Бердяев Николай. Судьба России 2 страница

12 3 4 5 Следующая ⇒

Ныне разразилась, наконец, давно жданная мировая борьба славянской игерманской расы. Давно уже германизм проникал в недра России, незаметногерманизировал русскую государственность и русскую культуру, управлял теломи душой России. Ныне германизм открыто идет войной на славянский мир.Германская раса - мужественная, самоуверенно и ограниченно мужественная.Германский мир чувствует женственность славянской расы и думает, что ондолжен владеть этой расой и ее землей, что только он силен сделать эту землюкультурной. Давно уже германизм подсылал своих свах, имел своих агентов ичувствовал Россию предназначенной себе. Весь петербургский период русскойистории стоял под знаком внутреннего и внешнего влияний немцев. Русскийнарод почти уже готов был примириться с тем, что управлять им и цивилизоватьего могут только немцы. И нужна была совершенно исключительная мироваякатастрофа, нужно было сумасшествие германизма от гордости и самомнения,чтобы Россия осознала себя, стряхнула с себя пассивность, разбудила в себемужественные силы и почувствовала себя призванной к великим делам в мире. Вмировой борьбе с германской расой нельзя противопоставить ей однуженственность и покорность славян. Нужно раскрыть в себе мужественный ликпод угрозой поглощения германизмом. Война мира славянского и мирагерманского не есть только столкновение вооруженных сил на полях битвы; онаглубже, это - духовная война, борьба за господство разного духа в мире,столкновение и переплетение восточного и западного христианского мира. Вэтой великой, поистине мировой брани Россия не может не осознать себя. Носамосознание ее должно быть и ее самоочищением. Самосознание предполагаетсамокритику и самобичевание. Никогда бахвальство не было самосознанием, ономожет быть лишь полным затмением. Блестящий пример полной утери истинногосамосознания и полной тьмы от бахвальства и самомнения являет ныне Германия.Мужественное, светоносное сознание народа - всегда критическое, всегдаосвобождающее от собственной тьмы и порабощенности, всегда есть овладениехаотическими в себе стихиями. И самосознание России должно быть прежде всегоосвобожденным от подвластности и порабощенности у собственной национальнойстихии. А это значит, что русский народ в отношении к своей русской земледолжен быть мужествен и светоносен, должен владеть землей и оформлять еехаотические стихии, а не растворяться в ней, не пассивно ей отдаваться. Этозначит также, что человеческое призвано господствовать над природным, а неприродное над человеческим. Россия жила слишком природной, недостаточночеловеческой жизнью, слишком родовой, недостаточно личной жизнью. Личноечеловеческое начало все еще не овладевало безличными природными стихиямиземли. Эту свою исконную родовую биологию Россия переживала как исконнуюсвою коллективную мистику и в лице иных своих идеологов видела в этом своепреимущество перед Западной Европой. Россия в массе своей исповедываларелигию родовой плоти, а не религию духа, смешивала родовой, природныйколлективизм с коллективизмом духовным, сверхприродным. Но таинственнаястрана противоречий, Россия таила в себе пророческий дух и предчувствиеновой жизни и новых откровений. В этом решительный для русского сознания час необходимо ясно имужественно сознать подстерегающие нас опасности. Война может принестиРоссии великие блага, не материальные только, но и духовные блага. Онапробуждает глубокое чувство народного, национального единства, преодолеваетвнутренний раздор и вражду, мелкие счеты партий, выявляет лик России, куетмужественный дух. Война изобличает ложь жизни, сбрасывает покровы, свергаетфальшивые святыни. Она - великая проявительница. Но она несет с собой иопасности. Россия может попасть в плен ложного национализма и истиннонемецкого шовинизма. Она может плениться идеалами мирового господства нерусского по духу, чуждого славянской расе. Война несет с собой и опасностьогрубения. И всего более должна быть Россия свободна от ненависти кГермании, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного вдуховной культуре врага, которое есть лишь другая форма рабства. Хочетсяверить, что всего этого не будет, но нехорошо закрывать себе глаза на этивозможности. В русской национальной стихии есть какая-то вечная опасностьбыть в плену, быть покорной тому, что вне ее. И истинным возрождением Россииможет быть лишь радикальное освобождение от всякого плена, от всякойподавленности и порабощенности внешнему, внеположному, инородному, т. е.раскрытие в себе внутренней мужественности, внутреннего света, духацарственного и творящего. Война должна освободить нас, русских, от рабскогои подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения кЗападной Европе, как к чему-то далекому и внешнему, предмету то страстнойвлюбленности и мечты, то погромной ненависти и страха. Западная Европа изападная культура станет для России имманентной; Россия станет окончательноЕвропой, и именно тогда она будет духовно самобытной и духовно независимой.Европа перестанет быть монополистом культуры. Мировая война, в кровавойкруговорот которой вовлечены уже все части света и все расы, должна вкровавых муках родить твердое сознание всечеловеческого единства. Культураперестанет быть столь исключительно европейской и станет мировой,универсальной. И Россия, занимающая место посредника между Востоком иЗападом, являющаяся Востоко-Западом, призвана сыграть великую роль вприведении человечества к единству. Мировая война жизненно подводит нас кпроблеме русского мессианизма. Мессианское сознание не есть националистическое сознание; оно глубокопротивоположно национализму; это - универсальное сознание. Мессианскоесознание имеет свои корни в религиозном сознании еврейского народа, впереживании Израилем своей богоизбранности и единственности. Мессианскоесознание есть сознание избранного народа Божьего, народа, в котором долженявиться Мессия и через который должен быть мир спасен. Богоизбранный народ -мессия среди народов, единственный народ с мессианским призванием ипредназначением. Все другие народы - низшие народы, не избранные, народы собыкновенной, не мистической судьбой. Все народы имеют свое призвание, своеназначение в мире, но только один народ может быть избран для мессианскойцели. Народ мессианского сознания и назначения также одни, как один Мессия.Мессианское сознание - мировое и сверхнациональное. В этом есть аналогия сидеей римской империи, которая также универсальна и сверхнациональна, как идревнееврейский мессианизм. Это всемирное по своим притязаниям мессианскоесознание евреев было оправдано тем, что Мессия явился в недрах этого народа,хотя и был отвергнут им. Но, после явления Христа, мессианизм вдревнееврейском смысле становится уже невозможным для христианского мира.Для христианина нет ни эллина, ни иудея. Одного избранного народа Божьего неможет быть в христианском мире. Христос пришел для всех народов, и всенароды имеют перед судом христианского сознания свою судьбу и свой удел.Христианство не допускает народной исключительности и народной гордости,осуждает то сознание, по которому мой народ выше всех народов и единственныйрелигиозный народ. Христианство не допускает народной исключительности инародной гордости, осуждает то сознание, по которому мой народ выше всехнародов и единственный религиозный народ. Христианство есть окончательноеутверждение единства человечества, духа всечеловечности и всемирности. И этобыло вполне осознано католичеством, хотя и скреплено с относительнымителесно-историческими явлениями (папизм). Мессианское сознание есть сознаниепророческое, мессианское самочувствие - пророческое самочувствие. В нем -соль религиозной жизни, и соль эта получена от еврейского народа. Этопророческое мессианское сознание не исчезает в христианском мире, нопретворяется и преображается. И в христианском мире возможен пророческиймессианизм, сознание исключительного религиозного призвания какого-нибудьнарода, возможна вера, что через этот народ будет сказано миру слово новогооткровения. Но христианский мессианизм должен быть очищен от всего нехристианского, от национальной гордости и самомнения, от сбивания на путьстарого еврейского мессианизма, с одной стороны, и нового исключительногонационализма - с другой. Христианское мессианское сознание не может бытьутверждением того, что один лишь русский народ имеет великое религиозноепризвание, что он один - христианский народ, что он один избран дляхристианской судьбы и христианского удела, а все остальные народы - низшие,не христианские и лишены религиозного призвания. В таком самомнении нетничего христианского. Ничего христианского не было в вечном припевеславянофилов о гниении Запада и отсутствии у него христианской жизни. Такаяюдаизация христианства возвращает нас от Нового Завета к Ветхому Завету.Юдаизм в христианстве есть подстерегающая опасность, от которой нужноочищаться. А всякий исключительный религиозный национализм, всякоерелигиозно-национальное самомнение есть юдаизм в христианстве. Крайняянационализация церкви и есть юдаизм внутри христианства. И в русскомхристианстве есть много юдаистических элементов, много ветхозаветного. Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что внаступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру, каксказал его уже мир латинский и мир германский. Славянская раса, во главекоторой стоит Россия, должна раскрыть свои духовные потенции, выявить свойпророчественный дух. Славянская раса идет на смену другим расам, ужесыгравшим свою роль, уже склоняющимся к упадку; это - раса будущего. Всевеликие народы проходят через мессианское сознание. Это совпадает спериодами особенного духовного подъема, когда судьбами истории данный народпризывается совершить что-либо великое и новое для мира. Такое мессианскоесознание было в Германии в начале XIX века. А ныне ты присутствуем при концегерманского мессианизма, при полном исчерпании его духовных сил. Вхристианской истории нет одного избранного народа Божьего, но разные народыв разное время избираются для великой миссии, для откровений духа. В Россиидавно уже нарождалось пророческое чувствование того, что настанет часистории, когда она будет призвана для великих откровений духа, когда центрмировой духовной жизни будет в ней. Это не еврейский мессианизм. Такоепророческое чувствование не исключает великого избрания и предназначениядругих народов; оно есть лишь продолжение и восполнение дел, сотворенныхвсеми народами христианского мира. Это русское мессианское сознание былозамутнено, пленено языческой национальной стихией и искажено пережиткамисознания юдаистического. Русское сознание должно очиститься и освободитьсяот этого языческого и юдаистического плена. А это значит, что русская мысльи русская жизнь должны быть радикально освобождены от мертвенных и мертвящихсторон славянофильства, не только официального, но и народного. Вславянофильстве была своя правда, которую всегда хорошо былопротивопоставлять западничеству. Она сохранится. Но много было фальши и лжи,много рабства у материального быта, много "возвышающих обманов" иидеализаций, задерживающих жизнь духа. Россия не может определять себя, как Восток, и противополагать себяЗападу. Россия должна сознавать себя и Западом, Востоко-Западом,соединителем двух миров, а не разделителем. Владимир Соловьев духовнопокончил со старым славянофильством, с его ложным национализмом иисключительным восточничеством. И после дела Вл. Соловьева христианскийуниверсализм должен считаться окончательно утвержденным в сознании. Всякийпартикуляризм по существу не христианской природы. Исключительное господствовосточной стихии в России всегда было рабством у женственного природногоначала и кончалось царством хаоса, то реакционного, то революционного.Россия, как самоутверждающийся Восток, Россия национально самодовольная иисключительная - означает нераскрытость, невыявленность началамужественного, человеческого и личного рабства у начала природно-стихийного,национально родового, традиционно-бытового. В сознании религиозном этоозначает абсолютизацию и обожествление телесно-относительного, довольствоживотной теплотой национальной плоти. В этом - вечный соблазн и великаяопасность России. Женственность славян делает их мистически чуткими,способными прислушиваться к внутренним голосам. Но исключительное господствоженственной стихии мешает им выполнить свое призвание в мире. Для русскогомессианизма нужен мужественный дух, - без него опять и опять будет провал вэту пленительную и затягивающую первородную стихию русской земли, котораяждет своего просветления и оформления. Но конец славянофильства есть такжеконец и западничества, конец самого противоположения Востока и Запада. И взападничестве был партикуляризм и провинциализм, не было вселенского духа.Западничество означало какое-то нездоровое и немужественное отношение кЗападу, какую-то несвободу и бессилие почувствовать себя действенной силой идля самого Запада. Русское самосознание не может быть ни славянофильским, низападническим, так как обе эти формы означают несовершеннолетие русскогонарода, его незрелость для жизни мировой, для мировой роли. На Западе неможет быть западничества, там невозможна эта мечта о Западе, как о каком-товысшем состоянии. Высшее состояние не есть Запад, как не есть и Восток; ононе географично и материально ничем не ограничено. Мировая война должнапреодолеть существование России, как исключительного Востока, и Европы, какисключительного Запада. Человечество выйдет из этих ограничений. Россиявыйдет в мировую жизнь определяющей силой. Но мировая роль Россиипредполагает пробуждение в ней творческой активности человека, выход изсостояния пассивности и растворенности. Уже в Достоевском, вечно двоящемся,есть пророчество об откровении человека, об исключительном по остротеантропологическом сознании. Истинный русский мессианизм предполагаетосвобождение религиозной жизни, жизни духа от исключительной закрепощенностиу начал национальных и государственных, от всякой прикованности кматериальному быту. Россия должна пройти через религиозную эмансипациюличности. Русский мессианизм опирается прежде всего на русскоестранничество, скитальчество и искание, на русскую мятежность и неутолимостьдуха, на Россию пророческую, на русских - града своего не имеющих, градагрядущего взыскующих. Русский мессианизм не может быть связан с Россиейбытовой, инертно-косной, Россией, отяжелевшей в своей национальной плоти, сРоссией, охраняющей обрядоверие, с русскими - довольными свои градом, градомязыческим, и страшащимся града грядущего. Все своеобразие славянской и русской мистики - в искании града Божьего,града грядущего, в ожидании сошествия на землю Небесного Иерусалима, в жаждевсеобщего спасения и всеобщего блага, в апокалиптической настроенности. Этиапокалиптические, пророческие ожидания находятся в противоречии с темчувством, что русские уже град свой имеют и что град этот - "святая Русь". Ана этом бытовом и удовлетворенном чувстве основывалось в значительнойстепени славянофильство и основывается вся наша праваярелигиозно-национальная идеология. Религия священства, - охранения того, чтоесть, сталкивается в духе России с религией пророчества, - взысканиягрядущей правды. Здесь одно из коренных противоречий России. И если можномногое привести в защиту того тезиса, что Россия - страна охранениярелигиозной святыни по преимуществу и в этом ее религиозная миссия, то неменьше можно привести в защиту того антитезиса, что Россия по преимуществустрана религиозного алкания, духовной жажды, пророческих предчувствий иожиданий. В лице Достоевского воплощена эта религиозная антиномия России. Унего два лика: один обращен к охранению, к закрепощениюнационально-религиозного быта, выдаваемого за подлинное бытие, - образдуховной сытости, а другой лик - пророческий, обращенный к граду грядущему,- образ духовного голода. Противоречие и противоборство духовной сытости идуховного голода - основное для России, и из него объяснимы многие другиепротиворечия России. Духовная сытость дается пассивной отдачей себяженственной национальной стихии. Это не есть еще насыщение Божественнойпищей, это все еще натуралистическое насыщение. Духовный голод,неудовлетворенность натуралистической национальной пищей, есть знакосвобождения мужественного начала личности. То же противоречие, которое мывидим в национальном гении Достоевского, видим мы и в русской народнойжизни, в которой всегда видны два образа. Духовная сытость, охранениестарого, бытовое и внешне-обрядовое понимание христианства - один образнародной религиозной жизни. Духовный голод, пророческие предчувствия,мистическая углубленность на вершинах православия в иных сторонах нашегосектантства и раскола, в странничестве - другой образ народной религиознойжизни. Русская мистика, русский мессианизм связаны со вторым образом России,с ее духовным голодом и жаждой божественной правды на земле, как и на небе.Апокалиптическая настроенность глубоко отличает русскую мистику от мистикигерманской, которая есть лишь погружение в глубину духа и которая никогда небыла устремлением к Божьему граду, к концу, к преображению мира. Но русскаяапокалиптическая настроенность имеет сильный уклон к пассивности, квыжидательности, к женственности. В этом сказывается характерная особенностьрусского духа. Пророчественная русская душа чувствует себя пронизанноймистическими токами. В народной жизни это принимает форму ужаса от ожиданияантихриста. В последнее время эти подлинные народные религиозные переживанияпроникли и в наши культурные религиозно-философские течения, но уже вотраженной и слишком стилизованной, искусственной форме. Образовался дажеэстетический культ религиозных ужасов и страхов, как верный признакмистической настроенности. И в этом опять нет того мужественного, активногои творящего духа, который всего более нужен России для выполнения мировойзадачи, к которой она призвана. Россия пророческая должна перейти отожидания к созиданию, от жуткого ужаса к духовному дерзновению. Слишкомясно, что Россия не призвана к благополучию, к телесному и духовномублагоустройству, к закреплению старой плоти мира. В ней нет дара созданиясредней культуры, и этим она действительно глубоко отличается от странЗапада, отличается не только по отсталости своей, а по духу своему. Здесь тайна русского духа. Дух этот устремлен к последнему иокончательному, к абсолютному во всем; к абсолютной свободе и к абсолютнойлюбви. Но в природно-историческом процессе царит относительное и среднее. Ипотому русская жажда абсолютной свободы на практике слишком часто приводит крабству в относительном и среднем и русская жажда абсолютной любви - квражде и ненависти. [Русская революция наглядно показала всю опасностьрусской абсолютности.] Для русских характерно какое-то бессилие, какая-тобездарность во всем относительном и среднем. А история культуры иобщественности вся ведь в среднем и относительном; она не абсолютна и неконечна. Так как царство Божие есть царство абсолютного и конечного, торусские легко отдают все относительное и среднее во власть царства дьявола.Черта эта очень национально-русская. Добыть себе относительную общественнуюсвободу русским трудно не потому только, что в русской природе естьпассивность и подавленность, но и потому, что русский дух жаждет абсолютнойБожественной свободы. Поэтому же трудно русским создавать относительнуюкультуру, которая всегда есть дело предпоследнее, а не последнее. Русскиепостоянно находятся в рабстве в среднем и в относительном и оправдывают этотем, что в окончательном и абсолютном они свободны. Тут скрыт один изглубочайших мотивов славянофильства. Славянофилы хотели оставить русскомународу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу духа, а всюостальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русскимнародом. Достоевский в легенде о "Великом Инквизиторе" провозгласилнеслыханную свободу духа, абсолютную религиозную свободу во Христе. ИДостоевский же готов был не только покорно мириться, но и защищатьобщественное рабство. По-иному, но та же русская черта сказалась и у нашихреволюционеров-максималистов, требующих абсолютного во всякой относительнойобщественности и не способных создать свободной общественности. Тут мы сновой стороны подходим к основным противоречиям России. Это все та жеразобщенность мужественного и женственного начала в недрах русской стихии ирусского духа. Русский дух, устремленный к абсолютному во всем, неовладевает мужественно сферой относительного и серединного, он отдается вовласть внешних сил. Так в серединной культуре он всегда готов отдаться вовласть германизма, германской философии и науки. То же и вгосударственности, по существу серединной и относительной. Русский дух хочетсвященного государства в абсолютном и готов мириться с звериным государствомв относительном. Он хочет святости в жизни абсолютной, и только святость егопленяет, и он же готов мириться с грязью и низостью в жизни относительной.Поэтому святая Русь имела всегда обратной своей стороной Русь звериную.Россия как бы всегда хотела лишь ангельского и зверского и недостаточнораскрывала в себе человеческое. Ангельская святость и зверская низость - вотвечные колебания русского народа, неведомые более средним западным народам.Русский человек упоен святостью, и он же упоен грехом, низостью. Смиреннаягреховность, не дерзающая слишком подыматься, так характерна для русскойрелигиозности. В этом чувствуется упоение от погружения в теплуюнациональную плоть, в низинную земляную стихию. Так и само пророческоемессианское в русском духе, его жажда абсолютного, жажда преображения,оборачивается какой-то порабощенностью. Я пытался характеризовать всепротиворечия России и свести их к единству. Это путь к самосознанию, косознанию того, что нужно России для раскрытия ее великих духовных потенций,для осуществления ее мировых задач. Как человек должен относиться к земле своей, русский человек к русскойземле? Вот наша проблема. Образ родной земли не есть только образ матери,это также - образ невесты и жены, которую человек оплодотворяет своимлогосом, своим мужественным светоносным и оформляющим началом, и образдитяти. Прежде всего человек должен любить свою землю, любить во всех еепротиворечиях, с ее грехами и недостатками. Без любви к своей земле человекбессилен что-нибудь сотворить, бессилен овладеть землей. Без стихии землимужественный дух бессилен. Но любовь человека к земле не есть рабствочеловека у земли, не есть пассивное в нее погружение и растворение в еестихии. Любовь человека к земле должна быть мужественной. Мужественнаялюбовь есть выход из натуралистической зависимости, из родовой погруженностив стихийный первородный коллективизм. В России все еще слишком господствуетне только натуральное хозяйство в ее материальной жизни, но и натуральноехозяйство в ее духовной жизни. Из этого периода натурального хозяйства вмуках выходит русский народ, и процесс этот болезнен и мучителен. Русскоеотщепенство и скитальчество связано с этим отрыванием от родовойнатуралистической зависимости, принятой за высшее состояние. Отрыв этот неесть отрыв от родной земли. И русские отщепенцы и скитальцы остаютсярусскими, характерно национальными. Наша любовь к русской земле,многострадальной и жертвенной, превышает все эпохи, все отношения и всеидеологические построения. Душа России - не буржуазная душа, - душа, несклоняющаяся перед золотым тельцом, и уже за одно это можно любить еебесконечно. Россия дорога и любима в самых своих чудовищных противоречиях, взагадочной совей антиномичности, в своей таинственной стихийности. Это всепочувствовали, когда началась война. Но русская стихия требует оформляющего и светоносящего логоса.Недостаток мужественного характера и того закала личности, который на Западевырабатывался рыцарством, - самый опасный недостаток русских, и русскогонарода и русской интеллигенции. Сама любовь русского человека к родной землепринимала форму, препятствующую развитию мужественного личного духа. Во имяэтой любви, во имя припадания к лону матери отвергалось в России рыцарскоеначало. Русский дух был окутан плотным покровом национальной материи, онтонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всемизвестная, связана с этой теплотой и влажностью; в ней много еще плоти инедостаточно духа. Но плоть и кровь не наследуют вечности, и вечной можетбыть лишь Россия духа. Россия духа может быть раскрыта лишь путеммужественной жертвы жизнью в животной теплоте коллективной родовой плоти.Тайна России может быть разгадана лишь освобождением ее от искажающегорабства у темных стихий. В очистительном огне мирового пожара многое сгорит,истлеют ветхие материальные одежды мира и человека. И тогда возрождениеРоссии к новой жизни может быть связано лишь с мужественными, активными итворящими путями духа, с раскрытием Христа внутри человека и народа, а не снатуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей. Это -победа огня духа над влагой и теплом душевной плоти. В России в силурелигиозного ее характера, всегда устремленного к абсолютному и конечному,человеческое начало не может раскрыться в форме гуманизма, т. е.безрелигиозно. И на Западе гуманизм исчерпал, изжил себя, пришел к кризису,из которого мучительно ищет западное человечество выхода. Повторять сзапозданием западный гуманизм Россия не может. В России откровение человекаможет быть лишь религиозным откровением, лишь раскрытием внутреннего, а невнешнего человека, Христа внутри. Таков абсолютный дух России, в котором вседолжно идти от внутреннего, а не внешнего. Таково призвание славянства. Внего можно только верить, его доказать нельзя. Русский народ нужно болеевсего призывать к религиозной мужественности не на войне только, но и вжизни мирной, где он должен быть господином своей земли. Мужественностьрусского народа не будет отвлеченной, оторванной от женственности, как угерманцев. Есть тайна особенной судьбы в том, что Россия с ее аскетическойдушой должна быть великой и могущественной. Не слабой и маленькой, а сильнойи большой победит она соблазн царства этого мира. Лишь жертвенность большогои сильного, лишь свободное его уничтожение в этом мире спасает и искупляет.Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя этуантиномию: русский народ по духу своему и по призванию своемусверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий"мира" и того, что в "мире", но ему дано могущественнейшее национальноегосударство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были отсилы, а не от бессилия. Но антиномия русского бытия должна быть перенесенавнутрь русской души, которая станет мужественно-жертвенной, в себе самойизживающей таинственную свою судьбу. Раскрытие мужественного духа в Россиине может быть прививкой к ней серединной западной культуры. Русская культураможет быть лишь конечной, лишь выходом за грани культуры. Мужественный духпотенциально заключен в России пророческой, в русском странничестве ирусском искании правды. И внутренно он соединится с женственностью русскойземли. Опубликовано в 1915. О "вечно-бабьем" в русской душе

Вышла книга В. В. Розанова "Война 1914 года и русское возрождение".Книга - блестящая и возмущающая. Розанов - сейчас первый русский стилист,писатель с настоящими проблесками гениальности. Есть у Розанова особенная,таинственная жизнь слов, магия словосочетаний, притягивающая чувственностьслов. У нег нет слов отвлеченных, мертвых, книжных. Все слова - живые,биологические, полнокровные. Чтение Розанова - чувственное наслаждение.Трудно передать своими словами мысли Розанова. Да у него и нет никакихмыслей. Все заключено в органической жизни слов и от них не может бытьоторвано. Слова у него не символы мысли, а плоть и кровь. Розанов -необыкновенный художник слова, но в том, что он пишет, нет аполлоническогопретворения и оформления. В ослепительной жизни слов он дает сырье своейдуши, без всякого выбора, без всякой обработки. И делает он это с даромединственным и неповторимым. Он презирает всякие "идеи", всякий логос,всякую активность и сопротивляемость духа в отношении к душевному ижизненному процессу. Писательство для него есть биологическое отправлениеего организма. И он никогда не сопротивляется никаким своим биологическимпроцессам, он их непосредственно заносит на бумагу, переводит на бумагужизненный поток. Это делает Розанова совершенно исключительным, небывалымявлением, к которому трудно подойти с обычными критериями. Гениальнаяфизиология розановских писаний поражает своей безыдейностью,беспринципностью, равнодушием к добру и злу, неверностью, полным отсутствиемнравственного характера и духовного упора. Все, что писал Розанов, -писатель богатого дара и большого жизненного значения, - есть огромныйбиологический поток, к которому невозможно приставать с какими-нибудькритериями и оценками. Розанов - это какая-то первородная биология, переживаемая, как мистика.Розанов не боится противоречий, потому что противоречий не боится биология,их боится лишь логика. Он готов отрицать на следующей странице то, чтосказал на предыдущей, и остается в целостности жизненного, а не логическогопроцесса. Розанов не может и не хочет противостоять наплыву и напоружизненных впечатлений, чувственных ощущений. Он совершенно лишен всякоймужественности духа, всякой активной силы сопротивления стихиям ветра,всякой внутренней свободы. Всякое жизненное дуновение и ощущение превращаютего в резервуар, принимающий в себя поток, который потом с необычайнойбыстротой переливается на бумагу. Такой склад природы принуждает Розановавсегда преклоняться перед фактом, силой и историей. Для него сам жизненныйпоток в своей мощи и есть Бог. Он не мог противостоять потокунационалистической реакции 80-х годов, не мог противостоять революционномупотоку 1905 г., а потом новому реакционному потоку, напору антисемитизма вэпоху Бейлиса, наконец, подъему героического патриотизма и опасностишовинизма. Многих пленяет в Розанове то, что в писаниях его, в своеобразной жизниего слов чувствуется как бы сама мать-природа, мать-земля и ее жизненныепроцессы. Розанова любят потому, что так устали от отвлеченности, книжности,оторванности. В его книгах как бы чувствую больше жизни. И готовы проститьРозанову его чудовищный цинизм, его писательскую низость, его неправду ипредательство. Православные христиане, самые нетерпимые и отлучающие,простили Розанову все, забыли, что он много лет хулил Христа, кощунствовал ивнушал отвращение к христианской святыне. Розанов все-таки свой человек,близкий биологически, родственник, дядюшка, вечно упоенный православнымбытом. Он, в сущности, всегда любил православие без Христа и всегда оставалсяверен такому языческому православию, которое ведь много милее и ближе, чемсуровый и трагических дух Христа. В Розанове так много характерно-русского,истинно-русского. Он - гениальный выразитель какой-то стороны русскойприроды, русской стихии. Он возможен только в России. Он зародился ввоображении Достоевского и даже превзошел своим неправдоподобием все, чтопредставлялось этому гениальному воображению. А ведь воображениеДостоевского было чисто русское, и лишь до глубины русское в немзарождалось. И если отрадно иметь писателя, столь до конца русского, ипоучительно видеть в нем обнаружение русской стихии, то и страшно становитсяза Россию, жутко становится за судьбу России. В самых недрах русскогохарактера обнаруживается вечно - бабье, не вечно - женственное, а вечно -бабье. Розанов - гениальная русская баба, мистическая баба. И это "бабье"чувствуется и в самой России.

12 3 4 5 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных