ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
6 страница. – Но оно не обернулось ничем– Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! Еще тычок. – Я правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя. – А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя. Вот так сюрприз. Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил: – Прости меня, Деб. – А потом, как неунывающая Полианна,[17]которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: – Но по крайней мере там был рефрижератор. Она моргнула. – Там был грузовик? – Ох, Деб, они тебе не рассказали? Тычок. – Черт возьми, Декстер! – зашипела она. – Так что же грузовик? – Был грузовик, – произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией, и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. – Он сидел за рулем фургона-рефрижератора. Когда бросил мне голову. Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза. – Иди ты… – наконец смогла сказать она. – Как скажешь. – Господи Иисусе… – произнесла Дебора, глядя в пространство и, очевидно, видя свое повышение по службе, проплывающее где-то у меня над головой. Она скорее всего собиралась продолжить, если бы в этот момент Эйнджел – не родственник – не подал голос, перебивший гул, висящий над Ареной. – Детектив? – крикнул он, вертя головой в поисках Л а Гэрты. Голос звучал странно, словно в беспамятстве, как вскрик полузадушенного человека, не привыкшего громко говорить на людях. В помещении сразу же стало тихо. В интонации были одновременно и шок, и триумф: я нашел что-то важное, но – о Господи! Все глаза повернулись в сторону Эйнджела, а он показывал вниз, на сидящего на корточках лысого мужчину, который медленно и осторожно что-то вынимал из верхнего пакета. Мужчина наконец вытащил эту штуку из пакета, неловко держа, уронил, и она покатилась по льду. Он потянулся за ней, поскользнулся и поехал по льду вслед за поблескивающей штуковиной, пока их обоих не прибило к борту. Трясущейся рукой Эйнджел дотянутся до нее, схватил и поднял, чтобы всем нам было видно. Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как всеподавляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало. Это было зеркало заднего вида с грузовика.
Глава 11
Огромное одеяло оглушительной тишины висело над Ареной всего мгновение. Затем гул голосов приобрел новый оттенок – люди старались увидеть, объяснить, обсудить. Зеркало. Что, черт возьми, это означает? Хороший вопрос. Несмотря на то, что такой поворот событий очень тронул меня, никаких спонтанных теорий о том, каково его значение, у меня не появилось. Так иногда бывает в большом искусстве. Оно воздействует на тебя, а ты не можешь объяснить как. Глубокий символизм? Тайное послание? Мучительная мольба о помощи и понимании? Невозможно ответить – впрочем, для меня и вовсе не первостепенно. Я хотел надышаться всем этим. Пусть другие беспокоятся, как зеркало оказалось здесь. В конце концов, могло просто выпасть, и он решил выбросить его в первый подвернувшийся мешок для мусора. Нет, невозможно, конечно, нет. Зеркало оказалось здесь по какой-то очень важной причине. Для него эти мешки – не мусорные. Как он только что элегантно доказал хоккейным представлением, способ преподнесения – важная часть того, что он делает. Он не допустит обыденности ни в одной детали. Что же означает зеркало? Все сходится на том, что, как бы ни импровизировал убийца, зеркало к фрагментам тела он приложил совершенно намеренно. Более того, где-то между лопаток у меня появилось ощущение, что это очень точное и очень личное послание. Мне? Если не мне, то кому? Остальная часть действия обращена к миру в целом: «Смотрите, кто я есть! Смотрите, кто мы все есть. Смотрите, что я делаю». Зеркало от грузовика не вписывается в программное заявление. Сегментирование тела, дренирование крови – это необходимо и элегантно. Но зеркало – причем, если окажется, что оно от того фургона, который я преследовал, – другое дело. Элегантно – да; но что оно добавляет к общей картине? Ничего. Зеркало вложено с какой-то другой целью, и цель эта должна иметь новую и совершенно другую мотивацию. Я почти чувствовал электрический заряд мысли, пронизывающий меня. Если зеркало с грузовика, то предназначаться оно может только мне. Но что оно означает? – На кой черт оно здесь? – спросила Деб. – Зеркало. Зачем? – Не знаю, – ответил я, все еще ощущая в себе пульсирующую энергию. – Тем не менее, поспорю с тобой на ужин с крабами у Джо, что оно с того фургона-рефрижератора. – Не спорь, – сказала она. – По крайней мере, оно решает один важный вопрос. Пораженный, я смотрел на Деб. Она – правда, что ли, интуитивно – нашла то, что пропустил я? – Что за вопрос, сестричка? Она кивнула на кучку копов управленческого уровня, пререкающихся на краю поля. – Юрисдикция. На сей раз она наша. Пошли. На поверхности детектив Ла Гэрта не выглядела впечатленной этим новым вещественным доказательством. Возможно, она хотела скрыть глубокое беспокойство, вызванное символизмом зеркала и всем, что с ним может быть связано, за тщательно возведенным фасадом безразличия. Или так, или она действительно непробиваема, как бетонная стена. Она все еще стояла с Доуксом. К его чести, он выглядел обеспокоенным, но, может быть, его лицо просто устало от вечно злобного взгляда и решило примерить что-то новое. – Морган, – обратилась Ла Гэрта к Деб. – Я не узнала вас в одежде. – Полагаю, иногда можно не заметить массу очевидного, детектив, – ответила Дебора, прежде чем я смог остановить ее. – Точно, – парировала Ла Гэрта. – Именно поэтому некоторые из нас никогда не становятся детективами. Полная и бескровная победа. Ла Гэрта, даже не дождавшись, пока пуля долетит до цели, отвернулась от Деб и заговорила с Доуксом: – Выясните, у кого есть ключи от Арены. Кто может зайти сюда в любое время. – Ага, – произнес Доукс. – Проверить все замки, не взломаны ли? – Нет. – Ла Гэрта довольно мило нахмурилась. – У нас теперь есть свой контакт со льдом. – Она взглянула на Дебору. – Этот рефрижератор только путает нам карты. – Снова Доуксу. – Ткани должны были повредить здесь, на льду. Поэтому убийца как-то связан со льдом в этом здании. – Она в последний раз посмотрела на Дебору. – А не с грузовиком. – Ага, – произнес Доукс. Голос его прозвучал неуверенно, однако дело ведет не он. Ла Гэрта перевела взгляд на меня. – Думаю, ты можешь ехать домой, Декстер. Я знаю, где ты живешь, если вдруг понадобишься. По крайней мере хоть не подмигнула. Дебора проводила меня до больших двойных дверей Арены. – Если так пойдет дальше, через год я буду регулировщиком, – продолжала ворчать она. – Ерунда, Деб, максимум на пару месяцев. – Спасибо. – Нет, правда. Ты не должна так явно ее провоцировать. Видела, как это делает сержант Доукс? Ради Бога, действуй потоньше. – Потоньше! – Она резко затормозила и схватила меня за грудки. – Послушай, Декстер. Это ведь никакая не игра. – А вот нет, Деб. Игра, да еще какая. Политическая игра. А ты не играешь в нее как следует. – Я ни во что не играю! – зарычала она. – На карте человеческие жизни. На свободе гуляет мясник, и он останется на свободе, пока здесь распоряжается эта слабоумная Ла Гэрта. Я подавил в себе всплеск надежды. – Вполне вероятно… – Так оно и есть, – настаивала Дебора. – Но, Дебора, ты ничего не сможешь изменить, если сошлешь себя регулировать движение в Коконат-Гроув. – Ты прав. Если только не найду убийцу. Ну вот, приехали. У некоторых просто отсутствует представление о том, как устроен мир. А так она очень не глупа, правда. Просто унаследовала у Гарри всю его земную прямоту, его прямолинейность в решении проблем, только вот забыла прихватить немного мудрости. У Гарри туповатость применялась, когда надо было решить какой-нибудь дерьмовый вопрос. У Деборы это был способ притвориться, что такового не существует. До моей машины меня подвез один из патрулей. Потом я ехал домой, представляя, что оставил голову у себя, тщательно завернул в салфетку, положил на заднее сиденье и вот везу домой. Ужасно и глупо, согласен. В первый раз я понял этих грустных людей, чаще всего шрайнеров,[18]которые ласкают женские туфли или носят с собой грязное белье. Жуткое чувство, мне захотелось принять душ, наверное, так же сильно, как хотелось бы погладить эту голову. Только вот у меня ее не было. Делать нечего, пора домой. Я ехал медленно, на несколько миль в час ниже разрешенной скорости. В Майами это как повесить на спину плакат «Вмажь мне!». Конечно, мне никто не вмазал, для этого им пришлось бы замедлить ход. Мне гудели семь раз, восемь раз показали средний палец, и пять машин просто объехали меня – кто по тротуару, кто по встречной. Впрочем, сегодня даже высокая энергетика этих водителей не смогла поднять мне настроение. Я был смертельно утомлен и потрясен, мне нужно подумать, забыть гулкое эхо Арены и тупую болтовню Ла Гэрты. Медленная езда дала мне возможность поразмыслить, разобраться в значении всего произошедшего за день. И выяснилось, что одна глупая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям об убийце, выкатившейся на дорогу голове, засунутому в мешок зеркалу и восхитительно сухим фрагментам тела. Если бы это был я… Например: «Если бы это был я, что бы я хотел сказать этим зеркалом?» или «Если бы это был я, что бы я сделал с грузовиком?» Конечно, это могло бы показаться завистью, что плохо для души, но поскольку души у меня нет, значит, нет и проблемы. Если бы это был я, я бы бросил грузовик в укромном месте неподалеку от Арены. Потом очень быстро убрался бы оттуда – на припрятанном где-то рядом автомобиле? На угнанном? Зависит от обстоятельств. Если бы это был я, оставить части тела на Арене было запланировано заранее, или так вышло в результате гонки по дамбе? Нелогично. Он не мог предугадать, что кто-то погонится за ним в сторону Норт-Бэй-Виллидж, разве не так? Но почему тогда у него была готовая для броска голова? И почему все остальное он отвез на Арену? Странный выбор. Да, там полно льда, а холод – это только хорошо. Вот только огромное гулкое пространство совершенно не подходит для такого рода интимных моментов – если бы это был я. Арена – ужасная, настежь открытая опустошенность, не может быть проводником настоящего творчества. Забавно побывать, но не здесь студия настоящего художника. Свалка, а не рабочее место. Просто не соответствует ощущениям. Конечно, если бы это был я. Итак, Арена – смелый бросок на неизведанную территорию. Такой ход должен разозлить полицию и скорее всего направить ее в ложном направлении. Если там, само собой, еще понимают, что такое ложное направление, в чем я все больше сомневаюсь. И – чтобы покончить с зеркалом: если я прав насчет причин выбора Арены, тогда зеркало – дополнительный атрибут, отражающий эти причины. Оно может служить связующим звеном, комментарием ко всему, что произошло, включая оставленную отдельно голову. Заявлением, объединяющим все нити, связывающим их в аккуратные узлы, подобно фрагментам тела в пластиковых мешках. Заявлением, элегантно подчеркивающим основную работу. Итак, как бы звучало заявление, если бы это был я? Я тебя вижу. Ну хорошо. Конечно, именно так. Я тебя вижу. Я знаю, что ты идешь за мной, и я слежу за тобой. Только я намного впереди, контролирую твой курс, устанавливаю скорость и наблюдаю, как ты следишь за мной. Я тебя вижу. Я знаю, кто ты такой, где ты, а все, что ты знаешь обо мне, – это то, что я наблюдаю за тобой. Я вижу тебя. Звучит логично. Только почему же мне не становится легче? Дальше, что из этого я могу рассказать дорогой моей бедняжке Деборе? Дело принимает слишком личный оборот, приходится напрягаться, чтобы не забыть, что в нем существует еще и публичная сторона, и сторона эта важна для моей сестры и ее карьеры. Если у меня достаточно ума, чтобы слышать и реагировать, я не скажу ни ей, ни кому бы то ни было, что, по-моему, убийца пытается мне объяснить. А остальное? Должен ли я что-нибудь рассказать ей и хочу ли? Все, перебор. Нужно поспать, иначе всего этого не рассортировать. Я чуть не плакал, когда забрался в постель. Не стал сопротивляться сну, который наступил мгновенно, и я провалился в темноту. Проспал почти два с половиной часа, пока меня не разбудил телефонный звонок. – Это я, – сказал голос на другом конце. – Конечно, ты. И это, конечно, была Дебора. – Я нашла рефрижератор. – Что ж, поздравляю, Деб. Очень хорошая новость. На другом конце провода наступила долгая тишина. – Деб? – произнес я наконец. – Это ведь хорошая новость, правда? – Нет, – ответила она. Потребность во сне все еще ухала в моей голове, как выбивалка по циновке, хотя я и старался сконцентрироваться. – Э-э… Дебора, что ты… что случилось? – Я опознала ее. Абсолютно точно. Фотографии, части тела и все такое. И, как образцовый скаут, все рассказала этой сучке. – И она тебе не поверила? – спросил я скептически. – Может быть, и поверила. Я старался открыть глаза, но они упрямо закрывались, и я сдался. – Извини, Деб, кто-то из нас недоговаривает. – Я пыталась объяснить ей, – очень тихим, усталым голосом произнесла Дебора, и у меня возникло ужасное чувство, как будто лодка тонет, а вычерпывать воду нечем. – Я все ей рассказала. Я даже была вежливой. – Очень хорошо. И что же сказала она? – Ничего. – Совсем ничего? – Совсем ничего, – повторила Деб. – Кроме обычного «спасибо», типа того, которое говоришь парню в гостинице, который отгоняет твою машину на стоянку. Потом она улыбается мне своей милой улыбочкой и отворачивается. – Ну ладно, Деб, неужели ты действительно ожидала, что она… – А потом я узнаю, почему она так улыбается, – продолжала Деб. – Как будто я неумытая дурочка, а она наконец-то решила, где меня можно запереть. – О нет. Ты имеешь в виду, что тебя сняли с дела? – Мы все сняты с дела, Декстер. – Она сказала это таким же усталым голосом, как и мой. – Ла Гэрта произвела арест. На линии наступило еще более продолжительное молчание, внезапно я понял, что голова совершенно перестала работать, но по крайней мере я полностью проснулся. – Что? – Ла Гэрта кого-то арестовала. Какого-то парня, который работает на Арене. Она задержала его и уверена, что убийца – он. – Не может быть, – сказал я, хотя понимал, что вполне может. Ах ты, дурная сучка! Ла Гэрта, конечно, а не Деб. – Точно, Декстер. Только не пытайся объяснить это детективу Ла Гэрте. Она уверена, что взяла нужного парня. – Насколько уверена? – спросил я. Голова пошла кругом, меня даже затошнило, сам не понимаю почему. – Через час она дает пресс-конференцию, – фыркнула Деб. – Она уверена, что все очень хорошо. Биение пульса в голове стало слишком громким. Ла Гэрта произвела арест? Кто же это? Кого она могла зацепить? Неужели она вправду способна игнорировать все улики, запах и манеру убийств? Арестовала кого-то? Не существует никого, кто бы творил то же, что этот убийца, – и продолжает творить, – и который позволил бы такой бородавке, как Ла Гэрта, поймать себя. Могу на жизнь поспорить. – Нет, Дебора, – сказал я. – Нет. Невозможно. Она взяла не того парня. Дебора рассмеялась смехом полицейского, которому все осточертело. – Да. Я это знаю. Ты знаешь. А она не знает. А хочешь, я тебя развеселю? Даже он не знает. Тут уже я перестал понимать. – О ком ты говоришь, Деб? Кто не знает? Она повторила свой жуткий смешок. – Парень, которого она арестовала. Вполне возможно, что он так же сбит с толку, как и Ла Гэрта, Деке. Потому что он признался. – Что? – Он признался, Декстер. Этот ублюдок признался.
Глава 12
Его звали Дэрилл Эрл Макхейл, и был он из тех, которых мы любим называть дважды неудачниками. Двенадцать лет из последних двадцати он провел в качестве гостя штата Флорида. Любезному сержанту Доуксу удалось откопать его имя в списках персонала Арены. При проверке компьютерной базы данных сотрудников, у которых зарегистрированы проявления жестокости или которые осуждались за уголовные преступления, фамилия Макхейла фигурировала дважды. Дэрилл Эрл Макхейл был пьяницей и драчуном. Время от времени он по мелочи грабил заправочные станции. Макхейл мог продержаться на работе с минимальной зарплатой не больше одного-двух месяцев. А потом в один прекрасный вечер в пятницу он закладывал за воротник несколько упаковок пива и решал, что он – сам Гнев Господень. Садился за руль и катался, пока не находил заправочную станцию, которая приводила его в бешенство. Размахивая оружием, врывался внутрь, забирал деньги и уезжал. После этого тратил весь свой увесистый улов из восьмидесяти – девяноста долларов на покупку еще нескольких упаковок пива, пока не начинал чувствовать, что просто обязан кого-нибудь поколотить. Дэрилл Эрл не был крупным человеком: тощий, ростом пять футов шесть дюймов. Поэтому, чтобы играть без риска, этим «кем-нибудь», как правило, оказывалась его собственная жена. Так оно и было, и, как ни странно, пару раз Макхейлу удавалось выйти сухим из воды. Потом однажды вечером он зашел слишком далеко, на целый месяц уложив жену в больницу. Она подала заявление, а так как у него уже была уголовная биография, ему пришлось поволноваться. Макхейл по-прежнему пил, но его явно крепко припугнули в Рэйфорде,[19]куда ненадолго поместили для выправления мозгов. Он получил работу вахтера в Арене и, как ни странно, держался за нее. Насколько известно, он уже целую вечность не бил жену. На долю нашего парня пришлось даже несколько мгновений славы, когда «Пантеры» играли на Кубок Стенли. В его обязанности входило выбегать на лед и убирать предметы, которые туда бросали фанаты. В тот год это стало его основной работой, так как всякий раз, когда «Пантеры» забивали гол, фанаты выбрасывали на лед три-четыре тысячи пластиковых крыс. Ему приходилось тащиться на лед и собирать их. Конечно, нудная работа. И вот однажды, вдохновленный несколькими глотками дешевого пойла, он поднял одну из таких пластиковых крыс и выдал нечто похожее на крысиный танец. Толпа это слопала и заорала «Еще!». И продолжала требовать всякий раз, когда Дэрилл Эрл выкатывался на лед. Дэрилл Эрл исполнял этот танец до конца сезона. Сегодня пластиковых крыс запретили. Даже если бы их наличие требовалось по федеральному законодательству, никто не стал бы их швырять на лед. «Пантеры» не забили ни одного гола с тех пор, как в Майами был честный мэр, то есть с прошлого века. Но Макхейл все еще показывался время от времени на играх, надеясь, что его последний тустеп попадет в телекамеру. На пресс-конференции Ла Гэрта отлично сыграла свою роль. В ее изложении дело звучало так, что воспоминания о том крошечном миге славы и привели Дэрилла Эрла на грань убийства. И конечно, учитывая пьянство и жестокое обращение с женщинами, он оказался превосходным подозреваемым в серии нелепых и жестоких убийств. А проститутки Майами могут спать спокойно: убийства прекратились. Под непреодолимым давлением глубокого и безжалостного следствия Дэрилл Эрл признался. Дело закрыто. Возвращайтесь к работе, девочки. И пресса проглотила такую лажу. Думаю, что на самом деле ее нельзя в этом винить. Ла Гэрта проделала мастерскую работу, представив необходимое количество фактов, расцвеченных глянцевыми умозаключениями, в которых желаемое выдавалось за действительное. Такое убедит почти любого. Ну и конечно, чтобы стать репортером, не надо сдавать тест на IQ. Но даже при таких условиях я всегда надеюсь хоть на какой-нибудь проблеск. И всегда разочаровываюсь. Может быть, ребенком я видел слишком много черно-белых фильмов. Я все еще считаю, что циничный, испитый репортер из крупной городской ежедневной газеты должен задавать неудобные вопросы и вынуждать следствие на тщательное повторное изучение улик. К сожалению, жизнь не всегда имитирует искусство. И на пресс-конференции Ла Гэрты роль Спенсера Трейси[20]играл комплект моделей-мужчин и моделей-женщин с безупречными прическами в легких тропических костюмах. Их проницательность свелась к вопросам: «Что вы почувствовали, когда нашли голову?» и «Можно нам сделать несколько снимков?» Один-единственный репортер, Ник-как-его-там из местного отделения телевидения Эн-би-си спросил детектива Ла Гэрту, уверена ли она в том, что убийца – Макхейл. Впрочем, когда она ответила, что подавляющее превосходство доказательной базы в этом деле однозначно указывает на то, что так оно и есть, и в любом случае признание признано убедительным, он отстал. Либо ответ его удовлетворил, либо слова оказались слишком длинными. Ну, значит, так. Дело закрыто, правосудие свершилось. Могучий механизм устрашающего аппарата борьбы с преступностью округа Метро одержал еще одну триумфальную победу над темными силами, осаждающими Наш Прекрасный Город Майами. Неплохое получилось шоу. Ла Гэрта раздала несколько очень нелицеприятных фото (анфас, профиль) Дэрилла Эрла вместе с новыми глянцевыми снимками себя любимой в процессе следствия – работа модного рекламного фотографа из Саут-Бич (две с половиной сотни долларов в час). Комплект выглядел восхитительно иронично: внешний вид опасности и летальной реальности – и такая разница. Потому что, насколько грубым и жестоким ни выглядел бы Дэрилл Эрл, настоящая угроза для общества – Ла Гэрта. Она отозвала собак, прекратила крики и плач, вернула людей спать в горящее здание. Неужели я единственный, кто видит, что Дэрилл Эрл Макхейл никак не может быть убийцей? Что в этих убийствах присутствует стиль и смысл, которые тупоголовый Макхейл не смог бы даже понять? Я никогда еще не был так одинок в восхищении настоящей работой настоящего убийцы. Казалось, сами фрагменты тела поют для меня, поют рапсодию бескровного чуда, которая зажигает мне сердце и заполняет сосуды хмельным чувством благоговейного трепета. Что, однако, никак не может воспрепятствовать моему рвению изловить настоящего убийцу, холодного и необузданного палача невинных, который, безусловно, должен предстать перед правосудием. Правильно, Декстер? Правильно? Алло! Я сидел у себя в квартире, тер опухшие со сна глаза и думал о только что увиденном шоу. Почти идеальная пресс-конференция, лучше бывает только с фуршетом и обнаженными девицами. Понятно, Ла Гэрта дернула за все ниточки, которые смогла найти, чтобы сделать из этой конференции самую крупную и сенсационную из когда-либо происходивших в нашем городе. И возможно, впервые за свою карьеру облизывания того, на что натягивают продукцию «Гуччи», Ла Гэрта действительно и искренне верит, что поймала того, кого нужно. Должна верить. Грустно, конечно. Она ведь думает, что в этот раз сделала все правильно. Ла Гэрта даже не предприняла никаких политических действий; по ее мнению, она проделала свою работу чисто, честно и открыто. Раскрыла преступление, пойдя своим путем, поймала плохого парня, поставила крест на убийствах. Честно заработанные аплодисменты за хорошую работу. И каким милым сюрпризом для нее окажется новое тело. Потому что я знаю – ни доли сомнения! – что убийца все еще здесь. Возможно, он смотрел пресс-конференцию по Седьмому каналу, каналу для знатоков кровавых дел. В настоящий момент он скорее всего слишком громко смеется, чтобы быть в состоянии взяться за нож, но это пройдет. А когда пройдет, то чувство юмора, несомненно, подскажет ему, как наилучшим образом прокомментировать ситуацию. Почему-то эта мысль не задавила меня страхом, отвращением и беспощадной решимостью остановить безумца, пока не поздно. Вместо этого я почувствовал легкий укол предвкушения. Ненормально, конечно, тем не менее от этого стало еще интереснее. Да, я хочу остановить убийцу, хочу, чтобы он предстал перед правосудием, да, конечно… но разве обязательно, чтобы это случилось так скоро? Однако нужно будет еще организовать небольшой обмен. Если уж я собираюсь внести свою маленькую лепту в поимку настоящего убийцы, я должен сделать так, чтобы одновременно произошло что-нибудь позитивное. И пока я об этом думал, зазвонил телефон. – Да, я видел, – произнес я в трубку. – Иисусе! – сказала Дебора на другом конце. – Я думала, меня стошнит. – Ну, я не буду вытирать твое воспаленное чело, сестричка. Есть работенка. – Иисусе! – повторила она. – Что за работенка? – Скажи, – спросил я, – ты попала в немилость, сестричка? – Я устала, Декстер. Выдохлась так, как в жизни еще не было. В чем дело, скажи по-английски. – Я спрашиваю, посадили ли тебя, как сказал бы отец, в собачью будку? Смешали ли в Департаменте твое имя с дерьмом? Подверглась ли твоя профессиональная репутация обливанию грязью, вредному воздействию, пятнанию, подкрашиванию, сомнению? – Типа истории с Эйнштейном и подножками Ла Гэрты? Моя профессиональная репутация – в полном дерьме, – проговорила она с такой горечью, которой я никогда не ожидал услышать от такой молодой девицы. – Хорошо. Очень важно, что тебе нечего терять. – Рада доставить удовольствие. Понимаешь, Декстер, если я скачусь еще ниже, то закончу, подавая кофе в отделе по работе с населением. Что мне делать, Декстер? Я закрыл глаза и откинулся в кресле. – Ты официально заявишь – капитану и вообще в Департаменте, – что уверена: Дэрилл Эрл не тот человек, и вскоре должно произойти новое убийство. Ты представишь пару неотразимых доказательств своей правоты и на некоторое время станешь посмешищем для всего Майами-Метро. – Я уже посмешище, подумаешь, большое дело, – сказала она. – Но у тебя-то есть причины так считать? Я покачал головой. Иногда мне трудно поверить, что она так наивна. – Дорогая моя сестрица, ты же на самом деле не веришь, что Дэрилл Эрл виновен? Деб не ответила. Я слышал, как она дышит, и подумал, что она, наверное, тоже устала – каждой клеточкой тела, как и я сам. Единственное, чего у нее нет, так это энергии, которую мне дает уверенность в том, что я прав. – Деб? – повторил я. – Парень признался, Декстер, – проговорила она наконец, и в ее голосе я услышал полное изнеможение. – Я не… Я была не права, даже когда… То есть… Но он признался. Разве это… это… Черт! Может, оставить все как есть, Деке? – О ты, неверующий, – продекламировал я. – Она взяла не того парня, Дебора. А ты сейчас собираешься переписывать политику. – А что делать? – Дэрилл Эрл Макхейл – не тот. Абсолютно никаких сомнений. – Даже если ты прав, что с того? – спросила она. Теперь настала моя очередь моргать и удивляться. – Прошу прощения? – Ну, смотри, если я – убийца, почему бы мне не сообразить, что я уже не на крючке, так? С арестом этого парня горячим уже не пахнет, понимаешь? Почему бы мне просто не остановиться? Или перебраться в другое место и снова начать там? – Невозможно, – ответил я. – Ты не представляешь, как думает этот парень. – Ну да, не представляю. А откуда ты знаешь? Я предпочел проигнорировать вопрос. – Он останется именно здесь, и он собирается убивать снова. Он должен показать всем нам, что думает о нас. – И что же? – Ничего хорошего, – признал я. – Мы сделали глупость, арестовав явного придурка. Смешно. – Ха-ха, – произнесла Деб без особого веселья. – Но мы еще и оскорбили его. Признание за всю его работу мы подарили узколобой и тупой Деревенщине. То же самое, что сказать Джексону Поллоку,[21]что твой шестилетка-сын может нарисовать так же. – Джексон Поллок? Художник? Декстер, этот парень – мясник! – По-своему, Дебора, он художник. И думает о себе именно так. – О, ради Бога! Глупее этого… – Поверь мне, Деб. – Конечно, я тебе верю. С чего мне тебе не верить? Итак, у нас есть гневно изумленный художник, который никуда не собирается уезжать, правильно? – Правильно. Он должен сделать это снова, и сделает у нас прямо под носом, и, возможно, на сей раз – немного больше. – Ты имеешь в виду, что он собирается убить толстую проститутку? – Больше по масштабу, Дебора. Крупнее по концепции. Больше брызг. – О! Больше брызг. Точно. Как в миксере. – Ставки выросли, Деб. Мы оттолкнули его, оскорбили, и в следующем убийстве это будет отражено. – Ну-ну. И как же? – Пока не знаю, – признался я. – Но ты уверен. – Точно, – ответил я. – Шикарно, – сказала она. – Теперь я знаю, к чему готовиться.
Глава 13
Когда я на следующий день после работы открыл свою входную дверь, я знал: что-то не так. Кто-то побывал в моей квартире. Дверь не взломана, окна не выставлены, не видно никаких следов вандализма, но я знал. Называйте это шестым чувством или еще как хотите. Кто-то здесь побывал. Может быть, я унюхал феромоны, которые незваный гость оставил в молекулах моего воздуха. Возможно, потревожили ауру моего жилища. Не важно, как я узнал. Узнал, и все. Кто-то посетил мою квартиру, пока я был на работе. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|