Кабинет врача в психиатрической больнице. Пара книжных шкафов с толстыми папками – истории болезней, небольшой шкаф-гардероб, кожаный диван, стол. На столе компьютерный монитор, папки, бумаги, пластиковая бутылка с водой, стакан – всё в строгом порядке.

За столом сидит Д о к т о р, просматривает чью-то историю болезни. У задней стены кабинета стоит стул, на нём сидит подросток лет пятнадцати-шестнадцати в белой одежде, его руки лежат на коленях, ладонями вниз, спина очень прямая, он смотрит в зал.

Д о к т о р (говорит по мобильному телефону). Да, в шесть мы встречаемся. Я не забуду… Мы обо всём поговорим. Не паникуй, пожалуйста, все проблемы решаемы… Я всё понял… Вадимчик, сынок, я не могу сейчас говорить… Да, я помню, что тебя нельзя называть Вадимчик и сынок… Вадим, послушай, ты всё мне объяснишь при встрече. Подожди всего пару часов…. Я не могу больше говорить. Всё, пока. (Отключает телефон, смотрит в сторону мальчика.)

Стук в дверь.

Д о к т о р. Да, заходите.

Дверь открывается, входит М а т ь в белом халате, за ней – М е д с е с т р а. Мать сразу находит глазами мальчика, это её С ы н.

М е д с е с т р а. Рубцова… тут. Она просила халат очень. Ну, мы дали.

Д о к т о р. Елена Владимировна, я же вам объяснял вчера, что это не обязательно.

М а т ь (не отрываясь смотрит на мальчика). Ну как же, больница ведь, посетители должны быть в больничных халатах, я знаю правила посещения. Здравствуйте, Валентин Петрович.

Д о к т о р (Медсестре). Спасибо, Даша.

М е д с е с т р а кивает, выходит.

Мать подходит к Сыну, обнимает его, сидящего, с осторожностью, словно боясь повредить. Мальчик не шевелится и не смотрит на Мать.

М а т ь. Ну, как ты? Как ты здесь? (Не глядя на Доктора.) Валентин Петрович, он хорошо ест? Ты хорошо кушаешь? Он ведь и дома всегда плохо ест. А ведь организм растёт в этом возрасте, а он ест плохо. А здесь больничная пища. (На мгновение оглянулась.) Вы не обижайтесь, но больничная еда всегда хуже домашней. (Сыну.) А домашнего я тебе не принесла. Я ведь торопилась, сразу с работы, чтоб скорей к тебе, чтоб подольше побыть. Но ты уж потерпи сегодня, а завтра я обязательно что-нибудь принесу. Может бульон с фрикадельками? Или котлетку? Что ты больше хочешь? А хочешь, я испеку пирог? Сладкий пирог с вареньем, как ты любишь. Ты подумай, может тебе хочется чего-то вкусненького, я приготовлю и принесу. Хочешь чего-нибудь вкусненького?

Доктор очень внимательно смотрит на Мать.

Д о к т о р. Елена Владимировна, вы присядьте.

Мать отходит от Сына, не отрывая от него взгляда, садится на диван напротив Доктора. Разговаривая с Доктором, постоянно оглядывается на Сына.

М а т ь. Он так и не заговорил? Сынок, ты не разговариваешь с доктором? Тебе нужно говорить. Когда ты начнешь говорить, тебе станет легче.

Сын не шевелится, смотрит в зал.

Валентин Петрович, почему он молчит? Может вы колете ему слишком сильные лекарства? Я понимаю, вначале нужно держать на успокоительных, но может уменьшить дозу, попробовать другие препараты?.. Он же ещё не сказал ни слова!

Д о к т о р. Елена Владимировна, вы сами-то как? Как вы себя чувствуете?

М а т ь. Как я могу себя чувствовать? После такого… Это я, я виновата в том, что он сделал. Только я. Я должна была понять. Должна была увидеть! Прости меня, сыночек, это я виновата!

Д о к т о р. Спокойнее, Елена Владимировна, давайте спокойнее.

М а т ь. Да, я понимаю. Я держу себя в руках. Я не знаю, как это получилось. Что я делала не так? Я не знаю. Сынок, зачем ты это? Зачем же ты? Он почти не говорил со мной в последнее время. Может он вам расскажет. Перед чужим человеком иногда легче раскрыться. Поговорите с ним.

Д о к т о р. Давайте поговорим с вами, Елена Владимировна. Если я узнаю о проблемах вашего сына, наше лечение будет более успешным.

М а т ь. Да что матери знают о делах детей-подростков? Они же в этом возрасте скрывают от родителей абсолютно всё! Олег, поговори с доктором, он поможет тебе… ну пожалуйста…

Д о к т о р. Расскажите мне про Олега? Каким он был… до того, как всё это произошло?

М а т ь. Вы хотите найти причину. Я понимаю. Да, я буду говорить. Говорить. Может быть звук моего голоса поможет ему… Ведь правда, Валентин Петрович? Может быть мой голос поможет ему?

Д о к т о р. Хотите воды? (Наливает из пластиковой бутылки в стакан воду, пододвигает стакан Матери.)

М а т ь (Не замечая стакана с водой.) Я понимаю, вы хотите найти причину. Но я не знаю. Я и представить себе не могла, что он способен на такое... (Сыну.) Ведь я же всё делала для тебя. Я жила для тебя. Сыночек, ведь ты же и есть моя жизнь!

Д о к т о р. Расскажите мне, каким он был в детстве? До школы?

М а т ь. Он был замечательным мальчиком, совершенно не способным на жестокость. Сейчас про него разное могут говорить, что он избивал одноклассников, что был неуправляемым. Это всё неправда. Это такой возраст, у него психологическая перестройка. Это бывает. Я его совсем не так воспитывала.

Д о к т о р. Расскажите об этом.

М а т ь. О том как я его воспитывала? Я его не воспитывала. То есть не так… Я педагог, я понимаю, что лучшее воспитание – это личный пример. Если посадить ребёнка рядом и рассказывать ему, как правильно жить, это не даст результата. Просто ведь так понимают слово «воспитывать» некоторые родители. У нас была прекрасная семья. Раньше… у нас была прекрасная семья, и Олег рос прекрасным ребёнком. Потом всё немного изменилось, тогда и начались… трудности… некоторые… некоторые сложности… Но я старалась. Я старалась, чтобы не отразилось. Чтобы это временно…

Д о к т о р. Забудьте пока про трудности. Давайте начнём сначала и всё по порядку...

М а т ь. Но в последнее время я совсем перестала его понимать! Недавно он напал на совершенно незнакомого мужчину. Разбил лобовое стекло у его машины, попытался избить его самого. А мужчина-то бывший спортсмен, и скрутил его. Хорошо, что не убил. Он сказал, что не убил только потому, что кто-то должен заплатить за стекло. Я заняла денег. В общем, заплатили мы, конечно, и за стекло, и чтобы в полицию заявление не подавал. Вся в долгах теперь, и кредит ещё взяла. Я вообще боялась, квартиру придётся продавать. Спрашиваю потом Олега: «Зачем ты напал на него?» А он мне говорит: «Не понравился цвет его тачки. Не люблю красные автомобили». Представляете?

Д о к т о р. Успокойтесь, Елена Владимировна. Давайте вернёмся в то время, когда всё ещё было хорошо, когда проблем не было.

М а т ь. Олег всегда был необычным. Но теперь я думаю, уж лучше бы он был как все. Тогда он не замечал бы такой ерунды как умирающие рыбы…

Д о к т о р. Какие рыбы?

М а т ь. Я успокоилась. Всё по порядку. Сейчас. Олег родился… в другом… городе. Мне там никогда не нравилось. Я поступила там в университет. Познакомилась с Николаем. Он учился на инженерном факультете, подавал большие надежды. Но я забеременела. И тогда Коля совершил самоотверженный поступок – он женился на мне.

Д о к т о р. Вы говорите об этом с иронией.

М а т ь. Нет-нет, что вы? Другой на его месте мог меня бросить и от всего отказаться. А Коля всё признал – и меня, и ребёнка. И мы стали жить все вместе. Он жил в квартире своего деда. Дед был старый, за ним нужно было ухаживать. Когда мы поженились, Дмитрию Ильичу было уже за восемьдесят, он уже плохо ходил. На улицу почти не выходил, только спускался иногда на скамейку возле подъезда, он говорил «на лавочку». Сидел там и смотрел прямо перед собой. Олежка называл его «Дедушка Дима». Олежка любил его. Дедушка Дима рассказывал ему про свою молодость. Правда он постепенно говорил всё меньше и меньше, всё реже. Он вообще после моего переезда начал быстро слабеть.

Д о к т о р. Какие отношения были у Олега с отцом?

М а т ь. Какие могли быть отношения? Олежка был маленьким мальчиком, конечно он любил отца. И я старалась, чтобы мы были настоящей семьёй. Коля его никогда не бил. Он вообще обращал на него мало внимания. То есть я не хочу сказать, что лучше бы он его бил, ну вы понимаете. Коля и не пил, и руку никогда не поднимал ни на меня, ни на сына. Просто он жил как-то немного сам по себе, немного отстранённо… Но я старалась, чтобы это не отразилось на Олежке. Иногда казалось, что я, Олежка и его дед – это семья, которой он сдаёт квартиру. Но я думала, что постепенно всё наладится, как-нибудь само собой. Мужчины ведь не сразу привыкают к семейной жизни.

Д о к т о р. Тогда вы ещё не замечали ничего странного в поведении Олега?

М а т ь. Я после университета устроилась работать в школу учительницей Русского языка и Литературы. И Олежка потом пошёл в ту же школу и всегда был под присмотром. Он не был маменькиным сынком и хулиганом тоже не был. Он всегда любил животных, особенно собак. Но мы не могли завести собаку. Коля сказал, что собаки в его доме не будет, что и так за дедом нужно много ухаживать.

Д о к т о р. Значит Олег развивался как все дети его возраста, без отклонений?

М а т ь. Да, конечно, только он был очень чувствительным. Наверное это не совсем хорошо для мальчика. Но меня тогда это радовало. Он был ласковым, заботливым, но таким ранимым. Он переживал чужую боль, как свою. Знаете, я помню один случай… Я его никогда не забуду…

Олежке было тогда шесть лет. Было тридцать первое августа. Мы вместе зашли в продуктовый магазинчик. Я занималась покупками и на какое-то время потеряла его из виду. И обнаружила у рыбного прилавка. Там не было льда, на котором так красиво смотрятся мёртвые рыбы. Они лежали на голых железных подносах за стеклом. Видимо их привезли недавно. Они уже не бились, но всё ещё открывали рты, вдыхая воздух. Некоторые реже, другие чаще. Мой сын стоял и смотрел. Не отрываясь. Не знаю, сколько времени он смотрел на них, прежде чем я подошла. На его лице не было никакого выражения, и я не придала значения происходящему. Хотя как раз эта пустота в его лице должна была меня насторожить. Ведь обычно он так живо реагировал на все события, на всё, что видел. Он спросил меня: «Что с ними? Они умирают?» Он никогда не видел, как задыхаются рыбы. И я сказала: «Нет, они засыпают. Просто засыпают».

Д о к т о р. Для большинства детей первое познание смерти – это стресс. Смерть кого-то из родственников или домашнего питомца – кошки, собаки – это всегда шок. И не только потому, что это первая потеря, но и потому, что ребёнок открывает для себя возможность и собственной смерти. Если столкновение со смертью не вызывает переживаний у ребенка, вот тогда действительно надо беспокоиться.

М а т ь. А потом я купила одну из этих рыбин, самую красивую, чтобы устроить праздничный ужин, ведь завтра мой сын должен был пойти в первый класс.

Д о к т о р. Все дети испытывают ужас, когда понимают, что могут умереть, и что их родители могут умереть. Но боль от первой утраты притупляется, ребёнок привыкает к возможности смерти и успокаивается. Это естественный процесс, этап психологического взросления.

М а т ь. Там был обычный рыбный прилавок. Какое столкновение со смертью? Да я вообще не обратила на всё это внимания. И забыла бы совсем, если бы не то, что произошло вечером…

Д о к т о р. А что произошло вечером?

М а т ь. Весь вечер Олег провёл у постели своего прадеда. Дмитрий Ильич был уже совсем слаб. Он едва доходил до кухни и до туалета. Он плохо слышал, почти не видел и почти всё время спал. Когда он ложился спать, то складывал вставные челюсти в чашку с водой. И во сне делал мягкими губами вот так: пуфф, пуфф. В его комнате пахло умирающим телом, и этот запах расползался по всей квартире, по всему дому. Я чувствовала его даже во дворе, ещё только подходя к своему подъезду. Я, как всегда, зашла к Дмитрию Ильичу, чтобы отвести его на кухню ужинать. Олег сидел на краешке кровати и не отрываясь смотрел на лицо прадеда. Старик спал, и его губы делали – пуфф, пуфф. Они приоткрывались, когда он выдыхал воздух и закрывались на вдохе. Не отводя взгляда от этого рыбьего рта, сын спросил меня: «Дедушка Дима засыпает навсегда?» Я ответила: «Конечно нет, он спит как обычно. И сейчас я его разбужу, потому что пора кушать». Не отводя взгляда от этих открывающихся-закрывающихся старческих губ, мой сын сказал: «Он спит так же, как умирают рыбы».

Пауза.

На ужин был жареный карп. Олег сказал, что не будет его есть. Я приняла это за детский каприз и сказала, что он не выйдет из-за стола, пока тарелка не будет чистой. Олег заплакал. Муж приказал ему доесть всё молча… «Без слёз и соплей», – он часто так говорил. Олег начал есть, но вдруг выбежал из кухни. Его вырвало. У него началась истерика. Когда мне удалось успокоить его, муж уже закончил ужин и смотрел телевизор. Дедушка Дима заснул прямо за столом, сидя, и делал губами – пуфф, пуфф. (Молчит.) На следующий день Олег пошёл в первый класс. Он был очень мрачным в то утро. Сначала я думала, он обиделся на меня из-за неудачного ужина. Но это была не обида, что-то другое.

Д о к т о р. Почему вы так думаете?

М а т ь. Первый школьный день прошёл у Олежки очень хорошо. Он с восторгом рассказывал, что познакомился с чудесной девочкой. Он несколько раз сказал это слово – «чудесная». Сейчас дети редко так говорят. Я радовалась, что случай с рыбой забылся, и Олежка стал прежним. Но всё-таки я стала замечать за ним с того дня, что иногда он как будто стал уходить в себя. Взгляд становился пустым, и я не могла угадать, что творится в его голове. Постепенно он становился всё молчаливее и даже улыбался теперь гораздо реже. Я думала, это школа делает его серьёзнее. Но зато он всегда улыбался, когда рассказывал про свою новую знакомую. (Молчит, улыбается.) Как же её звали? Я ведь знала всех его школьных друзей, всех одноклассников. Эта девочка… Он же почти только с ней одной и дружил, с первого класса, с первого дня. Раньше бы их задразнили – жених и невеста. А теперь, в семь-восемь лет у каждой девочки уже должен быть бойфренд.

Д о к т о р. Я помню, в моём детстве, если мальчик дружил с девочкой, его обзывали бабником. Это было ужасно обидно.

М а т ь. Сейчас всё наоборот. Дразнят, если нет подружки, значит – лузер.

Д о к т о р. Наши дети гораздо свободнее в общении с противоположным полом, чем были мы. Я вижу это по своему сыну.

М а т ь. Как же звали его подружку? Сейчас вспомню… Может это вытеснение – по психологии? А вот его первой любовью стала Марьяна. Немного экзотическое имя, да? Это было много позже. Я замечала, как он на неё смотрит. Да, первая любовь… Когда я снова приготовила на ужин рыбу, я думала, что Олег уже забыл про тот случай. Но на его лице отразился такой ужас, когда он увидел жареного карпа… Не сказав ни слова, я сварила для него что-то другое и покормила позже, когда рыба была съедена, и на кухне не осталось ничего, что напоминало бы о ней. После развода я перестала покупать рыбу.

Д о к т о р. Почему вы разошлись с мужем?

М а т ь. Это не так важно.

Д о к т о р. Это очень важно. Вы ведь понимаете, что взаимоотношения родителей всегда отражаются на детях. Вы педагог, прекрасно разбираетесь в психологии подростков. Не буду вам рассказывать, как важна роль отца в психологическом взрослении мальчика. (Мать не отвечает.) Вам, наверное, не очень приятно это воспоминать, но это может помочь.

М а т ь. Он считал, что замужество – бесценный подарок, который мужчина делает низшему существу. И в благодарность за то, что её так осчастливили, женщина должна молча терпеть все его подлости и предательства. И Олежка видел всё это, он всё понимал. Я просила Николая одуматься, ради сына, ведь мы же семья. Но однажды он прямо сказал мне: «Мужик не может ограничиться одной женщиной, и умная жена должна понимать это. В конце концов, замужем за мной – ты, чего ж тебе ещё надо?» А когда умер его дед, смысл из нашей совместной жизни исчез сам собой. Мой муж не умел быть мужем и не умел быть отцом. Знаете, он ведь просто не умеет любить.

Пауза.

Д о к т о р. Олег сильно переживал ваш развод?

М а т ь. Я думаю, что очень сильно. Хотя внешне старался не показывать. Но я же вам говорила, какой он был всегда переживательный. Он родился со слишком тонкой кожей и так остро всё чувствовал. Когда мы расстались, Олежке было 11 лет. Я вернулась сюда, к маме, в свой родной город. Мы все без проблем поместились в её однокомнатной квартире. Мама только вышла на пенсию, она уже болела тогда. Я устроилась в школу, в которой училась когда-то сама. И Олег стал ходить в ту же школу. Дома он вёл себя так, словно ничего не произошло. Как будто отца вообще не было в его жизни. Я не знаю, может, он не говорил о нём, чтобы не делать больно мне. Может быть ему самому было больно вспоминать. Я пыталась объяснить, что даже когда родители расстаются, их отношение к ребёнку не меняется, и отец всё равно остаётся его отцом, что Олег может с ним созваниваться в любое время, может поехать к нему на каникулы. Но Олег никогда не звонил. Николай позвонил однажды, на его день рождения, но Олег не стал разговаривать. И Николай не пытался как-то изменить ситуацию. Я звонила ему сама, но он сказал, что если сын не хочет с ним общаться, то навязываться он не будет. Он сказал, что Олег сделал свой выбор. Господи, какой выбор он мог сделать? Ему только исполнилось двенадцать!

Пауза.

У него появилось странное, нехорошее какое-то хобби. Он полюбил точить ножи. Как только мы переехали, он сам пошёл в хозяйственный магазин и на свои карманные деньги купил точильный брусок. И наточил все кухонные ножи, остро-остро. Я тогда очень порадовалась. Мне казалось, что он взрослеет, становится хозяйственным, ответственным. Но его ответственность дальше ножей не пошла. Зато уж их он натачивал регулярно. Меня стало пугать это. Кто знает, что на уме у подростка, который постоянно точит ножи? Я решила поговорить с ним об этом по душам. И он сказал, что в доме настоящего мужчины ножи всегда должны быть острыми. Что по остроте твоего ножа и ножей в твоём доме можно проверять – настоящий ты мужик или нет. В нашем доме… в доме Николая… ножи всегда были тупые.

Д о к т о р. Это был ответ Олега своему отцу. Он определил для себя, что будет другим. И хотел как-то подчеркнуть свою непохожесть действием. Может быть, это в какой-то степени была демонстрация для вас: я не буду таким, как отец.

М а т ь. Откуда он набрался этого – ножи в доме настоящего мужчины?.. Хотя, современные подростки черпают мудрость в интернете. Какие-то банальные фразы они принимают за откровения и руководство к действию. Да, ещё помню, он мне как-то процитировал: в жизни настоящего мужчины могут быть только две женщины – его мать и мать его детей. Я обняла его. Он всегда всё понимал, всё чувствовал.

Д о к т о р. Вы говорили, он сильно изменился после переезда.

М а т ь. Я пыталась как-то смягчить это. Я разрешила ему завести собаку, но он сказал, что уже не хочет. Правда в прошлом году в наш двор приблудился какой-то пёс и остался жить. Олег любил его, часто носил ему еду из дома. Ребята назвали его Бобиком. Смешное имя, сейчас так собак никто не называет. Сейчас им дают имена аристократические. Ну, не дворнягам, конечно. Санёк, это друг Олега, предлагал назвать его Адольфом. Но Олег сказал, что будет Бобик. И всем понравилось, прикольное имя. Олег сам рассказывал.

Д о к т о р. Давайте вернёмся в то время, когда вы ещё только развелись. Как вёл себя Олег сразу после переезда?

М а т ь. Он замкнулся. Маленький, он был очень живым ребёнком. Уложить его спать было невозможно, он никак не мог наиграться. И просыпался раньше всех, будил чуть свет меня и своего отца. И у него был всегда такой заразительный смех. И вдруг он совсем перестал смеяться. Раньше я часто старалась приласкать его – обнять, поцеловать. Он был очень нежным мальчиком. Но теперь он, вдруг, стал избегать моих прикосновений.

Д о к т о р. Как он адаптировался в новой школе?

М а т ь. У него и в прошлом классе почти не было друзей, только та девочка. И здесь он всегда был один. Но раньше он никогда не дрался, а теперь начал драться постоянно, хулиганил. Он совсем отбился от рук. После переезда его как будто подменили, я не узнавала своего сына. Знаете, в классах, как правило, главный хулиган сразу становится неформальным лидером. Вокруг него группируется шпана помельче. И во всей школе складывается такая иерархия. Но и от них Олег был как-то в стороне. Его считали странным и не связывались с ним. С одной стороны я радовалась этому, что он не втянулся в какую-нибудь банду. С другой стороны, ведь от скрытных подростков не знаешь чего ждать. В школе на его выходки смотрели сквозь пальцы, потому что я там работала. Меня жалели, потому что знали мою историю.

Д о к т о р. На Олега слишком много свалилось сразу – и смерть дедушки, и развод, и переезд в другой город. Да ещё всё это на фоне гормональной и психологической перестройки организма. Подростки и так растеряны перед окружающим миром, а когда ещё обрушивается сразу столько проблем...

М а т ь. Я плакала, я просила его исправиться. Он был пару раз у психолога, у нашего, у школьного, по приказу директора. Но чем ему может помочь эта девочка с дипломом о переподготовке специалиста? Он с ней даже не разговаривал. Просто молчал. Он и со мной почти перестал говорить. И больше не смеялся. Вообще. Даже не улыбался больше. Я хотела отвести его к настоящему, к хорошему психологу. Найти кого-нибудь, может, по знакомству. Или к невропатологу, чтобы его обследовали, может у него что-то с головой, может сотрясение, когда он дрался… Но Олег сразу сказал, что ни к каким врачам не пойдёт и никаких анализов сдавать не будет. А что я могу? Не потащу же его силой. Это в детстве можно было сказать, что идём просто погулять и отвести ребёнка к зубному. А теперь уже не обманешь.

Д о к т о р. Но если вы видели, что он становится опасен, опасен и для окружающих, и даже для себя… Может быть стоило всё-таки попытаться настоять?..

М а т ь. Да что вы меня мучаете? Я и так во всём себя виню. И в том, что мужа не удержала. И за сыном вот не уследила.

Д о к т о р. Я вас ни в чём не упрекаю. Мы с вами просто пытаемся восстановить полную картину.

М а т ь. Я понимаю.

Д о к т о р. И вам не стоит себя винить за упущенные возможности. Давайте лучше вместе поищем выход из сегодняшней проблемы.

М а т ь. Вы не знаете, сколько времени может прожить рыба после того, как её достали из воды?

Д о к т о р. Что? Какая рыба? Почему вы об этом спрашиваете?

М а т ь. Они не дают мне покоя. Как он смотрел на них… А рыбы открывали рты и вдыхали воздух. Мне кажется, его изменили эти проклятые рыбы. Он как будто умер тогда вместе с ними, но остался среди живых.

Д о к т о р. Я думаю, вы придаёте этому эпизоду слишком важное значение.

М а т ь. Моя мама рано ложилась спать. Однажды я проснулась среди ночи. В окно светила полная луна, так что в комнате было светло и как-то нереально. Мой сын стоял рядом с кроватью своей бабушки и смотрел. Смотрел, как спит моя мама. Какое-то время я следила за ним. Он просто стоял и смотрел. Я видела его лицо – оно ничего не выражало. В моей голове как будто что-то щёлкнуло, я вскочила и дала Олегу пощёчину. Он даже не пошевелился. У меня случилась истерика. Я била его по щекам и плакала, а он не шевелился. Мама проснулась, стала хватать меня за руки, пыталась обнять меня, удержать, успокоить. Она не понимала, что происходит. Мы никогда не говорили потом об этом случае, ни с Олегом, ни с мамой. Но с тех пор, когда я ложилась спать, я долго не закрывала глаза. Караулила Олега. Я боялась снова увидеть то, как он наблюдает за сном моей мамы. Я просыпалась среди ночи от безотчётного страха. Из-за постоянного недосыпания я стала нервной. Я ходила к невропатологу. Он выписал мне успокоительное и снотворное. Но я не стала его пить, потому что боялась засыпать. Я советовалась с ним по поводу Олега, но он не понял, чего я хочу. Сказал, что если у сына проблемы, пусть он сам приходит. Мама умерла через год. С тех пор я всё время ждала, что Олег придёт наблюдать за тем, как сплю я.

Д о к т о р. Вы боялись его?

М а т ь. Нет, конечно. Не знаю… То есть… (Олегу.) глупости какие! Что вы, Валентин Петрович! Конечно нет, что вы. (Слабо смеётся. После паузы.) В нём появилась какая-то чужая жестокость. (Пауза.) Он убил собаку, своего Бобика. Он сказал об этом очень спокойно, просто. За ужином: «Знаешь, мама, сегодня я убил Бобика. Он лежал на асфальте и смотрел на меня. И я смотрел на него. Прямо ему в глаза. Я смотрел, как он умирает. И знаешь, он совсем не засыпал. Он подыхал. Наверное, ему было очень больно. А может, он уже не чувствовал боли, просто хрипел. Но я видел, что он всё понимает. Потом я его добил. А потом я и Санёк его закопали. За гаражами». Он рассказывал всё это и смотрел прямо мне в глаза. Сначала он наблюдал, как умирает собака. Теперь он наблюдал за мной. Я ничего не сказала, я не могла говорить. Я была в ужасе от того, что происходит с моим сыном. А Олег спокойно продолжал есть.

Д о к т о р. Когда это произошло?

М а т ь. Незадолго… За месяц, наверное, до… до этого всего… Я должна была почувствовать. Я должна была понять!

Д о к т о р. А вы уверены, что он не сочинил про это убийство, чтобы шокировать вас?

М а т ь. Он убил Бобика. (Пауза.) Во всём виноват Санёк. Может они поспорили с ним? Подростки часто спорят «на слабо». И не у всех хватает сил отказаться. Иногда им проще убить. Сам по себе мой сын никогда бы такого не сделал. Я ведь его знаю.

Д о к т о р. Но вы должны были понимать, что это уже действительно очень опасный симптом? Это уже не обычное хулиганство, не драка с одноклассниками.

М а т ь. Да я понимала... А что я могла? Иногда я тайком осматривала его вещи. Я надеялась, может найду наркотики, шприц. Это бы всё объяснило. Стало бы как-то проще. А то ведь не знаешь, что и подумать. Я почему-то боялась найти пистолет. Сейчас ведь через интернет можно купить что угодно! Этот интернет! Там ведь всё можно увидеть, всё прочитать. Там видеозаписи настоящих убийств, изнасилований! Там учат, как бомбы собирать дома из подручных средств! Вот где надо ввести цензуру! Раньше мы и представить не могли, что у нас, в России, школьник может прийти в школу с ружьём, начать стрелять в учителей, в одноклассников. Это американская проблема, это там чуть ли не каждый месяц бойня в какой-нибудь школе. И вот теперь, пожалуйста, и до нас докатилось это безумие. А я ведь сама учитель, я не знаю, что в головах моих учеников. Я ему сегодня двойку поставлю, а он завтра с ружьём в класс придёт.

Д о к т о р. Вы думали, что ваш сын на такое способен?

М а т ь. Пистолета я у него не нашла. Но он же мог прятать его где-то не дома. И потом, эта его любовь к ножам… У него даже с собой всегда был маленький ножичек. Не знаю, откуда он его взял. Как-то принёс домой, не то в первом ещё, не то во втором классе. То ли нашёл, то ли выменял у кого-то, он так и не признался. Раскладной такой, с вытаскивающимся лезвием. Я хотела его забрать, говорила, что нож не игрушка, но Олежка устроил страшную истерику. Он никогда не был капризным. Всего-то два раза так сильно дурил: когда отказался от жареной рыбы, и с вот этим вот ножичком. В конце концов, я подумала – ну пусть. Там лезвие-то было сантиметров пять, только карандаши точить… Олежка с ним не расставался. Талисман для него это был какой-то что ли? Конечно, хорошо, что он с маленьким, с игрушечным почти, ножичком ходил, а не с настоящим охотничьим. Но всё равно ведь нож. И я боялась, что когда-нибудь возникнет такая ситуация… Он же последнее время плохо контролировал свои эмоции… А ведь это уже тюрьма. Я поговорила с ним об этом, но он только засмеялся. «Мама, – говорит, – разве этим кого-нибудь убьёшь?»

Д о к т о р. Дело же не в длине лезвия. И маленький ножичек может быть опасен, и канцелярский резак, и кухонные ножи. Главное – намерение, внутреннее решение.

М а т ь. Это всё Санёк. После переезда он стал единственным другом Олега. Они учатся в одном классе, а живёт он в соседнем доме. Он очень вежливый. А глаза – дурные. Я думала, может он подбивает Олега на нехорошие поступки… Я даже как-то раз попыталась услышать, о чём они говорят, когда выходят на лестницу.

Д о к т о р. Олег не догадывался, что вы подслушиваете его разговоры?

М а т ь (быстро). Я не подслушивала, что вы!.. (Сыну.) Олежка, доктор всё неправильно понял. (Доктору.) Первый раз это получилось случайно. (Сыну.) К тебе тогда пришёл Саша, и вы вышли поговорить. (Доктору.) Олежка вышел с ним на лестничную клетку. Они часто уходят поговорить на лестницу. (Успокаиваясь, снова начинает говорить, скорее для себя.) У детей свои секреты. А у нас однокомнатная квартира. Но вот почему на лестнице – этого я никогда не понимала. Ну идите на улицу разговаривать, там хоть свежий воздух. Нет, усядутся на эти ящики в подъезде… Да ещё и курят. Я знала, что мой сын курит, хотя он и скрывал. Но я никогда не говорила с ним об этом. А что я могла сделать? Раз уж начал курить, скандалить бесполезно… Входная дверь у нас не захлопывается. Когда Олег выходит к Саньку, он обычно дверь за собой просто прикрывает. И они сидят на ящиках, на один пролёт ниже. Дверь квартиры оттуда не видно. Я предупредила Олега, что скоро будет готов обед, чтобы он ненадолго. Когда сварился суп, я выглянула на площадку, позвать их обедать... И услышала тот разговор. (Сыну.) Случайно. (Пауза. Потом Доктору.) Тогда я всё и узнала. (Пауза.)

Я хочу вас спросить, доктор, как вы думаете, любовь – это дар или проклятие? Вы можете мне ответить на этот вопрос, доктор? (Молчит, но не ждёт ответа.) Вот я любила Николая. Сильно любила, прощала. И что? А он меня не любил. Он никого не любил. И жил прекрасно. И сейчас, я думаю, процветает. Легко жить, когда ничего не чувствуешь. А мой сын чувствовал всё. И чувствовал гораздо сильнее, чем остальные.

Д о к т о р. О чём разговаривал Олег со своим другом на лестнице?

М а т ь. Они говорили про одну девочку из их класса, про Марьяну. Помните, я рассказывала, что мой сын был в неё влюблён. Я не знаю, с чего начался их разговор. Но теперь этот Санёк учил моего сына (копирует манеру говорить «отвязного» подростка, постепенно озлобляясь): «Слышь, ты пойми, это всяко не любовь. Просто гормоны играют, потому что ты ещё ни с кем не трахался. Я тоже думал, что Катьку люблю, а потом трахнул её и понял, что всё это фигня. И вообще, если уж кого любить, так не Марьянку. Она же просто давалка. Ты ж знаешь, её уже и Толян поимел, и Пупок. Таких как она не любят, их просто трахают. Да чё ты ваще паришься? Предложи ей сам. Ты же ей вроде когда-то нравился». (Возвращается к своей обычной речи.) Трахнуть. Как они это говорят – легко и цинично. А ведь им всего-то шестнадцать. Хотя, может быть, это и есть самый циничный возраст…

Д о к т о р. Подростки не столько циничны на самом деле, сколько хотят такими казаться. Проявление чувств в этом возрасте воспринимается ими как проявление слабости. А им так хочется быть сильными.

М а т ь. Все мы хотим казаться сильными. Всё-таки раньше было по-другому. Конечно, теперь про секс можно говорить открыто. Иногда смотришь телевизор и кажется, других тем вообще нет. А в интернете для всех свободный доступ к порнографии. Я не говорю так уж однозначно, что это плохо. Наверное это тоже нужно. Это большой прорыв в сексуальном воспитании. И очень хорошо, что сегодняшние дети с раннего возраста знают всё о половой жизни. Только вот они ничего не знают о любви. Потому что мы не учим их любить. Мы учим их безопасному сексу.

Д о к т о р. Вы не боялись, что неумение любить, которое было у его отца, передастся сыну?

М а т ь. Иногда я думаю, что лучше бы так и было. Тогда ему было бы легче жить. И он, наверное, не стеснялся бы подойти к девушке, пригласить её погулять, в кино, в кафе. Инстинкты вели бы его. Сейчас у подростков нет слова «стесняться» в лексиконе. Они говорят «стрематься», по-моему. Стрёмное слово. (Усмехается.) Вот и Санёк говорил: «Чё ты стремаешься? Ты вспомни, как ты Бобику шею свернул. Ты уже доказал, что мужик! После такого ва-аще очковать не перед чем. Я б так не смог.» (После небольшой паузы возвращается к своим интонациям.)

Вечером Олег спросил меня, почему мы никогда не едим рыбу. Сначала я подумала, что он забыл про тот детский случай. Это ведь называется вытеснение, да? Но потом посмотрела в его глаза и увидела тот самый ужас. Он попросил, чтобы я пожарила рыбу. Я не знала, чего он хочет – победить какой-то внутренний страх, может что-то доказать самому себе, может мне… На следующий день я купила карпа. Пожарила. Олег долго сидел за столом, смотрел в тарелку. Потом сказал, что пойдёт к Саньку. И ушёл.

Д о к т о р. А вот эта девочка, Марьяна…

М а т ь. Я знаю таких девочек – они искрятся любопытством и смелостью. Они завораживают мальчиков. Как ни стыдно это признавать, но в глубине души я была согласна с мерзким Саньком. Я думаю, что у Олега это была не любовь, а просто гормональный взрыв, который у них происходит в этом возрасте…. С ним очень сложно справиться. Гормоны, во всём виноваты гормоны, вот несчастные дети и сходят с ума. А после первого секса мальчик действительно превращается в мужчину. На многие вещи начинает смотреть проще… Вы же понимаете, в шестнадцать лет любовь чаще всего придумывают. Просто потому, что очень хочется любви. И мой сын тоже придумал себе первую прекрасную, прекрасную любовь. А её осквернили какие-то Толян и существо, даже не имеющее имени, – Пупок… (С грустной улыбкой.) Не зря же в девятнадцатом веке в дворянских семьях отец сам отводил сына в публичный дом или мать присылала ему горничную. Ну не все, наверное, так поступали, но это считалось вполне естественным. (С горечью.) А что я могла сделать для моего мальчика, чтобы облегчить его страдания? В последнее время он совсем замкнулся в себе. Почти перестал говорить со мной… Я же видела: детское сияние радости и счастья, которое исходило от него до того, как он увидел тех рыб, сохранилось в нём… но теперь было запрятано очень глубоко в его душе. И я всё ждала чего-то, что пробьёт стену, за которой он спрятался. И он вернётся ко мне. И если этим событием должен быть… должна стать встреча с… падшей женщиной, пусть так и будет. Я слышала, как Санёк говорил моему Олегу: «Тебе просто надо бабу трахнуть, причём любую. Когда ты поймёшь, что это такое, вся любовь сама пройдёт». И я ненавидела его за то, что он учит моего чистого мальчика таким гадким вещам, за то, что он говорит с ним таким языком. И тут же думала, пусть бы так и случилось. Может, это и правда исцелило бы моего сыночка. Я тихонько прикрыла дверь.

Д о к т о р. Что касается публичных домов, мне кажется, вы уж тут слишком… радикально рассуждаете.

М а т ь. В начале учебного года он написал на последней странице своей тетради… (Долгая пауза. ) «Я не хочу быть рыбой. Вам никогда не поймать меня». Каждый раз, проверяя работы класса, я сначала находила его тетрадь. Я надеялась, что он вырвет последнюю страницу или зачеркнёт жуткую фразу. Я почему-то очень боялась этих слов.

Д о к т о р (смотрит на часы). Давайте сегодня закончим на этом…

М а т ь. Через несколько дней после того разговора, в школе была дискотека. Я была обязана на ней дежурить. Но Олег попросил, чтобы я не ходила. Наверное, он стеснялся бы меня. И я сказала директору, что заболела.

Пауза.

Мать всегда поймёт, когда её сын станет мужчиной. Он становится спокойнее, увереннее в себе, меняются даже жесты, меняется взгляд. Олег изменился как-то сразу, в точности как после того случая с рыбами. Будто тогда его кто-то выключил, а теперь снова включил. Он вернулся после дискотеки совсем другим. Я никогда не ложилась спать, пока сына не было дома. Всегда дожидалась его возвращения, выглядывала в окно. И он старался сильно не задерживаться. Но в тот раз он пришёл особенно поздно. Уже потому, как он позвонил в дверь, как шагнул через порог, как снимал обувь, я поняла – сын познал женщину… Когда Санёк зашёл к нам на следующий день, и Олег вышел к нему покурить, я снова тихонько приоткрыла входную дверь. (Пересказывает диалог монотонно, она уже устала прокручивать его в памяти и не пытается воспроизвести слышанные интонации.) «Ну, чё, как все прошло?» – спрашивал Санёк. «Представляешь, она сама предложила, я даже растерялся сначала. Мы прямо в подъезде!» – с восторгом говорил мой сын. «Ну, молодец, Марьянка! – Радовался Санёк. – Я же говорил тебе – шлюха, сразу видно. Ну и как она тебе, рассказывай? Как вообще самочувствие? Ты ж теперь настоящий мужик!» (Закрывает глаза, несколько мгновений не шевелится. Открывает глаза.) И мой сын ответил: «У всех баб между ног одно и то же. И все они просто хотящие суки. Ты был прав: когда поймёшь это, становится проще жить…» (Пауза.) Ужасно слышать, как такое произносит твой сын… Я прикрыла дверь и пообещала сама себе, что больше никогда не буду подслушивать разговоры Олега. (Долго смотрит на сына.) Есть вещи, которые матери не должны знать о своих сыновьях. И если я узнала лишнее, я постаралась сделать вид, что забыла об этом, сама для себя. Главное, что мой мальчик снова стал весёлым, он снова радовался жизни, и я успокоилась. Он стал даже веселее чем раньше. Постоянно шутил и, кажется, стал относиться к жизни легче. Словно избавился, наконец, от проклятия этих чёртовых рыб… А через неделю, без всякой причины, перерезал себе вены.

Пауза.

Зачем ты это сделал, сынок?

Подходит к Сыну, встаёт перед ним на колени. Сын смотрит мимо Матери. Обнимает Сына, кладёт голову ему на колени.

М а т ь (очень тихо). Зачем?.. Зачем?.. (Поднимает голову, пытается заглянуть Сыну в глаза, но он смотрит сквозь неё. Громче.) Зачем ты сделал это? (Неожиданно начинает кричать.) Зачем? Зачем? Зачем? Зачем ты сделал это? Зачем? Зачем?

Начинает трясти сына за плечи, за белую одежду и вдруг изо всех сил сжимает в объятиях. Потом снова трясёт и снова обнимает. Её выкрики становятся нечленораздельными, переходят в вой. Доктор быстро подходит к двери.

Д о к т о р (кричит в открытую дверь спокойно, профессионально). Даша, реланиум, быстро.

Доктор пытается поднять Мать с пола, но Мать прижимается к Сыну изо всех сил, как будто пытается стать с ним одним целым. Сын никак не реагирует на происходящее.

Вбегает М е д с е с т р а, в её руке шприц. Медсестра делает Матери укол. Вдвоём с Доктором им удаётся оторвать Мать от стула, на котором сидит мальчик и усадить на диван. Мать начинает дышать ровнее. Доктор и Медсестра отпускают её. Медсестра отходит в сторону, но не выходит из кабинета. Доктор стоит рядом с Матерью, внимательно на неё смотрит.

М а т ь (медленно, очень устало). Врач сказал мне потом, что Олег разрезал себе руку до самых костей. Он сделал это тем ножичком, который всегда носил с собой. Это ведь очень больно – резать себя ножом. И очень страшно. А он просто наполнил ванну тёплой водой. Надел плавки. Он думал о том, в каком виде я его найду. А потом он лёг в воду. И вскрыл вены. (Пауза.) С тех пор я всё думаю: как же больно стало жить моему мальчику, раз он выбрал для себя такую смерть.

Мать смотрит в пол. Сын впервые за всё время медленно поворачивает голову в сторону Матери и смотрит прямо на неё.

Д о к т о р (Медсестре). Даша, отведите её.

Медсестра подходит к Матери, поднимает её на ноги. Снимает с неё халат, под которым оказывается больничная сорочка, бросает халат на диван. Поддерживая обеими руками, ведёт Мать, которая едва передвигает ноги, к двери.

М е д с е с т р а и М а т ь выходят. Сын всё это время не отрываясь смотрит на Мать, но Мать не видит его взгляда.

Сын медленно опускает голову, смотрит в пол.

Доктор садится за стол, некоторое время смотрит на стул, на котором сидит Сын. Берёт мобильный телефон, нажимает вызов.

Вадим, Вадим, всё, я уже собираюсь и выезжаю. Я буду вовремя. Не волнуйся, всё будет в порядке. Всё… всё, скоро увидимся.

Отключает связь, что-то вписывает в историю болезни, перелистывает несколько страниц. Он полностью погружён в свои мысли.

Дверь открывается, входит М е д с е с т р а.

М е д с е с т р а. Валентин Петрович… Уже пять, вы просили напомнить…

Д о к т о р (думая о своём). Да, да… Спасибо… Я собираюсь. (Закрывает историю болезни, начинает собираться.) Договорился встретиться с сыном. Подростки… После развода первое время, когда он звонил, я всегда радовался. А теперь сердце замирает – раз звонит, значит что-то случилось. Обязательно что-то случилось. Рубцову отвела, всё нормально?

М е д с е с т р а. Отвела в палату, уложила. Проспит несколько часов. (Поднимает халат Рубцовой.) Это ж надо же… Бедная. Обнаружить своего сына… Вот так…

Д о к т о р. Он был ещё жив, когда она пришла домой. Она сама вызвала Скорую. Парнишка умер в больнице от потери крови, не приходя в сознание. А её оттуда сразу к нам.

М е д с е с т р а. Мне девочки рассказали, я же первый день после отпуска.

Д о к т о р. Да, её доставили два дня назад.

М е д с е с т р а. А из-за чего он? Она не говорила? Может записку оставил?

Д о к т о р. Записки не было, так что уже не узнаем. Первая любовь, юношеский максимализм…

М е д с е с т р а. Из-за любви что ли? Глупо-то как.

Д о к т о р. В шестнадцать лет им кажется, они уже всё знают о жизни. И они уходят. Без сожаления. Без страха.

М е д с е с т р а. Они просто ещё не понимают, что смерть – это навсегда.

Д о к т о р. А вот Рубцова убедила себя в том, что её сына спасли, и он проходит у нас психологическую реабилитацию. Он всегда сидит здесь. (Показывает на мальчика.) На этом стуле. Она его видит.

М е д с е с т р а. Прямо как в кино. Даже немного жутко.

Д о к т о р. В таких ситуациях иногда включается защитный механизм: пациент не может смириться с произошедшей трагедией и спасается в собственной иллюзии. Так что никакой мистики. Чистая психиатрия – истерическое патологическое фантазирование. Ну ладно, как говорится, забыли. Значит, тебе понравилось в Испании.

М е д с е с т р а. Ой, не то слово, с Турцией просто не сравнить – совсем другой мир, совсем другое море. Так жалко, что всё закончилось…

Доктор идёт к выходу, открывает дверь, М е д с е с т р а выходит. Доктор щёлкает выключателем. Кабинет погружается в темноту, только луч света, идущего сверху, высвечивает Сына. Д о к т о р выходит, закрывает дверь, слышно, как он запирает её на ключ.

Мальчик сидит не шевелясь. Потом медленно поднимает голову, смотрит в зал. Медленно встаёт со стула, в луче света, делает несколько шагов вперёд. Останавливается. Стоит неподвижно, смотрит прямо перед собой. Поворачивается спиной к залу и так же медленно идёт назад. Но свет не следует за ним, луч продолжает светить в ту точку, где мальчика уже нет. Мальчик снова садится на свой стул. Луч света медленно гаснет.

З а н а в е с

История вторая

12 Следующая ⇒

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных