Странности сановника.

Из-за контузии в голову Князь и кавалер Григорий Семёнович Волконский отличался некоторыми странностями в поведении.

Историк Ф. И. Лобысевич в статье “Главные начальники Оренбургского края” рассказывает, что Князь “был большой чудак, постоянно ходил в халате с надетыми на него орденами и в таком костюме даже прогуливался по улицам, сопровождаемый толпами мальчишек. Когда Князь выходил из дому посидеть на крыльцо, то любимым его занятием было останавливать женщин и любезничать с ними. Получив из Санкт-Петербурга бумаги, Князь Волконский прежде всего распечатывал Царские Указы, благоговейно крестился, целовал подпись, но не читая, клал их за образ в своём кабинете. Когда же являлся правитель канцелярии, который собственно управлял краем, то, отдавая ему Указы, приговаривал: “дать надлежащий ход.

Бумаги Князь подписывал, не читая, и только спрашивал правителя канцелярии: “Ты читал, что здесь написано?” - “Читал, Ваше сиятельство”. - “Побожись”. Правитель божился, что читал, и тогда его сиятельство изволил подписывать всё, что ему ни подавали”.

По воспоминаниям генерал-майора И. В. Чернова (1825-1902), в 1847-1857 гг. столоначальника, а затем управляющего отделением иррегулярных войск канцелярии генерал-губернатора в Оренбурге, позже генерал-майора Оренбургского казачьего войска, Князь Волконский, проходя по улицам, иногда бросал медные деньги в народ, особенно в большие праздники.

Такой странный и причудливый образ жизни, конечно, был известен в Санкт-Петербурге, и говорили, что Князя не раз вызывали в столицу, но тот прямо отвечал, что не поедет, потому что тотчас же по приезде умрёт в тамошнем климате.

Вместе с тем И. В. Чернов опровергает утверждение Лобысевича о том, что Князь Григорий Семенович Волконский плохо управлял краем. В своих “Записках” он пишет, что Князь хорошим был администратором, но в последние годы своего правления занимался исключительно важными делами. Кроме того, без его ведома невозможно было делать никаких указаний.

Характеризуя время правления в крае Князя Волконского, Чернов приводит воспоминания современников оренбургского военного губернатора:

“Князь Волконский устраивал вечера для танцев, на которые приглашал жён и дочерей казачьих офицеров в их казачьих нарядах: девицы в жемчужных лентах или повязках, а замужние в кокошниках. Он был последний губернатор, к которому на вечера приглашались казаки. Военный губернатор Волконский давал народные увеселения для всего населения, особенно в исключительных случаях. Вечера отличались своею затейливою программою: фейерверки, ракеты, разноцветные огни в виде каскадов. Особенно блистательные праздники были во время приезда к нему жены с семьёй из Петербурга”.

В оренбургском доме Волконского было много клеток с птицами, подаренными ему: канарейками, соловьями и др.

Библиограф, редактор и литературовед-пушкинист Борис Львович Модзалевский (1874-1928), генеалог, историк русской литературы, публикатор и комментатор сочиненинй Александра Сергеевича Пушкина (1799-1837), член-кореспондент Российской академии наук (1918) и Академии наук СССР (1925), один из создателей Пушкинского дома писал о Князе Григории Семёновиче Волконском:

“Старик был характера мягкого, добродушного, поэт в душе, страстный меломан… и знакомил оренбургских обывателей с творениями Марчелло, Палестрины, Перголеза, Страделла и др., а также с польской Козловского, русской Бортнянского. Волконскому всякая практика жизни была чужда. Он, кроме того, был со странностями, и здесь сказывалось влияние раны в голову, полученной при взятии Мачина. В семье было предание, что однажды он своего старшего сына Николая ударил по щеке. Сын ушёл и заперся в своей комнате. Через несколько минут раскаявшийся отец стучится в дверь, но сын не отворяет. Тогда слышится голос: “Отопри, я стал на колени”. Сын отворяет дверь, - и оба, отец и сын, стоят на пороге друг перед другом коленопреклонённые”.

С годами странности увеличились.

В книге писательницы и идеолога русского католического движения Княгини Елизаветы Григорьевны Волконской (1838-1897) “Род князей Волконских” упоминается о том, как Князь Григорий Семёнович Волконский в Санкт-Петербурге в карете цугом выезжал на базар и сам закупал провизию; сзади кареты, по бокам от ливрейных лакеев, висели гуси и окорока, которые он раздавал бедным. Будучи чрезвычайно богомольным (на портрете художника Владимира Лукича Боровиковского (1757-1825) Князь изображён с руками, положенными на Библию), он иногда останавливал свою карету, выходил и, посреди улицы становясь на колени, творил молитву. Непомерно употреблял одеколон…

Ещё одна причина чудачеств Князя Волконского – это подражание Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому, память к которому он благоговейно хранил всю жизнь. Как и Суворов, считавший прусскую военную форму уродливой, он не хотел носить косы и букли, чем навлек на себя гнев Императора Павла I Петровича.

Историк Граф Модест Андреевич Корф (1800-1876), почетный член Императорской Петербургской академии наук (1852) в своих “Записках” называет Князя Волконского “человеком известным в своём роде; ездя по Петербургским улицам без мундира или сюртука, в одном комзоле и с непокрытою головою, он заходил на пути в каждую церковь, прикладывался к иконам и вообще старался подделываться во внешних приёмах под все причуды и странности Суворова”.

Как и Суворов, оренбургский губернатор любил холод. Так, А. И. Второв писал, что Волконский “зимой и летом ежедневно обливался холодной водой, ходил часто по улицам без верхнего платья и говорил “Суворов не умер. Он во мне!”.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: