Психологические признаки труда

Нередко полагают само собой разумеющимся говорить о тру­де, если речь идет о деятельности человека на штатном рабочем месте или о деятельности учащегося в оборудованной мастер-

ской, в учебном цехе. Однако активность человека, использую­щего производственное оборудование, инструменты на штатном рабочем месте, вовсе не обязательно является трудом в психо­логическом значении слова, которое имеется в виду, когда гово­рят, что труд создал человека, труд — ваятель человека. Не сле­дует идти также и за житейской семантикой — не все, что "трудно", есть труд.

Выделим четыре психологических признака труда.

1. Сознательное предвосхищение социально ценного результата. Известно и бесспорно, что способность предвосхищать результат деятельности очень развита у человека и не специфична для него как субъекта труда. Иначе говоря, наличие мысленного предвосхищения результата активности еще не делает ее трудом. Признак предвосхищения результата имеет место и в игре до­школьника, и в спорте, и при активном отдыхе, и при противо­правном, преступном деянии. Все дело в том, что и как пред­восхищается.

Чтобы деятельность можно было назвать трудовой, предвос­хищаемый результат должен мыслиться как ценный для широ­кой общности людей, коллектива, т. е. как социально ценный, и притом как имеющий положительную ценность. Деятельность не может быть охарактеризована как труд в психологическом значении этого термина, если сознание социальной ценности ее результата не выступает у данного человека как существенный регулятор его активности. Другое дело, что это сознание может оказаться и иллюзорным, мифологическим или наивным в том смысле, что человек фактически "борется с ветряными мельни­цами", затрачивает силы на то, что считает социально ценным, а на самом деле делает нечто пустое или даже приносит вред. Но все же для психологической характеристики труда совершенно необходимо, чтобы субъект деятельности именно сознавал свою активность как позитивно ценную и для общества (а не только лично для себя). Кроме того, выражение "на самом деле", кото­рое мы употребили выше, весьма коварно, поскольку это не бо­лее как выражение позиции, мнения других субъектов, которые могут не меньше заблуждаться относительно оценки продуктов деятельности человека, чем он сам. Наверняка были в свое вре­мя люди, которые считали, что К.Э. Циолковский занимался ненужными делами, и только через поколения и далеко не всем стало ясно, что он создал "на самом деле".

Возвращаясь к характеризуемому (первому) психологическо­му признаку труда, отметим, что дело не просто в самом по себе

"чистом" сознании, в понимании соответствующих слов, а в том, что знание о социальной ценности работы оказывается ре­альным регулятором активности, деятельности, поведения чело­века. Рассмотрим два поясняющих излагаемых положения при­мера.

Тракторист И., приехавший из города на некоторое время для работы на сельскохозяйственном предприятии, получил задание вспахать под пар определенную площадь поля. Получив разъясне­ния бригадира, он приступил к работе. Расширяя вспахиваемую территорию, он со временем столкнулся со следующей ситуацией. С одной стороны вспахиваемого участка стоят ряды копен необмо­лоченной пшеницы (из-за производственной необходимости звено присланных сюда ранее людей работало целый день над подборкой и копнением поваленного хлеба). Копны мешают трактористу па­хать. Он, немного подумав, намотал на конец палки тряпку, смочил ее дизельным топливом, зажег и этим факелом поджег первый ряд копен. Подождав, "перекурив", пока хлеб сгорит, И. продолжает вспашку. Затем подобным же образом сжигает второй ряд копен и т.д. План вспашки (в единицах площади) он выполнил на 108%.

Когда звеньевой копнильщиков Е., узнав о происшедшем, спросил И., как же это он додумался спалить хлеб, И. спокойно и с сознанием своей правоты ответил: "У меня же производственное задание! Улавливаешь? План! Если я не буду пахать, что я зарабо­таю? Разговаривай с бригадиром".

Учительница начальных классов СБ. из средней полосы России находится в санатории в Крыму. В данный момент она сидит на берегу моря недалеко от воды, взгляд устремлен "в пустоту". В от­вете на вопрос, о чем она задумалась, и в дальнейшей беседе выяс­няется следующее: оказывается, она мысленно беседовала со свои­ми учениками о Крыме. "Мальчишки, конечно, спросят, гоняют ли по морю торпедные катера и подводные лодки. Чего не видела, того не видела... Вот, думала, что ребятам надо сначала сказать, что примерно четыре пятых Крымского полуострова занимает степь, а горная часть его состоит из двух-трех гряд вблизи моря... нет, ска­жешь, думаю, слово "гряды", а ребята представят себе грядки как в огороде. Надо еще какие-то другие слова найти. То, что Крым — курорт, знают, пожалуй, все. Но не весь Крым курорт. Полезно знать, что есть здесь и железорудный комбинат, и судоремонтный завод, и химические заводы, и рыбные (я и сама этого раньше не знала). Да, но все же надо подробно сказать..." и т.д.

Итак, то, что делает в описанном выше случае учительница, имеет такой важнейший психологический признак труда, как социально ценный замысел (подготовить беседу для учащихся,

расширяющую их экономико-географические представления о мире и формирующую должное отношение к одной из террито­рий); имеет место и исполнение замысла посредством опреде­ленных (в данном случае умственных) действий, и определен­ный ценный для общества результат — педагогически обрабо­танная информация, пригодная для усвоения учащимися. Прав­да, этот результат пока не объективирован (не высказан, не за­писан), а отложен во внутреннюю память субъекта деятельности в виде некоторой полезной и новой (в рамках его работы) идеи. Но это вполне типичная ситуация для умственного труда -— ре­зультат умственной работы можно "носить" не обязательно в портфеле, но и в голове.

Замысел в данном случае не задан ситуативно кем-то извне, не построен в ответ на "текущее" задание и т.п. Он построен по собственной инициативе человека и самостоятельно, но, конеч­но, не на основе "свободной воли", анархического склада души и пр., а в соответствии с пониманием человеком своей профес­сиональной миссии в обществе, с профессиональной направ­ленностью мышления. Отсутствие актуальных заданий не озна­чает отсутствие сознания обязательности действий. Более того, добросовестный человек может "нагружать" сам себя заданиями до изнеможения. Таким образом, отсутствие данных человеку заданий извне ("сверху", "сбоку") не есть признак отсутствия трудовой деятельности.

Что касается казуса, описанного в первом примере, то здесь мы имеем дело скорее с преступным поведением, чем с трудом, хотя внешних признаков труда более чем достаточно (и офици­альное задание, и вещественный предмет деятельности, и мощ­ные технические средства, и даже, казалось бы, творческий под­ход к делу — придумал и изготовил из подручных материалов средство, чтобы побыстрее устранить помехи). В связи с обсуж­даемым психологическим признаком труда важно отметить так­же, что слово "предвосхищение" указывает одновременно и на гностический и на аффективный компоненты образа результата деятельности. Ведь "восхищение" — это некоторый подъем чувств.

В свою очередь гностический компонент представления о результате труда складывается из предвидения собственно про­дукта, с одной стороны, и понимания его ценности (позитивной ценности или негативной — "антиценности") для людей — с другой. Таким образом, установим некоторую структуру рас-

сматриваемого (первого) признака труда и будем различать в нем три компонента, которые примем как относительно само­стоятельные: а) более или менее ясное знание о продукте дея­тельности, б) более или менее четкое осознание его социальной ценности и в) более или менее выраженный аффективный тон соответствующих знаний, представлений, образов. Употребляя во всех трех случаях выражение "более или менее", мы имеем в виду, что возможна градуальная (по крайней мере порядковая) шкала, с которой можно соотносить эмпирические проявления рассматриваемого признака труда. О градациях этого и других психологических признаков труда подробнее см. [142], [199].

Следует оговориться, что специфика некоторых разновидно­стей труда состоит как раз в том, что результат деятельности в конкретных чертах неизвестен: геологоразведчик ищет месторо­ждение нефти или газа, но еще не знает, что и где он найдет и найдет ли вообще на этот раз, каковы будут найденные, если "повезет", запасы полезного минерала и т.п. Закройщик ателье индивидуального пошива одежды лишь в ходе контакта с клиен­том создает образ будущего результата деятельности. То же можно сказать о следователе, дознавателе, о пожарном (как при инспектировании объектов, так и при боевой работе), художни­ке-оформителе, пианисте-исполнителе и многих других профес­сиях, в труде представителей которых значительную долю со­ставляет именно поиск образа конечного продукта деятельности. В этих случаях знание будущего продукта — это знание требова­ний, критериев, которым должен соответствовать искомый ре­зультат.

В действительности знание о результате (т. е. о том, чего по­ка нет) в любом случае включает и конкретно-образные и поня­тийные компоненты, соотношение которых различно в зависи­мости от специфики предмета труда и типа мышления человека. Так, если повар придумывает фирменное блюдо, то знание ре­зультата труда включает и товароведческие критерии вкусовых достоинств пищи, выраженные в речи, в виде усвоенных (внутренних, субъективных) сенсорно-перцептивных, имажини-тивных, мнемических эталонов нескольких модальностей (зрительной, вкусовой, обонятельной). У химика-аппаратчика, занятого производством серной кислоты, знание о конечном продукте может выступать в основном в вербальной форме — в виде численно заданных требований к количеству, качеству его, характеристике допустимых и недопустимых примесей.

2. Сознание обязательности достижения социально фиксирован­ной цели. Сама по себе идея обязательности и сопряженные с ней волевые усилия по ее реализации не специфичны для труда. На­пример, требование обязательности соблюдения правил игры со­вершенно четко осознается старшими дошкольниками. Дети при­дирчиво реагируют на факты несоответствия поведения кого-либо из участников игры правилам игрового действия. Например, если дети играют "в железную дорогу", то, пока "поезд" идет (дети сидят гуськом на стульчиках и пыхтят), никто не должен выхо­дить на "станцию". "Буфетчица" "продает" печенье, а сама себе не берет (в игру введено настоящее печенье) и т.п.

Сознание обязательности и, следовательно, мобилизация во­левых усилий могут характеризовать и деятельность по реализа­ции чисто личных, в частности, и эгоистических или даже асо­циальных замыслов.

Деятельность становится трудом тогда, когда при прочих равных условиях имеются не только идея обязательности, но и внешние по отношению к субъекту формы фиксации целей его деятельности и формы социального санкционирования, одобре­ния этих целей. В типичном случае это задания, сформулиро­ванные, утвержденные ответственными представителями обще­ства, производственного коллектива, так называемые производ­ственные задания (документированные или устные), планы, программы (более или менее детализированные или обобщен­ные). Для детей и подростков носителями социально значимых целей выступают представители старших поколений — старшие члены семьи, учителя и другие организаторы деятельности под­растающих поколений, а также друзья, сверстники из своего круга общения.

Дело обстоит, конечно, не так просто, что некий субъект всегда должен быть человеком "ведомым". Нет оснований по­лагать, что эталоном целеполагания почему-то всегда должны быть "другие", "окружающие", а не сам рассматриваемый чело­век, занятый или собирающийся заняться трудом. В конце кон­цов "другие" — это тоже субъекты. Более того, возможны и из­вестны случаи, когда в деятельности поискового, творческого характера субъект ее ставит перед собой такие цели, которые непонятны, чужды ближайшему и любому социальному окруже­нию. (Вспомним хотя бы историю возникновения геомет­рии Н.И. Лобачевского, которого даже друзья и коллеги не по­нимали, а иные сомневались, в здравом ли он рассудке). В об-

щем случае имеют место некоторая диалектика, борьба тенден­ций, с одной стороны, социальной фиксации и социального санкционирования целей деятельности и, с другой, — их обнов­ления, разрушения и перестройки, конструирования. Но нали­чие такой борьбы указанных тенденций — тоже факт социаль­ной фиксации, своеобразного "обнародования" целей деятель­ности. В любом случае для того чтобы деятельность могла быть отнесена к категории труда (в контексте психологии!), цели ее должны быть либо обычным, внешним образом признаны, от­мечены в соответствующей социальной группе (в семье, в учеб­но-производственном, трудовом сообществе), либо логически подчинены каким-то общественно важным целям (хотя бы для самого субъекта деятельности, который эту логическую зависи­мость разумеет). Без указанных обстоятельств деятельность мо­жет быть сколько угодно возвышенной, но отношение ее к ка­тегории труда (за который, вообще говоря, полагается вознагра­ждение от общества) будет по крайней мере неопределенным.

Рассматриваемый (второй) психологический признак труда имеет, как и первый, некоторую структуру — когнитивный и аффективно-волевой компоненты. Когнитивный компонент вы­ражается в сознании субъектом большей или меньшей ответст­венности перед людьми (пусть это будут не обязательно "окружающие", но далекие потомки, воображаемая эталонная группа или хоть мистическая персонификация в виде Бога или его посланцев). Аффективно-волевой компонент — в эмоцио­нальных реакциях, состояниях, отношениях, связанных с пара­метрами "стабильности — изменчивости" условий и процессов осуществления деятельности, соотносимыми с ее целью. Чело­век не просто помнит, знает и понимает, какая цель задана, но его тревожат, волнуют факты совпадения или рассогласования хода, направления деятельности с ее идеальным планом.

3. Сознательный выбор, применение, совершенствование или создание орудий, средств деятельности. Использование орудий — достаточно общий признак деятельности человека. Орудийные действия весьма разнообразно представлены уже в предцошколь-ном возрасте. Даже у человекообразных обезьян, как известно, наблюдается использование предметов в роли своеобразных средств овладения приманкой и зачатки подготовки таких средств. Своеобразие труда сводится к тому, что его орудия, средства ока­зываются предметом особого внимания, интереса более или менее широких общностей людей и в связи с этим оказываются очень

"живучими" в историческом плане. Они становятся предметом культивирования и, следовательно, культуры народов.

Если иметь в виду определенного, конкретного трудящегося человека, то его деятельность тем в большей степени будет иметь при прочих равных условиях психологические признаки труда, чем лучше этот человек ориентирован в орудийных сред­ствах своей деятельности — внешних и внутренних — и прави­лах их применения. Коротко говоря, чтобы деятельность стала трудом (т. е. той деятельностью, которая создала человека, выде­лив его из животного мира, и которая продолжает его ваять), недостаточно, чтобы человек взял в руки, скажем, каменный топор, сварочную горелку, встал за пульт робототехнологиче­ского комплекса или организовал "команду" для достижения неосуществимой в одиночку цели¹. В труде предполагаются зна­ние возможностей и ограничений, вариантов применения орудий, средств труда и, следовательно, соответствующий выбор (или обоснованное знание, что существует именно один-единственный вариант или один наилучший способ применения их).

Что касается функциональных и, в частности, внутренних средств деятельности, то не следует считать, что роль их оценила только современная наука. Если мы проанализируем систему тра­диционных народных обрядов, связанных с трудом, а также про­фессиональных обычаев, заповедей, "запуг", то легко убедимся, что многое здесь нацелено на обеспечение именно функциональных и, в частности, внутренних средств, орудий труда, на создание, наряду с прочим, желательных, должных психических состояний. Напри­мер, древний обряд магического овладения добычей у первобытных людей был отнюдь не развлечением, а коллективным средством преднастройки участников трудного и опасного дела — охоты на крупного зверя (предположим, пещерного медведя).

Функцию средства психологической настройки к труду несли у наших религиозных, например, средневековых предков специ­альные системы вербальных формул — молитвы, которые пола­галось "возносить" перед всяким важным делом (современными аналогами их можно считать, например, аутогенную тренировку, торжественные и иные речи перед важными мероприятиями). Бытовавшие в прошлом песни во время трудовых процессов имели, в сущности, функцию создания желательных психиче­ских состояний работников, наполнения монотонного труда не-

См. сноску на с. 53

которым спасительным искусственным содержанием, организа­ции трудового ритма (современные аналоги этого — так назы­ваемая "функциональная музыка" на производстве, специальные процедуры в "комнатах психологической разгрузки" и т.п.).

Следует учесть, что наряду с более или менее общезначимы­ми, общими для многих средствами деятельности могут быть индивидуализированные и индивидуальные. Так, феномен мас­терства, недосягаемой для многих профессиональной квалифи­кации, во многом создается как раз сугубо индивидуальным (т. е. приспособленным к такой реальности, как индивидуальность человека) орудийным оснащением деятельности.

Рассматриваемый (третий) психологический признак труда име­ет три компонента: когнитивный (знание средств труда, их тонко­стей), операторный (владение средствами труда) и аффективный (соответствующие эмоциональные переживания, состояния).

4. Осознание межлюдских производственных зависимостей, от­ношений ("живых" и овеществленных). Рассмотрим факты, пояс­няющие этот признак. Вот перед нами токарь, обрабатывающий заготовку ротора турбины крупного агрегата электростанции. Внешне токарь работает в одиночку, и чисто технически эта рабо­та, быть может, не сложнее, чем работа по обтачиванию неболь­шого валика к точному измерительному прибору. Но есть здесь сложность иного рода — обрабатываемый сейчас ротор турбины прошел многие виды трудоемкой обработки: над ним потрудились литейщики, выбивщики опок, кузнецы на молотах и прессах, а еще раньше — формовщики литейного производства, а еще раньше — машинисты кранов и других транспортных средств, и так вплоть до работников железорудной промышленности. А мы еще не упомянули тех, кто спроектировал этот ротор, подготовил чертежи и т.д. Заготовка в данном случае — это не только буду­щее изделие для кого-то, но также теперь уже достаточно сложное и дорогое изделие от кого-то. В него уже вложен труд многих высококвалифицированных работников (разумеется, и заготовка для маленького валика тоже несет в себе овеществленный труд; это можно сказать о любом полуфабрикате и даже любом элемен­те искусственной среды обитания человека вообще; речь идет о том, что величина этого труда — "трудозатрат" — может быть разной и, в частности, очень большой).

Вот почему, когда человек в качестве исходного продукта име­ет предмет, в который уже вложен большой труд многих высоко­квалифицированных работников, требуются все же особая психи-

ческая регуляция поведения, особая бдительность, осторожность, безошибочность, надежность. Такую работу можно доверить не всякому. И не просто умелому и умному, а тому, кто ясно пони­мает, мысленно видит и отчетливо чувствует весь указанный выше овеществленный труд (возможно, много больше понимает, чем было выше указано), кто понимает скрытые в заготовке, в полу­продукте овеществленные отношения между людьми.

Практически всегда если не объекты, то вещественные орудия, средства, условия труда скрывают в себе овеществленные межлюд­ские отношения: инструменты кем-то сделаны, кем-то доставлены, материалы кем-то добыты, подготовлены, изготовлены, условия труда кем-то организованы, поддерживаются в норме и пр. Если человек беспечно, бездумно теряет или ломает инструмент, "запарывает" заготовки, полуфабрикаты, то его деятельность теряет признаки трудовой, даже если она протекает на штатном рабочем месте. Она приближается скорее к так называемым "орудийным действиям" антропоидов (высших обезьян). Последние, как извест­но, могут, например, не только использовать палку для подгреба­ния (к себе, конечно, а не в "общий котел") привлекательного предмета (скажем, банана), но и могут вставить одну палку в дру­гую (трубчатую) и этим как бы вновь произведенным орудием (более длинной, составной палкой) достать недоступную иначе приманку. Это еще не делает их активность трудовой деятельно­стью. И, в частности, антропоиды не сохраняют орудий.

Рассматриваемый (четвертый) психологический признак тру­да имеет когнитивные и аффективные компоненты (знание о соответствующих межлюдских отношениях и то или иное эмо­циональное сопровождение его).

Итак, в контексте психологии труда мы будем понимать труд как функциональную психическую систему, характеризующуюся рассмотренными выше четырьмя признаками. Эти признаки следует мыслить как соединенные союзом "И" (конъюнктивно). Это означает, что некая активность человека может быть отне­сена к понятию труда только в том случае, если ей может быть хоть в какой-то степени приписан каждый из четырех призна­ков. Если хотя бы один признак не может быть приписан (нет для этого фактических оснований), то данная активность пока еще не есть труд в психологическом смысле слова.

Знать эти признаки и оперировать ими важно, чтобы удержать­ся именно на профессиональной психологической позиции по от­ношению к миру труда. Ведь труд изучают и стремятся усовершен­ствовать многие науки — социология, экономика, техническая эс-

тетика, физиология, гигиена. Среди этих наук определенное место занимает и психология, поскольку человек в труде характеризуется системой психической регуляции и, главное, саморегуляции.

В соответствии с рассмотренными выше психологическими признаками введем понятие "психологическая структура труда". Труд будет иметь полную психологическую структуру, если в данном конкретном случае (у "вот этого" оператора токарных станков с числовым программным управлением или у этого опе­ратора швейного оборудования, как теперь стали называть швею-мотористку и т.д.) все четыре признака его выражены в удовлетворительной степени. Недостаточный уровень выраженно­сти какого-либо признака указывает на необходимость соответст­вующих коррекционных мероприятий (средствами педагогики, психологии, пропаганды и т.п.).

Указанные выше психологические признаки труда можно ис­пользовать в качестве программы для экспертной оценки уровня сформированности человека как субъекта труда. В зависимости от выявленных сильных и слабых его сторон возникает возможность дифференцированно подходить к самовоспитанию, воспитанию, — корректировать то, что слабо развито, и не тратить сил на то, что находится на удовлетворительном и хорошем уровне.

Итак, уточним введенное выше понятие, обозначив его как "индивидуальная психологическая структура труда"; под ним будем понимать своеобразное, характеризующее данного челове­ка в данное время (на данном этапе его развития как субъекта труда) сочетание уровней выраженности рассмотренных выше четырех психологических признаков труда. Эту структуру в обо­зримом и схематичном виде можно представить как некоторую "формулу" (см. приводимую ниже схему; можете придумать ее более удобное для вас отображение).

А Б В

Схема формулы дифференцированной оценки психологиче­ской структуры труда (А — общий вид; Б — вариант альтерна­тивной оценки признаков: "плюс" — признак есть, "минус — его нет; В -— вариант градуальной оценки по порядковой (балловой) шкале.

Формула состоит из четырех строк, соответствующих рас­смотренным выше признакам труда; каждая строка — из двух или трех позиций: первая и третья строки состоят из трех пози­ций, а вторая и четвертая — из двух. Эти позиции соответствуют компонентам обсуждаемых признаков труда: первый признак (ему соответствуют три клетки первой строки на схеме) включает, как помним, три компонента: а — знание о самом результате работы (первая клетка слева), б — понимание его социальной значимо­сти (вторая клетка) и в — положительное эмоциональное пере­живание, сопровождающее указанные образы (третья клетка);

второй признак отображается в клетках аналогично; он вклю­чает два компонента: а — познавательный (сознание обязатель­ности дела) и б — эмоционально-волевой (переживания при мысленном соотнесении хода дела с целью)

третий — три компонента: а — гностический (ориентировка в средствах труда), б — операторный (т. е. собственно владение уме­ниями, навыками) и в — аффективный (положительное эмоциональ­ное отношение к операциональной стороне труда и его средствам);

четвертому признаку присущи два компонента: а — гности­ческий (ориентировка в системе межлюдских отношений на ра­боте) и б — аффективный (положительное отношение даже к незримым участникам работы и потребителям ее продуктов).

Уровень выраженности указанных компонентов психологиче­ских признаков труда можно оценивать хотя бы альтернативно: "есть признак — нет его" (вариант Б на приведенной выше схеме); можно прибегнуть и к интуитивно привычной балльной шкале (положим, трех- или пятибалльной). Тогда дифференцированный подход к интересующему нас делу может выглядеть следующим об­разом. Если после некоторого анализа самого себя или другого че­ловека мы так или иначе оценили выраженность обсуждавшихся признаков, формула приобретет более конкретный вид, например, как это отображено в варианте В на приведенной схеме. Если мы приняли пятибалльную шкалу, то это формальное отображение можно "прочитать" так: человек характеризуется слабо выражен­ными эмоциональными переживаниями в связи с предметом труда, слабо ориентирован в средствах труда и межлюдских отношениях в труде, неясны (нет пока данных) характеристики его эмоциональ­ных переживаний в связи с пониманием им межлюдских отноше­ний в труде; остальные компоненты психологической структуры труда развиты на уровне удовлетворительном.

Разумеется, описанное средство анализа не отличается точ­ностью; но, во-первых, даже плохое средство лучше, чем отсут-

ствие средств; во-вторых, надо опасаться иллюзорной точности, когда свойства чисел используются неправомерно (скажем, учи­тываются десятичные знаки численных данных, тогда как они могут не иметь никакого смысла).

Оценку выраженности психологических признаков труда можно уточнить, применяя словесные шкалы. Например, выра­женность аффективного тона образа результата труда можно градуировать хотя бы так: 1. Эмоциональное санкционирование ("можно") без явных переживаний. 2. Положительные эмоцио­нальные реакции на отдельные стороны предвидимого результа­та деятельности или его последствия. 3. Выраженные положи­тельные эмоциональные состояния в процессе деятельности. 4. Устойчивые положительные эмоциональные отношения, свя­занные с результатами деятельности, определяющие образ жиз­ни человека также и вне труда. 5. Устойчивые положительные эмоциональные отношения, связанные с результатами деятель­ности, проявляющиеся на уровне всепоглощающей страсти, са­мопожертвования, самоотверженности.

Примеры шкал указанного рода для всех компонентов всех признаков подробнее приведены в [142]; вариант применения дифференцированной оценки психологической структуры труда к анализу развивающегося субъекта труда описан в работах В.И. Тютюнника [327 — 329], к анализу сложившихся профессио­налов промышленного производства — в работе И.Г. Леонтьевой [199], к труду педагога — в исследовании М.Ю. Котриковой [174].

Упражнение 1

Примените рассматриваемый способ оценки индивидуальной пси­хологической структуры труда к себе и некоторым другим людям. Ана­лиз результатов — на ваше усмотрение.

Упражнение 2

Постарайтесь применить рассмотренные выше признаки к приво­димому ниже частному случаю (по роману Г. Николаевой "Битва в пу­ти") и сделать предположительное заключение о психологической структуре труда описываемой работницы.

"Девушка Даша поступила на завод и была направлена в стерж­невой цех. То, что она здесь увидела сперва, показалось ей до смешного простым — взрослые женщины стояли рядами у станков и занимались тем, чем занималась Даша в раннем детстве — лепили

"песочные пирожки". Правда, они были большие и имели сложные формы, и в песок надо было закладывать для прочности железные прутики. А потом "пирожки" везли в печь — печься.

Василий Васильевич подвел Дашу к одной из стерженыциц и сказал торопливо:

— Этот стержень называется "лента". Стой здесь, сбоку, глаза­
стая, и запоминай весь технологический процесс последовательно...

Даше очень хотелось самой встать за станок, но ей пока не раз­решали. Примерно через две недели Василий Васильевич сказал:

Ну, хватит глаза таращить, становись к станку! Лент не хватает, формовка сердится!

Даша охотно встала к станку. Она обдула воздухом металличе­скую форму, в которую набивают песок, посыпала тальком, и быст­рыми движениями заправской стерженьщицы стала насыпать со­став и уминать его. Вложила арматуру и белые вкладыши. Когда она перевернула форму и первый стержень лег на сушильную пли­ту, ей стало весело. Стержни шли один за другим, такие же, как у других работниц, и автокарщицы подъезжали к ней, забирали ее стержни и наравне с другими везли в печь...

Беда разразилась в конце дня. В стержневом появились серди­тый инженер и Василий Васильевич. Они сердились, кричали что-то на ухо друг другу и направились прямо к Даше...

— Это что же ты наворочала? — сказал инженер. — Пойдем-ка с нами. Они привели Дашу к печи. Там на этажерке лежали еще горячие полуразвалившиеся Дашины ленты. Арматура торчала из них как кости скелета. Даша посмотрела на них в ужасе. Все ленты пошли в брак.

— Эх ты... детский сад! — сказал Василий Васильевич.

Вопросы и темы для размышления и разработки

1. Как выражены у меня самого (самой) психологические признаки моей работы (сознания как субъекта труда)?

2. Жизнь — это не только труд. Зачем маяться размышле­ниями по поводу психологических признаков труда?

3. Авось, нужные психологические признаки труда форми­руются у человека сами собой, стихийно? Зачем тут наука?

Тема 1. Психологические признаки труда (сознания субъекта труда) и задачи профессионального самовоспитания психолога.

Тема 2. Психологические признаки труда (сознания субъекта труда) и задачи трудового воспитания подрастающих поколений.

Тема 3. Психологические признаки труда (сознания субъекта труда) и требования к подготовке организаторов производства.

Психология труда

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: