – Кавказский сборник

СМОМПК – Сборник материалов по описанию местностей и племён Кавказа ССКГ – Сборник сведений о кавказский горцах.

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

1. Генерал А.П. Ермолов (1777–1861). Главноуправляющий в Грузии и командир отдельного Кавказского корпуса. Возглавлял военную и гражданскую власть на Кавказе в 1817–1827 гг.

2. Генерал Г.А. Емануель (1775–1837). Командующий войсками Кавказской линии в 1827–1831 гг.

3. Полковник Г.Х. Засс (1797–1883). С 1834 г. – командующий Кубанской линией, в 1840–1842 гг. – Правым флангом Кавказской линии.

4. Генерал-фельдмаршал А.И. Барятинский (1815–1879). Наместник на Кавказе, главнокомандующий Кавказской армией в 1856–1862 гг.

5. Карачаевские землевладельцы. Аул Карт-Джурт. 1870-е годы. Слева направо сидят: Абдурахман Боташев, Абдурзак Крымшамхалов, Даут-Герий Крымшамхалов, Таусолтан Крымшамхалов; стоят: Юсуп Боташев, эфенди Алиса Узденов, Асланбек Крымшамхалов. Из личного архива Махмуда Дудова, США.

6. Западные адыги с начальником Кубанской области генералом М.А. Цакни (1869–1873). Слева направо верхний ряд: Ватах Бадзаш, Ахеджагоко Татлюстан сын Пшекуя, Казаноко Бамбет, другие неизвестны. Сидят: Асланов Борок, полковник Колосов, генерал М.А. Цакни, полковник П.Г. Дукмасов, Абадзе Караулан. Сидят на полу: Шюц Хасан и Ачмиз Тхагуз-хаджи. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.

7. Депутация от Терской области с командующим войсками Кавказского округа генерал-адъютантом А.М. Дондуковым-Корсаковым (1882–1889). Второй ряд слева направо: 1. Тамбиев, 5. А.М. Дондуков-Корсаков, 7. Кармов, 8. Кармов; Третий ряд слева направо: 1. Атажукин, 3. Абуков, 4. Урусбиев, 5. Наурузов. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.

8. Князь Урусбиев в кругу семьи. Баксанское ущелье. Вторая половина XIX в. Из личного архива Махмуда Дудова, США.

1. Султан Казы-Гирей Бахты-Гиреевич, генерал-майор, потомок крымских ханов. В 1854 г. – начальник Баталпашинского участка, в 1858 г. – начальник Верхнекубанского округа. Из книги: А.В. Казаков. Адыги (черкесы) на российской службе. Воеводы и офицеры. Биографический справочник. Нальчик, 2006.
2. Князь Магомет-Гирей Лоов (1810–1880), полковник, старшина Лоовско-Кубанского аула (ныне с. Кубина). Из книги: А.В. Казаков. Адыги (черкесы) на российской службе. Воеводы и офицеры. Биографический справочник. Нальчик, 2006.
3. Николай Григорьевич Петрусевич, начальник Эльбрусского округа в 1865–1871 гг., начальник Баталпашинского уезда Кубанской области в 1871–1880 гг. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.
4. Кочкаров Исмаил-Солтан Кулчораевич, кадий Карачая. Вторая половина XIX. Из личного архива З.Б. Кипкеевой–Чотчаевой.
5. Урусов Тау-Герий Аслан-Хаджиевич, старшина с. Джегута. Конец XIX – начало XX в. Из личного архива К-Г. Урусова.
6. Урусов Нану Аслан-Хаджиевич (1862–1946). Из личного архива К-Г. Урусова.
7. Чотчаев Джамбулат Джаубаевич, старшина с. Мара. Конец XIX – начало XX в. Из личного архива З.Б. Кипкеевой–Чотчаевой.
8. Блимготов Мырзакул Кючукович, сын старшины с. Мара Тохуй улу Кючука. Начало XX в. Из личного архива Ф.К. Шереметовой-Дудовой.
9. Батчаев Юнус, старшина с. Теберда с родственницами. Справа племянница Акбийче Болурова. Конец XIX в. Из личного архива Адилхана Адылоглы, Турция.
10. Ахлау Наджуевич Коркмазов и Адамей Идрисович Карабашев – доверенные лица с. Верхняя Теберда (Слева второй и третий). Начало XX в. Из личного архива Н.М. Кагиевой.
11. Абазинская княгиня Хура Клычева, жена Мырзакула Блимготова, с детьми, гувернанткой и прислугой. ст. Бекешевская. Начало XX в. Из личного архива Ф.К. Шереметовой-Дудовой.
12. Князь Камбот Сарыбиевич Лоов с родственницей. Лоовско-Кумский аул (ныне с. Красный Восток). Конец XIX в. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.
13. Ногайский аул Мансуровский в Кубанской области (ныне с. Адиль-Халк). 1900-1906 гг. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.
14. Черкесский аул Касаевский на Малом Зеленчуке (ныне с. Хабез). Первый ряд слева направо: 3. Касаев Канамат Казыевич; 5. Касаев Каракасай Казыевич. 1913 г. Из фондов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника.
15. Карачаевское селение Хасаут на Верхней Малке. Начало XX в. Из личного архива И.Ш. Бурлакова.
16. Женщины–карачаевки из дворянских семей. Карт-джурт. XIX в. Из книги П.И. Ковалевского «Кавказ». Т.1. СПб, 1914.башев. словодск, начало
17. Князь Туган Идрисович Карабашев. Стамбул, 1908 г. Из личного архива И.С-М. Карабашева.
18. Князь Маджир Адемеевич Карабашев, сын царского офицера и внук последнего владельца карачаевского аула в Теберде Идриса Карабашева, старшины с. Дуут в 1870 г). г. Кисловодск, начало XX в. Из личного архива И.С-М. Карабашева.
19. Внуки Ислама Крымшамхалова, последнего правителя Карачая. Слева направо: Ислам Пашаевич Крымшамхалов, Константин Львович Крымшамхалов, Мырзакул Пашаевич Крымшамхалов. Начало XX в. Из личного архива З.Б. Боташевой-Хабичевой.
20. Князь Мырзакул Пашаевич Крымшамхалов, полковник царской армии. Курорт Теберда. Конец XIX – начало XX в. Из личного архива Махмуда Дудова, США.
21. Ислам Пашаевич Крымшамхалов в кругу семьи. Слева – жена Сафият Дудова. Курорт Теберда. Начало XX в. Из фондов Карачаево-Черкесского музея–заповедника.
22. Потомки князя Наны Дудова, одного из подписавших Договор о вхождении Карачая в состав Российской империи в 1828 г., и Али Конова, владельца кабардинского аула на Малке: Справа: Дудова-Аминова Хауа, Коновы Мусса и Лейла (двоюродные Тугана Дудова), Аминова Фатима, дети: Дудов Магомет Туганович, Дудова Роза Тугановна. г. Кисловодск, 1928 г. Из личного архива М. М. Салпагаровой-Боташевой.
23. Дудов Туган Исмаилович – внук Наны Дудова, справа – жена Хауа, дочь Роза, слева – Аминова Така. г. Кисловодск, 1929 г. Из личного архива М. М. Салпагаровой-Боташевой.
24. Дудов Махмуд Асланбекович, правнук царского офицера Шмаухи Дудова. г. Краснодар, 1939 г. Из личного архива З.М. Дудовой.
25. Дудов Хамид Дудаевич – правнук князя Наны Дудова, одного из подписавших Договор о вхождении Карачая в состав Российской империи в 1828 г. Слева направо: сестра Роза, жена Келимат Узденова, сестра Люда. г. Фрунзе. 1952 г. Из личного архива М.Х. Дудова.
26. Карамурзин Ислам Бекмурзович, правнук кабардинского князя и карачаевской княжны. XX в. г. Карачаевск. Из личного архива Р.Т. Байрамуковой–Карамурзиной.
27. Карамурзин Тохтар Исламович с боевыми подругами (1941–1945). Из личного архива Р.Т. Байрамуковой–Карамурзиной.
28. Карамурзин Науруз Исламович (1941–1945). Из личного архива Р.Т. Байрамуковой–Карамурзиной.

Оглавление

Введение…………………………………………………………………… 4

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: