Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Гг, в Российской Империи произошли погромы, вызванные еврейской алчностью и обманом в Бессарабии, Малороссии, Царстве Польском, Литве. 8 страница




Рузский шел согбенный, седой, старый, в резиновых галошах; он был в форме генерального штаба. Лицо у него бледное, болезненное и глаза из-под очков смотрели неприветливо.

Небольшой с сильной проседью брюнет генерал Данилов, известный в армии и штабах под именем “черный”, следовал за главнокомандующим.

Они вошли в вагон свиты, где все собрались, и Рузский прошел в одно из отделений, князя Долгорукова, поздоровался со всеми нами и сел в угол дивана около двери.

Мы все обступили его. Волнение среди нас царило большое. Все хотели говорить.

Рузский, отвалившись в угол дивана, смотрел как-то саркастически на всех...

Граф Фредерикс обратился к Рузскому со следующими словами:

“Николай Владимирович, вы знаете, что Его Величество дает ответственное министерство.

Государь едет в Царское. Там находится Императрица и вся Семья, наследник болен корью, а в столице восстание. Когда стало известно, что проехать прямо в Царское нельзя, Его Величество в М.Вишере приказал следовать в Псков к вам и вы должны помочь Государю наладить дела”.

“Теперь уже поздно”,- сказал Рузский. “Я много раз говорил, что необходимо идти в согласии с Государственной Думой и давать те реформы, которые требует страна.

Меня не слушали. Голос хлыста Распутина имел большее значение. Им управлялась Россия.

Потом появился Протопопов и сформировано ничтожное министерство князя Голицына.

Все говорят о сепаратном мире”… с яростью и злобой говорил генерал Рузский. /Дубенский Д./

Ему начали возражать, указывали, что он сгущает краски и многое в его словах неверно.

Граф Фредерикс вновь заговорил: “Я никогда не был сторонником Распутина, я его не знал и кроме того вы ошибаетесь, он вовсе не имел такого влияния на все дела”…

“О вас, граф, никто не говорит. Вы в стороне стоите”,- ответил Рузский и в этих словах чувствовалось указание, что ты дескать стар и не в счет.

“Но, однако, что же делать. Вы видите, что мы стоим над пропастью. На вас только и надежда”,- спросили разом несколько человек Рузского. В век не забуду ответа генерал-адьютанта Рузского на этот крик души всех нас, не меньше его любивших Россию и беззаветно преданных Государю Императору. “ Теперь надо сдаться на милость победителя ”,- сказал он…

В это время флигель-адъютант полковник Мордвинов пришел и доложил Рузскому, что Его Величество его может принять. Главноком и его начальник штаба направились к выходу…

После разговора с Рузским мы стояли потрясенные и как в воду опущенные. Последняя надежда, что ближайший главнокомандующий Северным фронтом поддержит своего Императора, по видимому, не осуществится. С цинизмом и грубою определенностью сказанная Рузским фраза: “надо сдаваться на милость победителя”, все уясняла и с несомненностью указывала, что не только Дума, Петроград, но и лица высшего командования на фронте действуют в полном согласии и решили произвести переворот.

Прошло менее двух суток, т.е. 28 февраля и день 1 марта, как Государь выехал из Ставки и там остался его генерал-адъютант начальник штаба Алексеев и он знал, зачем едет Царь в столицу, и оказывается, что все уже сейчас предрешено и другой генерал-адъютант Рузский признает “победителей” и советует сдаваться на их милость.

Чувство глубочайшего негодования, оскорбления испытывали все.

Более быстрой, сознательной предательской измены своему Государю представить себе трудно.

Думать, что Его Величество сможет поколебать убеждение Рузского и найти в нем опору для своего противодействия начавшемуся уже перевороту – едва ли можно было.

Ведь Государь очутился отрезанным от всех. Вблизи находились только войска Северного фронта, под командой того же генерала Рузского, признающего “победителей”.

Генерал-адъютант К.Д.Нилов был особенно возбужден и когда я вошел к нему в купэ, он задыхаясь говорил, что этого предателя Рузского надо арестовать и убить, что погибнет Государь и вся Россия. К.Д.Нилов не надеялся на какой-либо благоприятный переворот в начавшемся ходе событий.

“Только самые решительные меры по отношению к Рузскому, может быть улучшили бы нашу участь, но на решительные действия Государь не пойдет”,- сказал Нилов…*

“Царь не может согласиться на оставление трона. Это погубит всю Россию, всех нас, весь народ. Государь обязан противодействовать этой подлой измене Ставки и всех предателей генерал-адьютантов. Кучка людей не может этого делать.

Есть верные люди, войска и не все предатели в России”. К.Д. стал убеждать меня пойти к Государю и еще раз доложить, что оставление трона невозможно…

При этом первом свидании Рузского с Государем сразу же определилось создавшееся положение. Рузский в настойчивой, даже резкой форме доказывал, что для спокойствия России, для удачного продолжения войны, Государь должен передать престол наследнику при регентстве брата своего великого князя Михаила Александровича.

Ответственное министерство, которое обещал Царь, уже не удовлетворяет Думу и “временное правительство”, требуют оставления трона Его Величеством.

Главком Северного фронта сообщил о согласии остальных главнокомандующих с этим мнением Думы и “временного правительства”.* /Дубенский Д./

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------*Нилова Марианна Михайловна, урожденная княжна Кочубей, фрейлина, жена К.Д.Нилова.

**Телеграмма Алексеева главкомам по вопросу отречения послана 2 марта в 10 часов 15 минут утра, а ответы главкомов сообщены Алексеевым того же числа в 14 часов 30 минут. В ночь на 2 марта Рузский вел беседу с Царем, добиваясь исключительно ответственного министерства.

Верховное командование всеми Российскими силами необходимо передать прежнему верховному, великому князю Николаю Николаевичу. Рузский опять повторил – “о сдаче на милость победителя” и недопустимости борьбы, которая, по его словам, была бесполезна, так как и высшее командование, стоящее во главе войск, против Императора.

Государь редко перебивал Рузского. Он слушал внимательно, видимо сдерживая себя.

Его Величество указал, между прочим, что он обо всем переговорил перед своим отъездом из Ставки с генералом Алексеевым, послал Иванова в Петроград.

“Когда же мог произойти весь этот переворот”,- сказал Государь.

Рузский ответил, что это готовилось давно, но осуществилось после 27 февраля т.е. после отъезда Государя из Ставки. Перед Царем встала картина полного разрушения Его власти и престижа, полная Его обособленность, и у него пропала всякая уверенность, в поддержке со стороны армии, если главы ее в несколько дней перешли на сторону врагов Императора.

Зная Государя и все особенности его сложного характера, его искреннюю непритворную любовь к родине, к Семье Своей, Его полное понимание этого неблагоприятного к нему отношения, которое охватило “прогрессивную” Россию, а главное, что это бедственно отразится на продолжении войны, многие из нас предполагали, что Его Величество может согласиться на требование отречения от престола, о котором говорил Рузский.

Государь не начнет борьбу, думали мы, боясь не за себя, а за судьбу своего отечества.

“Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе ее общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то Я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину.

Я думаю, в этом никто не сомневается из тех, кто меня знает”,- говорил Государь.

Государь в эту ночь, с 1 на 2 марта, долго не спал. Он ждал опять прихода генерала Рузского к себе, после его разговоров с Петроградом и Ставкой, но Рузский не пришел.

Его Величество говорил с графом Фредериксом, Воейковым и Федоровым о Царском и его очень заботила мысль о Петрограде, Семье, так как уже с 27 февраля, т.е. два дня Его Величество ничего не знал и никаких сношений с Царским Селом не было…

Я взял извозчика и проехал в город. Ночь была звездная, морозная и безветренная.

Улицы старого города безлюдны, дома мало освещены, только около штабов было люднее и ярко светились окна и фонари. На какой-то колокольне пробило 2 часа, и я вернулся в поезд.

Неужели же я нахожусь в древнем Пскове вместе с Государем императором и присутствую при обсуждении вопроса об оставлении Царем российского престола в дни величайшей войны с немцами после того, как этот Царь, ставший предводителем Русской армии, накануне перехода в наступление и вся страна и весь народ уверены, что мы разобьем врага.

И все это оказалось ни к чему. Его заставляют передать престол отроку сыну и слабому маловольному регенту – брату Михаилу.

А у власти, явной власти, становятся случайные люди и среди них личный враг Царя Гучков, Родзянко и все эти лидеры “прогрессивного блока”, мечтающие о министерских портфелях…

Четверг. 2 марта. В этот день Государь встал ранее обычного и уже в 8 часов утра Его Величество сидел за письменным столом у себя в отделении…

Уже несколько дней все мы, и даже Его Величество, не знали, что собственно происходит в Петрограде, и насколько безопасна там жизнь наших семей и близких людей.

Из слов Рузского о разгроме дома графа Фредерикса на Почтамтской улице видно было, что революционная толпа неистовствует в городе. С целью узнать что-либо о происходящем, я послал моего деньщика в Петроград, переодев его в форму хлебопеков псковской команды.

С ближайшим поездом он отправился в Царское Село и Петроград. Ему удалось доехать быстро по назначению и даже привезти нам всем ответы, но уже в Могилев, что значительно успокоило нас.

Привожу этот случай для показания, в какой обособленности были Царские поезда в эти дни, и даже Государь не мог пользоваться телеграфом и телефоном. /Дубенский Д./

В 9 часов должен был прибыть генерал Рузский и доложить Его Величеству о своих переговорах за ночь С Родзянко и Алексеевым.

Всю ночь прямой провод переносил известия из Пскова в столицу и Ставку и обратно.

В начале десятого часа утра генерал Рузский с адьютантом графом Шереметьевым прибыл на станцию и тихо прошел платформу, направляясь в вагон Его Величества.

На вокзале начал собираться народ, но особенного скопления публики не было.

Мы встретили нескольких гвардейских офицеров-егерей, измайловцев, которые нам передавали о столкновениях в дни революции у гостиницы Астория, а главное о том, что если бы было больше руководства войсками, то был бы другой исход событий, так как солдаты в первые дни настроены были против бунта.

Говорили, что никаких пулеметов на крышах не было.

Все эти офицеры выбрались из Петрограда и направлялись в свои части на фронт.

Они спрашивали о Государе, о его намерениях, о здоровье, и искренно желали, чтобы Его Величество проехал к войскам гвардии. “Там совсем другое”, поясняли они.

Чувство глубочайшей преданности к Императору сквозило в каждом их слове.

Рузский пробыл у Его Величества около часа. Мы узнали, что в Псков должен приехать председатель Государственной Думы М.В.Родзянко для свидания с Государем…

Дело в том, что за ночь Рузский, Родзянко, Алексеев сговорились и теперь решался не основной вопрос оставления трона, но детали этого предательского решения.

Составлялся манифест, который должен был быть опубликован.

Манифест этот вырабатывался в Ставке и автором его являлся церемониймейстер Высочайшего двора директор политической канцелярии при Верховном Главнокомандующем Базили, а редактировал этот акт генерал-адъютант Алексеев.

Когда мы вернулись через день в Могилев, то мне передавали, что Базили, придя в штабную столовую утром 2 марта, рассказывал, что он всю ночь не спал и работал, составляя по поручению генерала Алексеева манифест отречения от престола Императора Николая-II.

А когда ему заметили, что это слишком серьезный исторический акт, чтобы его можно было составлять так наспех, то Базили ответил, что медлить было нельзя и советоваться было не с кем и что ему приходилось несколько раз ходить из своей канцелярии к генералу Алексееву, который и установил окончательный текст манифеста и передал его в Псков генерал-адьютанту Рузскому для представления Государю Императору.

Весь день 2 марта прошел в тяжелых ожиданиях окончательного решения величайших событий…

Прежде всего мы мало верили, что великий князь Михаил Александрович примет престол.

Некоторые говорили об этом сдержанно, только намеками, но генерал-адъютант Нилов определенно высказал:“Как можно этому верить.

Ведь знал же этот предатель Алексеев, зачем едет Государь в Царское Село.

Знали же все деятели и пособники происходящего переворота, что это будет 1 марта, и все-таки, спустя только одни сутки, т.е. за одно 28 февраля, уже спелись и сделали так, что Его Величеству приходится отрекаться от престола.

Михаил Александрович – человек слабый и безвольный и вряд ли он останется на престоле.

Эта измена давно подготовлялась и в Ставке и в Петрограде.

Думать теперь, что разными уступками можно помочь делу и спасти родину, по моему, безумие.

Давно идет ясная борьба за свержение Государя, огромная масонская партия захватила власть и с ней можно только открыто бороться, а не входить в компромиссы”.

Нилов говорил все это с убеждением, и я уверен, что К.Д. смело пошел бы лично на решительные меры и конечно не постеснялся арестовать Рузского, если бы получил приказание Его Величества.

Кое-кто возражал Константину Дмитриевичу и выражал надежду, что Михаил Александрович останется. Что может быть, уладится мирно. Но никто не выражал сомнения в необходимости конституционного строя, на который согласился ныне Государь… /Дубенский Д./

Граф Фредерикс узнал от генерала Рузского, что его дом сожгли, его жену, старую больную графиню, еле оттуда вытащили. Бедный старик был потрясен, но должен сказать, что свое глубокое горе он отодвинул на второй план.

Все его мысли, все его чувства были около Царя и тех событий, которые происходили теперь.

Долгие часы граф ходил по коридору вагона, не имея сил от волнения сидеть.

Он был тщательно одет, в старших орденах, с жалованными портретами трех Императоров: Александра-II, Александра-III и Николая-II. Он несколько раз говорил со мною.

“Государь страшно страдает, но ведь это такой человек, который никогда не покажет на людях свое горе. Государю глубоко грустно, что Его считают помехой счастья России, что нашли нужным просить оставить трон.

Ведь вы знаете, как он трудился за время войны.

Вы знаете, так как по службе обязаны были ежедневно записывать труды Его Величества, как плохо было на фронте осенью 1915 года и как твердо стоит наша армия сейчас накануне весеннего наступления.

Вы знаете, что Государь сказал, что “для России я не только трон, но и жизнь, все готов отдать”. И это он делает теперь. А его волнует мысль о Семье, которая осталась в Царском одна, Дети больны. Мне несколько раз говорил Государь:

“я так боюсь за Семью и Императрицу. У меня надежда только на графа Бенкендорфа».

Вы, ведь, знаете, как дружно живет наша Царская Семья.

Государь беспокоится и о матери Императрице Марии Федоровне, которая в Киеве”…

Надо сказать, что несмотря на очень преклонный возраст графа Фредерикса, ему было 78 лет, он в дни серьезных событий вполне владел собой, и я искренне удивлялся его здравому суждению и особенно его всегда удивительному такту.

Воейков в эти дни стремился быть бодрым, но видимо его, как и других, волновали события. Никакой особой деятельности в пути Могилев – М.Вишера – Псков дворцовый комендант проявить не мог. В самом Пскове Воейков тоже должен был остаться в стороне, так как его мало слушали, а Рузский относился к нему явно враждебно.

У Государя он едва ли имел в эти тревожные часы значение, прежде всего потому, что Его Величество, по моему личному мнению, никогда не считал Воейкова за человека широкого государственного ума и не интересовался его указаниями и советами.

Нарышкин был задумчив, обычно молчал и как-то стоял в стороне, мало участвуя в наших переговорах. Очень волновались и тревожились предстоящим будущим для себя граф Грабе и герцог Лейхтенбергский, особенно первый.

Мордвинов, этот искренно-религиозный человек, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича, от которого он ушел и сделан был флигель-адьютантом Царя после брака великого князя с Брасовой, очень серьезно и вдумчиво относился к переживаемым явлениям.

О Михаиле Александровиче, которому он был предан и любил его, он старался не говорить и не высказывал никаких предположений о готовящейся для него роли регента Наследника Цесаревича.

В эти исторические дни много души и сердца проявил лейб-хирург профессор Сергей Петрович Федоров. Этот умный, талантливый и живой человек, он близок Царскому дому, так как много лет лечит Наследника, спас его от смерти, и Государь и Императрица ценили Сергея Петровича и как превосходного врача и отличного человека.

В эти дни переворота Сергей Петрович принимал близко к сердцу события.

2 марта Сергей Петрович днем пошел к Государю в вагон и говорил с ним, указывая на опасность оставления трона для России, говорил и о наследнике и сказал, что Алексей Николаевич, хотя и может прожить долго, но все же по науке неизлечим.

Разговор этот очень знаменателен, так как после того, как Государь узнал, что Наследник не излечим, Его Величество решил отказаться от престола не только за себя, но и за сына.

По этому вопросу Государь сказал следующее: /Дубенский Д./

“Мне Императрица говорила, что у них в семье та болезнь, которою страдает Алексей, считается неизлечимой. В Гессенском доме болезнь эта идет по мужской линии.

Я не могу при таких обстоятельствах оставить одного больного сына и расстаться с ним”.

“Да, Ваше Величество, Алексей Николаевич может прожить долго, но его болезнь неизлечима”,- ответил Сергей Петрович…

“Я буду благодарить Бога, если Россия без меня будет счастлива”,- сказал Государь.

“Я останусь около своего сына и вместе с Императрицей займусь его воспитанием.

Устраняясь от всякой политической жизни.

Но мне очень тяжело оставлять родину, Россию”,- продолжал Его Величество.

“Да, но Вашему Величеству никогда не разрешат жить в России, как бывшему Императору”,- ответил Федоров.

“Я это сознаю, но неужели могут думать, что я буду принимать когда-либо участие в какой-либо политической деятельности после того, как оставлю трон.

Надеюсь, вы Сергей Петрович этому верите”…

Вот в таких беседах, разговорах, проходил у нас день 2 марта в Пскове…

К 12 часам мы вернулись в поезд и узнали, что Родзянко не может приехать на свидание к Государю Императору. А к вечеру в Псков прибудут член исполнительного комитета Думы В.В.Шульгин и военный и морской министр временного правительства А.А.Гучков.

Государь все время оставался у себя в вагоне после продолжительного разговора с Рузским.

Граф Фредерикс бывал часто у Его Величества и после завтрака, т.е. часов около 3, зашел в вагон, где мы все находились, и упавшим голосом сказал по-французски:

“Все кончено, Государь отказался от престола и за себя и за Наследника Алексея Николаевича в пользу брата своего Михаила Александровича и послал через Рузского об этом телеграмму”.

Когда мы услышали все это, то невольный ужас охватил нас и мы громко в один голос воскликнули, обращаясь к Воейкову:

“Владимир Николаевич, ступайте сейчас, сию минуту к Его Величеству и просите Его остановить, вернуть эту телеграмму”.

Дворцовый комендант побежал в вагон Государя.

Через очень короткое время генерал Воейков вернулся и сказал генералу Нарышкину, чтобы он немедленно шел к генерал-адьютанту Рузскому и по повелению Его Величества потребовал телеграмму назад для возвращения Государю.

Нарышкин тотчас же вышел из вагона и направился к генералу Рузскому /его вагон стоял на соседнем пути/ исполнять возложенное на него Высочайшее повеление.

Прошло полчаса и К.Д.Нарышкин вернулся от Рузского, сказав, что Рузский телеграмму не возвратил и сообщил, что лично даст по этому поводу объяснение Государю.

Это был новый удар, новый решительный шаг со стороны Рузского для приведения в исполнение намеченных деяний по свержению Императора Николая-II с трона…

Уже в 1918 году в июне я был в Петрограде у графа Бенкендорфа и вспоминал о тех часах, которые пришлось пережить с Государем в Пскове, и передал Павлу Константиновичу свое впечатление о редкой сдержанности Государя после отречения.

Граф задумался и сказал:

“Весною в начале апреля 1917 года я как-то гулял с Его Величеством по Царскосельскому парку и Государь мне сказал, что только теперь, спустя 2-3 недели, он начинает приходить немного в себя, во время же событий в Могилеве, а главное в Пскове он находился как бы в забытьи, тумане…

Да, Его Величество очень страдал, но он никогда не показывал своих волнений”,- добавил граф.

Около 8 часов вечера прибыл первый поезд из Петрограда после революционных дней.

Он был переполнен.

Толпа из вагонов бросилась в вокзал к буфету.

Впереди всех бежал какой-то полковник. /Дубенский Д./

Я обратился к нему, спросил о Петрограде, волнениях, настроении народа.

Он ответил мне, что там теперь все хорошо, город успокаивается и народ доволен, так как фунт хлеба стоит 5 копеек, масло 50 копеек.

Меня удивил этот ответ, определяющий суть революции, народных бунтов, только такой материальной стороной и чисто будничным интересом.

“Что же говорят о Государе, о всей перемене”,- спросил я опять полковника.

“Да о Государе ничего не говорят, надеются, что «временное правительство» с новым царем Михаилом /ведь его хотят на царство/ лучше справится”.

Невольно приходится задумываться,- неужели общество так подготовлено к замене Государя, что это уясняется всеми так просто и без сомнений.

Поезд ушел, на станции стало тихо и мы продолжали ожидать экстренного прибытия из столицы депутатов Гучкова и Шульгина.

Часов около 10 вечера флигель-адъютант полковник Мордвинов, полковник герцог Лейхтенбергский и я вышли на платформу, к которой должен прибыть депутатский поезд.

Через несколько минут он подошел.

Из ярко освещенного вагона салона выскочили два солдата с красными бантами…

Затем из вагона стали спускаться сначала Гучков, за ним Шульгин, оба в зимних пальто.

Гучков обратился к нам с вопросом, как пройти к генералу Рузскому, но ему полковник Мордвинов сказал, что им надлежит следовать прямо в вагон Его Величества…

Они поднялись в вагон Государя, разделись и прошли в салон.

При этом свидании Его Величества с депутатами присутствовали министр Императорского Двора генерал-адъютант граф Фредерикс, генерал-адъютант Рузский, его начальник штаба генерал Ю.Н.Данилов, начальник снабжения Северного фронта генерал С.С.Саввич, дворцовый комендант генерал Воейков и начальник военно-походной канцелярии генерал Нарышкин…

По виду Шульгин, да и Гучков казались смущенными и конфузливо держались в ожидании выхода Государя. Через несколько минут появился Его Величество, поздоровался со всеми, пригласил сесть всех за стол у угловой дивана. Государь спросил у депутатов, как они доехали.

Гучков ответил, что отбытие их из Петрограда, ввиду волнений среди рабочих, было затруднительно. Затем само заседание продолжалось недолго.

Его Величество, как было упомянуто, еще днем решил оставить престол…

Никаких речей поэтому не приходилось произносить депутатам. Его Величество спокойно и твердо сказал, что он исполнил то, что ему подсказывает Его совесть, и отказывается от престола за себя и за сына, с которым, ввиду болезненного состояния, расстаться не может…

В это же время верховным главнокомандующим всеми российскими силами был назначен …великий князь Николай Николаевич – наместник Кавказа и главнокомандующий Кавказской армией, о чем была послана телеграмма в Тифлис Его Величеством.

Затем Государь ушел к себе в отделение, а все остальные стали ждать изготовления копии манифеста. Вот собственно с формальной стороны и все, что произошло на свидании депутатов Думы Гучкова и Шульгина с Его Величеством.

Что сказать о настроении тех, которые были свидетелями этого глубоко-трагичного события.

Среди близких Государю, среди Его свиты, в огромном большинстве все почти не владели собою.

Я видел как плакал граф Фредерикс, вернувшись от Государя, видел слезы у князя Долгорукова, Федорова, Штакельберга, Мордвинова, да и все были мрачны.

Государь после 12 часов ночи ушел к себе в купе и остался один. Генерал Рузский, Гучков, Шульгин и все остальные скоро покинули Царский поезд и мы не видали их больше.

После часа ночи депутатский поезд, собственно один вагон с паровозом, отбыл в Петроград. Небольшая кучка народа смотрела на этот отъезд. Дело было сделано – Императора Николая- II уже не было. Он передал престол Михаилу Александровичу. Поздно ночью, в пятницу 3 марта, Государь отбыл из Пскова в Могилев…. /Дубенский Д./

Гвардейский экипаж, остававшийся в Петрограде, был переведён на сторону Временного правительства двоюродным братом Николая-II, евреем, в.к.Кириллом Владимировичем /1876+1938/, который зайдя в Государственную Думу нацепил красный бант. /редакция автора/

Петросовет 3.03.1917г, постановил:

«Довести до сведения Рабочих депутатов, что Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских депутатов постановил арестовать династию Романовых и предложить Временному правительству произвести арест совместно с Советом Рабочих депутатов.

В случае же отказа запросить, как отнесется Временное правительство, если Исполнительный Комитет сам произведет арест.

Ответ Временного правительства обсудить вторично в заседании Исполнительного Комитета…

Вопрос о том, как произвести арест, поручить разработать военной комиссии Совета Рабочих Депутатов.

Чхеидзе и Скобелеву поручено довести до сведения правительства о состоявшемся постановлении Исполнительного Комитета Совета Рабочих Депутатов». /Сонин Л./

4 марта 1917 года на заседании Временного правительства, был принят ряд принципиальных решений по вопросу об имуществе Романовых.

«Кабинет Его Величества» передали из ведения Министерства Императорского двора в ведение Министерства финансов, «цена вопроса» на март 1917 года составляла - 93 453 224 руб.

Председатель Петросовета Николай Семёнович Чхеидзе /1864+1926/ и министр юстиции Временного правительства Александр Фёдорович Керенский /1881+1970/ договорились, и 7.03.1917г, появился документ Временного правительства:

«Признать отрекшегося императора Николая-II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село…». /Сонин Л./

Вот как описывает Анна Вырубова, болевшая корью вместе с Царскими детьми, те дни:

«Ея Величество разсказывала мне после, что преданный им Великий Князь Павел Александрович первый привез ей официальное известие о революции… Революция в стране во время мировой войны!.. И тут Ея Величество не потеряла присутствие духа.

Сознавая, что ничего спасти нельзя она никого из министров не вызывала и к посольствам с просьбой о защите ея и детей не обращалась, а с спокойствием и достоинством прощалась с приближенными, которые понемногу все нас покидали. Одни из боязни за себя, других же арестовывали. Уехал граф Апраксин, генерал Ресин, ушли флигель-адьютанты и наконец полки.

Ушли от меня сестра милосердия, санитар Жук и доктора лазарета; спасались все кто мог…*

Дня два-три мы не знали где Государь.

Наконец пришла телеграмма, в которой он просил, чтобы Ея Величество и дети выехали к нему.

В то же время пришло от Родзянки, по телефону «приказание» Ея Величеству с детьми выехать из дворца. Императрица ответила, что никуда ехать не может, так как это для детей грозит гибелью; на что Родзянко ответил:

“когда дом горит – все выносят”!» /Вырубова А./

27 марта последовало важнейшее постановление Временного правительства, согласно которому денежные капиталы, принадлежащие Кабинету «бывшего императора» и состоявшие в распоряжении Кабинета, подлежали зачислению в доход Государственного казначейства.

В апреле 1918 года в РСФСР было отменено право наследования.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных