КНИГА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 3 страница

...Опускающуюся дверь⁶⁵, с помощью машин поднятую вверх на некотором расстоянии от городских ворот, они вдруг опустили и заперли ворота, захваченных таким образом людей распяли перед городской стеной (Свида).

34. Сципион в Иберии....В Иберии римский военачальник Публий⁶⁶, как о том было рассказано раньше, во время зимовки в Тарраконе приобрел дружбу и доверие жителей Иберии тем, что возвратил заложников семействам их. Помощником ему в этом деле взялся быть по счастливой случайности⁶⁷ владыка эдетанов⁶⁸ Эдекон. При первом известии о падении Карфагена и о том, что жена его и сыновья в руках Публия, Эдекон тотчас предусмотрел отпадение иберов и пожелал стать во главе этого движения, в том расчете главным образом, что Публий возвратит ему тогда жену и детей и будет смотреть на переход его к римлянам как на добровольный, а не вынужденный обстоятельствами. Так действительно и случилось. Поэтому лишь только войска были отпущены на зимние стоянки, Эдекон с родственниками и друзьями явился в Тарракон. В последовавшей затем беседе с Публием он сказал, что благодарит богов больше всего за то, что он первый из туземных владык явился к нему. В то время, как прочие владыки, говорил он, все еще поддерживают сношения с карфагенянами и на них обращают свои взоры, хотя руки простирают к римлянам, он пришел сюда с тем, чтобы не только себя, но и друзей своих и родственников отдать под защиту римлян. Поэтому если, продолжал Эдекон, Публий признает его своим другом и союзником, он окажет ему важную услугу в настоящем и не менее важную в будущем. Так, лишь только иберы увидят, что он сделался другом Рима и что просьба его исполнена, они все тотчас явятся сюда с тем же решением, будут стараться получить обратно своих родственников и вступить в союз с римлянами. Что касается будущего, то в благодарность за столь высокую честь и милость они будут усердными пособниками в дальнейших его предприятиях. Поэтому Эдекон просил Публия возвратить ему жену и детей, признать его другом римлян и отпустить обратно домой, тогда он воспользуется первым удобным случаем, чтобы доказать по мере возможности преданность свою и друзей своих как самому Публию, так и государству римлян. На этом Эдекон кончил свою речь.

35. Публий и сам давно уже расположен был к такой милости, ему самому приходили в голову мысли, подобные тем, какие высказал Эдекон, и потому он возвратил жену и детей и заключил с ним дружбу. Во время этого посещения Публий приложил все старания к тому, чтобы расположить к себе ибера, а родственникам его внушить самые светлые надежды на будущее, и затем отпустил их детей. Когда об этом разнеслась молва, иберы, живущие по сю сторону * реки Ибера и раньше не питавшие дружбы к римлянам, все как один перешли на сторону римлян. Таким образом, все шло прекрасно, как того желал Публий. По удалении Эдекона и его товарищей он распустил морские войска, не опасаясь более неприязненных действий на море, выбрал из матросов пригодных для военной службы людей, распределил их по манипулам и этим способом усилил сухопутное войско. Между тем Андобал и Мандоний⁶⁹, сильнейшие в то время владыки в Иберии, почитавшиеся истинными друзьями карфагенян, давно уже таили в себе злобу и выжидали только удобного случая с того самого времени, как Гасдрубал⁷⁰ под предлогом недоверия потребовал от них большую сумму денег и взял в заложницы их жен и дочерей, о чем рассказано нами выше. Полагая, что настало время действовать, они ночью со своими войсками удалились из карфагенского лагеря в местность гористую, в которой им нечего было бояться. Тогда и большинство остальных иберов, давно уже тяготившихся высокомерием карфагенян, покинули Гасдрубала; они воспользовались первым удобным случаем, чтобы проявить свои истинные чувства.

36. Много уже было подобных случаев. И в самом деле, мы часто повторяли, что, если трудно вести с успехом сражение и одолеть врага в войне, то требуется гораздо больше умения и осторожности для того, чтобы надлежаще воспользоваться победою. Вот почему гораздо больше найдется победоносных полководцев, чем таких вождей, которые умели бы пользоваться победой. Так случилось теперь и с карфагенянами. После победы над римскими войсками и по умерщвлении обоих римских полководцев, Публия и Гнея, они вообразили, что господство их над Иберией обеспечено нерушимо, и стали высокомерно обращаться с туземцами, благодаря чему приобрели в покоренных народах не друзей и союзников, но врагов. Иначе и быть не могло. Карфагеняне думали, что одни средства нужно употреблять для приобретения власти, другие для сохранения ее за собою, и не понимали того, что завоеватели надежнее всего удерживают за собою власть в том случае, если остаются неизменно верными тем самым правилам поведения, коими они раньше приобрели власть. Между тем многочисленные случаи подтверждают очевидную для каждого истину, что люди достигают господства добрым обращением с другими и умением вселить в них надежду на лучшую долю, что, когда по достижении цели завоеватели изменяют поведение, начинают обижать и угнетать покоренный народ, чувства этого последнего тоже меняются. Так было и с карфагенянами.

37. В столь трудном положении Гасдрубал обдумывал всевозможные меры против угрожающих опасностей. Его смущало отпадение Андобала, смущали и полные недоверия и вражды отношения, в каких он находился ко всем прочим вождям. Тревожило его, наконец, и присутствие Публия, так как он ждал, что Публий вот-вот явится со своими войсками. Он видел, что иберы покидают его, все как один переходят на сторону римлян, и принял следующее решение: прекрасно приготовившись, дать битву неприятелю, потом, если судьба дарует победу, обсудить спокойно дальнейшие действия, а в случае несчастного исхода удалиться с уцелевшими в сражении войсками в Галатию, оттуда взять с собою в возможно большем числе варваров и идти в Италию для соединения с братом своим Ганнибалом.

Остановившись на этом плане, Гасдрубал занялся его осуществлением. Между тем Публий дождался прибытия Гая Лелия, узнал от него волю сената и, снявшись с зимней стоянки, повел войска дальше. На пути иберы радостно встречали его и спешили присоединиться к его войскам. Между тем Андобал, который давно уже вел переговоры с Публием, и теперь, когда Публий приблизился к этим местам, в сопровождении друзей вышел к нему из своей стоянки. В последовавшей за сим беседе Андобал рассказал о прежней дружбе своей к карфагенянам, равно как и об услугах, оказанных им карфагенянам, и вообще о своей преданности им. Вслед за тем он рассказал о неправдах и обидах, испытанных им от карфагенян. При этом он просил, чтобы Публий сам рассудил его дело с тем, что, если слова его окажутся клеветою на карфагенян, считать это верным признаком того, что он, Андобал, не сумеет остаться верным союзником и римлян: если же, напротив, он вынужден был изменить расположению к карфагенянам многочисленными испытанными от них неправдами, то Публий может быть уверен, что теперь с переходом к римлянам он нерушимо сохранит дружбу с ними.

38. Довольно долго еще говорил Андобал в этом смысле. Когда он кончил, Публий в ответ ему сказал, что верит его словам и что наглость карфагенян ему хорошо известна по тем бесчинствам, какие они совершали над прочими иберами, в особенности над женами их и дочерьми; теперь он получил этих женщин не как заложниц, но как военнопленных и рабынь, и однако печется о них ничуть не меньше, чем пеклись бы их родители. Андобал, и его спутники подтвердили справедливость сказанного, пали перед ним на колени и называли его царем; присутствовавшие римляне обратили на это внимание⁷¹, а Публий смутился и просил успокоиться, «ибо римляне», сказал он, «отнесутся к ним с большим участием». Тут же Публий собственноручно возвратил иберам дочерей их, а на следующий день заключил с ними договор. Договором иберы прежде всего обязывались следовать всюду за начальниками римлян и исполнять их приказания. По заключении договора Андобал и друзья его возвратились в свои стоянки и с войском пришли опять к Публию, расположились в одном лагере с римлянами и потом вместе выступили в поход на Гасдрубала.

Случилось так, что военачальник карфагенян находился в это время в окрестностях Касталона⁷² подле города Бекул невдалеке от серебряных рудников. По получении известий о прибытии римлян Гасдрубал переместил свою стоянку, причем сзади она ограждена была рекою, а впереди нее расстилалась равнина, защищенная цепью холмов⁷³. Цепь была настолько высока, что прикрывала лагерь, и достаточно длинна для того, чтобы на ней выстроить войска к бою. В этом месте Гасдрубал держался, постоянно высылая передовые отряды на самые высоты. Приблизившись к карфагенянам, Публий желал было сразиться с врагом, но увидел, что местность прекрасно защищает противника, и колебался. Так он прождал два дня; наконец опасаясь, как бы не соединились с Гасдрубалом войска Магона и Гескона и как бы неприятель не запер его со всех сторон, решился дать сражение и вызвать неприятеля на бой.

39. Все войско Публий держал наготове в лагере и послал вперед только метателей дротиков и пехоту экстраординариев с приказанием взойти на высоты и напасть на передовые неприятельские посты. Солдаты охотно исполнили приказание, а вождь карфагенян первое время выжидал исхода стычки; но видя, с какою отвагою римляне теснят и одолевают его солдат, он повел свое войско вперед и, полагаясь на сильное местоположение, выстроил его вдоль высот. Тогда Публий двинул против неприятеля все легкие отряды и приказал им идти на помощь сражающимся, а сам с половиною остального войска обошел высоты с левой стороны от неприятеля и ударил на карфагенян; другую половину он предоставил в распоряжение Лелия и приказал ему точно так же идти на неприятеля с правого фланга. Теперь Гасдрубал вывел из лагеря все войско. До этого времени он оставался на месте в том убеждении, что достаточно защищен самым местоположением и что неприятель не отважится напасть на него. Таким образом, нападение последовало неожиданно, и он не успел построиться к бою. Тем временем римляне не производили наступления с флангов, прежде чем неприятель занял эти места, и не только беспрепятственно взошли на высоты, но и наступали на карфагенян, пока те строились еще к битве и направлялись к своим местам. Тех из карфагенян, которые нападали с боков, римляне убивали, других, еле успевавших обернуться и стать в боевой порядок, обращали в бегство. Как только Гасдрубал увидел, что войска его подаются и приходят в расстройство, он согласно первоначальному плану отказался от решительной битвы, собрал казну, слонов, взял с собою, сколько мог, бегущих воинов и отступил вдоль реки Тага к пиренейским перевалам и к живущим здесь галатам⁷⁴. Что касается Публия, то он не находил выгодным для себя гнаться тотчас за Гасдрубалом, ибо опасался нападения прочих карфагенских вождей, и отдал неприятельский лагерь солдатам на разграбление.

40. На следующий день Публий собрал в одно место всех военнопленных, в числе коих было около десяти тысяч пехоты и больше двух тысяч конницы, и сделал относящиеся к ним распоряжения. Между тем все иберы названных выше местностей, какие были тогда в союзе с римлянами, явились к Публию с целью отдаться под покровительство римлян и в переговорах величали Публия царем⁷⁵. Начало этому положил Эдекон, он же первый пал ниц перед Публием, за ним последовал Андобал с братом. Раньше такое обращение прошло не замеченным для Публия; но когда после сражения все иберы стали величать его царем, он вынужден был обратить на это внимание и, собрав иберов, объявил, что хотя и желал бы казаться для всех и быть на самом деле человеком с царскою душой, но не желает ни быть царем, ни именоваться таковым, и посоветовал называть его военачальником. Разумеется, и за это уже по всей справедливости можно было бы дивиться благородству этого человека. В юном возрасте он был превознесен судьбою на такую высоту, что все покоренные народы сами собою пришли к одинаковому решению называть его царем; невзирая на это, он совладал с собою и отверг почетное выражение восторга. Но изумление наше перед необычайным величием души этого человека станет еще больше, когда мы взглянем на последнее время его жизни: кроме замирения Иберии он сокрушил могущество карфагенян, покорив власти родного города наибольшую и самую лучшую часть Ливии от жертвенников Филена до Геракловых Столбов, покорил Азию и царей Сирии, подчинил римлянам благодатнейшую и обширнейшую часть мира, при этом имел случай присвоить себе царскую власть, в какой бы стране ни задумал и ни пожелал. Не то, что человек, само божество, если можно так выразиться, возомнило бы о себе сверх меры в таком счастии. Но Публий благородством души настолько превосходил всех людей, что отклонил от себя высшее благо, какого только люди могут просить у богов, именно царскую власть, хотя судьба много раз давала ему благо это в руки; выше собственного почетного и завидного положения он ставил отечество и долг перед ним.

Вслед за тем Публий отделил иберов из числа военнопленных и без выкупа отпустил всех их по домам⁷⁶. Что касается лошадей, то он велел отобрать триста и подарил их Андобалу, а остальных роздал тем, кто не имел еще лошади. После этого он занял лагерь карфагенян, отличавшийся выгодным местоположением, и оставляя в нем в ожидании отставших карфагенских вождей: в то же время к пиренейским перевалам он послал отряд для наблюдения за Гасдрубалом. Тем временем наступала зима, и Публий с войском возвратился в Тарракон на зимнюю стоянку (Сокращение).

41. Филипп против этолян....Этоляне⁷⁷ сильно ободрились по прибытии римлян и царя Аттала, на всех врагов своих наводили ужас и теснили их на суше, тогда как Аттал и Публий * действовали на море. Вот почему ахеяне явились к Филиппу с просьбою о помощи в страхе не только перед этолянами, но и перед Маханидом⁷⁸, который расположился с войском на границах Арголиды. Точно так же беотяне, страшась неприятельского флота, просили у Филиппа вождя и вспомогательного войска; настоятельнее всех просили у него помощи против неприятеля жители Эвбеи. С подобною просьбою обращались и акарнаны; было, наконец, посольство и от эпиротов. В то же время пришло известие, что Скердилаид и Плеврат собираются с войском в поход, что пограничные с Македонией фракийцы, и в особенности меды⁷⁹, намерены вторгнуться в Македонию, лишь только царь удалится из своих владений хоть на небольшое расстояние. Этоляне захватили фермопильскую теснину и укрепили ее рвами, окопами и сильным гарнизоном в надежде запереть Филиппа и помешать ему прийти на помощь союзникам по сю сторону Пил. Мне кажется, следует отмечать подобные трудные положения и привлекать к ним внимание читателя, так как на них лучше всего испытываются телесные и духовные силы⁸⁰ вождей. Как сила и ловкость животного на охоте проявляются очевиднее всего в то время, когда опасность угрожает ему со всех сторон, так точно бывает и с вождями. Лучшее доказательство тому дал теперь Филипп. Он отпустил все посольства с обещанием сделать каждому из них все, что позволят обстоятельства, весь отдался войне и думал лишь о том, куда и против кого ранее направить оружие.

42. В это время Филипп получил известие, что войска Аттала переправились в Европу, бросили якорь в пепарефской гавани⁸¹ и завладели окрестностями города; сюда для защиты города он послал часть войска. В Фокиду и Беотию царь отправил достаточно сильное войско с Полифантом во главе, в Халкиду и прочие части Эвбеи послал Мениппа с тысячею пелтастов и пятьюстами агреианов, а сам направился к Скотусе⁸² и отдал приказ македонянам встретить его в этом городе. По получении известия о том, что Аттал направился морем к Никее⁸³ и что правители этолян⁸⁴ собираются в Гераклею⁸⁵ для совещания о делах, Филипп снялся с войском от Скотусы и со всею поспешностью устремился к Гераклее, чтобы предупредить этолян, навести страх на них и тем расстроить собрание. Но совещание кончилось до прибытия Филиппа, который частью уничтожил, частью захватил с собою хлеб жителей побережья Энианского залива⁸⁶ и возвратился в Скотусу. Здесь он оставил главную часть войска, а с легковооруженными и с царской конницей направился в Деметриаду и там спокойно выжидал, что предпримет неприятель. Дабы что-либо не ускользнуло от него, Филипп послал приказание пепарефянам, фокидянам и эвбейцам давать знать ему посредством сигнальных огней⁸⁷ на Тисей обо всем, что делается. Тисей — гора Фессалии, удобно расположенная для обозревания поименованных выше местностей⁸⁸ (Сокращение).

43. ⁸⁹ Сигнальные огни....Способ употребления сигнальных огней, весьма полезных в военное время, был до сих пор несовершенен, а потому не следует, как мне кажется, обходить его молчанием, напротив, полезно будет дать об этом надлежащие сведения. Всякому ясно, что во всех предприятиях, наипаче в военных, время значит очень много. Из числа средств, которые употребляются для определения времени, первое место занимают сигнальные огни. Совершилось ли что-нибудь только что, или совершается еще, тот, кого это касается, может при помощи огней получить своевременные сведения на расстоянии трех-четырех дней пути от места происшествия или даже больше. Таким образом, благодаря огням может быть неожиданно оказана помощь каждый раз, когда в ней нуждаются. В прежнее время существовал простой способ употребления сигнальных огней, а потому в большинстве случаев они оказывались бесполезными, именно: для этой цели употреблялись определенные заранее условленные знаки; но так как события не могут быть предугаданы, то большинство предметов и не поддавалось сообщению сигнальными огнями, как было и в настоящем случае. Правда, о прибытии, например, флота в Орей⁹⁰, Пепареф или Халкиду могла быть подана весть людям, которые заранее о том условились: но такие события, как переход некоторой части граждан на сторону неприятеля или измена, или кровопролитие в городе и тому подобное, что случается часто, но не может быть никем предугадано, — между тем в событиях неожиданных, больше всего требуются и своевременный совет, и содействие, — все подобные происшествия не могут быть сообщены посредством сигнальных огней! И в самом деле, невозможно условиться заранее о том, что не поддается предвидению.

44. Чтобы устранить такого рода неудобство, Эней⁹¹, автор сочинения «О военном искусстве», немного усовершенствовал этот способ сношений, хотя изобретение его далеко не достигало своей цели, в чем можно убедиться из нижеследующего: по его мнению, лица, желающие сообщать друг другу нужные сведения, обязаны запастись глиняными сосудами совершенно одинаковой ширины и глубины, причем глубина должна быть приблизительно в три локтя, а ширина в один локоть; потом нужно приготовить пробки, немного меньшие в окружности, чем отверстие сосудов, в середине пробок укрепить палки, ясно разделенные с помощью черточек на равные части в три пальца каждая. На каждом отделении пишутся важнейшие и наиболее частые военные события, как, например, на первом отделении: «конница вторглась в страну», на втором «тяжелая пехота», на третьем «легковооруженные», вслед за тем «пехота и конница», потом «суда», после этого «хлеб», и так далее, пока все места на палке не будут заняты наименованиями таких событий, которые с наибольшею вероятностью могут быть предусмотрены и которых скорее всего следует ожидать судя по ходу войны. Когда это сделано, нужно со всею тщательностью просверлить дно сосуда так, чтобы получить отверстия равной величины и чтобы жидкость могла вытекать из них равномерно; потом нужно наполнить сосуды водою, положить в них пробки с палочками и разом выпускать жидкость через отверстия. Так как сосуды совершенно одинаковы, то непременно произойдет следующее: по мере того, как жидкость вытекает, пробки опускаются и палочки погружаются в сосуды. Как только посредством упражнения достигнуты равномерная скорость вышеописанных действий и согласие в них, тогда сосуды переносятся на те места, на которых обеим сторонам предстоит, наблюдать сигнальные огни, и на каждом месте ставится по сосуду. Далее, когда случится какое-либо событие из числа обозначенных на палочках, нужно поднять факел и ожидать, пока не покажется ответный факел; потом, лишь только оба огня покажутся в одно время, их убирают и тотчас выпускают воду через отверстия, а когда пробка и палочка с начертанием известия, какое желают сообщить, опустится до верхнего края сосуда, тогда нужно опять поднять факел. Находящиеся на другой стороне люди тотчас закрывают отверстия и наблюдают, какое начертание на палочке приходится у краев сосуда; здесь получается то же начертание, что и у подающего весть, так как на той и другой стороне все совершается с одинаковой скоростью.

45. Хотя этот способ и лучше немного того, при котором употребляются условленные заранее знаки, однако и он далеко не верен. Очевидно, нет возможности ни предусмотреть все, что случится, ни нанести предусмотренное на палочку. Поэтому каждый раз, когда случается какое-либо неожиданное событие, этим способом, как всякий видит, нельзя подать вести. Кроме того, самые начертания на палочках не отличаются определенностью. Так, невозможно дать знать, сколько появилось конницы или пехоты и в каком месте, сколько прибыло кораблей или хлеба. И в самом деле, чего нельзя знать заранее, прежде чем оно не случится, о том и нельзя заранее условиться. Но главное вот что: есть ли какая-нибудь возможность принять меры к поданию помощи, когда не знаешь, где враг и в каком числе? Как можно рассчитывать на свои силы или, напротив, не рассчитывать и вообще придумать какую бы то ни было меру, когда не знаешь, сколько прибыло кораблей или хлеба от союзников?

Последний способ, изобретенный Клеоксеном и Демоклитом и усовершенствованный нами, отличается наибольшею определенностью и может доставлять точные сведения о всех нуждах, но применение его требует старания и неослабного внимания. Вот этот способ: нужно взять все буквы азбуки в последовательном порядке и разделить их на пять частей по пяти букв в каждой части. Хотя в последней группе одной буквы и не достанет, но это не мешает. Затем обе стороны, желающие сноситься между собою посредством сигнальных огней, изготовляют себе по пяти досок и на каждую доску наносят одну из групп букв по порядку, потом условливаются между собою, так что та сторона, которая должна подавать весть, поднимает факелы первая, притом два факела разом, и не опускает их до тех пор, пока не ответит другая сторона. Делается это ради уведомления друг друга с помощью сигнальных огней, что все готово. Когда факелы убраны, сторона, подающая весть, поднимает новые факелы с левой стороны, с целью указать, которую из досок следует смотреть, именно: один факел, если первую доску, два, если вторую, и так далее. Точно таким же способом поднимаются другие факелы с правой стороны, чтобы дать понять, какую из букв, находящихся на доске, должно написать тому, кто получает знак.

46. Когда соглашение состоялось, и стороны разошлись по своим местам, каждая из них должна иметь при себе зрительный прибор с двумя отверстиями, дабы получающий известие мог видеть через одно отверстие правую сторону, через другое левую. Подле зрительного прибора в землю вколачиваются стоймя доски, причем как с правой, так и с левой стороны нужно оградить себя забором в десять футов длины и в рост человека вышины: благодаря этому ясно различаются факелы, когда они подняты, и совсем прячутся, когда убраны. Когда все это с обеих сторон изготовлено, и одна сторона желает, например, уведомить другую, что «часть солдат, человек сто, перешла к неприятелю», прежде всего нужно выбрать такое выражение, в котором та же самая мысль передавалась бы возможно меньшим числом букв. Так, вместо того, что приведено выше: «Сотня критян перебежала от нас»; в этом последнем выражении число букв меньше наполовину, а мысль передана та же. Когда слова начертаны на дощечке, производится затем передача их с помощью факелов: первая буква начертания К; находится она во втором разряде и на второй доске. Поднять нужно два факела с левой стороны, тогда получающий весть знает, что ему нужно посмотреть вторую дощечку; потом с правой стороны поднимается пять факелов, которые и означают букву К, пятую во втором разряде, и тот, кто получает весть, должен начертать ее на дощечке. Затем поднимаются четыре факела с левой стороны, так как буква Р принадлежит к четвертому разряду, далее два с правой, потому что это — вторая буква четвертого разряда. После это принимающий известие пишет букву Р, и так далее в том же порядке. При таком способе каждое происшествие сообщается в точности. 47. Хотя при нем требуется большое число факелов, так как на каждую букву полагается два сигнала, но цель может быть вполне достигнута, если все, что нужно, имеется наготове. Впрочем, оба способа требуют от тех, кто ими пользуется, предварительного упражнения, чтобы потом, когда нужно, сообщать друг другу безошибочные известия. Вообще одно и то же дело представляется весьма различно, смотря по тому, слышим ли мы о нем впервые, или свыклись с ним. В этом легко убедиться из множества примеров. Так, многое из того, что вначале кажется не только трудным, но и совершенно невозможным, исполняется с величайшей легкостью со временем, когда человек освоится с делом. Мнение наше подтверждается множеством разнообразных примеров, из коих самый убедительный представляет чтение. Вообразим себе человека безграмотного и незнакомого с письмом, хотя бы сообразительного, и рядом с ним поставим грамотного мальчика и дадим ему читать книгу. Первый человек, наверное, не мог бы даже поверить, что читающему нужно сперва заметить форму каждой буквы отдельно, потом обратить внимание на их значение, далее на их сочетание, и что для всего этого требуется некоторое время. Поэтому когда ребенок прочтет верно, без запинки и не переводя духа семь или хотя бы пять строк, человек неграмотный с трудом поверит, что книга не была раньше прочитана ребенком; он и совсем не поверит, если ребенок будет читать выразительно, с расчленением предложения, с передачею густого и тонкого придыхания. Вот почему кажущиеся вначале трудности не должны отвращать нас от полезного дела; напротив, следует освоиться с ним посредством упражнения, с помощью коего человек достигает всевозможных благ, особенно когда речь идет о средствах, от которых часто зависит наше спасение. Вот что мы считали долгом сказать в разъяснение сделанного раньше заявления. Мы ведь утверждали, что в наше время достигнуты такие успехи во всех знаниях, что большая часть знаний образует, так сказать, настоящие науки. По тому же самому сведения эти составляют весьма полезную часть истории, если она написана как подобает (Сокращение).

48. ⁹² Из войны Антиоха против Эвфидема....Апасиаки⁹³ живут между Оксом и Танаидом. Первая из этих рек впадает в Гирканское море, а Танаид изливается в озеро Меотиду. Обе реки значительны и судоходны. Любопытно, как кочевники переправляются посуху вместе с лошадьми через Окс в Гирканию. Рассказывают об этом двояко: по одному из рассказов переправа совершается просто, другой способ переправы чудесен, хотя и не невозможен. Окс берет начало из Кавказа⁹⁴, сильно увеличивается в Бактриане благодаря притоку вод и обильной, но мутной рекой протекает по ровной местности. По достижении пустыни Окс встречает на пути отвесные скалы и благодаря обилию воды, а также крутизне омываемых скал низвергает волны с такою силою, что в нижних частях поток поднимается снова на расстоянии от скал больше одной стадии. В этом-то месте, у самой скалы апасиаки, как говорят, и переходят посуху с лошадьми в Гирканию под водопадом. Другой рассказ правдоподобнее и гласит следующее: на омываемом рекою пространстве находятся обширные плоскости, на которые и ниспадают со скал воды реки; говорят, река в стремительном падении долбит эти плоскости, проникает в глубину и на небольшом расстоянии течет под землею, чтобы затем снова выйти на поверхность; пользуясь знанием местности, варвары на лошадях переходят в Гирканию по нетронутому рекою пространству (Сокращение).

49....Когда пришло известие, что Эвфидем с войском находится в Тапурии⁹⁵, а десять тысяч конницы стоят впереди и занимают переправы через реку Арий⁹⁶, он (Антиох) решился снять, осаду и отдаться ближайшему делу. Так как река удалена была от них на три дня пути, то первые два дня он шел не торопясь, а на третий после вечери отдал приказ войскам сниматься со стоянки на рассвете; сам же с конницей и легковооруженными, а также с десятью тысячами пелтастов двинулся дальше ночью еще ускоренным ходом. По его сведениям, неприятельская конница днем стояла на страже на берегу реки, а на ночь удалялась в некий город, лежавший на расстоянии не меньше двадцати стадий отсюда. Дорога шла по равнине и была удобна для конницы, а потому Антиох за ночь прошел остававшийся ему путь и успел переправить через реку большую часть войска на рассвете. Извещенная разведчиками о случившемся, бактрийская конница устремилась на место происшествия и ударила на врагов, когда Антиох был еще в походе. Царь понимал, что необходимо выдержать первый натиск врагов, и потому призвал к бою две тысячи воинов, которые в сражениях находились обыкновенно при нем, а прочим войскам приказал строиться в боевой порядок отрядами и эскадронами и занимать обычные места. После этого с двумя тысячами Антиох пошел навстречу бактрам и дал сражение передовому отряду. По-видимому, в этой битве Антиох сражался доблестнее всех своих воинов. С обеих сторон было много убитых, но царское войско одержало верх над передовым отрядом неприятельской конницы; затем, когда ринулись в битву второй и третий отряды, сирийцы начали подаваться под жестоким натиском врагов. Большая часть сирийской конницы построилась уже в боевой порядок, когда Панэтол отдал приказ перейти в наступление, увлек за собою царя и его боевых товарищей и принудил бактров, нападавших нестройною толпою, оборотить тыл и бежать во весь опор. Преследуемые по пятам Панэтолом, бактры остановились тогда только, когда добежали до Эвфидема и когда большая часть их войск была истреблена. Царская конница многих истребила, многих захватила в плен и отступила назад, чтобы провести ночь тут же на берегу реки под открытым небом. В этом сражении лошадь под Антиохом пала от полученной раны, сам царь ранен был в рот и потерял несколько зубов, зато больше всего этому сражению он обязан славою храброго воина. По окончании битвы Эвфидем с сокрушенным сердцем во главе войска укрылся в городе Зариаспах⁹⁷, что в Бактриане.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: