Хоть ландыши ее в гербарии сорви.

Как странно в этом мире, право:

Друзей – хоть тысячу имей,

Подружек верных – целую ораву,

Любимых – больш одной не смей.

И нужно целый век душе томиться,

Срывая скудные со всех дерев плоды, –

Хоть хорошо, что не кислицы, -

С давно увьядшей дивной красоты.

И только ты, мой стих заветный,

Отдушиной еще послужишь мне

В трясине жизни мрачной, бедной

При тюлем занавешенном окне.

LXXXIII

Лишь сердце напоив нектаром

Весны раздольной и любви,

Сказать всяк может, что не даром

Он проживает в мире дни свои.

И я готов опять влюбиться, -

В какой уже не знаю раз, -

Чтоб в этом мире раствориться,

А не в каких-то там иных мирах.

Пусть грешен он, несовершенен,

Блудлив, как мартовский тот кот,

А всё же весь своим движеньем

Несет куда-то мимо воли нас вперед.

В том диком хаосе, неразберихе,

Что вокруг нас во всю царит,

Есть две стези: быть или психом,

Иль женщин необузданно любить.

LXXXIV

LXXXV

Весной, когда расцветает сирень,

И небо лазурным атласом блестит,

Находит такая приятная лень,

Что даже любовью себя не спасти.

Вдыхая прохладную свежесть весны,

В каком-то экстазе чудесном плыву,

И вижу знакомые старые сны –

Всё то, что со мною было наяву.

Проносятся грозы, как т`абун коней –

Вот, кажется, сердце растопчут мое;

Но это уже достояние сгинувших дней,

Из жизни ушедших совсем в забытье.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: