Индуктивный метод познания Ф. Бэкона. ( Новый органон) 3 страница

По окончании Оксфордского университета Гоббс с 1608 г. стал гувернером-компаньоном влиятельного лорда Кавендиша, графа Девонширского, с семьей которого был связан в течение долгого времени. Кроме того, он был наставником Карла Стюарта (будущего короля Карла II) в 1646 г., т.е. в период, когда королевский двор находился в изгнании в Париже, а в Лондоне правил захвативший власть и установивший диктатуру Кромвель.

После реставрации династии Стюартов Гоббс получил от короля Карла II пенсию и благодаря этому смог спокойно посвятить себя занятиям наукой. Однако последние годы жизни ученого были омрачены жесточайшими спорами и критикой его весьма смелого для той эпохи философского учения, гонениями со стороны крайних клерикалов и роялистов, а, главное, обвинениями в ереси и атеизме. Пришлось даже серьезно изучить раздел права, относящийся к обвинениям в ереси, чтобы защитить себя.

Гоббс умер в декабре 1679 г. на 92 году.

Большую часть своей долгой жизни Гоббс провел на континенте, в Европе, особенно в любимой им Франции. Первое путешествие в 1610 г. (с лордом Кавендишем), две длительные поездки в 1629 и 1634 г. Особенно важным оказалось третье путешествие, во время которого в Италии он лично познакомился с Галилеем (с которым состоял в переписке еще с первого путешествия), с Гассенди и Мерсенном во Франции, где его ввели в круг картезианцев. С 1640 по 1651 г. Гоббс жил в Париже.

Из творческого наследия философа фундаментальными являются работы "Возражения на "Метафизические размышления" Декарта" (Objectiones ad Cartesii Meditationes, 1641), трилогия философских сочинений: "О гражданине", (De cive, 1642), "О теле " (De corpore, 1655), "О человеке" (De homine, 1658) и, разумеется, известная работа "Левиафан" (Leviatano), опубликованная в 1651 г. на английском языке, а в 1670 г. - на латинском в Амстердаме (именно издание на латинском обеспечило Гоббсу широчайшую

известность). Следует назвать также "О свободе и необходимости" (1654) и "Вопросы, касающиеся свободы, необходимости и случайности" (1656). Из числа последних сочинений Гоббса надо упомянуть о стихотворной версии истории церкви (Historia ecclesiastica), опубликованной в 1688 г. после смерти автора и автобиографию Thomae Hobbesii vita, изданную в год смерти философа.

Концепция философии и ее разделов

Фундаментальное знание классических языков помогло Гоббсу хорошо изучить поэзию и историю, но не античных философов. Он враждебно относился к Аристотелю, а к схоластическим доктринам (неадекватно трактовавшимся в его эпоху) был просто нетерпим. Вместе с тем его увлекали "Начала" Евклида с их строгими дедуктивными построениями, которые Гоббс считал образцом для методов новой философии. В XVII в. среди всех наук на первый план выдвинулись механика и математика. Это наложило отпечаток на материализм Гоббса, считавшего геометрию образцом логического мышления, а механику Галилея - идеалом естествознания.

Заметное влияние оказали на Гоббса картезианский рационализм, проникнутый веяниями научной революции, и Бэкон - утилитаристской концепцией познания. Но самое сильное влияние оказали на него исследования Галилея: во многих работах Гоббса очевидно стремление стать Галилеем философии и, в частности, в области политической науки. Гоббс специально подчеркивал, что физика, понимаемая как наука о движении, берет свое начало в трудах Галилея. Политическая философия начинается с работы Гоббса "О гражданине" (1642).

В "Посвящении" графу Девонширскому, предпосланном книге "О теле", в развернутой форме Гоббс дает обоснование новым духовным веяниям и провозглашает (как Декарт и Бэкон) начало новой эпохи, оставляющей за порогом античные и средневековые доктрины без права обжалования этого решения в течение долгого срока. Гоббс отмечает, в частности, следующие моменты: а) высокие заслуги Галилея; б) необходимость создать новую науку о государстве по образу и подобию галилеевской; в) бессодержательность и несостоятельность греческой философии; г) вредность смешения Библии с платоновской и, особенно, аристотелевской философией, которое Гоббс считает предательством по отношению к христианской вере; д) необходимость изгнать метафизического монстра (Гоббс напоминает о библейском чудище, принимавшем разное обличье у входа в ад) и разграничить философию и религию.

Цитируем страницу из работы Гоббса, представляющую один из самых значительных манифестов философии Нового времени: "Галилей первым открыл нам главные врата всей физики, а именно указал природу движения: поэтому, как мне кажется, только с него и следует начинать летоисчисление физики. [Следует обзор достижений медицины (принадлежащее английскому врачу Гарвею открытие кровообращения) и астрономии, вернее, физики человеческого тела и общей физики.] Следовательно, физика - новое явление. Но философия общества и государства (Philosophia civilis) является еще более новой, она не старше (и я бросаю вызов своим недоброжелателям и завистникам, дабы они увидели, сколь немногого добились), чем написанная мною книга "О гражданине". Но действительно ли это так? Разве среди древнегреческих философов не было таких, которые трактовали о физике и о государстве? Безусловно, среди них были люди, претендовавшие на это, о чем свидетельствует высмеивающий их Лукиан: о том же свидетельствует и история государств, из которых такие философы слишком часто изгонялись публичными эдиктами. Но это вовсе не значит, что такя философия существовала. В Древней Греции имела хождение фантастическая концепция, внешне похожая на философию (в сущности же, мошенническая и нечистоплотная), которую неосторожные люди принимали за философию, присоединяясь к тем или другим учителям, хотя и несогласным друг с другом. Таким учителям мудрости эти люди доверяли за высокую плату своих детей, хотя они не могли научить их ничему, кроме как вести споры, а также, пренебрегая законами, решать любой вопрос по собственному произволу.

В эти времена появились первые после апостолов учителя церкви; и когда в борьбе против язычников начали защищать христианскую веру с помощью естественного разума, то они и сами начали философствовать и смешивать с учениями Священного Писания некоторые воззрения языческих философов. Первоначально они переняли у Платона некоторые наименее опасные из его учений. Впоследствии же, заимствуя из "Физики" и "Метафизики" Аристотеля множество неудачных и неверных положений, они едва ли не предали крепость христианской веры, впустив в нее врага. С этого времени место theosebeia (богопочитания) заняла схоластика, именуемая theologia (теологией); она шествовала, опираясь на здоровую ногу, какой является Священное Писание, и на больную, какой была та философия, которую апостол Павел назвал суетной, а мог бы назвать и пагубной.

Ибо эта философия возбудила в христианском мире бесчисленные споры о религии, которые привели к войнам. Эта философия подобна Эмпузе Афинского комедиографа (т.е. Аристофана). В Афинах ее считали ведьмой с меняющейся внешностью, причем одна ее нога была медной, а другая - ослиной. Как полагали, ее послала Геката, чтобы известить афинян о предстоящем несчастье.

Я думаю, что против этой Эмпузы нельзя придумать лучшего заклятья, чем научиться отделять религию, т.е. правила, согласно которым следует чтить Бога, и правила философии, т.е. учения частных людей. При этом истины религии должно доставлять Священное Писание, а философские учения - естественный разум и это, несомненно, так и произойдет, если я буду правильно и ясно трактовать основы только философии, как я и стараюсь делать. Так, в третьей, уже изданной и посвященной Вам части всякое - как духовное, так и светское правительство возведено мной к одной и той же высшей власти, причем я использовал наиболее прочные доводы и не вступал в противоречие со Словом Божиим. Теперь же, приведя в порядок и ясно изложив истинные основания физики, я приступаю к тому, чтобы отпугнуть и прогнать эту метафизическую Эмпузу не хулой, а с помощью дневного света".

В этих рассуждениях - вестник приближающейся эпохи Просвещения, особенно в финальной части: намек на изгнание "метафизической Эмпузы" не с помощью оружия, а лишь "светом" науки, т.е. просвещением разума. Эта тема поднимается также в "Обращении к читателю", где подчеркивается, что работы Гоббса - философия совсем иного рода, чем "метафизические кодексы": она - плод "естественного человеческого разума".

Мы уже упоминали о влиянии, оказанном на Гоббса работами Бэкона. Повторяя бэконовское изречение "знание - сила", он уточняет, что философия максимально полезна, поскольку применением научных норм в морали и политике она может предотвратить гражданские войны и бедствия, следовательно, обеспечить мир.

"Мы лучше всего поймем, насколько велика польза философии, особенно физики и геометрии, если наглядно представим себе, как она может содействовать благу человеческого рода, и сравним образ жизни тех народов, которые пользуются ею, с образом жизни тех, кто лишен ее благ. Своими величайшими успехами человеческий род обязан технике, т.е. искусству измерять тела и их движения, приводить в движение тяжести, воздвигать строения, плавать по морям, производить орудия для всякого употребления, вычислять движения небесных тел, пути звезд, календарь и чертить карту земного шара. Какую огромную пользу извлекают люди из этих наук, легче понять, чем сказать. Этими благами пользуются не только все европейские народы, но и большинство азиатских и некоторые из африканских народов! Народности Америки, равно как и племена, живущие поблизости от обоих полюсов, совершенно лишены этих благ. В чем причина этого? Разве первые более даровиты, чем последние? Разве не обладают все люди одной и той же духовной природой и одними и теми же духовными способностями? Что же имеют одни и не имеют другие? Только философию! Философия, таким образом, является причиной всех этих благ. Пользу же философии морали (philosophia moralis) и философии государства (philosophia civilis) можно оценить не столько по тем выгодам, которые обеспечивает их знание, сколько по тому ущербу, который наносит их незнание. Ибо корень всякого несчастья и всех зол, которые могут быть устранены человеческой изобретательностью, есть война, в особенности война гражданская. Последняя приносит с собой убийства, опустошения и всеобщее обнищание. Люди не хотят воевать, ибо воля человека всегда стремится к благу или по крайней мере к тому, что кажется благом; нельзя объяснить гражданскую войну и непониманием того, насколько вредны ее последствия, ибо кто же не понимает, что смерть и нищета - огромное зло. Гражданская война возможна только потому, что люди не знают причин войны и мира, ибо только очень немногие занимались исследованием тех обязанностей, выполнение которых обеспечивает упрочение и сохранение мира, т.е. исследованием истинных законов гражданского общества. Познание этих законов есть философия морали. Но почему же люди не изучили этой философии, если не потому, что до сих пор никто не дал ясного и точного ее метода? Как же иначе понять то, что в древности греческие, египетские, римские и другие учителя мудрости смогли сделать убедительными для не искушенной в философии массы свои бесчисленные учения о природе богов, в истинности которых они сами не были уверены и которые явно были ложны и бессмысленны, а с другой стороны, не смогли внушить той же самой массе сознания ее обязанностей, если допустить, что они сами знали эти обязанности?

Немногих дошедших до нас сочинений геометров достаточно, чтобы устранить всякие споры по тем вопросам, о которых они трактуют. Можно ли думать, что бесчисленные и огромные тома, написанные моралистами, не оказали бы подобного действия, если бы только они содержали несомненные и доказанные истины? Что же другое могло бы быть причиной того, что сочинения одних научны, а сочинения других содержат только звонкие фразы, если не то обстоятельство, что первые написаны людьми, знавшими свой предмет, последние же - людьми, ничего не понимавшими в той науке, которую они излагали, и желавшими только продемонстрировать свое красноречие или свой талант? Я не отрицаю, что книги последнего рода все же в высшей степени приятно читать: они в большинстве случаев очень ярко написаны и содержат много остроумных мыслей, которые, однако, чаще всего не могут претендовать на всеобщее признание, хотя и высказаны их авторами в форме всеобщности. Поэтому такие сочинения в различные эпохи в различных местах могут нередко служить так же хорошо для оправдания преступных намерений, как и для формирования правильных понятий об обязанностях по отношению к обществу и государству. Основным недостатком этих сочинений является отсутствие в них точных и твердых принципов, которыми мы могли бы руководствоваться при оценке правильности или неправильности наших действий. Бесполезно устанавливать нормы поведения применительно к частным случаям, прежде чем будут найдены эти принципы, а также определенный принцип и мера справедливости и несправедливости (что до настоящего момента еще ни разу не было сделано). Так как из незнания гражданских обязанностей, т.е. науки о морали проистекают гражданские войны, являющиеся величайшим несчастьем человечества, то мы по праву должны ожидать от их познания огромных благ. Итак, мы видим, как велика польза всеобщей философии, не говоря уже о славе и других радостях, которые она приносит с собой."

Эти утверждения представляют собой ясную антитезу классическим положениям, в наибольшей мере выраженным Аристотелем в "Метафизике": "философия не стремится к осуществлению чего бы то ни было", "мы не пытаемся извлечь из нее какую-либо выгоду", а занимаемся ею "из чистой любви к познанию, т.е. в целях созерцания".

Теперь новое определение философии станет более ясным: предмет ее исследования - "тела", их причины и свойства. Философия не занимается ни Богом, ни тем, что включает в себя Божественное Откровение, ни историей. Поскольку тела разделяются на а) естественные (природные) неодушевленные; б) естественные одушевленные (как человек) либо в) искусственные (как Государство). Философия, вследствие этого, делится на три части. Она должна заниматься: а) естественными телами; б) умственными способностями и нравами людей; в) обязанностями граждан. Согласно трем разделам философии Гоббс задумал и создал свою знаменитую трилогию "О теле", "О человеке" и "О гражданине". Разделы философии можно также обозначить следующим образом: 1) наука о естественных телах и 2) наука об искусственных телах, причем в первом разделе две части (как показано на схеме).

Все, что относится к области "духовных сущностей" и бессодержательных "начал", вообще все бестелесное исключается из философии. Таким образом Гоббс категорически утверждает, что те, кто хотел бы видеть философию не связанной с совокупностью тел, должны искать ее в трудах других авторов.

Номинализм, конвенцианализм и чувственный опыт у Гоббса

Рассмотрению тел Гоббс предпосылает разработанную им "логику" (он проделал это по схеме греческой, например, эпикурейской философии, которая всегда предваряла логикой физику и этику). Эта логика возобновила традицию номинализма, существовавшую в английской позднесхоластической философии, с некоторыми элементами картезианского происхождения.

Логика вырабатывает правила конкретного способа мышления. Но для крайнего номиналиста Гоббса наиболее важным является не мышление как таковое, а "имя", "название". Гоббс считает, что мысли текучи, поэтому их надо фиксировать (или определять) "знаками" или "метками", способными восстанавливать в уме прошедшие мысли регистрировать, систематизировать, а затем последовательно сообщать их другим. Так появились "названия", "имена", которые формируются по усмотрению человека.

Вот объяснения самого философа: "Имя есть слово, произвольно выбранное нам в качестве метки, чтобы возбуждать в нашем уме мысли, сходные с прежними мыслями, и одновременно, будучи вставленным в предложение и обращенным к кому-либо другому, служить признаком того, какие мысли были и каких не было в уме говорящего". Тот факт, что имена появляются по воле человека, доказан непрерывным возникновением новых слов и упразднением старых.

Гоббс говорит о существовании "положительных" имен, как, например, "человек", "растение", и имен "отрицательных": "не человек", "не растение". Положительные и отрицательные наименования нельзя присваивать одновременно по одной и той же причине одной мыслимой вещи. Это - важная трансформация принципа непротиворечивости в духе номинализма.

В объективной действительности общим понятиям ничто не соответствует, поэтому обычные названия их не обозначают: существуют только индивиды и их представления (для Гоббса они не больше, чем образы), являющиеся наименованиями, следовательно, не относящиеся к действительности и выражающие не природу вещей, а лишь то, что мы о них думаем.

Определение (дефиниция) отражает не "сущность" вещи (как считал Аристотель и вся классическая и средневековая логика), а просто передает "значение слова". Дать определение означает лишь "снабдить применяемый термин (слово) значением". Поэтому определения, равно как и слова, произвольны.

При соединении слов друг с другом возникает предложение, обычно состоящее из одного конкретного имени в функции субъекта и одного абстрактного - в функции предиката, соединенных связкой. Как имена, так и первоначальные предложения и аксиомы (являющиеся основными предложениями) представляют собой результат произвольного выбора того, кто первым установил имена (названия) или их одобрил и утвердил: "например, выражение человек есть живое существо - истинно, потому что было решено присвоить одной и той же вещи два этих имени", "первоначальные предложения являются ничем иным, как определениями либо частями определения: они единственные начала доказательства, т.е. истины, установленные по произвольному усмотрению людей, которые внушают и тех, кто слушает".

Процесс рассуждения представляет собой связывание (или отделение друг от друга) названий, определений и предложений в соответствии с правилами, установленными условным соглашением. Гоббс считает, что рассуждать - это то же самое, что производить вычисления, подсчитывать; а если говорить конкретнее, это - суммировать и отнимать. Например:

человек = живое существо + разумное

живое существо = человек - разумное.

Гоббс не исключает возможности того, что "рассуждать" может означать также "умножать", "делить"; однако умножение сводится к сложению, тогда как деление обратимо в вычитание.

Эта концепция рассуждения, понимаемого как составление из частей, расчленение, повторное соединение разрозненных частей и т.п., основана на семантемах, или лингвистических знаках. Вместе с соответствующим конвенционалистским фоном она изумляет, поскольку содержит в себе предвосхищевие современной кибернетики.

Процитируем два отрывка из работ "О теле" и "Левиафана", ставшие очень знаменитыми.

"Под рассуждением я подразумеваю исчисление. Вычислять - значит находить сумму складываемых вещей или определить остаток при вычитании чего-либо из другого. Следовательно, рассуждать - значит то же самое, что складывать и вычитать. Если кто-нибудь захочет прибавить: и то же самое, что умножать или делить, то я ничего не буду иметь против этого, так как умножение есть то же самое, что сложение одинаковых слагаемых, а деление - то же, что вычитание одинаковых вычитаемых, повторяемых столько раз, сколько это возможно. Рассуждение сводится таким образом к двум умственным операциям - сложению и вычитанию".

"Когда человек рассуждает, он лишь образует в уме итоговую сумму путем сложения частей, или остаток путем вычитания одной суммы из другой, или, что то же, если это делается при помощи слов, образует имя целого из соединения имен всех частей или от имени целого и одной части образует имя другой части. И хотя в некоторых вещах (например, в числах) люди помимо сложения и вычитания называют еще другие действия, как умножение и деление, то эти последние суть то же самое, что первые, ибо умножение есть лишь сложение равных вещей, а деление - лишь вычитание какой-нибудь вещи, повторенное столько раз, сколько мы можем. Эти операции свойственны не только числам, но и всякого рода вещам, которые могут быть сложены одна с другой или вычтены одна из другой. Ибо если арифметика учит нас сложению и вычитанию чисел, то геометрия учит нас тем же операциям в отношении линий, фигур (объемных и плоских), углов, пропорций, времен, степени скорости, силы, мощности и т.п. Логики учат нас тому же самому в отношении последовательности слов, складывая вместе два имени, чтобы образовать суждение, и два суждения, чтобы образовать силлогизм, и много силлогизмов, чтобы составить доказательство. Из суммы же, или из заключения силлогизма логики вычитают одно предложение, чтобы найти другое. Политики (writers of politics) складывают вместе договоры, чтобы найти обязанности людей, а законоведы складывают законы и факты, чтобы найти правильное и неправильное в действиях частных лиц. Одним словом, в отношении всякого предмета, в котором имеют место сложение и вычитание, может быть также и рассуждение, а там, где первые не имеют места, совершенно нечего делать и рассуждению.

На основании всего этого мы можем определить то, что подразумевается под словом рассуждение, когда включаем последнее в число способностей человеческого ума, ибо рассуждение в этом смысле есть не что иное, как подсчитывание (т.е. складывание и вычитание) связей общих имен с целью отметить и обозначить наши мысли. Я говорю отметить их, когда мы считаем про себя, и обозначить, когда мы доказываем или сообщаем наши подсчеты другим".

Понимание процесса мышления как исчисления вдохновлено работами Декарта, хотя Гоббс был противником дуализма. Есть и другие отличия принципиального характера: Декарт исходил из первичных истин, которые, в силу их интуитивной очевидности, обладали определенной гарантией объективности, в то время как Гоббс, переместившись в плоскость конвенционализма и крайнего номинализма, объективность связей не признает.

В заключение следует добавить, что номинализм Гоббса основан не на принципах скептицизма, а, скорее, на совокупности принципов эмпиризма, сенсуализма и феноменализма.

С одной стороны, он допускает, что наши мысли, имена дают представления о находящихся вне нас предметах, но их "подобия", приходят к нам через чувственный опыт. В человеческом рассудке нет ни одного понятия, содержание которого прежде не прошло бы через органы чувств, целиком или частично. Иными словами, начало познания, по Гоббсу, следует искать в чувственном опыте, в ощущении, первоисточник которого находится в материальном мире. Причиной чувств прямо называется "внешнее тело, или предмет". С другой стороны, когда Гоббс говорит, что определение отражает не сущность вещи, а то, "как мы ее воспринимаем", он совершает приведение к простейшему в духе феноменализма (о сущности мы знаем постольку, поскольку она внешне проявлена). Гоббс придерживается сенсуалистского направления в теории познания, типичного для английской философии, в дальнейшем тенденции субъективизма усилятся.

Принцип телесности и механицизм

Как уже говорилось, для Гоббса философия - это наука о телах, а точнее можно дополнить, о "причинах" тел. Образцами этой науки были геометрия Евклида и физика Галилея. Однако между физикой и геометрией существуют значительные различия. Геометрия устанавливает постулаты, а "образование" фигур "зависит от нашего произвольного выбора". Гоббс уточняет: "Именно потому, что мы сами создаем фигуры, получается геометрия, и все в ней доказуемо".

Мы прекрасно знаем то, что сами делаем, строим, устанавливаем и основываем, но мы не можем с такой же точностью познать природой созданные существа, потому что не мы их построили. Гоббс делает следующий вывод: "Все же из самих свойств, с помощью дедукции мы можем доказать, что их причины могли быть теми или иными", т.е. даже такие свойства, как твердость, сводятся к чисто количественной характеристике. А поскольку все естественное сотворено природой в развитии, то движение и будет основной причиной.

Разумеется, речь идет не о движении в аристотелевском смысле, а скорее о движении с количественными характеристиками, т.е. измеряемом математическими и геометрическими способами (в галилеевском смысле).

Таким образом, на основе всего двух элементов: 1) тела, не зависящего от нашего мышления и "совпадающего с частью пространства", и 2) движения, понимаемого как механическое перемещение тела в пространстве с одного места на другое, Гоббс пытается объяснить всю действительность. На этом основан его материализм, а точнее, механистический материализм, в свое время вызвавший столько споров. Впрочем, иной раз кажется, что Гоббс представляет свое "учение о совокупности тел" как "гипотезу", а не догму. Однако также верно, что иногда он склоняется к тому, чтобы считать основой материальных тел ни больше ни меньше как самого Бога. Это вызвало бурное несогласие одних, обвинения со стороны других, от которых он едва успевал защищаться разными способами.

Итак, материальное тело и механическое движение объясняют все на свете. Свойства вещей являются "призраками органов чувств", так как, по Гоббсу, ощущение цвета, звука, запаха и т.д. не имеют объективной значимости, а привносятся в мир нашим сознанием: "Все так называемые воспринимаемые свойства предмета представляют собой не что иное, как такое же количество разнообразных движений (потому что движение вызывает другое движение)". К механическому движению сводимы качественные изменения и сами процессы вырождения и разложения.

Вследствие этого процессы познания также можно объяснить с механических позиций. В работе "О теле" он излагает свои соображения следующим образом: "Из всех знакомых нам явлений наиболее удивителен сам факт существования явлений, сам факт to phainesthai (являемости), т.е. обстоятельство, что из тел, существующих в природе, некоторые обладают отображениями почти всех вещей, другие же не обладают никакими. Если мы познаем принципы вещей только благодаря явлениям, то в конце концов основой познания этих принципов является чувственное восприятие, или ощущение, и из последнего мы черпаем всякое знание. Но исследование причин ощущения не может иметь в качестве отправного пункта никакое другое явление, кроме самого чувственного ощущения".

Однако позднее он начал объяснять ощущение на основе движения, вызванного объектом у чувствующего субъекта, который, в свою очередь, реагирует еще одним движением, из которого и возникает образ или представление. "Движениями" также являются чувства удовольствия и боли, стремления и желания, любви и ненависти и сама воля.

Свободы нет, ибо движение разных видов и вытекающие из него механические связи являются строго необходимыми. В работе "О теле" Гоббс рассуждает: "Свобода воли или желания не присутствует в человеке больше чем у других живых существ. Действительно, желанию предшествует собственная причина этого желания и, поэтому сам акт желания... не мог бы не следовать за ней, т.е. он следует неизбежно. Значит, ни воле людей, ни воле животных не свойственно, чтобы подобная свобода была свободной от необходимости. Если под свободой мы понимаем способность не желать, а делать то, что хочется, тогда, наверное, такую свободу можно предоставить как первым, так и вторым, а когда она существует, она одинакова и у людей, и у животных".

Очевидно, что если определенное движение предположительно является предшествующей причиной, то из него не обязательно возьмет начало следующее движение. Свобода разрушает обычную связь и вследствие этого, нарушает логику теории материальных тел и механицизма. В пределах материализма нет места для свободы.

Но в этих пределах нет также места для объективного блага (и зла), а следовательно, и для моральных ценностей. Для Гоббса благо - это то, к чему стремятся, а зло - чего избегают. Но в силу того, что некоторые люди желают одних вещей, а другие - нет, одни чего-нибудь избегают, а другие - нет, получается, что благо и зло - относительны. Даже о самом Боге нельзя сказать, что он - безусловное благо, ибо "Бог добр для всех тех, кто взывает к Его имени, но не для тех, кто поносит Его имя, богохульствуя". Значит, благо относится к человеку, месту, времени, обстоятельствам, как утверждал в древности еще софист Протагор.

Но если благо относительно и, значит, абсолютных ценностей не существует, как можно построить общественную жизнь и создать нравственность? Каким образом можно устроить совместную жизнь людей в одном обществе? Ответам на эти вопросы посвящены два шедевра Гоббса: "О гражданине" и "Левиафан".

Теория абсолютного государства

В основе предлагаемого Гоббсом устройства общества и государства лежат два допущения. Во-первых, философ допускает, что, хотя все блага и относительны, среди них тем не менее есть первое и основополагающее благо, заключающееся в жизни и ее сохранении (следовательно, главное зло - это смерть). Во-вторых, он отрицает существование естественной справедливости и несправедливости, поскольку нет безусловных ценностей, и утверждает, что они устанавливаются по взаимному согласию, договору людей, а, значит, совершенно a priori принимают вместе со всем, что из него следует. Осью новой политической науки как совершенной дедуктивной системы (как, например, вроде Евклидовой геометрии) являются "эгоизм" и "конвенционализм", или "договорное" происхождение государства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: